повесть
     Москва, "Детская литература", 1978
     для среднего возраста
     Перевод с чешского В. МАРТЕМЬЯНОВОЙ
     Рисунки Р. ВОЛЬСКОГО
     OCR&Spellcheck ANSI walgalla75@yandex.ru


     Веселая повесть о жизни  чешских  школьников,  о  приключениях  "тройки
чудаков" - брата Филиппа и сестер Данки и Марьяны.




        Рассуждение Марьяны

     Бывает у вас, что вы сами  себе  рассказываете  о  своих  приключениях?
Тогда события не представляются такими уж странными. И кажется, будто то  же
самое могло случиться с любым, а не только с тобой. Тут очень  важно  всегда
придерживаться правды. Ну, например, рассказать хотя бы вот так: сегодня Пип
подрался снова. Это самая что ни на есть чистая правда, так же как правда  и
то, что Пип вообще не дерется. Наоборот, Пипу вечно влетает  ото  всех.  Это
подтвердил бы любой, кто просто наблюдал за  происходящим,  даже  не  вникая
особо в суть дела.
     И этот "кто-то" тоже называл бы нас Марьяна, Данка и  Филипп,  ведь  на
нас не написано, что мое полное имя - Марианна, а Данкино - Даниэлла.  А  на
обложках тетрадей мы пишем "Мария" и "Дана". И так гораздо лучше,  поверьте.
Но вот за чем все мы бдительно следим - это  чтобы  Пипа  в  школе  называли
Филиппом. Возможно, так тоже лучше - а впрочем, кто  его  знает.  Все  равно
мальчишки прозвали его Пищуля, Пискун или Пискля, потому что у Пипа, если он
взбудоражен, голос срывается, становится тонкий и писклявый. А в  школе  Пип
взвинчен постоянно, да и вам было бы не по себе, если бы к вам  беспрестанно
приставали.  Наверное,  в  седьмых  классах  ребята  -  самые  противные,  в
следующих - уже полегче. Во всяком случае, в нашем, например, восьмом классе
выдержать уже можно.
     Не без того, конечно, чтоб тебя не задирали. Ко  мне  пристают,  потому
что я - толстуха, ну и вообще... Но насмехаются не так надоедливо, как  Ярда
над Пипом.
     Наша Данка пока только в пятом классе, но к ней лучше не  лезть.  Данка
спуску не даст. Да, кстати, вы перед нами не очень-то задавайтесь, даже если
мы вам чем-то и не "покажемся". По-моему, все мы, ребята, очень похожи  друг
на друга. Даже если вы не пищите, как Пип, или - по счастливой случайности -
весите килограммов на пять меньше, чем я. А может, на семь - неважно...

        Первые весенние неприятности

     Всякому известно, как это бывает... Воробьи на крыше чирикают, будто им
бог знает как жарко, хотя на самом деле это вовсе не так. Цветут абрикосы, и
пани Волфова в писчебумажной лавчонке у школы уже открыла продажу шариков  -
по сотне штук в пакетике. До звонка - минут  двадцать,  но  ребят  на  улице
полным-полно, все будто сговорились.  Они  без  пальто  и  в  гольфах,  хотя
коленки синие от холода. Словом - весна.
     Ярда выбирает из ямки  все  пятнадцать  шариков  и  рассовывает  их  по
карманам. Мешочка у него нет, зато карманы набиты до отказа.
     - Я снова выиграл, - объявляет он.
     - Это ты так считаешь, - возражает Андула и ждет,  что  он  ответит  на
это.
     Но Ярда молчит. Стоит и смотрит на перекресток, откуда летит  Павел  на
новеньком  гоночном  велосипеде  марки   "Спортивный",   с   перекидкой,   -
точь-в-точь  таком  же,  какой  подарили  Вашеку  на  Новый  год.  "Выпросил
все-таки!" - приходит всем в голову. Павел помирал от зависти к Вашеку и изо
дня в день твердил, что получит такой же подарок. Отец в  доску  расшибется,
но отыщет ему такой же велик, даже если во всей Праге их уже не достать.
     - А чего их искать, - охотно убеждал его Вашек. -  В  любом  спортивном
магазине есть.
     Вашек - не в пример Павлу - никогда не выставляется. Вот и  велосипедом
своим он тоже не бахвалился перед нами, просто прикатил на нем -  и  все.  А
чего же еще с ним делать? И даже ужасно смущался, видя,  как  все  удивлены.
Дал каждому прокатиться, а Павлу объяснил, как обращаться с перекидкой и где
они с отцом велик купили. За сколько - он не помнил, но  Павлу  сказал,  что
цена - это чепуха.  Главное  -  не  в  деньгах.  Ребята  тогда  рассмеялись.
Конечно, Павлу спортивный гоночный получить очень хотелось. Еще бы, никто из
нас не отказался бы...
     Никто бы не отказался, а вот у Павла он уже есть. Павел лихо соскочил с
велосипеда и теперь пыжится от важности.
     - Не лопни, - предупреждает его Андула, но Павел про пускает  ее  совет
мимо ушей.
     Цель достигнута. Все восхищены, хоть и не совсем  искренне.  Ну  и  тем
лучше. "Все-таки мальчишки - большие ослы, - думает про себя Андула. - Им  и
невдомек, что именно теперь и не стоило бы обращать на него внимание. Играли
бы себе в свои шары, пока он сам не сказал бы: "Посмотрите-ка,  что  у  меня
есть!" Вот тут бы и удивиться:  "А  что  такого?"  Только  этого  ни  одному
мальчишке ни в жизнь не понять. Теперь все один за другим станут упрашивать:
"Дай прокатиться!"
     Но - как ни странно - этого не происходит. Ярда, случайно повернувшись,
глянул за угол и завопил:
     - Вон чудаки, вон психи идут! Ну и ну!
     По тротуару действительно идут две девчонки и мальчишка. Вид у них и  в
самом  деле  несколько  необычный,  если  учитывать  время   года   и   наши
географические широты. На ребятах - зимние пальто, вязаные  шапки  с  ушами.
Они знают, что сейчас произойдет, и спешат спрятать варежки, но уже поздно.
     - Не смей этого делать, Пискля! - вопит  Ярда. -  Отморозишь  пальчики,
придется их отрезать!
     Собственно, Ярда тоже одет будь здоров  -  на  нем  спортивный  костюм,
свитер, куртка, но, поскольку он ходит  так  круглый  год,  никто  этому  не
удивляется.
     - Не приставай, - обрывает его Тонда, - разве можно звонить в варежках?
     "Молодец, - отмечает про себя Андула. - Сейчас мы снова пойдем играть и
плюнем на велик. Да здравствуют психи!" Только радуется она  преждевременно.
Ярда, который еще недавно вел себя безупречно, теперь все мгновенно  портит.
Вытерев нос рукавом куртки, он берется за руль велосипеда.
     - Дай прокатиться, - просит он, и в эту минуту  Андула  готова  влепить
ему затрещину. Она точно знает, что теперь будет.
     - Я бы дал, - говорит Павел, - да знаешь, это - велосипед не простой. С
ним надо уметь обращаться.
     - Я умею, - убеждает Ярда.
     - В шароварах на нем не проедешь. Они в цепи запутаются.
     - Так я их сниму, - охотно отзывается Ярда и уже готовится снять штаны.
- У меня там еще тренировочные, - сообщает он, будто это  просто  счастливая
случайность, что именно сегодня на нем еще и тренировочные штаны.
     Ребята смеются. Пипу становится невмоготу.
     - Да дай ты ему покататься, - говорит он. - Он умеет.
     Ярда смотрит на Павла в упор, но по выражению лица Павла ясно  видно  -
тут и слепой разглядел бы, - велосипеда он  не  даст;  и  тогда  Ярда  вдруг
поворачивается к Пипу и закатывает ему пощечину.
     - А тебя кто просил соваться не в свое дело?
     Пип неумело  возвращает  ему  пощечину,  просто  из  чувства  долга,  и
получает вдобавок две.
     - Валяй, Ярда! Не поддавайся, Пискля!
     Марьяна с Даккой подошли к дверям школы и стоят как потерянные.  Они  и
рады помочь Пипу, но понимают, что Пип рассердится. Андула смотрит на них...
     - Так будем мы играть в шары или нет, остолопы?! - кричит она. -  Скоро
звонок, а мы так и не поиграли!
     - Ладно, пошли! - соглашается Тонда, и все присоединяются к нему.
     Павел уходит как можно дальше от лунок. Он  еще  надеется,  что  ребята
пойдут за ним, но все про него уже  забыли.  Тогда  он  ставит  велосипед  к
забору и плетется за остальными.
     - Дай мне парочку шариков, Вашек, - просит он.
     Вашек растерянно шарит по карманам и подает  несколько  шаров  Павлу  и
Ярде, который тоже отстал от Пипа, как только у ребят пропал  интерес  к  их
драке.
     - Вот...
     Ярда убирает руки за спину.
     - Я с такими не играю, - говорит он презрительно. - Пусть он  подавится
своим дурацким великом. Все равно его скоро кто-нибудь изувечит.
     И  Ярда  с  горделивым  безразличием   удаляется   прочь.   "Поздновато
немножко", - сердито отмечает про себя Андула.
     - Ребятишки, нам по матемаше уроки задавали? - вдруг вспоминает Вашек.
     - Задавали, - уверенно говорит Павел.
     - А я их сделал? - сам себя спрашивает Вашек.
     Разумеется, этого ребята не знают. Скорее всего, сделал,  Вашек  обычно
делает уроки, только часто забывает класть тетрадки в портфель.
     - Так будете вы играть или нет? - кричит Андула.
     Вашек начинает игру, но у него вскоре кончаются шары.  У  девчонок  это
получается как-то не так быстро. Но все равно - это развлечение.  "Интересно
все-таки, сделал я уроки или нет?" - не выходит у Вашека из головы.
     Игра - в полном разгаре. У большинства мальчишек  дела  плохи,  но  тем
старательнее  они  болеют  за  Тонду  -  он  один-единственный  не  уступает
девчонкам. Мешочек Андулы уже трещит по швам.
     - Ребята, который час? - вдруг опомнился Павел.
     - Без пяти, - отвечает кто-то.
     - Мне еще нужно велосипед домой отвезти, - небрежно  бросает  Павел.  -
Если не поспею, предупредите Барашка, что меня подвел будильник.
     Все смотрят на забор, туда, где стоял велосипед.
     - Тю-тю, - свистит Андула.
     Велосипеда возле забора нет.
     - Ребята, не валяйте дурака, сознавайтесь, кто его  спрятал?  -  кричит
Павел.
     Ребята переглядываются. Как они  могли  спрятать  велосипед,  если  все
вместе гоняли шары?
     - И Ярды тоже нету, - неожиданно тихо произносит Павел. - И он говорил,
что велик изуродует.
     - Он не говорил этого, - выразительно поправляет Павла  Андула,  но  ее
никто не слушает. Ярды действительно рядом нет.
     - Помогите мне его поймать, пока не поздно, - хнычет Павел. - Отец  мне
голову оторвет, если с велосипедом что случится. Он из-за него... себе новые
туристические ботинки не купил...
     Мальчишки бегут искать Ярду. Пип нерешительно топчется у  ворот  школы.
Во-первых, уже поздно, каждую минуту может прозвенеть звонок. Во-вторых, ему
не хочется быть свидетелем того, как ребята изловят виновника.  Андула  тоже
никуда не торопится.
     - Привет! - кричит она Анежке и Кате, которые,  как  всегда,  мчатся  в
последнюю минуту и уже издали вопят: "Звонок уже прозвенел?"
     "Нет", - хочет успокоить их Андула, но тут как раз звенит звонок.
     - Филипп! - в ужасе зовет Марьяна, Она уже  переобулась,  но  стоит  на
лестнице, вместо того чтобы сидеть за партой. - Филипп, скорей, а то влетит,
ваш Барашек уже вошел в класс!

        Второе рассуждение Марьяны

     Ну вот, теперь вы видели, как Пип дерется. Но вам, наверное,  невдомек,
что ему тоже хотелось прокатиться на велике. Кататься он умеет, только  мама
ему не разрешает. Она боится, как бы его не сшибли. Она  всего  боится.  Ей,
например, приходит в голову,  что  мы  все  непременно  утонем.  Поэтому  мы
никогда  не  ездим  на  школьные  экскурсии.  Еще  мама  опасается,  что  мы
простудимся и подхватим не какой-нибудь там насморк или кашель, а непременно
воспаление легких.
     Бациллы только того и ждут,  когда  мы  переохладимся.  Поэтому  мы  не
должны кутаться. Воспаление легких лично для  нас  наверняка  было  бы  куда
меньшей неприятностью, чем явиться апрельским днем в школу в зимнем пальто и
в шапке, но этого мама все равно никогда не поймет, и  поэтому  мы  считаем,
что лучше ей этого и не объяснять. Если бы она услышала о Ярде  и  обо  всех
последних происшествиях, она, наверное, вовсе не пустила  бы  нас  в  школу.
Само собой, это было бы великолепно, но  все-таки...  Некоторых  людей  мама
боится больше, чем микробов, и я ее вполне понимаю.
     Может, вы не поверите, но во время войны наши сидели в тюрьме.  За  то,
что папа спрятал у себя одного человека, которого  разыскивали  немцы;  мама
носила им еду. В конце концов это обнаружилось. После  войны  мама  с  папой
поженились, но долго не хотели иметь детей. Видно, никак  не  могли  забыть,
что творилось на белом свете. Не удивительно, что у нашей  мамы  волосы  уже
седые. Все это нам известно со слов тети; у нас дома о тюрьме вообще никогда
не вспоминают, а что стало с человеком, которого они укрывали, -  эгого  нам
не рассказала даже тетя; надеюсь, вам и без того все ясно.
     Так вот, мама никогда  не  рассказывает  нам  о  тюрьме.  А  мы  ей  не
рассказываем о школе. Но она все равно постоянно боится за нас, а мы с папой
- за нее, раз уже она такая бояка А разве у вас  в  семье  никто  не  сходит
из-за пустяков с ума? Ну и ладно.

        Ультразвуки учительницы Беранковой. Разбегайтесь, печка едет!

     - Вы что, все с ума посходили? - кричит Беранкова, учительница чешского
языка. - Так я найду способ заставить  вас  прилично  себя  вести.  Если  не
выходит по-хорошему...
     Все знают эти слова наизусть, так что никто даже  не  дает  себе  труда
вслушаться. Но сегодня все признают, что пани  Беранкова  вправе  сердиться.
Во-первых, опоздал Филипп, с которым обычно этого не случается.
     - Ну вот и ты завел эту дурную привычку, - в общем, мирно попеняла  ему
Беранкова.
     Но в восемь часов десять минут заявились Пепик с Вашеком,  а  в  восемь
пятнадцать ввалился Павел и хмуро уселся за свою парту, даже не извинившись,
и, наконец, в половине девятого в класс приплелся Ярда.
     - Ты где был?! -завопила Беранкова.
     Чем она злее, тем голос у нее тоньше. "Когда-нибудь он сделается у  нее
таким высоким, что мы перестанем его слышать, - со  знанием  дела  объясняет
Вашек. - Сама она будет знать, что говорит, но мы ничего  не  услышим.  Если
звук высокий, частота колебаний у него больше, и он перестает восприниматься
человеческим слухом. Поэтому мы, например, не слышим звуков, которые  издают
дельфины, и это очень жаль,  потому  что  они  наверняка  сообщают  о  более
интересных вещах, чем учительница Беранкова, которая вечно твердит одно и то
же".
     - Не забыл ли ты, случаем, что занятия  начинаются  в  восемь?  Или  ты
решил, что сейчас рождественские каникулы?
     - Ничего я не решил, - говорит Ярда. - Просто у нас сломался будильник.
     - Врет он, - вставляет Павел. - Он тут уже был.
     - Как был? И ты смеешь утверждать, что я ослепла, ничего не вижу, а  он
целый час сидит в классе?
     Голос Беранковой на самом деле уже приближается к  границе  слышимости,
но  на  Павла  это  не  производит  никакого  впечатления.  У  него   заботы
посерьезнее.
     - Он был тут утром, еще  перед  звонком,  -  объясняет  Павел  глубоким
басом, не в пример Беранковой. - И увел у меня новый велосипед.
     - Ничего он не увел! -вскакивает Андула. - Только куда-то спрятал,  вот
и все. Так тебе и надо! - Неясно, кому она желает неприятностей - Павлу  или
Ярде.
     - Так, значит, ты опять что-то украл, - медленно произносит Беранкова.
     - Я никогда ничего не крал. - Ярда говорит сдержанно,  словно  понимая,
что силы и самообладание нужно поберечь. - Ничего я не  крал  ни  тогда,  ни
сейчас, - повторяет он.
     - И Мишу Голика ты тоже не изуродовал, не так ли?
     - Нет, не изуродовал, - отрицает Ярда.
     Миша и впрямь совершенно спокойно сидит рядом за  партой,  с  интересом
вслушиваясь, про что речь и чем все этр  кончится;  изувеченным  калекой  он
никак не выглядит. Правда, на лбу у  него  и  сейчас  можно  разглядеть  три
стежка, оставшиеся от прежних швов. Все оглядываются на Мишу.
     - Так в чем же, собственно, дело?  -  грозно  допрашивает  классная.  -
Может, кто-нибудь из вас будет так любезен и расскажет, что произошло?
     - Павел приехал к школе на новом велосипеде. -  Это  Тонда  поднимается
из-за парты и излагает все разумно и обстоятельно,  как  это  делает  Вашек,
рассказывая о дельфинах. - Он поставил его около забора,  а  когда  немножко
погодя хотел уехать, его там уже не оказалось.
     - Он не дал мне прокатиться, а я выругался и  ушел.  А  вы  теперь  все
будете талдычить, что я его увел.
     - Павел, ты видел, как Комарек брал велосипед?
     - Нет, - сознается Павел, сообразив задним числом, что,  собственно,  в
его планы не входило откровенничать с Беранковой.
     - Ну если ты не можешь ничего доказать, тогда нечего и говорить,  будто
у тебя кто-то что-то украл.
     Ошеломленный Ярда смотрит на учительницу чуть ли не с благодарностью.
     - А ты, - обращается к нему Беранкова, - постарайся  вернуть  велосипед
как можно скорее.  Припомни,  что  тебе  говорили,  когда  в  последний  раз
вызывали в воспитательную комиссию. Это тебе так легко с рук не сойдет.

     Пип поджидает сестер в парке. Перед школой  всегда  толпятся  ребята  и
легко пройти сквозь их строй обычно не  удается.  Вокруг  Пипа  на  самокате
ездит мальчонка, время от времени кидая на него  выжидательные  взгляды:  не
захочет ли этот большой мальчик поиграть с  ним  в  футбол?  Иногда  он  это
делает. А вот сегодня смотрит на парнишку и будто не видит его,  словно  тот
стеклянный.
     Пип действительно смотрит и не видит мальчика. Он думает о Ярде.  Не  о
том, что тот выкинет завтра, а так, вообще. Будто Ярда - незнакомый, чужой и
не имеет ничего общею с ним, Пипом. А  если  рассуждать  таким  образом,  то
любому должно прийти  в  голову,  что,  кроме  грубых  шуток,  которые  Ярде
доставляют удовольствие, потому  как  отравляют  кому-нибудь  жизнь,  ничего
другого у него нет, а если и есть, то очень мало.
     "Так это же опять чистая двойка, Комарек, - снова раздается  у  Пипа  в
ушах пронзительный голос Беранковой. - Это даже скучно.  Покажи-ка  тетрадь!
Ага, ну вот, опять на ней целое семейство Комареков ужинало, не так ли?"
     "Я не поленился и дал себе труд сосчитать все ошибки Комарека. Так  это
уж не просто двойка, а двойка в кубе. И то если быть  снисходительным  и  за
две ошибки снижать оценку на один балл". Это  уже  говорит  историк.  Ребята
смеются. Ярда тоже. Ему эти подсчеты - до лампочки. До лампочки?
     "Комарек,  хорошо  бы  тебе  время  от  времени  уши  мыть,  -   острит
физкультурник. - Я не люблю понапрасну утруждать людей, но  ты  хоть  раз  в
полгода..." Ребята гогочут. Ярда тоже. Само собой, Пип тоже не стал бы  мыть
уши, если бы мама то и дело не напоминала об  этом.  Противно,  да  все-таки
лучше, чем...
     В прошлом году Ярда действительно увел у Миши складной ножик.  И  потом
еще подрался с ним, швырнул в него камнем.  Беранкова  тогда  говорила,  что
Ярде исправилки не миновать, и Пипа дня два, а то  и  три  преследовали  эти
жуткие картины... Но все обошлось. Еще раз исправилка плакала по Ярде, когда
он взял из раздевалки новые башмаки, но  ребята  убедили  его,  чтоб  он  не
сходил с ума, ведь всем известно, что башмаки эти принадлежат Петру, и  Ярда
успел их вовремя возвратить. А вот что делать теперь - Пип ума не  приложит.
Из-за каких-то башмаков идти в исправилку... Из-за велика... ну... чего  там
Ярда забыл, в этой исправилке? Велик с  собой  он  все  равно  захватить  не
сможет. Ярда - чудаковатый парень. И  украденный  ножик  всем  показывал,  и
башмаки тут же надел, и велик, конечно, не сумеет запрятать  так,  чтоб  его
тут же не отыскали. Куда он его засунул? Под кровать?
     В шкаф велик не влезет и на шкаф - тоже. Кроме того, велосипед на шкафу
сразу всем бросится в глаза... Пип сосредоточенно размышляет, как будто этот
велосипед он сам увел и теперь не знает, как с ним быть  дальше.  Ничего  не
приходит ему на ум. Даже вот этот  самокатишка,  на  котором  сейчас  кружит
мальчишка-дошколенок, - даже его никуда не спрячешь. Парнишка, заметив,  что
Пип наконец глянул в его сторону, устремляется к нему. И  тут  же  понимает,
что сегодня у них ничего не выйдет. Вот  подошли  две  девчонки,  и  большой
мальчик уходит с ними.

     - Марьянка, - шепчет Пип. Шепчет тихо-тихо, чтоб сестра не  проснулась,
если ей очень уж хочется спать.
     А   в   углу   напротив   его   постели   опять    громоздится    слон.
Толстый-претолстый хобот поднят кверху. Слон не шевелится.  Но  если  бы  по
улице проехала машина, тогда бы хобот явственно дрогнул. И  слон  совершенно
запросто мог бы повернуться к Пипу. А  сейчас  кажется,  будто  хобот  слона
упирается куда-то в стену, что вполне объяснимо, если вспомнить, что хобот -
это печная труба, и Пипу это, очевидно, известно. Но может, это и не  труба,
и не хобот, а змея. Хвост ее теряется где-то внизу, а головой она как  будто
рыщет по стене. Есть, правда, еще одно предположение, но об этом лучше и  не
думать... Если хвост этого чудища упирается в стену, то голова елозит где-то
по полу...
     - Марьянка... - шепчет Пип.
     Наверное, не так уж неслышно, потому что Марьяна мгновенно вскакивает.
     - Что такое? - в испуге спрашивает она.
     - Он снова там, - шепчет Пип.
     - Не выдумывай, Пип, - тоже шепотом уговаривает брата Марьянка, - ты же
знаешь, это печка.
     Что-то тут не совсем ладно. Откуда ей знать, что это именно  печка?  Он
же ничего не говорил. И почему сестре ничего не  кажется  странным?  Правда,
голос у нее дрожит. Но только и всего. Пип сердится. Не для этого ему  нужна
была Марьянка.
     - И без тебя помню, что это печка, - говорит он заносчиво, - но  ты  же
еще ничего не знаешь...
     - Так зачем ты меня разбудил?
     - Ну, - неуверенно тянет Пип, - потому что ты еще ничего не знаешь...
     - Чего? Тебе плохо?
     - Нет. Может быть...
     - Тогда я иду за градусником.
     - Марьянка! - уже по-настоящему вопит Пип. "Эта ненормальная чуть  было
не наступила прямо на чудище".
     В кровати с сеткой шевельнулось одеяло.
     - Чего вы опять с ума сходите? - спрашивает Данка  ворчливым  басом.  -
Поспать не дадут.
     Она отворачивается к стене и натягивает  одеяло  на  голову.  Данка  не
любит, когда ей мешают спать. И тут же спокойно засыпает снова.
     Марьянка и Пип, переглянувшись, уставились  в  угол.  Там  -  это  всем
известно  -  стоит  печка  марки  "Петер",   насмешливо   опровергая   любое
подозрение, что ее могли  принять  за  что-либо  иное.  Еще  раз  пристыжено
взглянув друг  на  друга,  брат  и  сестра  поступают  так  же,  как  Данка.
Поворачиваются к стене и зарываются в одеяло.

        Рассуждение третье

     Данку нам принес аист.  Не  очень-то  смейтесь.  Разумеется,  мне  тоже
известно, что аисты  младенцев  не  приносят.  Вот  почему  дети  похожи  на
родителей, на сестер и братьев. Но взгляните на Данку, и вы согласитесь, что
у нее не обнаружить ни малейших  следов  какой-то  там  наследственности.  Я
знаю, что такое наследственность, нам Шмидт по биологии объяснял на  примере
красного и белого горошка. Так вот, у Данки, голубые глаза, как у  мамы,  на
которую она ни капельки не похожа. По маме сразу видно, что  она  все  время
чего-то боится. А взглянув на Данку, вы тут же поймете, что ей все  нипочем.
И если я говорю "все нипочем" - это чистая  правда.  Данка  не  боится  даже
пауков. Будь она на месте Пипа, Данка ничего бы не испугалась и  невозмутимо
дала бы Ярде сдачи. Именно невозмутимо. Пип тоже  понимает,  что,  если  ему
закатят пощечину, он должен дать сдачи. Только Данка сделала бы это так, что
в другой раз Ярда к ней уж не сунулся. Лично я считаю, что он не рискнул  бы
задеть Данку и в первый раз. Конечно, Ярда поборол бы Данку. Тут нет никаких
сомнений. Но он ничего бы от этого не выиграл. И Данка все равно бы  его  не
испугалась. Хотя она такая кроха, что еще умещается в кровати  с  сеткой.  А
ведь ей уже исполнилось девять. Под ее постелью отродясь не ползала ни  одна
змея. Впрочем, змее тут тоже пришлось бы не сладко. Данку напугала бы  разве
что гадюка. Если бы, скажем, мы ночевали в  палатке  в  лесу.  Только  мы  и
палатка - этого бы наша мама не пережила. А змея в квартире? Чепуха. С такой
глупостью вы к Данке даже не лезьте. Я тоже  понимаю,  что  это  чепуха.  Но
только если ночью тебя охватит страх, разве узнаешь, откуда он взялся? Я  не
слона боюсь, а того, что чудится Пипу. Может, у него жар. Но, может, у  него
вовсе и нет никакой лихорадки...
     Иногда мне снится, что на нас нападает Ярда. На Пипа или  на  меня,  во
сне не разберешь. Мне неясно даже, кто там - я или Пип, но хуже  всего,  что
Ярда во сне - это уже и не Ярда, а что-то совсем иное. Всамделишный Ярда мог
бы сломать Пипу ногу или разбить голову, а тот, кто наступает на нас в  этом
сновиденье, - этот может сделать все, что угодно, я просто не  знаю  -  что.
Может, утром Пипу все-таки измерить температуру? Если у него жар - то завтра
ни в какую школу он не пойдет. А вот Данка на все  это  возразит:  глупости.
Печка - это печка, а  Ярда  -  это  Ярда.  Нашли  чего  бояться!  Теперь  вы
поверили, что Данку нам принес аист? Если не ошибся адресом.

        Завтраки могут быть разные; мамы тоже

     - Не сходите с ума, - говорит Данка.
     Это относится ко мне и Пипу и немножко к маме, хотя  такие  слова  маме
говорить запрещается. Мама мерит  Пипу  температуру  уже  добрых  пятнадцать
минут. Пять минут спустя термометр показал 36,4. А  следующие  пять  минуток
ртуть с видимым напряжением еле-еле доползла до 36,6.
     - Ну вот, - говорит Данка, - я же говорила, ничего у тебя нет.
     - Ничего у меня нет, - подтверждает и Пип.
     -  Нет,  ты  посмотри,  она  еще  поднимается,  -  волнуется  мама.   -
Температуру нужно измерять так долго, пока ртуть не перестанет подниматься.
     - Так ты до вечера можешь держать градусник  под  мышкой,  -  возражает
Данка. - В полдень у любого человека температура  на  градус  выше.  А  если
выдержишь до трех часов, она у него наверняка поднимется до 36,8. И в  школу
мы придем поздно.
     Марьяна бросает на Данку виноватый взгляд. Конечно, вся эта суматоха  с
градусником - ее рук дело.  Марьяна  проснулась  утром  в  испуге,  что  Пип
нездоров и, наверное, нужно маме в этом признаться.
     - Ну так я иду готовить завтраки, - объявляет Данка уже в  дверях.  Без
завтраков мама их, конечно, никуда не отпустит.
     - Порежешься!
     - С какой стати?  -  отвечает  Данка,  которая  хотела  было  сморозить
глупость, но в последний момент прикусила язык. Она  отрезает  три  неровных
ломтя, мажет их маслом и кладет в портфели.
     - Яблоки еще, Данка, пожалуйста, - напоминает мама. - И  не  забудь  их
вымыть.
     Данка возвращается на кухню, сует яблоки  под  кран  с  водой  и,  пока
укладывает их в целлофановые мешочки, кран не  закрывает  -  чтобы  мама  не
подумала, будто она недостаточно тщательно вымыла фрукты, и не заставила  бы
их еще чистить. Потому что на кожице вообще-то может  остаться  какая-нибудь
грязь и бациллы. Но в кожуре есть и витамины. Что лучше - яблоко с бациллами
и с витаминами или без бацилл и без витаминов? Данке ясно: яблоко с грязью и
без витаминов лучше. Только такое замечательное яблоко она  еще  ни  разу  в
жизни не ела. Уже без четверти восемь.
     - Будьте внимательны! - слышится за ними голос мамы. Теперь мама  будет
переживать, что поздно отправила их и что в спешке они забудут  смотреть  по
сторонам. Марьянка, уже выходя из дверей дома, еще раз оборачивается.
     - Не бойся, - кричит она наверх. - Мы очень-очень внимательны!
     - Очень, - подтверждает Данка.
     Пип уже на углу и нетерпеливо машет им  рукой.  Девчонки  со  всех  ног
бегут к брату. Наверху у окна стоит мама и смотрит им вслед.

     "Физра" - отвратительный предмет. И хуже всего - прыжки через козла.
     - Быстрей, быстрей! - покрикивает  физкультурник.  -  От  толкнуться  и
прыгнуть - раз!
     Но Пип уже снова замер.
     - Таких недотеп я еще в жизни не видывал, - замечает преподаватель.
     Ребята хихикают. Пип встает последним в ряду. Он рад, что ему не успеть
сделать вторую попытку. Наверное, скоро прозвенит звонок. Теперь бежит Ярда.
     - Оттолкнуться! -кричит физкультурник, но Ярда спотыкается о  волосяной
матрац и, вместо того чтобы перемахнуть через козла, садится на него верхом.
Сидит и ухмыляется. Физкультурник наскакивает на  него  сзади,  Ярда  строит
гримасу и вразвалочку бредет в последний ряд.
     Звонок.
     Вашек вынимает завтрак и "Чешский язык".
     - Смотри-ка, пятно, - говорит  Ярда,  показывая  на  книгу.  -  Барашек
обрадуется.
     - Ну и ладно, - спокойно отвечает Вашек.
     Его-то Беранкова ни за что не спросит, не ужинала ли на  этом  учебнике
семья Фиаловых. Профессор Фиала, папа Вашека, не похож на  тех,  кто  кладет
хлеб на книги. Но завтрак у Вашека завернут не слишком аккуратно.
     - Ребята, чего нам задавали? -спрашивает Вашек и откусывает от большого
куска неочищенной колбасы, к которому приложен мощный ломоть сухого хлеба.
     Пипу хотелось бы попробовать его завтрак. Ярде, наверно, тоже, судя  по
тому, как он на него смотрит.
     - Наречия я знаю, - произносит  Вашек  с  набитым  ртом  и,  довольный,
закрывает книгу. - Ну и пятнище, - признается  он.  -  Папа  с  мамой  снова
сидели до утра над какими-то формулами. Они спали, когда я  пошел  в  школу.
Мама сказала, что она  страшно  устала,  чтоб  я  сам  взял  чего-нибудь  из
холодильника. Так я взял, да, наверное, нужно было взять два куска, чтоб  не
так промаслилось. И этот ломоть  хлеба  слишком  велик  для  такого  кусмана
колбасы, правда?
     Он вылавливает из сумки невзрачное яблочко. Оно не то что не вымыто, но
выглядит так, будто Вашек вытащил его из мешка с углем. Пип смотрит  на  все
это с ужасом и с завистью. Вашек вытер яблоко тоже довольно черной ладонью и
объясняет:
     - Яблоки у нас хранятся в подвале рядом с коксом.  Пустяки.  Это  очень
чистая грязь.
     Ярда задумчиво разглядывает его ломоть хлеба с огромным кругом колбасы.
     - А ты забыл взять  с  собой  завтрак,  да?  -спрашивает  Вашек  и  уже
готовится поделиться колбасой.
     - Нет, нет, - поспешно отказывается Ярда.  -  Мама  всегда  кладет  мне
завтрак в сумку.
     Вашек кивает и виртуозно швыряет огрызок яблока через весь класс  прямо
в корзину, не  слишком  метко,  конечно.  На  стене,  куда  угодил  огрызок,
красуется заметное пятно.
     - Пустяки, - снова успокаивает всех Вашек.
     У Пипа такое впечатление, будто в семье Фиаловых это  повторяют  часто.
Может, Вашек так сказал бы, даже если бы за ним гнался слон.  Впрочем,  и  в
саду у Фиаловых слон наверняка чувствовал бы себя как дома. Это  не  сад,  а
настоящие джунгли. Наверное, Вашекова мама время от  времени  говорит  своим
ближним: "С этим садом надо бы что-нибудь сделать", но пан  профессор  Фиала
только отмахивается: "Пустяки. Лучше пойдем  порешаем  уравнения".  Когда  у
Вашека родители забывают подписать  тетради,  он  говорит:  "А  мама  решала
задачи", или: "А мама доделывала статью", давая учителю понять,  что  все  в
порядке и ничего страшного не произошло. И правда, обычно  ничего  страшного
не происходит, учитель принимает объяснение. Пипу  тоже  очень  хотелось  бы
научиться так небрежно говорить: "Ничего, пустяки". Даже больше, чем  хорошо
прыгать через козла. Но если мама  не  забывает  давать  Ярде  завтрак,  то,
значит,  он  забывает  его  съедать.  Сидит  за  партой,  растягивает   свои
спортивные брюки, а сейчас снова невольно бросил взгляд на Вашекову колбасу,
от которой почти ничего не осталось.
     - И все-таки ты забыл хлеб дома, - говорит Пип. Он  спокойно  отдал  бы
Ярде свой завтрак. Мама ведь опять рассердится, если он все не съест.
     - Не суйся не в свои дела, - отвечает Ярда  и  потихоньку  вынимает  из
ранца что-то завернутое в газету.
     Газета не выглядит свежей, из такой не почерпнешь последних новостей. И
хлеб тоже не первой свежести. Пип мог бы дать голову на отсечение,  что  эту
краюху он уже видал. И даже не один раз. Ярда ее очень бережет.  Чтобы  всем
было ясно, что его мама тоже не забывает о завтраках.

     Учительница Беранкова  в  хорошем  настроении  и  интересуется  личными
делами учеников.
     - Ну как, Павел, нашелся велосипед?
     - Не нашелся, - отвечает Павел и помимо своей воли шмыгает  носом.  Это
тебе не пустяк - потерять велосипед, из-за которого отец отказался от  новых
спортивных ботинок.
     Беранкову это растрогало.
     - Не расстраивайся, Павел, - утешает она, к его великой радости, и  при
этом бросает испепеляющий взгляд на Ярду, который  в  смущении  утирает  нос
рукавом. И добавляет с грозной уверенностью: - Этот велосипед найдется.

        Рассуждение четвертое

     Иногда мы с Данкой размышляем о воспитании своих детей. Может, это так,
пустые все разговоры, и ни к чему оно не  приводит.  Воспитание,  я  имею  в
виду. Потому что если вам кто-то постоянно твердит, что такое хорошо, обычно
после этого хорошо вести себя неохота.
     А иногда вам то же самое самостоятельно придет в голову, и вы сами  все
сделаете с большим удовольствием. Несмотря на то что  вам  никто  ничего  не
говорил - а может, именно поэтому? И как раз тем вещам, которые больше всего
необходимы человеку, - его никто не научит. Вот, например, гимнастика. Данке
это просто, а мы с  Пипом  -  неумехи,  и  ни  один  человек  на  свете  нас
гимнастике не научит. Для Пипа быть неловким - очень плохо,  потому  что  он
мальчик. И для меня тоже плохо - потому что я  толстуха.  Когда  у  меня  не
выходит лазанье по канату (то есть из урока в урок, всякий раз не  выходит),
физкультурница говорит: "Да и можно ли поднять наверх этакую кучу сала?" Эта
ее фраза прямо застряла у меня в голове и неразрывно связана с этим канатом.
Теперь-то я уже к ней привыкла, но сначала очень удивлялась. У нас  дома  не
говорят толстякам, что они толстые, так же как никто не указал бы хромому на
то, что он хромает. Если в талии у вас немножко больше сантиметров, чем  вам
хотелось бы, если вы мучаетесь с математикой или носите  несколько  странную
юбку - вам у  нас  бояться  нечего.  У  нас,  ручаюсь,  никогда  не  заведут
разговора ни о толщине, ни о юбках, ни  о  математике.  Просто-напросто  обо
всем, что кому-либо из нас неприятно и может  испортить  настроение,  у  нас
говорить не принято. "Когда в этом нет особенной нужды", - замечает при этом
наша Данка.
     Но откуда, скажем, знает  Ярда,  что,  лучше  маму  выгораживать  и  не
выдавать, что она не дает ему с собой завтраков?
     Наверняка его этому никто не учил - а может, именно оттого? А  что  ему
об этом никто не говорил - я голову даю на отсечение, потому что большинство
людей о таких вещах чаще всего  не  имеет  представления.  Это  я  уж  давно
поняла. Знаете, что такие люди сказали бы о Ярде? Что у него не все дома.
     Воспитание - это такая проблема!

        Читает ли пани Комарекова детективы? Учебный фильм

     -  Ребята,  пойдемте  гулять  по  первому  этажу,  как  будто  это  нам
позволено, вот будет здорово! - предлагает Ярда на большой перемене.
     - Хотел бы я знать, что тут здорового, - ворчит Вашек. - Там  такая  же
скучища, как и наверху. А вот если встретится  Барашек,  тогда  ты  услышишь
здоровый визг.
     Это всех убеждает. Предложение Ярды ни у кого не вызывает ни  малейшего
интереса.
     - Да ну, пошли, - все еще канючит он.
     Только никто его не слушает. Один Пип. "Почему же он это предложил?"  -
раздумывает он. И вдруг ему все становится ясно.
     - А-га, слышите нашу букашку?
     Но на этот раз непогрешимый Вашек ошибается, и Пип это сразу сообразил.
Высокий срывающийся голос принадлежит не  Беранковой  -  Ярда  это  понимает
тоже.

     - По-вашему, всякому можно на нас плевать, да только шибко  ошибаетесь,
пани директорша! Посылайте в исправилку кого  хотите,  в  этой  школе  полно
таких, кому исправилка ох как бы пригодилась, я  и  сама  могу  кого  хочешь
назвать, если понадобится. Да только у этих детей всякие такие  родичи,  что
им все можно, да?
     - Сейчас не об этом речь, пани, вы меня не поняли, никто его никуда  не
посылает, но наша обязанность - предупредить вас.
     Директрису из-за дверей не слишком  отчетливо  слышно,  зато  голос  ее
собеседницы слышен очень хорошо.
     - А, ладно! Посылайте его в исправилку. Да только сперва уговорите. Вот
и все дела!
     Вслед за последним ее словом раздается пронзительный звонок, как  будто
пани Комарекова сама позвонила в знак того,  что  высказалась,  -  и  баста.
Теперь уже всякому ясно, о чем идет речь в учительской.
     - Смотри-ка, Ярда, мамаша у тебя детективы почитывает, а? Ух,  как  она
во всем разбирается, да? - одобрительно произносит Тонда.
     Ярда бросается на него  с  кулаками,  но  Тонда  без  малейшего  усилия
скручивает ему руки и спокойно  держит  в  двух  шагах  от  себя.  Мальчишки
смеются.
     - Не бей слабого, - благородно вступается Катя.
     Ярда начинает вырываться, но эти попытки ни к чему не приводят.
     - Отпусти его, - просит Андула. - А ты чего разошелся, Ярда?  Моя  мама
тоже любит читать детективы, и чего тут такого?
     Тонда отпускает Ярду, но тот набрасывается с кулаками на Андулу.
     - Перестань! - кричит он.
     - Перестань! -в  бешенстве  подхватывает  Беранкова,  которая  идет  по
коридору, одной рукой указывая на двери класса, где они уже должны  были  бы
сидеть за партами, а другой снимая очки, чтобы получше разглядеть Ярду.
     - Где это ты услыхал, Комарек? Кто это учил тебя так разговаривать?  Ты
что - готтентот? И вообще - что здесь происходит? Разве звонок  не  для  вас
прозвенел?
     Учительница загоняет их в класс, но Андула, которая никогда не забывает
высказать свою мысль до конца, добавляет:
     - Мама всегда пересказывает мне эти детективы,  только  очень  неумело,
так что я наперед знаю, чем все кончится.
     - Комарек, иди к доске и захвати тетрадь! -  говорит  Беранкова.  -  На
днях мы подводим итоги, а у тебя по моему  предмету  не  то  тройка,  не  то
двойка, и то если смотреть сквозь пальцы. Ну быстрей, быстрей, не задерживай
нас!
     Ярда медленно поднимается, как всегда, когда его вызывают  к  доске.  И
вдруг ни с того ни с сего садится снова.
     - Тетради у меня нет, - говорит он, - ничего я не знаю и  к  следующему
уроку не выучу.
     Все оцепенели. Даже  Беранкова  так  ошеломлена,  что  некоторое  время
молчит. А потом, ко всеобщему изумлению, произносит совершенно миролюбиво:
     - Не сходи с ума, Комарек. Если у тебя нет тетради - иди  отвечать  без
нее. На тройку-то ты потянешь.
     - Не потяну, - отвечает Ярда.
     - Вот именно в этом и заключается твоя главная ошибка, Комарек. Ты  сам
себя настраиваешь на плохое. А ведь стоит немножко постараться...
     - И стараться не буду, - отвечает Ярда.
     Заявление выводит учительницу из  себя.  Голос  ее  взвивается,  и  это
успокаивает изумленный  класс.  Как  будто  мир,  выведенный  из  привычного
состояния, вновь обрел присущее ему равновесие.
     - Ты неисправим, Комарек. Собственно,  как  это  ты  разговариваешь  со
мной?
     -  А  никак,  -  шепотом,  но  точно  комментирует  Андула  создавшуюся
ситуацию, потому что Ярда хранит молчание.
     В классе такая тишина, что Беранкова слышит шепот Андулы.
     - Ржезачова, вон из класса! - взвизгивает она  таким  высоким  голосом,
что половина ребят невольно оборачивается в сторону  Вашека:  наверное,  это
уже тот самый предел, та часто та колебаний звука, при которой понимают друг
друга дельфины...
     - Вы все неисправимы! Хулиганы! Хорошо же вы  мне  помогаете  добиться,
чтобы из него хоть что-нибудь получилось. А ведь я так вас просила! Ты  куда
это? - вскрикивает она, бросаясь  к  Ярде,  который  направляется  к  дверям
класса.
     - Вон из класса, - объявляет Ярда и в ту же секунду получает пощечину.
     Все видели, что это так себе, ерунда, и не  пощечина  вовсе,  о  ней  и
говорить-то не стоит, но Ярда неожиданно  всхлипывает  и  снова  садится  за
парту. Учительница мгновение стоит как вкопанная, а потом выбегает из класса
и хлопает за собой дверью. Класс замер и  сидит  не  шелохнувшись.  Вдруг  в
коридоре раздаются шаги, и все, как один, поворачиваются к двери.
     Что-то теперь будет?! Вот так скандал! Однако в класс вместо Беранковой
входит учитель Штёвичек.
     - Встать, разбойники! - шутливо произносит он.  -  Давайте-ка  займемся
геометрией. Переберемся в физкабинет,  но  без  шума,  чтобы  нас  никто  не
слышал.
     Все подымаются, как  в  дурмане,  и,  потрясенные,  тихо,  на  цыпочках
пробираются  по  коридору,  словно  мыши.  Учитель  идет  следом  и   только
подмигивает им.
     Андула с Вашеком опускают в  кабинете  темные  шторы.  Когда  на  уроке
геометрии они переходят в физкабинет, всем ясно, что будут показывать фильм.
На доске уже  натянуто  белое  полотно,  и  скоро  застрекочет  проекционный
аппарат.
     - Мы на этом остановились в последний раз? - спрашивает учитель.
     Все кивают. Наверное, общий кивок видно и во тьме, потому что  Штёвичек
больше ни о чем не спрашивает и начинает показывать фильм.  Учитель  еще  не
все рассчитал, кое-что они уже видели, но это  никому  не  мешает.  Знакомые
кадры можно спокойно посмотреть еще  раз.  Шериф,  оказывается,  заканчивает
свою длинную речь, но Джимми молчит. Только  незаметным  движением  сдвигает
ковбойскую шляпу на затылок и затем поднимает четыре пальца в знак того, что
понял: злодеев, которых  никак  не  может  одолеть  шериф  со  всеми  своими
молодцами, четверо, тем самым Джимми дает понять, что согласен  позаботиться
об этом сам.
     Пипу время от времени приходит в голову жуткая мысль - а  что,  если  в
физкабинет заглянет директриса и увидит эти их  "занятия"  физикой?  Учителю
Штёвичку придется объяснять, какие научные фильмы он демонстрирует на уроке.
Вечером в постели Пип сам иногда придумывает для нее объяснения, ставя  себя
на место учителя. Это  -  мучительное  занятие.  Пип  леденеет,  покрывается
потом, но никогда доводы не  кажутся  ему  убедительными.  И  хотя  по  виду
учителя никак не скажешь, что его одолевают  какие-то  заботы,  зато  вместо
него волнуется Пип. Но это - пока фильм не начался. Но вот замелькали  новые
кадры, и все треволнения забыты, никого уже ничто не тревожит, кроме  судьбы
Джимми. К прежним четырем бандитам  прибавилось  еще  пять;  едва  он  успел
расправиться  с  этой  восьмеркой,  как  откуда-то  взявшийся  девятый  -  и
последний бандит - выстрелил в него из  пистолета.  Но,  прежде  чем  бандит
успел пристрелить обезоруженного  героя,  револьвером  завладела  прекрасная
Мэй. Выстрел -  и  девятый  бандит  падает  навзничь.  Заключительная  сцена
бесподобна: Джимми, с одним пальцем, перевязанным белоснежным бинтом,  опять
стоит  перед  шерифом.  Шериф  снова   произносит   речь,   однако   Джимми,
мужественный и молчаливый, поднимает руки и показывает девять  пальцев,  что
означает число бандитов, с которыми он расправился. Потом он  своим  обычным
манером щелкает по шляпе, на сей раз приветствуя шерифа, и удаляется  вместе
с прекрасной Мэй. Учитель Штёвичек показал фильм до самого последнего кадра.
И не сразу зажег свет, ведь обратный путь  из  Техаса  в  физкабинет  должен
занять некоторое время...
     - Ну, а теперь, Вашек и Андула,  ничего  не  поделаешь,  -  говорит  он
немного погодя,  -  придется  вам  впустить  сюда  дневной  свет  и  суровую
действительность.
     Все щурятся. Катя свертывает полотно, и учитель запирает его в шкаф. На
самом ли деле  он  при  этом  с  облегчением  перевел  дух  или  это  только
показалось Пипу?
     - Дамы и господа, отдаете ли вы себе отчет, что близится конец четверти
и скоро педсовет? Вашек, ты еще стоишь. Иди-ка расскажи нам кое о чем.
     Вашек знает урок. Он  рисует  параллелепипед,  заштриховывая  невидимые
грани. Потом рассказывает, как бы он построил сетку и вычислил поверхность.
     - Достаточно. Видно, придется выставить тебе пятерку и забыть обо  всех
забытых и невыученных уроках, а?
     - Уроки делать я никогда  не  забывал,  только  тетради,  -  защищается
Вашек. - И если не забуду, то в  следующий  раз  непременно  принесу  и  все
покажу.
     - Ну ладно, - вздыхает учитель и ставит Вашеку пятерку.
     - Теперь ты, Андула.
     Андула считает, но то  и  дело  сбивается  при  умножении,  потому  что
страшно торопится.
     - Кто за вами гонится, мадам? - спрашивает удивленно математик.
     - Я не виновата, - отвечает Андула, - я всегда тороплюсь. И  когда  мою
посуду, обязательно хоть одну тарелку, да разобью. Мама нет, но она  ужасная
копуха.
     Во время этой речи Андула успевает раскрошить мел  и  уронить  на  ногу
линейку. Пан учитель подмигивает ей:
     - Ты лучше иди сядь. Вполне прилично. И не стирай с доски,  эта  фигура
нам еще пригодится.
     Андула плетется к своей парте.
     - Теперь ты, Ярда. Тетрадку ты тоже забыл, наверное, не так  ли?  Вы  с
Вашеком - два сапога пара. Один другого стоит.  Ну,  отвечай  без  тетрадки.
Покажи на чертеже, какую поверхность мы еще должны вычислить.
     Ярда сперва ошибается, но потом отвечает правильно.  Не  так  уж  много
граней осталось вычислить.
     - Хорошо. Теперь умножь, но не торопись. И не робей, как Андула.
     Ярда в самом деле считает очень медленно.
     - Погоди, - говорит учитель. - Шестью девять вовсе  не  пятьдесят  два,
или я сильно ошибаюсь?
     Ярда пальцем начинает стирать написанное на доске.
     - Погоди, не все. Предпоследний вариант был вполне хорош. У  математика
и  впрямь  пропасть  времени.  Так.  Поверхность  третьей  грани   счастливо
вычислена.
     - Вот видишь, Андула, как хорошо, когда люди не суетятся. А  ты,  Ярда,
расскажи теперь, как бы ты вычислил объем параллелепипеда.
     - Сосчитаю три эти... прямоугольника, - выпаливает  Ярда  во  внезапном
озарении.
     - Превосходно. А дальше?
     Ярда стоит с раскрытым ртом. Разве еще чего-нибудь нужно считать?
     - Посмотри на этот параллелепипед. Мы знаем  поверхность  трех  граней.
Достаточно ли этого?
     - У нас  есть  еще  три  грани,  -  неуверенно  предлагает  Ярда  после
некоторого колебания.
     - Хорошо. Должны ли мы их поверхность считать еще раз?
     По мнению  Ярды,  это  вовсе  излишне,  но  поскольку  он  привык,  что
наихудшая возможность - самая вероятная, он кивает.
     - Ну, Ярда... Ведь один раз мы все это уже вычисляли...
     "Ну и что? -  думает  Ярда.  -  Ведь  в  школе  только  и  делают,  что
занимаются глупостями".
     - Посмотри-ка, Ярда. Вот тут у тебя выписан  подсчет  поверхности  трех
граней. Нам необходимо взять еще три таких же. Что же мы сделаем?
     - Напишем подсчет еще раз, - несмело предполагает Ярда.
     - Так вот и напиши. Не там, а под первым подсчетом, И что теперь?
     - Сложим, - гадает Ярда.
     - Ну вот, видишь, - радуется математик. - А каким образом то  же  самое
можно сделать иначе?
     Ярда молчит.
     - А что, если умножить на два? - подсказывает учитель.
     Ярда соглашается.
     - Ну хорошо. А теперь ответь мне на последний вопрос. Что такое куб?
     Ярда знает, что это такое. Куб  -  это  такая  фигура,  у  которой  все
стороны одинаковы... Ярда только забыл, как надо правильно выразиться. Кроме
того,  он  уже  отвлекся  от  ковбойского  фильма  и   вспомнил   про   свои
неприятности.
     - Не знаю, - бубнит он.
     - Ну, этому я не поверю. Теперь, после того как ты правильно  рассчитал
поверхность параллелепипеда, ни за что не поверю.
     - Я не знаю, - твердит Ярда.
     "Ну вот, сейчас все начнется снова", - мелькает у всех  одна  и  та  же
мысль.
     - Не валяй дурака, Ярда, - говорит учитель. - Я рассказы вал вам о  нем
в физкабинете, когда мы смотрели фильм. Ты же помнишь, что Мэй шла с тем,  с
другим, как его, бишь, звали?
     - Боб, - совершенно точно отвечает Ярда.  И  словно  сожалея  об  этом,
добавляет: - Да она дурочка. Такие дела меня не интересуют.
     - Ну да. - Учитель не спорит, а только  продолжает:  -  Там  на  холмах
вдали были видны бандиты верхом на лошадях.
     - А-а-а, шесть, - говорит Ярда. - У куба шесть одинаковых сторон.
     - Ну вот видишь. Шесть одинаковых квадратов. Ставлю тебе четверку. А  в
следующий раз и ты и Вашек или принесете тетрадки, или я оторву вам головы.
     Ярда идет к парте, словно в тумане, будто учитель стукнул его  дубинкой
по той самой голове, которую  только  что  грозился  оторвать.  Четверка  по
геометрии? Да слыхано ли это? Выходит, вроде он всерьез знал все... или  как
это понять?
     - Да, Ярда, - обращается к нему математик еще раз, - никогда не  говори
не подумавши первое, что взбредет на ум. Например, что Мэй - дурочка. А если
бы она мне нравилась и я бы за нее оскорбился?
     - Она вам нравится? - спрашивает удивленный Ярда.
     - Нет. А если бы вдруг? Ты ведь ничего не знаешь об этом. Гораздо лучше
понапрасну людей не обижать и не заставлять волноваться, не правда ли?.. Это
я вообще, так говорю, понимаешь? Поразмысли-ка об этом.

        Рассуждение пятое

     Что вы скажете о нашем учителе Штёвичке? У нас  он  ведет  физику.  Так
что, когда демонстрируют фильмы, нам никуда переходить не нужно.
     Если он представляется вам красавцем, то  я  должна  вас  разочаровать.
Если  же  Штёеичек  вообще  обманул  ваши  ожидания,  тогда  вы  просто   не
заслуживаете, чтобы я знакомила его с вами. Он уже довольно пожилой,  Мартин
говорил, что ему уже тридцать шесть. У него небольшое брюшко, а лысина  чуть
ли не во всю голову. Но в голове у него кое-что есть. Перед контрольными  по
чешскому мы всегда просим его объяснить, где ставятся эти проклятые запятые.
Чешский язык преподает не  он,  но,  когда  физик  Штёвичек  растолкует  нам
правила правописания, мы все понимаем, а Беранкова после  удачного  диктанта
не преминет заметить: "Видите, все у вас выходит, если постараться".
     Только она и не предполагает, как тут "постарался" Штёвичек. Он  всегда
предупреждает, чтоб ей мы об этом не говорили. Она бы рассердилась и была бы
права. Переменки ведь даются для того, чтоб мы успели съесть свои  завтраки,
а не для занятий. Так что во время своих объяснений учитель  Штёвичек  часто
напоминает: "Жуйте, деточки, жуйте!" Для учителя Штёвичка не то существенно,
что пани Беранкова рассердится. Нет, он опасается, как бы  не  доставить  ей
неприятность.  Отчего,  по-вашему,  она  не  вернулась  в  класс  после  той
передряги с Ярдой? Потому что в коридоре  ее  встретил  учитель  Штёвичек  и
предложил - иди, дескать, покури, а я пока с ними  займусь.  Определенно.  А
отчего, по-вашему, он намекал Ярде, что не стоит понапрасну  людей  обижать?
Конечно, он понимал, что прежде всего не нужно  было  так  грубо  оскорблять
Ярду. Вы заметили, он ведь вовсе не настаивал на  том,  чтобы  Ярда  показал
свою тетрадь? Притворился, будто верит, что тетрадку Ярда забыл дома, так же
как и Вашек. А Вашек - самый способный ученика классе Пипа.  Ставить  их  на
одну доску никому бы и в голову не взбрело. Это  мог  изобрести  только  наш
Штёвичек. Но Ярда и в самом деле кое-что  знал.  Не  на  четверку,  конечно.
Только если Беранковой сегодня необходимо было дать время прийти в себя,  то
Ярде именно сегодня важно было поставить четверку. Именно четверку и никакую
другую отметку. Т ройка его никак не порадовала бы, а пятерке он  совсем  бы
не поверил. Об этом и говорить нечего. Усекли? Ну  вот,  поразмыслите-ка  об
этом на досуге.

        И у тетушек бывают проблемы

     - Не навестить ли нам тетушку, мама? -спрашивает Данка.
     - Конечно, навестить, -  торопливо  спохватывается  мама.  -  Наверное,
неделя пролетела с тех пор, как мы видели ее в последний раз. Но  почему  же
она сама нам не позвонила?
     Взглянув на часы, мама стала набирать номер.
     - Сейчас тетя еще на службе.
     Но на службе тети не оказалось.
     - В понедельник она выйдет на работу, - отвечает маме тетина секретарша
Славка, - хотя мы все уговариваем  ее,  чтобы  она  не  делала  глупостей  и
посидела еще недельку дома, потому что ездить с такой рукой в трамвае...
     - С какой рукой? - пугается мама.
     Дети сгрудились у телефона, пытаясь угадать, что говорит Славка.
     - Так она вам даже не сообщила, что сломала руку? Наверное,  не  хотела
пугать. Нам она тоже сказала, что вроде ничего  страшного.  Собственно,  она
хотела прийти еще сегодня, но мы ее отговорили, пригрозив, что  выставим  ее
отсюда.
     Трясущейся рукой мама набирает тетин домашний номер.
     - Привет, Мария, - отзывается тетя. - Как мило, что вы  позвонили.  Что
поделываете? Все в порядке? Ах, рука? Да, сломана. В гипсе. Все нормально.
     - И мы до сих пор ничего о тебе не знаем, - пугается мама. - Ты же  там
одна!
     - Да чего звонить-то? Рука левая, пальцы из гипса торчат,  так  что,  в
общем, я все могу делать. Все время лежу на кушетке, пью  кофе  и  почитываю
детективы. Красотa! Отдыхаю от редакции, а редакция от меня.
     - Но тебе наверняка что-нибудь нужно. А мне сегодня никак не выбраться.
Я к тебе пришлю хотя бы детей, хочешь? Или это тебя утомит?
     - Нет, серьезно, я вовсе не на смертном одре, а  только  на  кушетке  -
валяюсь с уголовным романом в руках. Ну, могут ли они меня утомить? Конечно,
пусть приходят.
     - Тогда бегите, - говорит мама.
     - А ты никак не можешь?
     - Ты забыла, что сегодня пятница?
     В самом деле, сегодня пятница. В пятницу к  нам  обычно  приходит  пани
Файтова - делать вид, будто она производит уборку.  Если  она  управится  со
всем и уйдет пораньше, что случается очень редко, мама после нее  еще  целый
вечер заканчивает уборку. Если же она застревает надолго, то доводить уборку
до конца маме приходится в  субботу,  до  обеда.  В  искусстве  уборки  пани
Файтова, наверное, никогда особенно не преуспевала, а теперь к тому же она и
стара. Но у нее ужасно маленькая пенсия, и маме неловко давать ей  пятьдесят
крон просто так, как милостыню. Может, пани Файтову это обидит. Она ведь  не
нищенка.
     "А ты не могла бы давать ей вместо пятидесяти крон за уборку шестьдесят
за учинение  беспорядка?"  -  часто  предлагает  папа,  который  не  выносит
болтовни пани Файтовой. Но особенно на этом не настаивает.
     - Но ведь нужно же ей с кем-нибудь поговорит, - заступается мама.
     Действительно,  пани  Файтова  целыми  днями  сидит  в  своей   комнате
совершенно одна. Папа знает об этом. Тут ничего не поделаешь. Пани Файтова -
это рок. Главным образом мамин. Потому что  все  остальные  в  конце  концов
всегда куда-нибудь исчезают.
     - Придется тебе отдуваться одной, - неуверенно произносит Данка.
     - Ну, ничего, - отвечает мама.
     - Тогда мы пошли. Но мы быстро вернемся. Ты потерпи ее немножко...
     - Вот и славно. Только не летите как  оглашенные,  а  я  уж  как-нибудь
выдержу. И не забывайте смотреть по сторонам.
     - Будем, будем смотреть в обе стороны, - убеждает маму Марьянка.
     - На все пять сторон света, - вставляет Данка, и Марьяна бросает на нее
укоризненный взгляд.
     Мама еще раз выглядывает в окно. На улице очень  тепло,  солнце  светит
так ярко, что мама несколько сдается.
     - По крайней мере, ты, Пип, возьми шапку,  -  произносит  она  немножко
смущенно, - чтоб снова не заболели уши.
     Когда-то,  в  раннем  детстве,  у  Пипа  действительно   однажды   было
воспаление среднего уха.
     - Но, мама... - протестует он, только Данка пресекает его возражения.
     Она берет шапку из маминых  рук  и  решительно  нахлобучивает  Пипу  на
голову. И так же решительно за первым поворотом дороги снимает ее, засовывая
в карман. При этом даже  не  смотрит  на  Марьяну.  Марьяне  этот  поступок,
конечно, не по душе, поэтому Данка, обращаясь в пространство, объясняет:
     - Еще встретится кто-нибудь.
     - Ну да, - подхватывает Пип с  такой  признательностью  в  голосе,  что
Марьяна предпочитает промолчать.
     У тети на диване  лежит  раскрытый  детектив,  а  на  пепельнице  дымит
сигарета. Тетя ужасно много курит. Но всюду  чисто  прибрано,  хотя  рука  у
тети,  наверное,  болит,  когда  ей  приходится  чем-нибудь  заниматься.  Из
гипсовой повязки торчат одни пальцы, как будто они не ее,  а  чьи-то  чужие.
Пальцы у тети очень тонкие.
     - Я так и думала, что вы сегодня позвоните.
     Тетушка любит племянников,  но  немножко  подтрунивает  над  ними.  Так
только, самую малость, вовсе не обидно. Но довольно часто.
     - Как же ты догадалась? -спрашивает Данка.
     - Да  вот  пришло  в  голову,  что  сегодня  вы  про  меня  обязательно
вспомните, ведь мы уже довольно долго не виделись.
     - А мы пришли помыть тебе посуду, - выпаливает Данка.
     В кухне грязной посуды предостаточно, но картина не такая уж  страшная,
посуда аккуратно сложена стопками. А на тарелочке- булочки  с  сервелатом  и
для каждого - корзиночка со взбитыми сливками. Это угощение тетя приготовила
специально для них. Может, она хотела бы еще немножко  почитать?  Вдруг  она
остановилась на самом интересном месте?
     - Может, нам лучше прийти чуть попозже,  когда  ты  прочтешь  еще  одну
главу?
     - Нет, дети. Детектив я могу взять когда угодно,  а  вы  редкие  гости.
Кроме того, с детективом не поговоришь, а я люблю поболтать.
     - У меня идея, - сообщает Пип. - Переселяйся к нам! Нас так  много,  ты
постоянно могла бы болтать с кем-нибудь. А потом по пятницам  у  нас  всегда
пани Файтова.
     - Но от нее ты бы тут же сбежала, - замечает  Данка.  -  Мы,  например,
всегда так делаем.
     - Нет, из этого ничего не выйдет, - отвечает тетя. - Дня через  три  вы
все спятили бы. А пани Файтову  отвезли  бы  в  смирительной  рубашке.  Меня
трудно выносить долго. Я со странностями.
     - Ни с какими не со странностями, -  вмешивается  Пип,  -  уж  если  ты
странная, то, выходит, любой правильный человек с приветом.
     Марьяна, которая напускала воду в мойку, поворачивается  и  смотрит  на
тетю. Пип прав. Если тетя у них странная, то тогда все в порядке. В тете  им
нравится вообще все. И то, что она читает детективы, и курит,  и  что  такая
маленькая и худенькая. Марьяна вздыхает. Она тоже хотела бы носить  брюки  и
свитер, как тетя, только... уж лучше об этом не думать.  Марьяна  решительно
сыплет порошок в воду.
     - Пип совершенно прав, - замечает она, словно мимоходом.
     - Нет, не прав, - отвечает  тетя.  -  Чудаковатые  люди  хороши  только
издали. А когда познакомишься с ними поближе -  они  очень  раздражают.  Эти
чашки, Пип, можешь складывать одну на другую на самую высокую полочку. Иначе
там не поместятся тарелки.
     - А вы с мамой ссорились, когда были маленькие? - спрашивает Данка.
     - Да нет, пожалуй. Иногда только, но нервы друг другу не портили.
     - А мама и тогда постоянно  была  чем-то  озабочена?  -  вы  спрашивает
Данка, которая не может представить себе неозабоченную маму.
     - Часто. Например, она все время думала о  том,  не  страшно  ли  ночью
нашей дворничихе, когда она внизу  остается  одна  и  ей  не  с  кем  словом
переброситься.
     - Как пани Файтовой, - выпаливает Пип.
     - Да, как пани Файтовой. Но знаете, ваша  мама  умела  бесподобно  всех
передразнивать. Особенно мальчишек, которые за ней ухаживали.
     - И много у нее было поклонников?
     - Много.
     - Больше, чем у тебя? -спрашивает Пип.
     - Больше.
     Марьяна смотрит на тетю  и  быстро  начинает  тереть  щеткой  кастрюлю,
поднимая страшный шум.
     - Знаешь, она подшучивала над теми мальчишками,  которые  ухаживали  за
ней, а не за мной, - объясняет она Марьяне  и  подает  ей  грязные  столовые
приборы.
     - А когда вы были совсем-совсем маленькие? -  скороговоркой  спрашивает
Марьяна.
     - Тогда мы ездили на каникулы к бабушке.  Мы  жили  у  нее  с  июня  до
октября и там же ходили в школу.
     - Здорово было?
     - Здорово. Несмотря  на  страшных  гусей.  Они  почему-то  с  особенным
удовольствием прогуливались перед школой, и мы ужасно их  боялись.  В  одной
руке мы держали портфель, а в другой - прут, но лучше бы их не  трогать.  Мы
надеялись, что гуси тоже понимают, что мы только для виду их пугаем,  просто
так. Что мы не хотим их рассердить. Но однажды ваша мама всерьез  вывела  их
из себя. Шли мы в школу, стараясь не привлекать внимания гусей.  Однако  уже
издали почувствовали, что они о чем-то спорят меж  собою  и  шипят  друг  на
дружку. И только потом разглядели, что они окружили какого-то карапуза, а он
ревет в три ручья и отгоняет их, размахивая руками. Я замерла на  месте,  но
вдруг что-то  ударило  меня  по  ногам.  Это  был  портфель,  а  ваша  мама,
размахивая свободной рукой, будто  дубиной,  бесстрашно  отгоняла  гусей,  а
другой прижимала к себе ревущую девчонку,  словно  сверток.  Я  помчалась  к
школе, отворила ворота и захлопнула их перед самым гусиным носом,  тогда  мы
все спрятались в школьном дворе.
     Старший брат хотел было отвести девочку домой.  Но,  представьте  себе,
когда он открывал ворота, оказалось, что гуси  все  еще  никуда  не  ушли  и
грозно вытягивают шеи. Только Пепик их не испугался. А мы обе  спрятались  в
классе, за самой последней партой, и никак  не  могли  выбраться  оттуда.  И
знаете, что сказала ваша мама?  Что  там,  на  улице,  она  гусей  вовсе  не
боялась. Я спросила ее, не забыла ли она, что они щиплются. "Я  забыла,  что
они там есть", - ответила она.
     - Молодец мама! - воскликнул Пип, как будто он всю эту  картину  только
что увидел собственными глазами. Марьянка от волнения забыла  даже  вытащить
руки из мойки.
     - И ты у нас молодчина, - говорит она, обращаясь к тете. - Ты  же  ведь
бросилась открывать им ворота, забыв, что гуси щиплются.
     - Я только прошмыгнула мимо, - оправдывалась тетя и про  бормотала  про
себя что-то вроде: "Как с тем Супчиком..."
     - С каким еще Супчиком? -спрашивает Данка.
     Тетя смотрит на нее отсутствующим взглядом. Чистую чашку,  которую  она
хотела поставить на верхнюю полку, тетя в растерянности  ставит  обратно  на
стол, и Марьянка так же машинально  сует  ее  в  мойку.  Она  знает,  о  ком
вспомнила тетя.
     - Ах да, с тем... - догадывается Данка.
     - Да, с тем, - кивает тетя. -  Я  вам  уже  рассказывала  однажды,  что
настоящее его имя Борживой?
     - Ты даже  не  говорила  нам,  что  его  фамилия  Супчик,  -  сознается
Марьянка.
     - Серьезно? Борживой Супчик. И в общем, эта фамилия подходила ему.
     - Как же выглядит человек, если он Борживой Супчик?
     - Словом, нечего  ему  пускаться  во  всякие  рискованные  предприятия,
потому что он непременно провалится. У  него  еще  были  такие  очечки...  Я
говорила вашей маме и папе, что добром все  это  не  кончится,  и  оказалась
права. Немцы уже шли по его следу...
     - ...И кто-то должен был его прятать, - добавляет Пип.
     - Да. А я добилась только того, что от меня даже скрыли, что он  v  них
прячется.
     - Зато потом у папы с мамой было к кому вернуться, - быстро  вступается
Марьянка. - Они, когда из тюрьмы вышли, у тебя ведь жили? Да?
     Тетя кивает.
     - И снова я открывала двери, - продолжала тетя, - когда  уже  все  было
кончено. Но Борживоя ваша мама под мышкой не вынесла, как ту малышку.
     - Немцы его убили, - говорит Пип.
     Тетя снова кивает.
     - И даже если  Борживой  выглядел  смешно,  он  был  очень  хороший,  -
продолжает мальчик.
     - Да, очень.
     Пип раскраснелся:
     - И наши тоже.
     Тетя поддакивает и здоровой рукой вешает полотенца.  Пип  не  видит  ее
лица, а Данка - видит.
     - Но ты не могла не опасаться за нашу маму, - энергично заявляет она. -
Ты должна была ее предупредить, что это плохо кончится, если знала об  этом.
Ты бы перебралась к ним, если бы догадывалась, что он у них.  А  ты  думала,
что они тебя послушались и переправили его куда-нибудь.
     - Но они не переправили, - уточняет довольный Пип.
     Данка не слушает его:
     - Конечно, тебе важнее было сохранить нашу маму, чем его, хотя он и был
превосходный человек.
     Марьянка согласно кивает. Пип  молчит,  размышляя.  Тетя,  взглянув  на
него, начинает искать чистую чашечку,  которая  куда-то  загадочно  исчезла.
Марьянка тем временем выпускает воду из мойки.
     - Вы всю посуду мне перемыли, - удивляется тетя. - Очень мило  с  вашей
стороны. Пойдемте посидим в гостиной.
     И вдруг наступает молчание.
     - Ты лучше расскажи, как мама сердила взрослых, когда  была  маленькая.
Ведь она же сердила, правда? -снова начинает допытываться Данка.
     - Ты же знаешь, что сердила, - говорит, улыбаясь ей, тетя.  -  Особенно
из-за шапок. У нашей мамы от этого мог случиться разрыв сердца.
     - Из-за шапок?
     - Ну да. Шапки мы должны были  носить  почти  круглый  год,  не  только
зимой. Ваша  бабушка  придерживалась  такого  мнения,  что  шапки  -  просто
необходимая принадлежность костюма или куртки. И  гулять  без  шапки  просто
никак невозможно.  Ну,  приблизительно,  как  без  юбки.  Однако  ваша  мама
считала, что ей шапки не идут, и вбила себе  в  голову,  что  носить  их  не
станет. Из-за этого постоянно возникали неприятные  ситуации.  Ваша  бабушка
разрешала эти ситуации энергичным приказом надеть шапку  -  и  все.  А  ваша
мама, едва выйдя за  порог,  тут  же  запихивала  ее  в  портфель.  Так,  ко
всеобщему удовольствию, продолжалось довольно долго, пока нашей маме,  вашей
бабушке, однажды не пришло в голову посмотреть на нас из окна.
     - Крик, наверное, поднялся?
     - Да еще какой! Но ваша мама так и не надела шапку, которая была ей  не
к лицу. Так что и после этого скандала она совала шапку в портфель -  только
уже отойдя подальше, за углом.
     Пип с Даккой переглянулись. Тетя подмигнула им, а вслух произнесла:
     - Знаете, я проголодалась, пока вы  так  прилежно  трудились.  Пойдемте
чего-нибудь перекусим.
     Оказывается, в холодильнике у нее был  припасен  превосходный  холодный
пудинг.
     - Только вот мы опять перемажем тебе все тарелки, - огорчилась Данка.
     - Вот и прекрасно. Значит, у вас снова появится предлог прийти ко  мне,
чтоб их вымыть.
     Дети одеваются в прихожей. Им еще  не  хочется  домой,  но  уже  мучает
совесть. Пани Файтова, конечно, уже ушла, и на сей раз они не  помогли  маме
пережить ее визит. Потом у них такое чувство, что, пожалуй, возвращаться  им
еще рановато. Почему-то им кажется, что тетя  уже  не  вернется  к  начатому
детективу. Скорее всего, закурит сигарету и будет думать о вещах, о  которых
лучше не вспоминать, а забыть. Но разумеется, не о  том,  как  они  с  мамой
прятали шапку в портфель...
     - Тетя, серьезно, было бы гораздо лучше, если бы ты переселилась к нам.
     - И могла бы напоминать маме про ее шапку, - добавляет Пип. -  Мы  тоже
не хотим их носить... Если бы ты ей объяснила...
     - Лучше не надо, Пип. По-моему, у меня уже нет никакого права  кому  бы
то ни было объяснять, как себя вести. Всякому - свое. Разные люди по-разному
смотрят на вещи, понимаешь?
     - Но пятнадцать градусов выше нуля - это ведь для  всех  одинаково  или
нет?
     - Я понимаю. - Тетя ободряюще улыбается Пипу.
     Дети машут ей. Конечно, она не варит кофе и не читает детектив. Стоит у
окна и смотрит им вслед.
     - Пип! - вдруг окликает она мальчика, хотя  ребята  почти  свернули  за
угол.
     Все трое оборачиваются.
     - Я напомню маме про шапку! - кричит она ему и исчезает.
     - Я так и знал, - говорит Пип.

        Рассуждение шестое

     Вы,  наверное,  когда-нибудь  слышали  о  реке  Стикс,  через   которую
переправляли мертвых. Выйдя на другом  ее  берегу,  они  уже  ни  о  чем  не
помнили. Вот я и думаю, что такая же река забвения разделила шапочку мамы  и
шапочку Пипа. Истории этих шапочек очень похожи, правда?  Но  мама  о  своей
шапочке уже ничего не помнит. Вам не кажется, что и с нами когда-нибудь тоже
произойдет нечто подобное? Что и мы забудем обо всем,  пережитом  сейчас,  а
запомним только деление, умножение и всякую ерунду? Потому  что  именно  это
обычно застревает в памяти взрослых. А о самом  главном  они  забывают.  Как
будто кто-то провез их по реке Стикс или как будто она сама разлилась в них,
поделив сознание на две половины, одна из которых не признает другую.  Когда
это случается, как на ваш взгляд? Когда человек идет на первое свидание? Или
когда ему исполняется двадцать лет? Или же  когда  завершается  определенная
историческая эпоха? Я  знаю,  история  -  это  непрерывный  процесс.  Но  вы
слышали,  о  чем  нам  рассказывала  тетя.   Иногда   исторические   события
развиваются слишком бурно; порой они замедляют  свой  ход,  а  иногда  снова
разыгрываются вовсю, и в души людей вселяется страх.  Особенно  если  у  них
дети. Потому что в такие времена с ними  может  стрястись  что  угодно.  Да,
правда. Может. Тогда люди забывают обо всем. Реку забвения, видимо, никак не
обойти. Возможно, именно ради детей каждый должен ее одолеть.  Вы  заметили,
что тетя о каких-то вещах помнит  больше,  чем  наша  мама?  Для  тети  реки
забвения не существует, потому что у нее нету детей. А я вот хотела бы, чтоб
у меня были дети, но чтоб я ничего не забывала о детстве. Может,  для  этого
достаточно записать свои  мысли?  Хотя  бы  самые  главные?  И  не  забывать
перекладывать листок с записями мыслей из старой юбки в новую.
     Когда-нибудь, находясь на ином берегу, я отыщу свой листок в кармане  и
напомню себе, что: 1) неважно, если надует в  уши,  потому  что  ушам  легче
выдержать порывы ветра, чем обидные  насмешки  (поэтому  взрослым  не  стоит
настаивать весной, чтоб дети надевали теплые шапки); 2) очень  важно  самому
попробовать преодолеть то, чего ты страшишься, иначе этот страх останется на
всю жизнь и будет стыдно, что ты даже не попытался себя перебороть (конечно,
не стоит настаивать на том,  чтоб  дети  непременно  сторонились  участия  в
исторических событиях!).
     Но вот это последнее условие невыразимо тяжело выполнить.  Так  что  об
этом я, может, и забуду, даже если запишу на листке.

        Велосипеда павла нет. Не хотите ли взять велосипед Карличка?

     - Ярда у директрисы, - сообщает Анежка. - Беранкова обещала, что  велик
будет найден.
     - Она тебе сказала, как это произойдет? - интересуется Тонда.
     - Сказала. Сказала, что никто из нас не смеет разговаривать с Ярдой  до
тех пор, пока он не признается.
     - Но это ерундистика, - спокойно возражает Вашек.
     - Конечно, ерунда, - вмешивается Андула. - Если с ним не  разговаривать
- как же он признается? Молчанием ничего не поправишь.
     - Скорее, разговорами, правда, Андула? - нежным голоском тянет Катя.
     Всем известно, что Андула долго молчать не может.
     - Я, собственно, тоже думаю, что это неправильно, - рассуждает  Анежка.
- Не разговаривать с Ярдой мы сможем и потом.
     - Когда это потом?
     - Когда докажем, что он украл велик, - отвечает Анежка.
     - А как же мы это докажем?
     - Просто найдем у него велосипед. По-моему, он спрятал его около дома.
     - Правильно, - соглашается Катя. - Ярда ведь большой дурак.
     Пип уже несколько раз оглядывался, на двери. А что, если Ярда  появится
вдруг... Не вечно же он будет торчать в директорской... Пипу не по душе  эти
разговоры. Он подымается. Если встать и  начать  еще  за  дверью  что-нибудь
громко объяснять Ярде, то остальные вовремя прекратят болтовню.
     Но он сталкивается с Ярдой уже в дверях. Ярда отпихивает  Пипа,  и  Пип
локтем врезается в шкаф так, что шкаф гудит.
     - Не считай ворон! -в ярости вопит Ярда.
     Анежка медленно идет к своей парте.
     - Что у нас по истории? - бурчит-Вашек, копаясь в портфеле и уже ни  на
кого не обращая внимания.
     Пип потирает ушибленный локоть. Ярда садится за свою парту.
     - Ни в какую исправилку я не пойду, - говорит он, как будто сообщая эту
новость своим грязным кедам. - Никому не дам себя в обиду.
     - В исправительных домах воспитатели никого не бьют, - изрекает  Вашек,
которому известно обо всем на свете.
     - Воспитатели, может, и не бьют, - ворчит Ярда.
     - Да, не бьют, это я твердо знаю. - Вашек  уже  снова  роется  в  своем
портфеле.
     - А какую тетрадку ты забыл сегодня? - любопытствует Андула.
     Но у Пипа такое впечатление,  что  Вашек  и  Ярда  говорили  на  разных
языках.

     - Я этому не верю, - заявляет Марьянка. - Ручаюсь, что нет велика ни  у
забора, ни за Ярдиным домом. Так они этот велосипед никогда не отыщут.
     - Но ведь Ярда взял велик, чтоб кататься, - задумчиво произносит Пип.
     Он любит высказывать всякие соображения, из-за чего мальчишки  в  школе
тоже смеются над ним. Но теперь девочки ждут, что брат скажет еще.
     - Он только хотел на нем немножко поездить, - продолжает Пип. - И потом
- он очень нетерпеливый.
     - Так-то оно так...  -  хочет  о  чем-то  напомнить  Марьянка,  но  Пип
прерывает ее:
     - Дома, наверное, за ним никто не смотрит. А Ярда знает, что  остальные
ребята вечером сидят дома. Не так рано, как мы, но где-нибудь после  восьми,
да? Так что, если бы он выехал покататься в девять,  он  бы  уже  никого  не
опасался встретить. А если бы мы попались случайно...
     - Он всыпал бы нам горячих... - заканчивает Марьянка.
     - Даже если бы нас было трое? - задиристо спрашивает Данка.
     - А может, он  был  бы  даже  рад...  -  неуверенно  предполагает  Пип.
Марьянка смотрит на брата:
     - Рад тому, что мы его изловили?
     - А мы бы его не ловили. Этот велик мы как будто нашли брошенным.
     - Ну да, - возражает Марьянка. - Если бы он подождал, пока мы  это  ему
растолкуем. А то...
     - Ну... нас ведь никто не заподозрит в том, что мы этот  велик  украли.
Или заподозрят? Думаю, нет, - рассуждает Пип. - Мы же пока ни у кого  ничего
не брали? (Брали или не  брали?  Думаю,  нет.)  А  Ярде  так  не  хочется  в
исправительный дом... - добавляет он, словно для ясности.
     Девочки ждут,  что  он  скажет  дальше.  Конечно,  кому  охота  идти  в
исправительный дом?
     - Его там мальчишки бить будут, - добавляет Пип. Верно. Только вот  нам
приходится быть дома в шесть - ничего не поделаешь. Собственно, большой беды
тут нет. Они ведь не горят желанием непременно поймать Ярду на велике Павла.
Собственно,  Данка  даже  не  сомневается,   что   Ярда   не   побоялся   бы
посоветоваться с ними.  Значит,  попробовать  все-таки  можно.  А  если  его
встретят другие...
     - А что, если снова пойти к тете? -вдруг предлагает Данка.
     - В девять?
     - В девять поздно. Но у нее, конечно,  уже  набралась  грязная  посуда,
наверняка ее много - и тетя позвонит нашим, предупредит, что мы задержимся.
     После обеда мама объявила всем, что под вечер к ним  наконец-то  придет
настройщик, чтоб посмотреть пианино, и Пип удачно сообразил:
     - А раз так, то, может,  нам  опять  пойти  помочь  тете?  Конечно,  им
подвернулся очень удобный случай, что правда, то правда.  У  мамы  не  будет
времени ехать к тете. И забрать их  от  нее  она  не  выберется  тоже.  Ведь
настройщик приходит поздно. И ему нужно время.
     - Хорошо, - соглашается мама и тут же поднимает трубку телефона.
     - Прекрасно, - говорит тетя, - я  только  на  секунду  спущусь  вниз  в
магазин, куплю сосиски.
     - Лучше не надо. Пипу ночью было плохо.
     - Но после сосисок у него все пройдет.
     Дети вышли от тети и где-то на лестнице  запропастились.  Она  стоит  у
окна, чтоб еще раз помахать им,  и  никак  не  может  дождаться,  когда  они
спустятся. Она-то думала, что они помчатся как сумасшедшие! Ведь она все так
прекрасно устроила. Через полчаса она  позвонит  Марии  и  скажет,  что  они
немного заболтались. Бедняжки, ведь пройтись одним в темноте - это  для  них
настоящее приключение.
     Наконец-то они появились!
     - Пока! -кричит тетя ребятишкам. - Смотрите под ноги и не  налетите  на
трамвай.
     Они тоже машут ей, но выглядят как-то уныло.
     - Ну, бегите-бегите! -подбадривает  их  тетя.  -  Я  маме  позвоню,  не
беспокойтесь.
     Долго еще она смотрит им вслед...  "Мария  -  удивительный  человек,  -
думается ей, - но,  когда  дело  касается  этих  троих,  она  просто  теряет
голову".

     - Конечно, не годится обманывать маму, - произносит  Марьянка.  -  Даже
если бы не было так поздно. Она нам позволяет гулять только по парку.
     - Да там прямо так и есть, будто в парке, - смущенно отзывается Пип.  -
Там столько крапивы!
     - А ты отыщешь их дом  в  темноте,  Пип?  -  спрашивает  Марьянка.  Она
подхватила Дану, которая споткнулась в темноте, и потом -  как  бы  чего  не
случилось - уже не отпускала ее.
     Данка не протестует, и теперь они  идут,  держась  за  руки.  Местность
здесь чем-то напоминает деревню, но в потемках ничего толком не разберешь. У
девочек такое впечатление, будто это страшно далеко от улиц, по которым  они
обычно ходят. Но Пип уверен, что Ярде до школы лишь немногим дальше, чем им.
Фонарей нигде не видно. Может, они тут и есть, но зажечь их забыли. Вокруг -
ни души. Да и хотелось ли им повстречать кого-нибудь? Как  отгадать,  кто  в
этих краях живет? Теперь споткнулся Пип.
     - Пип, - шепчет Данка, словно в этих краях нельзя  говорить  громко,  -
здесь только один дом, а?
     - Да нет. Больше. С той, с другой стороны есть ограда, а вокруг  растет
крапива.
     В пустынной  тишине  вдруг  послышались  голоса.  Троица  на  мгновение
призадумалась, а может, испугалась? Если испугалась, то не  слишком.  Потому
что это определенно детские голоса,  и  явственней  других  раздается  голос
Анежки, насмерть разозленной:
     - Да это же был совершенно новый мяч! Пусть она мне его вернет! Это  же
воровство!
     - Так ты зайди завтра к ней и возьми.
     - Спасибо за совет! -сердится Анежка. - Только вы тоже пойдете со мной.
     - Ну, если ты так любезно нас об этом просишь,  -  усмехается  Миша.  -
Мяч-то твой.
     - Вы еще теперь скажете, что я принесла его ради своего удовольствия.
     - Но швырнула его ты сама.
     - А ты должен был ловить!
     - А я тут не ради спортивных соревнований. И с тобой  соревноваться  не
стану.
     - А я, наверное, здесь развлекаюсь, да? И к чему мне из-за вас лишаться
нового мяча?
     - Из-за нас не надо. Ты лишилась его из-за Павлова велика.
     - Ну вот, теперь уже нет  велика  и  одного  нового  мяча,  -  деловито
подводит итог Анежка.
     - И то и другое - во владении семьи Комареков!  -  У  Анежки  от  гнева
прерывается голос.
     - Это безусловно доказано только про один мяч, - вмешивается Тонда.
     - А о велике нам известно столько же,  сколько  и  прежде,  -  замечает
Вашек.
     - Нечего было забрасывать  мяч  в  петрушку,  тогда  мы  могли  бы  еще
немножко поискать велосипед, - спокойно заявляет Катя.
     - А тебя это не  касается,  слышишь?  -выходит  из  себя  Анежка.  -  Я
бросила, потому что ты  сказала,  будто  слышишь  чьи-то  шаги.  Мы  же  так
договорились!
     - Но ведь кто-то шел. Правда, из-за этого вовсе не обязательно  швырять
мяч в огород пани Комарековой.
     - Это она только говорит, что у нее  там  петрушка  посажена,  а  я  ни
одного ростка не видела.
     - Для петрушки еще рано, - деловито сообщает Вашек.
     - А я о гвоздь куртку разорвал, - грустно признается  Павел.  -  Теперь
мне еще за эту дырку влетит.
     - А мне за то, что поздно приду ужинать.
     Незамеченные девочки  и  Пип,  пользуясь  темнотой,  отступили  куда-то
вглубь на несколько шагов. Подождали еще немного, пока голоса удалились.
     - Они тоже устроили вылазку, - шепчет Пип. - Только очень рано.
     - Правильно, - подтверждает Данка. - Ярда умнее, чем  они.  И  это  нам
известно.
     И все-таки неожиданная встреча приободрила их, дети  уже  не  чувствуют
себя заброшенными и одинокими.  Темнота  уже  не  такая  чернющая.  Пип  еще
некоторое время ведет их вперед, а  потом  останавливается  возле  какого-то
забора. Чувствуется, что забор ветхий, за ним приветливо светится одно окно.
     - Здесь! - шепчет Пип.
     Да, это здесь. Забор из реек на незнакомой улице,  освещенное  окно.  А
что дальше? Как долго им придется ждать? И вообще - чего они  дожидаются?  А
что, если Ярда этот велосипед вообще не... - приходит в  голову  Пипу.  -  И
зачем, собственно, мы в это дело впутали тетю?  Зачем  наговорили,  что  нам
охота одним пройтись по  темной  улице?  По  глупости.  Неужели  мы  всерьез
думали, что в такой тьме Ярда катается на велосипеде? Нет, нигде даже намека
нет на то, чтобы он этим занимался". Кругом - тишь. Или им только мерещится,
что они кого-то караулят на этой незнакомой улице? И может быть, они вовсе и
не лгали тете, а забрели сюда случайно, но теперь пора бы вернуться домой.
     - А может, вернуться? - шепчет Марьянка.
     Пип с Данкой с  признательностью  поворачиваются  к  ней.  И  в  то  же
мгновение отчетливо  слышат  тяжелые  шаги;  прохожий  с  таким  напряжением
переставляет   ноги,   что   все   трое   одновременно   представляют   себе
старого-старого человека, который с трудом ходит и тяжело дышит.  И  тут  же
распахиваются двери недавно такого приветливого домика  и  чей-то  противный
голос ворчит:
     - Ну, скоро ты там? Долго мне еще ждать?
     Бедняга дедушка явно споткнулся, что-то тяжелое свалилось у него с плеч
и рассыпалось по земле.
     - Ну, что ворон считаешь, раззява? Надо под  ноги  смотреть!  -  заорал
кто-то,  потом  послышались  чьи-то  грузные  шаги  и  раздался   совершенно
отчетливый звук основательной затрещины.
     Трое сидящих за забором ребят  испуганно  вздрогнули  и  услышали,  как
"дедушка" ответил голосом Ярды:
     - Тяжело, а вязанка почти развалилась.
     - Вот теперь и собирай ее в потемках как знаешь. Не стану я выстуживать
дом, коли ты не умеешь даже дров принести.
     Дверь захлопнулась.
     - А ну-ка отвори! - приказывает  изнутри  женский  голос.  -  Коли  ему
собирать в потемках, так мы до утра не дождемся.
     - Твое дело затопить, пока я не вернусь.
     - И чтоб на столе стоял жареный фаршированный цыпленок?  И  все  за  те
гроши, которые ты отваливаешь нам на хозяйство?
     Ярда, в которого неожиданно превратился шаркун-дедушка, громко  шмыгает
носом. Вот теперь он вытирает нос рукавом спортивной курточки,  представляют
себе трое притаившихся за забором ребят, хотя они ничего  и  не  видят.  Они
испуганно переглядываются. Но даже этого не видно в  темноте.  Тем  временем
Ярда притащил что-то похожее на ящик. Слышно, как он швыряет туда поленья  и
волочит ящик в дом. Двери, наконец, захлопываются за ним. И  снова  светится
одно-единственное окно.
     Дети долго стоят, боясь пошевелиться. Первой опомнилась Данка.
     - Ну, пошли, - говорит она. -  Все  равно  мы  дрянь.  Нужно  было  ему
помочь.
     - Но мы же никак не могли, - бурчит Марьянка.
     - Должны были, - лепечет Пип.
     - Ну хватит, пошли, - повторяет Данка.
     Троица  смотрит  на  освещенное  окно.  Оно  уже   не   кажется   таким
приветливым, как раньше.
     - Нужно идти, - вставляет теперь уже Марьянка. - Мама  наверняка  места
себе на находит.
     Мама... Собственно, как долго они торчат тут?  Наверное,  уже  полночь.
Все поворачиваются, словно по приказу, но не успевают сделать  и  шага,  как
снова слышится звук открываемой двери. На этот раз света не  видно,  и  шаги
доносятся откуда-то издали. А потом  слышится  дребезжание  колес  и  слабое
позвякивание звоночка. Кто-то спускает  велосипед  с  лестницы.  Дети  бегут
врассыпную. Если бы хоть была видна дорога!  Девочки,  отыскав  друг  друга,
берутся за руки.
     - Ты где, Пип? - шепчет Марьянка.
     Ярда ни за что не должен обнаружить их здесь! Ни за что!..
     - Осторожно! - предупреждает Пип.
     Они увидели его прежде, чем он упал. Велосипед начал страшно петлять, а
потом остановился. Девочки уже помогают Пипу подняться на ноги.
     - С тобой ничего не случилось?
     - Нет, - отвечает Пип. - Просто я налетел на этот велосипед.
     "Не налетите на трамвай", - предупреждала тетя.  Когда  это  было?  Как
будто сто лет назад.
     - Значит, ты налетел все-таки... Ну как, легко отделался?
     Рядом с детьми стоит сухощавая старая пани. На  седые  волосы  нацеплен
неприглядный берет, из-под короткого  жакета  выглядывает  кусок  цветастого
передника.
     - Тут ничего не видно, вот в чем беда. А ты, паренек,  подвернулся  мне
прямо на дороге, но, разумеется, это прежде всего моя вина.  Если  бы  я  не
гнала в такой тьме...
     Троица стоит, испуганно вытаращив глаза на старую пани. Бабка  держится
за руль велосипеда и тоже не сводит с них глаз.
     Данка незаметно озирается по сторонам. Кроме них, на улице -  ни  души.
На велосипеде действительно катила эта старуха в цветастом переднике.
     - Велосипед-то Карличка, внука моего, - объясняет она. - Он всегда дает
мне его вечером.
     Дети и без нее видят, что велосипед  -  собственность  внука  Карличка.
Конечно, это не Павлов велик. Это мужской велосипед,  многое  повидавший  на
своем веку.
     - Никогда не катайтесь на велосипеде в потемках, - предупреждает старая
пани. - Нельзя! Мне-то  Карличек  привозит  его  под  вечер.  Он,  Карличек,
славный малый, и дал бы мне велосипед даже днем, да, боюсь, люди подымут  на
смех. Ей, скажут, уже пора на печке сидеть. И они правы, конечно,  я  стара,
но как быть, если я  страшно  люблю  ездить  на  велосипеде?  Вы  никому  не
расскажете? Видно, и в самом деле пора бросать это дело.
     - Конечно, мы никому не станем рассказывать, - убеждает старушку Данка.
- А вы не бросайте вашего увлечения. Ездить- это же так здорово!
     - Пожалуй, я и впрямь не брошу. А  ты  уж  меня  прости,  -  обращается
старуха к Пипу.
     - Ерунда, конечно, - отвечает Пип, - я сам виноват.
     - Ну, тогда прощайте, - кивает им старая  пани,  ставит  одну  ногу  на
педаль, другой отталкивается и великолепно перекидывает ее через седло.
     На повороте она ещё раз оборачивается и  машет  им  рукой.  Может,  это
относится только к Данке?
     Вот скоро и дом. Окно в гостиной полыхает  светом.  Приблизившись,  они
замечают, что окно открыто.
     -  Мама  проветривает  квартиру,   -   говорит   Марьянка.   Не   ужели
действительно похолодало или ее просто колотит дрожь?
     В тот же миг окно закрывается. Мама стоит на  пороге  раньше,  чем  они
успевают нажать кнопку звонка.
     - Я ничуть не волновалась, - говорит она. - Тетя предупредила,  что  вы
задержались там с этой посудой. Ее как будто накопилось очень много.
     Дети переглядываются. Ни о каком мытье посуды в этот раз что-то не было
и речи. К счастью, мама вроде и не придает этому ни малейшего значения.
     - Проголодались? - спрашивает она.
     - Очень! - вырывается у Пипа.
     Это правда. Все трое вдруг  ощущают  такой  голод,  словно  не  ели  по
меньшей мере неделю. Мама удовлетворенно кивает.
     - Очень хорошо, что тетя  не  предложила  вам  сосисок.  Я  сию  минуту
приготовлю вам кашу. С какао или с корицей?
     - С какао, - предлагает Данка.
     После тех тетиных сосисок очень хочется каши. О сосисках они, к  своему
удивлению, не забыли. Пип проглотил тогда сразу две.
     - А папа где? - спрашивает Данка, размешивая какао с сахаром.
     - На собрании, - отвечает мама.
     Данка кивает. На столе приготовлены бутерброды и  апельсины.  Апельсины
очень дорогие, так что обычно дх получают только дети. У мамы от  них  болит
желудок. Но если у папы собрание, мама всегда оставляет ему  один  апельсин.
Потому что собраний папа не  выносит.  А  апельсины  очень  любит.  И,  чтоб
немножко его порадовать, мама оставляет ему лакомство.
     - Но почему это сегодня оно так  затянулось?  -  спрашивает  Марьяна  и
смотрит на будильник. Стрелки показывают пять минут десятого.
     - Будильник остановился, мама, - сообщает она.
     Мама смотрит на часы.
     - Нет, часы идут верно.
     Значит, и в самом деле теперь только девять!
     - А настройщик был, мама? - вспоминает Пип.
     - Был.
     - И ты нам теперь поиграешь, ладно?
     В комнате уютно и тепло. Все трое устроились на ковре возле  фортепьяно
и слушают музыку. Мама забыла, что должна была бы отправить их в постель.
     Пип потихоньку поднимается и тащит из соседней  комнаты  огромную  кипу
нот. Чтобы выбрать еще что-нибудь. Мама поворачивается на вращающемся стуле.
     - Не таскай столько сразу, - говорит она. - Они тяжелые.
     Пип держит ноты перед собой и вдруг спрашивает:
     - А сколько весит вязанка дров, мама?

        Рассуждение седьмое

     Видели ли вы такое нагромождение лжи сразу? Вы  только  посчитайте:  мы
обманули тетку, сказали ей, что хотим пройтись по темной улице (ложь  ?  1);
тетя позвонила маме, предупредив, что мы задержались (ложь ? 2), да  еще  от
себя прибавила что-то про грязную посуду (это ложь ? 3). А мы, растяпы, и не
догадались ее вымыть. И хотя мы не говорили, что не ели у тети  сосисок,  но
мама все равно так думает (ложь ? 4). Да, кстати, разве вы верите, что  маме
плохо от апельсинов? Да  и  та  старая  пани  с  велосипедом  тоже  поначалу
выдумывала, будто  не  станет  кататься  на  велосипеде.  Но  она  сразу  же
отбросила свое вранье. В общем, эта бабуля в самом деле мировая.  В  будущем
надо не забыть об ее примере и не сидеть на печке только потому, что кому-то
покажется, что это тебе подходит больше!
     Лучше уж буду просить внука Карличка одолжить мне велосипед, правда мне
бы хотелось, чтобы внука звали Криштоф, а у меня чтоб поприличнее был берет.
     Немножко  неприятно,  что  мы  столько  вранья  обрушили  на  маму.  Но
противнее всего, что ко всем этим выдумкам мы не смогли прибавить еще одной,
самой грандиозной. Что нам не  посчастливилось  привезти  этот  распроклятый
велосипед  и  наврать,  будто  мы  его  где-то  нашли!  Тогда  Ярда  мог  бы
успокоиться. Потому что, по-моему, история с великом  теперь  и  впрямь  его
очень тревожит. И еще, по-моему, дома волнений и забот у него тоже  хватает.
Так что наша последняя ложь имела бы то преимущество, что мы не должны  были
бы убеждать в ней маму и всех прочих. Потому  что  если  вы  думаете,  будто
против такой лжи мама стала бы возражать, то вы совсем-совсем ее не  знаете.

        И снова неприятности

     Моросит дождь. Мама несет Пипу свитер.
     - Да ведь не холодно, - предупреждает ее Данка.
     И, ко всеобщему удивлению, мама  сразу  ее  слушается  и  снова  кладет
свитер в шкаф. Словно ее внезапно озарило, что свитером дела  не  поправишь.
Пип засовывает тетрадь в сумку.  В  ней  изложено  содержание  первой  главы
"Бабушки" ("Бабушка" - повесть известной чешской  писательницы  Б.  Немцовой
(1820-1862).). Марьянка замечательно пририсовала ему в  тетрадку  бабушкиных
собак - Султана и Тирла. Дети и бабушка хорошо получились и у самого Пипа, а
вот животные - нет. Если бы он мог остаться дома, то сел бы у окна и слушал,
как по стеклам барабанит дождь, и попробовал бы сам нарисовать этих  зверей.
Но если один раз останешься дома - этим ведь дела не поправишь.
     - Тихо, дети, тихо, - призывает пани  учительница.  -  Я  надеюсь,  что
никто из вас не страдает плохим слухом и все слышали, как прозвенел  звонок.
У всех  хрестоматии  вынуты  из  портфеля  и  положены  на  середину  парты;
разумеется, у Доубравовой тоже все приготовлено, как  и  следовало  ожидать.
После урока поблагодарите ее за то, что она опять отняла у нас время.
     Доубравова разглядывает содержимое портфеля  в  тщетной  надежде  найти
хрестоматию, которую она не может найти вот уже целую неделю.
     - Откройте страницу пятьдесят семь.
     Данка и все прочие ищут страницу пятьдесят семь.
     - Мне необходимо отлучиться, - говорит классная Пехова, - а  вы  в  это
время можете выбрать нового старосту класса.
     Классная выразительно смотрит на Либу. Это значит, что ей хотелось  бы,
чтоб Либа взяла это дело в свои руки. И не просто взяла.
     - Я надеюсь, выборы пройдут благополучно и спокойно. Не  забудьте,  что
рядом занимаются. Кроме того, я думаю, что вы легко обо  всем  договоритесь.
Мне кажется, всем вам вполне ясно, кто больше всего подходит на этот пост.
     Либа  манерно  поднимается  и  идет  к  учительскому  столу.   Классная
удовлетворенно кивает головой и делает шар к двери.
     - Мать сыра земля дрожмя дрожит, - шепчет Мартин.
     Пани учительницу нельзя назвать стройной женщиной. "Если сегодня  будут
кнедлики, - дает себе слово Марьянка, - съем только половину.  Или  лучше  -
четвертую часть".

     - Меня не было, - говорит довольный Ярда, - и я знать ничего не знаю.
     - Значит, ты был где-то поблизости, - выводит его из заблуждения Тонда,
- сейчас литература, а литература в  последний  раз  была  неделю  назад.  А
неделю назад ты школу не пропускал.
     - А правда, что Немцову задавали на сегодня? Я и не знал.
     - Ты вообще никогда ничего не знаешь, - обрывает его  Анежка.  -  Разве
что про чужие велики.
     - Ну да, кое-кому свистнуть велик  легче,  чем  написать  сочинение,  -
небрежно бросает Катя, накручивая на пальчик  колечки  золотистых  волос.  И
растерянно смотрит на Вашека.
     А Вашек смотрит на ее волосы. Очень красивые волосы. Но вот Ярда...
     - Пиши лучше, - ворчит Вашек, - а то опять влипнешь.
     - А ты дай списать.
     - Это списать нельзя. Тут же поймают.
     - У тебя какая глава? - интересуется Андула.
     - Как они пошли в замок на вечеринку.
     - Ты столько уже прочитал! - изумляется Катя.
     - Я только это и прочитал, - отвечает Вашек. - Папа говорил, что  нужно
бы все прочитать целиком, но у меня нет времени. У Немцовой все  не  так  уж
плохо, но там ничего не происходит. Папа говорит, что я,  наверное,  быстрее
прочитал бы эту книгу, если бы та бабушка носила за поясом кольты, но...
     - Дай списать, - пристает Ярда.
     - Я же тебе говорю, что это сейчас же отгадают.
     - Черта с два!
     Алена разглядывает собак, нарисованных в тетрадке Пипа.
     - Да брось ты его убеждать, - советует Анежка Вашеку. - Мог  бы  и  сам
сделать.
     Ярда протягивает руку через плечо Пипа и забирает у него тетрадь.
     - А ты не лезь не в свое дело, - бросает он при этом Анежке.
     - Ярда, правда, это тебе не пройдет. И Вашек говорил, это тут же...
     - Заткнись, - советует Пипу Ярда. Не тратить же  время  на  болтовню  с
Пипом!
     Все остальные тоже считают вопрос исчерпанным. Никто уже не замечает ни
Пипа, ни Ярды, который вынул  из  портфеля  тетрадь  без  обложки  и  теперь
старательно, переписывает сочинение.
     - Тетради - на правую сторону парты, - приказывает Беранкова. Она  дает
понять, что сегодня никому пощады не будет.
     - Кто из  вас  изложил  содержание  какой-нибудь  другой  главы,  кроме
первой? -строго спрашивает литераторша, обойдя первый ряд парт.
     Анежка быстро поднимает руку и оглядывается на класс.
     - И никто больше?
     Поколебавшись, поднимают руки Вашек и Миша.
     - Хорошо. Остальных я спрошу по всей книге. Если не  уложимся  в  урок,
задержимся на перемену. Ты заканчиваешь фразу на слове "когда", Ярда? Многое
я видела на своем веку, но такого еще не встречала. - В  голосе  учительницы
начинают звучать угрожающе высокие нотки.
     - Это я писал еще позавчера, - оправдывается Ярда,  -  и  позабыл,  что
недоделал. Но теперь мне осталось дописать два предложения.
     - Ты так хорошо все продумал, что точно знаешь, скольких  фраз  там  не
хватает? А ведь писал несколько дней назад. Может, только сейчас?  Не  перед
уроком ли? У кого ты списывал?
     Голос, звучавший на самых высоких нотах, вдруг падает. Последняя  фраза
звучит угрожающе спокойно.
     - Ни у кого не списывал. Это я дома сочинял позавчера. Ребятам кажется,
что Ярде вот-вот снова влепят затрещину. Но Беранкова держит себя в руках.
     - Кто дал ему списать? -снова спокойно повторяет она свой вопрос.
     Никто не шелохнется. Несколько ребят,  искоса  взглянув  на  Пипа,  уже
уставились куда-то вдаль. Ярда разглядывает свои кеды.
     - Ну так как же? -спрашивает учительница. - Я жду. На перемене  я  буду
проверять, как вы знаете содержание, и после уроков - тоже,  времени  у  нас
хоть отбавляй.
     Алена беспокойно вертится на парте.
     - Ты дала ему списать?
     - Нет, я не давала.
     - Покажи свое изложение.
     Взглянув в тетрадь, учительница молча возвращает ее Алене.
     - Так кто же? Неужели вы рассчитываете, что  я  в  этом  не  разберусь?
Изложение нельзя списать как задание по математике. Вы же хорошо знаете, что
я все выясню до конца. Только зря всех задерживаете. Я сообщу директору, что
вы сорвали урок... Комареку этого только и не хватает. А директор  наверняка
до всего дознается, можете  быть  уверены.  Вы  же  вынуждаете  меня  искать
виновного.
     У Пипа вдруг возникает такое чувство, что еще  мгновение  -  и  они  на
самом деле перестанут слышать Беранкову, но,  к  своему  удивлению,  тут  же
убеждается, что худшее еще впереди. Так бывает, когда у телевизора выключишь
звук; Беранкову выключить нельзя,  значит,  она  будет  стоять  и  вопить  в
абсолютной тишине, прямо у них на глазах  превратившись  в  дельфина  или  в
кого-нибудь похуже.
     - И я это сделаю. Отыщу того, кто считает меня идиоткой.
     -  Это  сделал  я,   -   вдруг   произносит   Пип   и,   как   подобает
благовоспитанному мальчику, поднимается из-за парты.
     - Как...
     - Это я дал ему списать.
     Признание тут же оказывает свое действие. Словно Пип произнес заклятье.
     Голос Беранковой враз обретает нормальный тон и окраску.
     - Дай сюда тетрадь, - спокойно произносит она.
     Пип подает.
     - Хорошо, - говорит Беранкова, направляясь к своему столу.  -  Комарек,
ставлю тебе двойку и делаю запись в дневнике.
     Пип продолжает стоять. Беранкова поднимает глаза от классного журнала.
     - Садись. На сей раз я тебя прощаю, потому что,  в  общем,  ты  хороший
мальчик и провинился впервые. Надеюсь, это в первый и последний раз.
     "Хуже быть не могло", - в мгновение ока проносится  в  голове  у  Пипа.
Беранкова ошибается. Это не в первый раз. Пип всегда дает списывать.  Только
сегодня это вышло помимо его воли. Но тут уж ничего не поделаешь.

     - Так что мы сделаем? -спрашивает Либа, чтобы прекратить  разговоры.  -
Открыто будем голосовать или тайно?
     - Тайно, - отзывается Илона.
     - Это почему? - раздраженно спрашивает Либа.
     - Да потому, - объясняет ей Пепик.
     Остальным безразлично. Все знают, что, если в классе что-либо случится,
больше других разглагольствует Либа.  По  привычке.  А  когда  действительно
необходимо что-то сделать, это делает Мартин. Тоже по привычке. А  старостой
будет Либа, потому что так предназначено судьбой и решено классной Пеховой.
     Либа разрезает бумагу на изящные кусочки.
     - Да нарви ты их, - советует Пепик, - а то мы до утра про сидим, а  мне
еще нужно историю выучить.
     Однако Либа  на  дает  сбить  себя  с  толку.  Не  торопясь,  аккуратно
разрезает она бумагу.
     Марьяну это выводит из себя. Она  за  Либу  голосовать  не  собирается.
Пусть вместо тридцати голосов окажется двадцать девять.  Разве  только  Либа
проголосует за себя сама... Пожалуй, так оно и будет.
     Либа  собрала  листочки  и  теперь  подсчитывает  голоса.  Зачем?  Увы,
сосчитать,  оказывается,  вовсе  не  так  просто,   и   результат   подсчета
неутешителен.
     Либа считает и перекладывает листочки, как будто разучилась считать  до
тридцати. Илона идет к ней.
     - Давай помогу.
     Проглядев три неодинаковые кучки, она объявляет:
     - Мартин - девятнадцать, Либа - восемь,  я  -  три.  Все  ясно.  Мартин
избран старостой, и  мы  все  можем  поиграть  во  что-нибудь  другое.  Бери
руководство в свои руки, - обращается она к Мартину. - А я сразу же  спрошу:
ты уже вставил стекла в окна?
     Мартин кивает:
     - Застеклю в пятницу.
     Потом он вынимает историю, так же как и Пепик.
     - Погоди, - вступает в разговор Либа. - Мартин, ты не мог бы на  минуту
выйти из класса? Мы тут должны посоветоваться. Мартин  удивленно  глядит  на
нее.
     - Это ты серьезно? -спрашивает он, потом поднимается и выходит.
     - Ты просто спятила, - замечает Илона.
     Остальные согласны с ней. Бара  садится  на  столик,  обхватив  ноги  в
безупречных вельветовых брючках.
     - Скучно, - жалуется она и оглядывается на  остальных,  словно  ожидая,
что теперь кто-то попытается развлечь ее как-нибудь получше.
     К ней подходит Петр.
     - Смотрите... - начинает Либа.
     - А ты сперва позови Мартина обратно, - советует ей Илона.
     - Нет, не позову. Классная мне сказала, что у нас, наверное, хватит ума
не выбирать его.
     - Это почему? - решительно спрашивает Илона. - Кто сей час голосует?  И
вообще старосту выбираем мы или она? Если она, то нечего  нас  мучить  этими
выборами. Пехова тоже могла бы нам объяснить, что мы хотим выбрать тебя, - и
дело с концом.
     - Ну при чем тут я?
     - Как при чем? Кто же тогда еще при чем?
     - Пехова ничего не имеет против Мартина.
     - А против кого же? Против его бабушки?
     Либа мнется.
     - Я угадала, верно? Его бабушка ограбила банк.
     - Брось, Илона, не глупи. Его отец...
     - А что его отец?
     -  Я  точно  не  знаю.  Но  Пехова  на  него  страшно   сердита   из-за
культкомиссии. Мама рассказывала, что на последнем родительском...  там  они
всегда много спорят. В молочной тоже  говорили,  что  у  них  и  дома  вечно
ссорятся...
     Марьянка вдруг вскакивает, так что Бара чуть не сваливается со стола. С
трудом удерживая равновесие, она переворачивает ногой стул. Петр  заливается
веселым смехом, а Марьянка  несется  к  кафедре.  "Мать  сыра  земля  дрожмя
дрожит", - наверное, не преминул бы заметить Мартин, но Мартин - за дверью.
     - Кто это тебя укусил? - насмешливо спрашивает Либа.
     - Зато вас уже ничего не  кусает.  Вы  -  толстокожие.  Только  малость
сплетницы, ты не находишь?
     Щеки Либы покрываются ярким румянцем.
     - Что ты хочешь сказать? - спрашивает она и  тут  же  угрожает: - Это я
передам Пеховой.
     Но Марьянка робкая, пока ее не довели.  А  когда  разозлится,  способна
противостоять целому стаду  разъяренных  слонов.  Пип  и  Данка,  во  всяком
случае, в этом убедились. Либа до сих пор не замечала в  ней  этой  черты  и
теперь совершенно поражена. Марьянке, как видно, все нипочем.
     - Не сомневаюсь,  передать  ты,  конечно,  передаешь,  -  заявляет  она
хладнокровно, - но не забудь также и обо  всем  про  чем  передать  тоже.  -
Хладнокровие тут же оставляет ее. - Да вы,  часом,  не  спятили?  -срываясь,
кричит она. - Мы что, выбираем старосту из отцов или из матерей? А  я  и  не
знала!
     Пепик разжимает уши и смотрит на все раскрыв рот. Собрание начинает его
забавлять. Впрочем, теперь классу  не  помогли  бы  даже  звуконепроницаемые
двери.
     - Погоди, - останавливает Марьянку Илона, - ты чего так разбушевалась ?
     "А тебе-то что за дело?" - чуть было не вырвалось у Марья-ны. Отношение
ребят в классе с давних пор налаживает с помощью Илоны  Либа,  а  для  более
конкретных дел у нее есть Мартин. Что это Марьяна ни с того ни с сего...
     - Если бы речь зашла о ком-нибудь еще, ты бы небось не воспылала  столь
праведным гневом, - вскользь бросает Бара.
     Она  снова  невозмутимо  восседает  на  столе,  как  будто  недавно  не
сваливалась оттуда. Но все равно так просто она Марьяне  этого  не  простит.
Ведь Петр от души хохотал, когда она летела...
     - Погоди... - говорит Илона примирительно, но Бара прерывает ее:
     - Все равно Пехова  на  Мартине  едет  -  так  что  и  для  него  лучше
отказаться от старост, если уж такая ситуация.
     Петр снова с удивлением глядит на нее. Вот, оказывается, в чем  дело...
Но для Марьяны ситуация вовсе не такая ясная.
     - Глупости, - бросает она коротко.
     Но Бара уже снова на коне. Встряхивает по-мальчишечьи головой,  как  ни
один мальчишка не сумел бы.
     - И для него, и для класса лучше, если бы он за это не  брался,  раз  у
него такие конфликты. Кризисы сказываются на всем. Даже на почерке. Я читала
в учебнике графологии...
     Бара втолковывает это Марьяне. У Петра от удивления отвисла челюсть, но
он и не замечает этого. Так же как и того,  что  Марьянка  засунула  руку  в
карман юбки и в волнении передвигает ее так, что молния оказывается у нее на
животе.
     Бара сидит, обхватив руками колени.
     - Я принесу тебе почитать, если хочешь, - добродушно предлагает она.
     - Черта с два это меня занимает. Мы выбрали Мартина. Мартин согласился,
а о графологии иди толкуй своей бабушке.
     Все, как по команде, оборачиваются к дверям, в которых стоит Мартин.
     - Так, значит, это вышло по ошибке, - спокойно говорит он. - А я думал,
что вы сами этого хотите.  Если  нет  -  пусть  старостой  будет  Либа.  Она
следующая за мной по числу голосов. Ну, а теперь я хочу сесть  за  парту.  У
меня не готово задание по математике, а в коридоре писать негде...
     - Ты сидел на лестнице? - смущенно спрашивает Илона в надежде,  что он
не все слышал.
     - Да, - отвечает Мартин, - но даже  там  вас  было  слышно.  Вы  же  не
сказали, чтоб я отправился на чердак или  в  подвал.  Вы  сказали:  выйди  в
коридор.
     Марьянка отвернулась и смотрит в окно. Мартин не спеша подходит к  ней;
он будто забыл, что надо быстрее выполнить задание.
     - А про папу они половину наврали, - говорит он ей тихонько. -  Папа  у
меня молодец. Каждому скажет правду  в  глаза.  Пехова  за  это  на  него  и
разозлилась, но дома мы живем мирно. Марьяна молча кивает. Мартин смотрит на
нее.
     - Мне и в голову не пришло, что в старосты будут выбирать наших  отцов.
Правда, нас никто об этом не предупреждал, - добавляет он.
     Марьянка краснеет. Она знает об этой своей слабости. Наверное, нос тоже
красный... А Мартин, наверное, хочет, чтоб она знала, что он все слышал?
     - Мартин, - произносит Бара, которая вдруг оказывается  между  ними.  -
Мартин, - повторяет она.
     Мартин, как благовоспитанный мальчик, мгновенно поворачивается к ней.
     - У меня дома есть очень интересная книга о графологии. Ты не хотел  бы
ее прочитать?

     Звонок. Беранкова стрелой вылетает из класса, даже не посмотрев, все ли
поднялись попрощаться с ней. Очевидно, она даже  забыла  о  своем  намерении
спрашивать содержание всех глав "Бабушки". Глав слишком много.
     - Ну, теперь я с тобой рассчитаюсь, - говорит Ярда, наступая на Пипа.
     Пип поднимается как во сне. Он знает наперед,  что  произойдет  дальше.
Ярда первым наносит ему удар, а Пип, одной рукой  прикрывая  голову,  другой
вслепую размахивает во все стороны. Скорее случайно, он крепко стукает  Ярду
по макушке, слышит, как лязгают у  того  зубы.  Ярда  бьет  его  по  носу  и
одновременно ставит подножку.
     Пип больно ударился локтем и теперь не чувствует правой руки. Из коса у
него каплет кровь, прямо на рубашку. Этого от мамы уже не скрыть. Но  сейчас
ему все равно. Кто-то навалился на него, как всегда в драке, и больно бьет.
     - Ты не должен был сознаваться, - произносит  нежный  голос  той,  кому
принадлежат и золотые волосы.
     Все молчат, и в полной тишине Пип встает, прежде чем  ребята  осознают,
что он способен драться. В чем он не должен был сознаваться? Все ведь знают,
что Ярда выхватил у него тетрадку, и Пип бросается в нападение - теперь  уже
не только против Ярды, против всех... Хотя все  отступили  назад  и  смотрят
издали. Чаще всего Пип налетает на парты, но достается и Ярде.
     - Да уж плюнь ты на него, - слышит он голос Андулы, но не может взять в
толк, кто на кого должен плюнуть.
     Пип еще некоторое время молотит руками вокруг себя и  только  несколько
позже до него доходит, что драться уже не с кем. Ярда тащится к своей парте,
засунув руки в карманы, и дает понять, что он больше не дерется, потому  что
ему расхотелось. Остальные решили, что Ярда внял просьбам Андулы.  Даже  Пип
не понимает, что Ярде тоже  досталось  на  орехи.  Досталось  не  только  по
подбородку. Выходит, драться Ярда не такой уж мастак.
     - Вот если Филипп на тебя  накапает,  хлебнешь  тогда,  -  говорит  ему
Анежка. - Беранкова тебе ничего не спустит. Все-таки было бы лучше, если  бы
ты отдал этот велик, - советует ему Анежка.
     - Нет, на этот раз Ярда прав, - авторитетным тоном  неподкупного  судьи
заявляет Катя. - Жаловаться не годится. И класс должен быть соли... соли...
     - Солидарным, - завершает Вашек со знанием дела, но  успевает  все-таки
добавить: - Только ведь Филипп, собственно...
     - Филипп не жаловался, - подхватывает в раздумье Андула. - Он  же  ведь
про себя одного сказал. А тетрадку Ярда у него просто вырвал. Да и Беранкова
все равно бы догадалась, что  Ярда  списал.  А  про  Ярду  Филипп  вовсе  не
сознавался. Дело тут совсем не такое простое.
     Пип идет к умывальнику. Кровь  уже  не  течет.  Но  стереть  ее  мокрым
носовым платком с рубашки и брюк не удастся. Только размазать.
     - Давай помогу, - предлагает Андула.
     - Иди ты куда подальше, - огрызается Пип.

     До самого конца урока Марьянка старательно  писала  задание.  Но  когда
прозвенел звонок, в  тетради  у  нее  не  было  ни  одного  примера.  Только
исчерканная промокашка.  Даже  Мартин  всего  не  сделал,  потому  что  Либа
отобрала у него тетрадь. Но при этом ей пришлось объяснить,  что  она  берет
тетрадь, потому что так для всех будет лучше.
     - Да мне тут все ясно, - пробовал возразить Мартин. - Оставь тетрадь, я
доделаю. Все равно потом и тебе захочется  сдуть,  а  понять  ты  ничего  не
поймешь.
     Только Мартин плохо знает Либу. Когда речь  идет  об  общих  интересах,
Лнба не считается с собственным успехом.
     - Времени уже нет.  А  потом,  ты  не  мог  бы  передать  мне  расписку
стекольщика?
     (Марьянка на промокашке провертела дырку.)
     - Ты сама принесешь стекло? Ведь не дотащишь!
     - Неважно. Об этом мы потом договоримся.  Впрочем,  если  бы  ты  хотел
принести... Но все документы должны храниться у меня, понимаешь?
     "Вымогательница", - начертала Марьяна на промокашке.
     Мартин выуживает листок из сумки,
     - Вот и хорошо, - довольна Либа. - Благодарю.
     (Из дырки на промокашке выглядывает чудовище. В лохматых волосах у него
- криво привязанный бант.) Мартин  снова  принимается  что-то  считать.  Все
равно уже не успеть. Звенит звонок.
     - А ведь мог сделать! - вздохнул он.
     Либа не слышит его слов. С распиской от стекольщика идет на свое место.
И вдруг Марьянка, к собственному своему удивлению, подставляет ей  подножку.
Либа споткнулась, но удерживается на ногах. И даже не оглядывается. Ей  даже
в голову не пришло, что предмет, о который она споткнулась, была  Марьяни-на
нога и что нога эта очутилась на ее пути не случайно.
     -  Есть  же  люди,  которым  никогда  не  бывает  стыдно,  -  отчетливо
произносит Марьяна.
     Только теперь Либа оборачивается.
     - Ты что-то сказала?
     - Да, - ответила Марьяна.
     Внезапно у Марьяниной парты возникает Мартин.
     - Ты просто псих, Марьяна, - говорит он.
     Но Бара тоже не дремлет, она начеку.
     - Так ты не хочешь зайти к нам за книгой? - спрашивает она Мартина.

     Марьяна спускается вниз по лестнице. Собственно, не  зная  даже  зачем.
Делать ей внизу нечего, наоборот, ей положено гулять  по  коридору  лишь  на
своем этаже. Только остановившись перед 6-м "Б", она  осознает,  зачем  сюда
пришла. Ей необходимо увидеть Пипа. Или Данку. А  лучше  и  того  и  другого
вместе. Двери класса распахнуты, Пип повернулся спиной.  Возле  умывальника.
"Вот мама будет довольна, что он так тщательно моет  руки  перед  завтраком.
Нужно рассказать ей", - думает Марьяна. За Пипом стоит  Андула  и  дает  ему
какие-то советы. Марьяна хочет уже помахать им и вдруг  слышит  голос  Пипа,
который хрипло бросает девочке:
     - Иди ты куда подальше...
     Что она ему сделала, эта Андула?
     Марьянка входит в класс. Теперь уж она рассчитается с этой девчонкой. И
это как раз то, что ей уже целый час, по крайней мере,  хочется  сделать.  С
Андулой так с Андулой - все равно. Марьянка смотрит на Пипову спину. И  вмиг
забывает, что только что с кем-то хотела рассчитаться. Теперь ей  только  бы
схватить Пипа за руку и куда-нибудь увести. Но она знает, что так  поступить
ни в коем случае  нельзя.  Нельзя  даже  окликнуть  Пипа  по  имени.  Только
исчезнуть, пока он не оглянулся.
     Марьяна снова спускается по лестнице - на этаж  ниже.  Данкин  класс  в
первом этаже. Вот только если  их  учительница  задержится  на  переменку  и
станет любопытничать, чего  тут  Марьянке  нужно...  Но  опасения  напрасны.
Отсутствие пани учительницы ощущается уже издалека.
     "Заскочу хоть на минутку, - думает Марьяна. - Все равно скоро звонок".
     Данкин голос она слышит уже с середины коридора.
     - Моя старшая сестра тебя из окна  вышвырнет,  если  ты  хоть  раз  еще
тявкнешь. До вечера работы хватит, пока все кости соберешь,  -  доверительно
обещает она кому-то.
     Рев в классе усиливается. Марьяна бросается  к  дверям,  приготовившись
кого-то выбрасывать из окна. И прежде всего этими дверями  чуть  не  сбивает
Данку. Сестра стоит рядом. Данка вздрагивает от такого внезапного нападения,
но тут же приходит в себя. Хватает Марьяну за руку и тащит в коридор.
     - Ты туда не суйся особенно, - говорит она.  -  Так  лучше.  Все  равно
всех-то ты не раскидаешь, но они пока этого не знают.  Ничего  страшного.  Я
сама с ними справлюсь.

        Рассуждение восьмое

     Люди очень похожи друг на друга. Может, вы еще  не  убедились  в  этом,
потому что у вас нет братьев и сестер в младших классах.  Потом  вы,  может,
думаете, что на сеете всего-навсего одна такая противная девица, как Либа из
нашего класса. Просто вы еще не знаете, что Анежка, которая учится вместе  с
нашим братцем, похожа на нее как две капли  воды,  так  что  их  можно  даже
перепутать.,
     Или взять хотя бы Бару. Не напоминает ли она вам кого-нибудь?  Я  знаю,
Катя - нежнейшее созданьице с длинными золотистыми локонами. Только на самом
деле - нежная она, как клещи для дерганья зубоз. У Бары  наоборот  -  черные
волосы коротко острижены, она косит вельветовые брюки, и вообще  совершенный
мальчишка. Но всем этим они могли бы и поменяться. Бара могла  бы  отрастить
себе волосы, Катя -  перекраситься  в  черный  цвет  или  стать  блондинкой.
Возможно, со временем они так и поступят. Если им  покажется,  что  так  они
будут выглядеть более привлекательно. Одна станет озорничать, как мальчишка,
а другая - нежничать. И наоборот. Лучше не стойте у них на дороге!  И  точно
так же в любом классе обязательно найдется мальчик, который  будет  зубрить,
даже если на него обрушится потолок.  Потому  что  история  или  физика  его
интересует больше, чем люди. Иногда он прислушивается к тому,  что  творится
вокруг. Но и только. Сам ничего не скажет. Может,  позже  когда-нибудь.  Так
часто ведут себя и  взрослые  люди.  Сначала  спокойно  позволят  поколотить
кого-нибудь. А потом, может, заметят, что не следовало этого делать...
     Однажды я слышала, как мама рассказывала тете о том, что у них в каждом
вагоне с арестантами повторялась одна и та  же  история.  Их  перевозили  из
одного концлагеря в другой. А как быть, если кому-то становилось так  плохо,
что он, скажем, не мог соблюдать правила приличия? Но в каждом вагоне всегда
находился кто-нибудь, предлагавший:  "Обопрись-ка  ка  меня,  так-то  легче,
правда? Потерпи еще чуть-чуть. Скоро нас выпустят подышать,  и  тебе  станет
лучше".
     Разумеется,  подышать  никого  не  выпускали.  Но   в   каждом   вагоне
определенно находился кто-нибудь,  кто  мог  это  сказать.  Вы  возразите  -
откудс, мол, мне это известно? Да, известно. И совершенно точно. По  крайней
мере, в двух вагонах так говорили. Ведь в одном вагоне ехал мой  папа,  а  в
другом - мама. А если бы в каком-нибудь вагоне ехал  папа  Мартина,  он  бы,
наверное, пробормотал: "Не стони, друг, мы еще продержимся. Нас  им  свалить
не удастся - руки коротки".
     Конечно, в любом вагоне и в любом классе найдутся такие, кто непременно
брякнет: "Не суйся, какое мне дело, что тебе плохо". Или так:  "Вот  если  я
всем  начну  заправлять  -  тогда  будет  хорошо";   и   обычно   никто   не
сопротивляется таким людям; даже не замечают, что лучше от этого  никому  не
становится.
     Собственно, я не хотела сказать,  будто  все  люди  совсем  одинаковые,
потому что даже Либа не так уж здорово похожа на Катю или на Вашека;  только
в любом  классе  можно  встретить  характеры,  подобные  нашим.  Отчего  это
происходит, а? Класс набирают по алфавиту, а может, еще  по  какому  другому
принципу, и все же в любом классе одна девчонка похожа на Либу, другая -  на
Бару, один мальчик - копия Пепика и одна толстуха  -  вроде  меня.  Толстухи
везде есть. Правда, теперь мне кажется, это вовсе не  обязательно.  А  такой
мальчик, как Мартин, не учится ли и в вашем классе?

        Пип исчезает из кухни. Марьяна исчезнуть не отваживается.

     Три уничтоженных вконец балбеса, три чудака, или "психа",  вместе  идут
домой из школы. Молча. И только почти около дома Данка спрашивает:
     - Ты дрался?
     Пип молчит.
     - Ярда?
     Пип кивает головой.
     Девочки раздумывают, что скажет мама, увидев  кровь  на  рубашке  и  на
штанах Пипа. Пипа это тоже беспокоит. Потом Данка все-таки спрашивает:
     - Ярда опять влип?
     - Да.
     - С Барашком?
     Пип кивает снова.
     Только поднимаясь по лестнице, Марьянка отваживается спросить:
     - А что у вас-то стряслось, Данка?
     Данка лишь отмахивается.

     - Это я об парту, - говорит Пип. - Ты же знаешь, у меня нос слабый.
     Мама кивает. Она об этом знает. Знает она и кое о чем еще. Она приносит
Пипу спортивные штаны,  куртку  и  кусок  шоколада.  На  сковородке  пекутся
картофельные оладьи, которые Пип, может, съел бы с большим удовольствием, но
он берет шоколад и улыбается маме. Немножко криво, потому что нос и  губа  у
него распухли, и главное - распухли с одной стороны.
     Мама смачивает  чистый  носовой  платок  в  холодной  воде  и  вытирает
засохшую кровь. Под носом, кажется, еще немножко осталось. Ведь в школе  над
умывальником нет зеркала. Мама смывает  кровь  очень  осторожно,  совсем  не
больно, вода лишь приятно холодит, а во рту у Пипа  тает  шоколадка,  и  это
тоже очень приятно. Вид у мамы такой, будто она знает,  что  все  ее  усилия
напрасны. "Она будто снова едет  в  том  самом  лагерном  вагоне,  -  думает
Марьяна, - и понимает, что не в силах прекратить войну,  эпидемии,  что  она
безоружна и беспомощна против несчастий, подкарауливающих людей повсюду".
     А ждать можно чего угодно, любых напастей - они ворвутся и обрушатся на
Пипа и на девочек, а что может мама, если у нее ничего нет, кроме пары  рук,
мокрого чистого носового платка и кусочка шоколадки?
     Вдруг - звонок. Звонят настойчиво и  долго.  Все  вздрагивают.  Сильнее
других Марьяна. Так звонили, наверное... Но она тут же  приходит  в  себя  и
вспоминает, в чем дело. Все тоже сообразили это и переглядываются.  Пятница!
Пришла пани Файтова. А Пипа с его распухшим носом  некуда  спрятать,  потому
что Данка уже идет открыть ей дверь.
     - Дай бог здоровья, Данушка, как  мы  сегодня  себя  чувствуем?  А  что
Марженка? Все здоровы? Мама на кухне? Она уж, наверное, меня заждалась.  Как
бы она со всеми своими делами справлялась без пани Файтовой!
     Ну вот сейчас, наверное, она всплеснет руками и  запричитает:  "Господи
боже мой, да что же это с Филиппеком? Наверное, злые  мальчишки  поколотили,
это ужас, какие нынче дети  жестокие,  а  Филиппек,  само  собой,  не  умеет
постоять за себя, такой он слабенький..." У Марьяны в ушах уже раздается вся
эта лавина слов, хотя пани Файтова еще только снимает в прихожей шляпу и  не
произносит ни слова. Это  значит,  что  она  нагнулась  и  переобувается.  С
башмаками раки Файтовой приходится повозиться, и время,  когда  старушка  их
снимает, - единственное, когда она молчит.  Порой  слышно  только,  как  она
охает и кряхтит. Но, несмотря на то что воцарилось молчание, у мамы  в  ушах
звучит то же самое, что и  у  Марьяны;  мама  беспомощно  озирается  вокруг.
Спасти Пипа невозможно. Под стол его не спрячешь  -  там  пани  Файтова  его
обнаружит.
     - Ну вот, Данушка...
     Тут Марьяна рывком  открывает  дверь,  ведущую  из  кухни  в  кладовку,
заталкивает туда Пипа и снова поворачивает ключ. Ловит мамин  удивленный,  а
Пипов - благодарный взгляд и движется навстречу пани  Файтовой.  Нужно  дать
маме время опомниться.
     - Добрый день, пани Файтова, вы уже здесь?
     - Уже, уже,  Марженка,  видишь,  спешу,  хозяйка,  наверное,  меня  уже
заждалась. Конечно, порой  таким  старухам,  как  я,  хозяйством  заниматься
невмоготу, но мне жалко оставить вашу маму одну. Ведь без меня она с  делами
не управится. Ну с чего же мы сегодня начнем?
     Данка  стоит  за  спиной  пани  Файтовой  и  удивленно  таращит  глаза.
Заглядывает под стол, но Пипа там нет. Не выбросили же его из окна?  Наконец
она останавливает взгляд на дверях кладовки. Мама с Марьяной затаив  дыхание
следят за ней, но на Данку можно положиться.
     - Мама, - кричит она, - у тебя оладьи подгорают!
     Мама с готовностью бросается к  сковороде,  но  пани  Файтова  упрекает
Данку:
     - Ты чего так вопишь? Не видишь, как мама перепугалась?  А  с  оладьями
ничего не случится, а не то я бы унюхала. Оладьи ваша мама умеет печь.
     Пани Файтова чаще всего хвалит мамину еду, но это, собственно,  и  все.
Она убеждена, что без нее маме не вымыть ни окон, ни пола - ничего.
     - Садитесь, пани Файтова, - обед почти готов. Я немножко замешкалась.
     - Да ладно, хозяйка, я же не сидеть прихожу. Такая  про  пасть  работы,
прямо нельзя откладывать. Спокойно делайте оладьи, времени достаточно,  а  я
начну мыть рамы, что вы на это скажете?
     Вопрос этот скорее риторический, потому что пани Файтова всегда  делает
только то, что сама  считает  нужным.  Отговаривать  ее  -  напрасная  трата
времени, так же как упрашивать, чтоб она не величала маму  "хозяйкой".  Пани
Файтова все равно будет ее так называть с той  же  решительностью,  с  какой
теперь она размазывает грязь на оконных рамах и стеклах. Вымыть  их  у  нее,
конечно, не хватит времени, потому что она вдруг передумает и решит  сначала
сделать что-нибудь другое. Ничего не попишешь.
     Ну вот, пани Файтова моет рамы, а мама печет оладьи. Пипу так  хотелось
их попробовать! Марьяна это заметила по тому взгляду, каким он посмотрел  на
маму, когда она давала ему шоколад.  Пани  Файтова,  повернувшись  спиной  к
кухне, скребет окно и гремит ведром. А сзади  у  нее,  наверное,  нет  глаз.
Марьяна  одной  рукой  снимает  со  сковороды  оладышек,  а   другой   ловко
поворачивает ключ и тут же тихонько закрывает дверь.
     - Хозяйка, - неожиданно поворачивается пани Файтова, -  подайте-ка  мне
порошок.
     Мама стоит у плиты, уставившись на дверь кладовки, и  будто  ничего  не
слышит.
     - Оладьи, мама, - на этот раз ласково предупреждает ее  Данка,  и  мама
быстро и виновато начинает переворачивать оладьи.
     Порошок подает Марьяна.
     - Вот пачка.
     - Ну то-то, - ворчит пани Файтова, - не стоять же мне  тут  до  вечера,
когда всюду такая пропасть работы, не знаешь, за что хвататься. Без  порошка
здесь не обойдешься, ведь окна такие запушенные. Ничего, если  лак  немножко
потеряет блеск. Главное - чтобы было чисто:  то  же  самое  я  твержу  своей
невестке. Да ведь она куда какая умная! Ей хоть кол на голове теши. И отчего
это окно открывается с таким трудом?
     Пани Файтова крутит шпингалеты в разные стороны.
     - Какая пропасть работы, какая пропасть, - ворчит Данка  и  просовывает
за дверь кладовки, которая, к счастью, не скрипит, еще один оладышек.
     - Их, Данушка, давно бы нужно маслом смазать.  А  у  вас,  как  у  моей
невестки. Я уж боюсь и ехать к ним на дачу, так все там скрипит.  А  у  меня
нервы никудышные. Вот недавно и говорю ей: "Неужто трудно  все  смазать?"  А
она - такая дерзкая - если, дескать, вам не нравится, то  и  не  приезжайте.
Это мне-то! На нашу-то собственную дачу. Ну, я тогда с  ней  тоже  по  душам
поговорила. "На даче этой, говорю, я отродясь живу, куда раньше,  чем  брату
Франте в один несчастный день, в одну несчастную минуту пришло в  голову  на
тебе жениться. И не тебе меня с нашей дачи вышвыривать. Вот  захочу,  так  и
насовсем сюда переселюсь. Да только чем мне с тобой жить, я лучше  настругаю
серы в кофе". Вот она окна вымоет, а они все равно  грязные.  Все  в  черных
полосах, смотреть тошно. А уж если  я  возьмусь,  так  уж  этого  не  будет,
хозяйка. Не каждый умеет делать все как следует. А у меня в руках все так  и
гори г! У меня все  должно  блестеть.  А  ведь  она  могла  бы  и  поучиться
кое-чему. Сколько мы с покойницей матушкой  ей  твердили:  "Если  тебя  дома
ничему не выучили, видать, у твоей матушки и учиться было нечему, хоть у нас
поучись". Да где там...
     Пани Файтова полощет тряпку в воде и устраивает вокруг себя  потоп.  На
столе из рассыпанного порошка и воды образуется жидкая каша.
     - Не поскользнитесь, пани Файтова, - предупреждает мама.
     - Да нет, я ловкая, - успокаивает ее пани Файтова и энергично  брызгает
грязью на стекла. - Погодка-то нынче раз  гулялась,  -  выглядывает  она  из
окна.
     Мама мгновенно пользуется ситуацией и  сует  Пипу  еще  один  оладышек.
Данка смотрит разинув рот, а  потом  подмигивает  ей.  В  одну  тарелку  она
наливает суп, а в другую кладет оладьи, и прежде чем пани  Файтова  успевает
оглянуться - Данка исчезает из кухни...
     Обед у мамы готов, но они с  Марьяной  все  еще  стоят,  склонившись  у
плиты, как будто ждут чего-то.
     - Панн Файтова, - отчаянно кричит из  детской  Данка,  -  помогите  мне
открыть задвижку, у вас все так ловко получается...
     - Иду, Данушка, иду, - отзывается пани Файтова и сползает со  стола.  -
Ты же знаешь, я с ней играючи справлюсь.
     Мама с Марьяной ждут, пока за пани Файтовой захлопнется дверь,  ведущая
в детскую. И бросаются к  кладовке,  откуда  выволакивают  Пипа,  Потом  они
быстро проскальзывают через прихожую  в  папин  кабинет  -  а  там  все  вне
опасности. В целях самозащиты они уже давно предупредили пани  Файтову,  что
папа никому не разрешает туда входить, и пани Файтова с уважением  относится
к этому запрету. Папу она немножко побаивается. Поэтому мама с детьми иногда
тоже спасаются здесь, если их  вдруг  охватывает  чувство,  будто  некоторые
пятницы тянутся уже третий месяц.
     -  Извольте,  сударь,  -  говорит  Марьяна,  показывая  Пипу  на  папин
письменный стол, куда Данка контрабандой перенесла обед.
     Довольный Пип готов  уже  приняться  за  еду,  но  вдруг  они  с  мамой
испуганно переглядываются...
     - Не шумите, - напоминает им Марьяна.
     "Как мама похожа на тетю,  когда  смеется,  -  думает  она.  -  Только,
пожалуй, красивее".
     Пип тоже улыбается и неожиданно совсем  забывает,  что  улыбка  у  него
выходит немного кривая.
     - Вы могли бы еще немножко подержать меня взаперти, - говорит он. - Это
очень увлекательно!
     - Пойдем, мама, - тянет маму Марьяна. Она боится, как бы  пани  Файтова
не заподозрила неладное.
     Мама идет за ней, но уже от двери возвращается снова.
     - Пип, - тихо произносит она. - Я собрала все шапки и положила наверх в
шкаф. Теперь, наверное, до самой зимы они тебе не понадобятся.
     Марьяна вытягивает ее из кабинета. Пип глядит  на  них,  криво  разинув
рот.
     Дайка, спокойствия ради, еще чем-то отвлекает  пани  Файто-ву,  которая
даже не предполагает, что явилась  жертвой  тактической  уловки,  а  мама  с
Марьяной героически начинают  устранять  потоп  на  столе,  чтобы  постелить
скатерть.
     - А где же Филиппек? - набив рот, вдруг вспоминает пани Файтова.
     - Я отослала его на улицу, - говорит мама и виновато  по  глядывает  на
девочек. - Сегодня там так хорошо!
     - Это вы правильно сделали, - одобряет пани Файтова. -  Мальчик  должен
расти среди мальчиков, а не держаться за мамину юбку и не сидеть дома. А  он
уже обедал?
     - Обедал, пани Файтова, я ему  дала  поесть  немного  пораньше.  Да  вы
берите, берите еще. Да,  Марьянка,  -  вспомнила  мама,  -  звонила  тетя  и
спрашивала, не могла бы ты отнести ей  что-нибудь  почитать?  Я  приготовила
кое-какие книжки, возьмешь, ладно? Они в сумке.
     - Само собой, - соглашается Марьянка, - а Данка пойдет со мной?
     - Если ты можешь обойтись без нее... - неуверенно  произносит  мама.  -
Данка помогла бы мне здесь.
     - Само собой, - опять соглашается Марьяна.
     Ей тоже не хочется сегодня оставаться дома  с  глазу  на  глаз  с  пани
Файтовой и "отсутствующим" Пипом. Что, если потребуется еще разок  заглянуть
в кабинет?
     - Ну,  вот  и  славно,  -  одобряет  пани  Файтова.  -  Девочки  должны
приучаться к домашней работе.  Ты  вот  смотри,  Данушка,  как  я  делаю,  и
запоминай. Принеси-ка мне старые газеты, ладно? Окна лучше  всего  протирать
газетами и ничем другим. А вот невестке хоть кол на голове теши...

     - Как рука, тетя? - спрашивает Марьяна.
     - Не болит. И знаешь, что мне досадно? Что я уже не девчонка и не  могу
подраться, когда захочу.
     Марьяна вздыхает. Ей не кажется, что об этом стоит жалеть.
     - Со мной в одном классе училась девочка по имени Станя,  -  вспоминает
тетя. - Была она резкая, страшно быстро сердилась, и  поэтому  девчонки  над
ней подшучивали, нарочно старались довести. Потом она сломала руку, и  шесть
недель ее держали в гипсе. Когда к ней  приставали,  она  размахивала  своей
гипсовой рукой, как палкой. Ты бы видела, как  все  от  нее  отскакивали!  И
знаешь, от нее отстали, и не трогали даже потом, когда гипс  сняли.  Портить
человеку настроение - это тоже дело привычки, а они за это время отвыкли.
     - Может, Пипу тоже хорошо бы сломать руку, - замечает Марьянка.
     - Ну уж нет. Лекарства - только по назначению врача. Что хорошо одному,
то вредно другому. Ты читала такой плакат?
     Марьяна кивает.
     - Я не знаю, прописал бы врач такое лекарство Пипу или  нет?  Единичный
результат еще нельзя обобщать. Это клинически не  исследовано.  А  что,  ему
опять влетело?
     - Угу.
     Тетя, взглянув на Марьяну, предпочла больше ни о чем не расспрашивать.
     - Вот книжки. Но третьей части тут нет. Кто-то попросил почитать  и  до
сих пор не вернул.
     - Неважно. Я сама додумаю. Передай маме, что я ей очень признательна.
     "Эти книжки тетя просматривает не слишком тщательно",  -  отмечает  про
себя Марьяна.
     - Ты, наверное, из-за шапки позвонила, да?
     - Неужели Пип должен был надеть ее и сегодня? -спрашивает тетя.
     - Нет. Мама ему сказала, что все шапки убрала наверх до следующей зимы.
     Тетя недоверчиво косится на нее:
     - Серьезно?
     - Честно. Просто не верится.
     Тетя слегка покраснела.
     - Представь себе, - переводит она разговор на другую тему, - эту  Станю
с гипсовой рукой я недавно встретила.
     - Да? - заинтересованно спрашивает Марьяна. - Как она теперь  выглядит?
Ты сразу ее узнала? И без гипса?
     - Ты знаешь, гипс у нее как раз был.
     - Неужели? Столько времени... А ты ведь говорила...
     - Рука у нее была в гипсе, а сама она рассматривала в витринах куклы  с
закрывающимися глазами. Погоди, сколько же лет мы не виделись? Тогда ей было
лет десять, не больше, - даю  тебе  слово,  что  с  языка  у  меня  чуть  не
сорвалось: "Привет, Станя". А Станя теперь уже старуха.
     - Ну, старуха не старуха...
     Тетя потрепала Марьянку по голове.
     - Пойду поставлю воду. Тебе для чая,  а  себе  для  кофе.  Если  моряки
требуют для себя бутыль рома...
     - ... то ты не можешь прожить без чашечки кофе, - добавляет Марьяна.
     - Вот именно. Пойдем съедим чего-нибудь.
     Марьяна колеблется. Конечно, съесть чего-нибудь не мешает, но...
     - Пойдем, - настаивает тетя. - Мама  говорила,  что  ты  придешь  одна,
поэтому я приготовила творожную массу. Намажем на сухарики. От такой еды  не
растолстеешь.
     - Ну, ладно.
     Благодарная  Марьяна  грызет  сухарики  с  творогом.  Тете  все   сразу
становится  ясно.  Множество  вещей  она  понимает  с  полуслова.  Когда  ей
рассказываешь, тетя внимательно  слушает,  но  никогда  не  расспрашивает  о
подробностях, если сам человек не хочет сообщить о них. Она задает вопросы в
том случае, если безошибочно чувствует, что тебе это необходимо, хотя сам ты
об этом можешь и не знать.
     - Пипа чаще всего колотит Ярда, - вдруг признается Марьянка.
     Тетя понимающе кивает головой.
     - Я бы просто треснула его по  башке.  Он  ужасный,  знаешь.  Но  такой
несчастный.
     Тетя кивает снова.
     - У него вообще нет товарищей. А теперь еще все твердят, будто у одного
мальчишки он стянул велосипед.
     - А это действительно так?
     - Не знаю. Наверное. Но если и не так, то теперь  это  все  равно.  Все
равно все так считают.
     - И ему это известно?
     - Само собой... Ведь ты, наверное, не думаешь, что кто-нибудь его...
     - ... пощадит, да? Конечно, нет. Люди вообще в большинстве своем не так
уж чутки - и особенно к тем, кто в этой чуткости больше всего нуждается.
     - Зато чутки совсем к другим...
     Тетя внимательно смотрит на Марьяну:
     - Например, к барышням с красивой прической?
     Марьяна кивает несколько неуверенно.
     - Или к таким, у кого волосы растрепаны, но красиво.
     Теперь Марьянка кивает гораздо увереннее.
     Тетя вдруг легко проводит  рукой  по  ее  волосам.  Марьяна  благодарно
улыбается. Она думает, что тетя хочет потрепать ее волосы - чтоб подбодрить,
как обычно. А если какая-нибудь из Марьянок на свете и  нуждалась  теперь  в
поддержке - то это была  она.  Но  тетя  совершает  что-то  другое,  она  не
утешает, по своему обыкновению, - она взбивает Марьянкины волосы,  открывает
какой-то ящик и вытаскивает две заколки.
     - Вот, - произносит она довольно. - Я знала, что это как  раз  то,  что
надо. Этими заколками немножко поддержишь волосы, а кончики, которые у  тебя
так чудесно вьются, чуть-чуть растреплешь. И больше  о  прическе  не  думай.
Заколки будут держать волосы, и чем выше .ты их  подымешь,  тем  лучше.  Вот
посмотри.
     Тетя поворачивает Марьянку к зеркалу; та уж готова  бросить  взгляд  на
свое жалкое изображение, но тетя останавливает ее:
     - Погоди.
     Она выходит в прихожую и приносит чудный черный свитер с высоким модным
воротником.
     - Померь.
     Марьянка замирает в отчаянии. Теперь катастрофы не миновать. Тетя давно
знает, что такой свитер  девочке  очень  нравится  и  в  душе  она  надеется
когда-нибудь получить его  в  подарок.  Только  вот  как  он  будет  на  ней
сидеть... На тете он красиво  болтается.  Свитер  очень  элегантен.  В  меру
длинен и широк, а пойдет ли такой Марьяне...
     - Я бы... - пробует она отвратить катастрофу.
     - Да ты надень, - уговаривает тетя. - Я буду очень рада, если  он  тебе
подойдет. Я случайно углядела его в одной витри не, а потом  вспомнила,  что
давно хотела тебе подарить свой. Но тот  уже  растянулся,  тебе  он  был  бы
велик... Велик!
     Марьяна судорожно облачается в это великолепие. Как она могла подумать,
что это тетин свитер! И хотя свитер такой же, как и у  тети,  но  с  первого
взгляда  видно,  что  он  новехонький.  К  удивлению,  свитер   натягивается
совершенно легко. Надев его, Марьянка вдруг чувствует себя меньше  ростом  и
главное - стройнее. Она чуть ли не тонет в нем. Свитер сидит на ней так  же,
как на тете и на всех стройных девочках, или это только так кажется ей? Ну и
пусть! Ей безразлично, как она в нем выглядит.  Все  равно  свитер  -  чудо!
Только бы тетя не разочаровалась. Марьянка неуверенно  поглядывает  на  нее.
Гипсовой рукой тетя подталкивает девочку к зеркалу.  А  другой  чуть  пышнее
взбивает ей волосы. Марьяна стоит перед зеркалом. "Может, свитер  мне  не  к
лицу?" - думает она ошеломленно. Нет, свитер очень хорош. Безупречен.
     - Безупречен, да? - довольно произносит тетя, вернувшаяся  из  кухни  с
двумя чашечками кофе.
     Марьяна быстро-быстро кивает.
     - Увидев его в витрине, я сразу поняла, что это как раз то, что надо. И
только боялась, тот ли размер.
     - И взяла самый большой, прямо как на слона?
     - Просто не знаю, какой это размер. Не посмотрела. Но сразу представила
на тебе эту обновку и не хотела рисковать,  боялась,  что  свитер  продадут,
пока я узнаю твой объем. Потому что на этот раз я была уверена,  что  это  -
прямо на тебя. Ну, теперь пойдем пить кофе.
     - Кофе?
     - А ты не любишь кофе? Если хочешь, я сделаю чай. Это  очень  просто  и
быстро. Но я думаю, кофе тебе - придется по вкусу.
     Марьяна тоже так считает. Кофе как-то идет к этому свитеру, и  к  этим,
по-новому причесанным, волосам, ко всей новой Марьяне,  которая  усаживается
напротив тети. Нет, черный кофе ей очень нравится, даже если  он  и  не  так
вкусен на самом деле.
     - Ну вот, а теперь поболтаем, как и положено двум женщинам,  когда  они
вдвоем пьют кофе.
     Марьяна выжидающе смотрит на нее. С тетей они  разговаривают  часто,  с
тех пор как она себя помнит, но "поболтать" - это  уже  нечто  новое.  Кроме
того, в обычных их  разговорах  участвуют  Данка  и  Пип.  Марьяна  немножко
смущена, но, правда, сегодня она рада, что их тут нет.
     - Эта ваща красотка с художественным беспорядком на голове  дарит  свою
драгоценную привязанность какому-нибудь одному или, скорее,  всем  мальчикам
подряд, но этот один особенно ее отличает, не правда ли?
     Марьяна кивает, продолжая помешивать ложечкой кофе и не подымая  головы
от чашки.
     - Пусть кофе немножко отстоится, - советует тетя, - а то будет скрипеть
на зубах. Некоторым это безразлично, но я не люблю. Расскажи мне  что-нибудь
об этом мальчике.
     - Ну он такой... правильный. Знаешь, его не выбрали  старостой,  а  ему
наплевать. То есть совершенно.
     - А сначала он хотел, чтобы его выбрали?
     - Ему и тогда было безразлично.  Но  большинство  ребят  голосовали  за
него.
     - А что же произошло?
     - Либа сама хотела быть старостой и классная тоже.  Они  сказали,  что,
мол, отец Мартина, ну, в общем, он вечно  со  всеми  спорит,  понимаешь?  Но
только когда прав... Только... Ты понимаешь?
     Тетя хмурится.
     - Понимаю, - отвечает она.
     - Ну и в конце концов Мартина не выбрали. То есть выбрали,  но  он  все
равно не староста. А ему было безразлично. Но он слышал из коридора,  о  чем
говорили в классе...
     - ... И это ему тоже было безразлично, да? Ну, разумеется.
     Марьяна кивает.
     - Видишь ли, если человек назначен старостой и работает - это одно.  Но
если староста ничего никогда не  делает,  то  и  окно  вставлять  все  равно
приходится Мартину... Возьмет у  Либы  счет  от  стекольщика  -  и  сам  все
сделает.
     - А вы разбили окно? - спрашивает тетя. Ей хочется во всем разобраться.
     - Ну да. И Мартин хотел его застеклить, а Либа отобрала у него счет  от
стекольщика. Вроде бы для порядка, чтоб все классные документы лежали у нее.
Как у старосты.
     - Ну довольно. Я уже представляю себе эту вашу Либу. И Мартин окно  все
равно застеклит, чтобы все это видели...
     - Нет, не для того,  чтобы  видели,  а  чтобы  стекло  там  было,  пока
классная не учинила скандала.
     - Ты уверена?
     - Конечно.
     - Очень славно. А сидя в коридоре, он слышал, о чем говорила ты?
     Марьянка кивает головой и снова наклоняется к чашке с кофе.
     - Ну тогда все отлично, ты не находишь?
     - Не знаю...
     - А потом он тебе что-нибудь сказал?
     - Сказал, что я псих.
     - И верно ведь, а?
     Марьяна смотрит на тетю в упор. Если бы Мартин рассуждал  так  же,  как
она...
     - Он понимает, что ты очень нормальный псих.
     Марьяна густо краснеет.
     - Знаешь, у него просто мировой папа, - быстро добавляет она.
     - Ты с ним знакома?
     - Нет.
     Тетя кивает.
     - По-моему, Мартин - молодчага. Конечно, я могу ошибиться. Случается  и
такое. Но в следующий раз, когда появится эта ваша  красавица  и  вы  будете
беседовать, ты не исчезай и не теряйся.
     - Да не могу же я...
     - Вот именно можешь. Спокойно оставайся и веселись вместе  с  ним  и  с
этой красавицей. Ты, наверное,  знаешь  мудрую  поговорку:  кто  бежит,  тот
проигрывает.
     - А я думаю... - произносит Марьяна неуверенно.
     - ...наоборот? Это тебе просто  кажется.  Заруби  себе  на  носу.  Если
Мартин что-нибудь стоит, он со временем оценит, что за фрукт эта Марьянка.
     - Да.
     - И это будет как раз то, что  нужно.  Вот  только  большинство  мужчин
долго  раздумывают,  прежде  чем  сделать  правильный  вывод,  с  этим  тоже
приходится считаться. Ты не надейся, что  он  с  первого  взгляда  обо  всем
догадается. Но перед красавицей не пасуй. Нет оснований.
     - А если есть?
     - Нет, - строго говорит тетя. - А если в этот раз не выйдет, то  выйдет
в следующий - и наверняка. А потом возникнут  новые  трудности.  Это  как  с
бельем. Только выстираешь - нужно гладить, выгладишь - нужно чинить. Так  уж
заведено. И хуже всего - не начинать. И если когда-нибудь ты  подружишься  с
Мартином или с кем еще, то поймешь, что не такое уж он совершенство, как это
тебе сперва представлялось. И это вовсе не причина для того, чтобы  убегать.
Вот если убедишься, что ошиблась в человеке на все сто, тогда  другое  дело.
Но лучше, чтоб рядом постоянно был кто-нибудь; пусть  даже  он  тебя  сердит
иногда, потому что не иметь вообще  никого,  кто  бы  тебя  мог  огорчать  и
сердить, - очень тяжело. По крайней мере, теперь я  так  думаю.  Потому  что
идеальные люди на этом свете как-то не приживаются. Вот какие дела.
     После такой тирады  тете  хочется  закурить,  но  у  нее  отчего-то  не
получается.  Может,  барахлит  зажигалка  или  дрожит  рука.  Марьяна  берет
зажигалку и зажигает сама.
     - Спасибо, - благодарит тетя, выпуская дым.
     - У тебя ведь есть.  мы,  чтоб  портить  нервы,  -  несмело  напоминает
Марьяна.
     - Это правда. Не каждому выпало счастье рядом иметь такого  психа,  кто
ради тебя бросил бы  свои  заботы  и  начал  заниматься  твоими  проблемами.
Знаешь, теперь во всем мире страшная нехватка таких вот психов. А у меня  их
- целых трое. Видно, ваша мама  умнее  поступила,  чем  я,  и  ни  от  каких
трудностей не убегала.

     "Собственно, мама вообще ни от  чего  не  убегает,  -  думает  Марьяна,
возвращаясь домой, - даже от Файтовой. Даже от Борживоя  Супчика.  От  папы,
наверное, ей удирать было не к чему.  Папа  молодчина.  Но  если  бы  вблизи
вертелась какая-нибудь красотка, красивее, чем наша мама,  -  даже  если  бы
маме это просто показалось, она все равно бы не убежала. Не убежала  мама  и
от них, троих ребятишек. Мальчишка, который с  теннисными  туфлями  в  руках
бежит навстречу Марьянке,  ни  с  того  ни  с  сего  вдруг  останавливается;
покрутив пальцем у виска, недоуменно произносит: "Ну  и  псих".  И  Марьянка
понимает, отчего это он так. Она рассмеялась вслух, представив себе, как они
втроем гонятся за мамой, чтоб она от них не удрала. Мальчик стоит на  месте,
и Марьянке кажется, что он рад бы заговорить с ней, хотя он показал,  что  у
нее в голове шариков не хватает. Марьяна идет своей дорогой, размахивает  на
ходу сумкой, в которой теперь вместо книг лежит ее старый свитер. Новый  уже
надет, и Марьяна чувствует  себя  смелее;  повернувшись,  словно  невзначай,
краешком глаза наблюдает, там ли еще мальчишка. Там. К  своему  собственному
изумлению, Марьяна оборачивается к нему и машет  рукой.  Мальчишка  рад.  Он
тоже машет Марьяне и кричит: "Привет!"
     "Где-то здесь, - вспоминает Марьяна, - мы свернули,  когда  шли  искать
пропавший велик. Ну и глупость". Марьянка смотрит на соседнюю улочку - а там
шагает Ярда собственной персоной. Он не один. Возле  него  шлепает  какой-то
карапуз, наверное лет пяти, черноволосый и невообразимо грязный,  со  смешно
оттопыренными ушами. Марьяна делает несколько шагов - и вот уже идет за ними
следом. Она не боится, что они ее обнаружат, потому что она идет  позади,  а
кроме того, они увлечены разговором.
     - А ты будешь мне его давать? -спрашивает малыш.
     - Конечно.
     - А какой он? Тебе его папа купил?
     Последний вопрос Ярда пропускает мимо ушей, но малышу это неважно.  Все
равно его интересует что-то другое.
     - Он очень прыгучий, - расписывает Ярда.
     "Прыгучий?" . - И зеленый с красными горохами. "Ну  да",  -  вспоминает
Марьяна.
     - И все вместе мы тоже пойдем поиграем?
     - Ну конечно, Шиша, - обещает Ярда.
     Шиша? Или Риша? Марьяна никак не может толком это  припомнить.  Скорее,
Риша. Но парнишка и впрямь похож на шишку.
     - А ты не станешь играть с одними большими?
     - Сказал, с тобой - значит, с тобой.
     - А ты не можешь мне его прямо теперь показать? Хоть на минутку?
     Они дошли до края тротуара. Мальчишка протягивает Ярде  свою  маленькую
грязную ручонку, и тот берет ее в свою, оглядывается осторожно по  сторонам,
словно это и не Ярда вовсе, а Пип, и переводит карапуза через улицу.
     - Знаешь, - говорит он, - возьми его себе. Играть мы будем  вместе,  но
пусть он будет у тебя. А ты иногда будешь мне давать его поиграть.
     - Взять? Мне?..
     Марьяна видит, как мальчишка останавливается с  открытым  от  удивления
ртом и смотрит на Ярду.
     - Так прямо и мне?

     Окно вымыто, и вся кухня приведена в порядок. Эту  уборку  после  ухода
пани Файтовой произвели Данка с мамой.
     - Мы очень старались, - скромно  сообщает  Данка.  -  Знаешь,  от  пани
Файтовой мы научились кое-чему. Мы не то, что ее невестка.
     - Невестку  пани  Файтовой,  -  торжественно  объявляет  Пип,  -  нужно
наградить медалью за стойкость. За то, что она до сих пор еще не  сбежала  с
этой их дачи.
     - И мама тоже вполне заслуживает награды, - замечает Марьяна.

        Рассуждение девятое

     Нам хорошо, даже если нам плохо. Потому что, где  бы  мы  ни  были,  мы
возвращаемся к себе домой. Или к теге. У нас есть с кем поделиться, что  нам
плохо. А может, нам и говорить об этом не надо. Я надеюсь, вы согласны,  что
наша мама и тетя - лучше всех. И каждая - по-своему.  Наша  мама,  например,
хоть голова у нее целиком забита заботами о нас, еще находит  силы  помогать
пани Файтовой. И не просто так, чтобы сунуть подачку -  какие-нибудь  десять
крон. Это каждый сумеет. А тут пани Файтова может похвастаться соседкам, как
она работает и что без нее хозяйка словно  без  рук.  Кстати,  могли  бы  вы
предположить, что еще сегодня,  е  обед,  мама  с  Пипом  будут  так  весело
смеяться? А потом -
вы и сами видели... как пани Файтова сегодня  снова  нам
помогала.
     Ярда... Мне что-то не хочется о нем и думать. Вот  ведь  если  уж  кому
по-настоящему плохо, так это Ярде. Ему некуда деться.  Нет,  жить  ему  есть
где. А вот деваться некуда. Сегодня я встретила его с этим карапузом. Может,
к Ярде сроду никто так хорошо не относился, как он  к  этому  мальчугану.  А
мяч, который он ему подарил, я ручаюсь,  -  это  тот  самый  мяч,  что  пани
Комарекова отобрала у Анеж-ки. Но мне на это - тьфу! Ярда боится исправилки,
потому что там одни драчуны, а он и драться-то как следует не  умеет.  Ясно,
что он предпочел бы мальчишкам из исправилки не попадаться. Но,  видно,  все
равно он туда угодит, потому что ему уж на все наплевать. А если ему па  все
наплевать -- значит, он опять чего-нибудь выкинет. Увы, но это так.
     Чуть было не забыла - мне нужно еще кое-что  добавить  на  тот  листок,
который я буду перекладывать из одной  юбки  в  другую  (помните?).  Да,  не
забывать приходить и надоедать тете. Потому что пока еще  она  нервничает  у
себя в редакции, но может случиться, что у нее останется одни мы.
     По-моему, теперь об этом никак нельзя забыть. Но,  может,  с  возрастом
люди на самом деле так разительно меняются,  что  сами  на  себя  становятся
непохожи?
     Неужели тетя думает, что я тоже когда-нибудь изменюсь? У  меня  отшибет
память или еще чего... Иначе как же она могла предположить -  "этот"  Мартин
или кто "другой"? Мартин ведь все-таки лишь один: именно этот.

        Спорим, что не заберешься!

     - Я тоже еду, - объявляет Данка. Она поджидала нас в парке  и  издалека
наблюдала, как все обсуждают новость. Она знает какую.
     - Вы тоже идете в поход в ближайший четверг, а не в следующем месяце. В
шестом "А" карантин, поэтому мы идем вместо них.
     - Угу, - отзывается Пип.
     - А ты думаешь, мама тебя отпустит? - спрашивает Марьяна.
     - А вас?

     Этого, конечно, никто с уверенностью сказать не может. Собственно,  они
даже сами не знают, хотят они этого или нет. Сидят на  постелях  и  слушают,
как в гостиной папа с мамой обсуждают этот вопрос. И не понимают  ни  слова.
Их дом старый, и стены у него толстенные. Но если знаете людей  так  хорошо,
как маму и папу, то понять можно. Папа ужинает, порой раздается стук  вилки,
и вдруг - тишина. Значит,  мама  что-то  готовится  сообщить.  Начинает  она
абсолютно спокойно, как будто хочет просто рассказать, чем  дети  занимались
целый день, и словно случайно - хотя даже через стену чувствуешь, что  никак
это не случайно и не мимоходом, - добавляет, что в школе затеяли  поход,  но
что это, разумеется, для нас полная бессмыслица.
     Некоторое время в столовой царит молчание.  Папа  отвечает  маме  очень
тихо. Может, в это время он еще просматривает какую-то книгу и маму  слушает
вполуха? Так только, кивнул для порядка - и  теперь  уже  решено,  что  дети
никуда не поедут? Внезапно все трое понимают, что папа  уже  довольно  давно
рассуждает вслух, только очень тихо, так, что начало они прослушали.  Теперь
он говорит более отчетливо.  Никто  ему  не  отвечает,  но  дети  совершенно
явственно  представляют  маму,  сидящую  рядом  с  ним.  Вид  у  нее   очень
несчастный.
     - Может, сказать им, что так и быть, мы не поедем? - шепчет Данка.
     Пип с надеждой смотрит на нее, но Марьяна  вертит  головой.  Это  можно
сделать и завтра. А теперь они ведь спят.
     Скрипит стул. Мама поднялась и расхаживает по комнате, объясняя ясно  и
понятно, почему все трое в этом походе непременно погибнут.
     Не погибнут. Папа даже не особенно старается это  доказать.  Он  просто
твердит одно и то же: не погибнут.
     Голос мамы уже дрожит от сдерживаемых рыданий. Ярда наверняка искалечит
Пипа.
     Не искалечит. Следует убедительная речь. Но маму она  не  убеждает.  Ее
ответ доносится через стену, как вздох. Может, так оно только показалось. Но
вот снова говорит папа. А маму уже не слышно. Как будто ее нет. Но она стоит
там как столб и смотрит на папу. Либо в окно. Либо просто в  никуда.  Иногда
она так делает.
     Вот  скрипнули  двери.  Может,  мама  рассердилась   и   уходит?   Нет.
Поворачивает  ключ  в  шкафу.  Так.  Несет  показать  папе   Пиповы   брюки.
"Совершенно никуда не годятся. Посмотри..."
     Папа молчит. А потом принимается снова толковать то  же  самое.  Только
теперь он ходит по комнате. Мама молчит.
     Дальше так дело не пойдет! Это всем ясно и понятно. Так же  как  и  то,
что папа испугался,  почувствовал,  что  чересчур  разгорячился.  Теперь  он
успокаивает маму. Мама время от времени что-то шепчет ему.
     Но вдруг папа умолкает. Потому что мама кивает в знак согласия. Как  ни
странно, но это отчетливо слышно. Папа уже что-то добродушно  бурчит,  потом
щелкает выключатель настольной лампы. Папа снова уставился в книгу. Мама - в
никуда. Значит, мы идем в поход.

     - Добавь еще бутербродов,  мама,  -  говорит  Данка.  -  Не  жалей.  Мы
проголодаемся.
     - А не будет вам плохо?..
     - Да с чего?
     - Пусть Пип возьмет порошок, - вспоминает мама. - А то его укачивает  в
автобусе.
     Данка никак не может припомнить, когда Пип  в  последний  раз  ездил  в
автобусе, и, конечно, она бессильна вообразить, что ему там было  плохо,  но
мама уже торопливо роется в ящиках, ищет порошки. И разумеется, не  находит.
Никто в доме отродясь в них не нуждался.
     - Но они где-то тут, - твердит она.
     Марьяна помогает искать. Сумка для провизии висит у нее на  плече;  вот
она нагнулась над самой нижней полкой, и на бутерброды пролился  лимонад  из
плохо завинченной бутылки. Хлеб мокрый.  Мясо  тоже.  Булка  превратилась  в
кашу. Мама в отчаянии бежит в кухню делать новые бутерброды. Данка  вытирает
Марьянин плащ.
     - Как будто вместо дождя на тебя с неба падал сироп, - отмечает она.
     - В эту сумку хлеб уже не положишь, - беспомощно сетует мама. - Он  тут
же намокнет.
     - Я возьму сетку, - решает Марьянка. - Как будто иду за покупками.
     Конечно, сумка через плечо выглядела отлично  и  была  так  удобна!  Но
ничего не поделаешь. Рок. Девочка помалкивает, что у нее мокро в ботинках. И
липко. Мама стоит на лестнице и смотрит детям вслед.
     - Всего хорошего! - хором кричат все трое.
     Мама не отвечает. Шепчет что-то. Марьяна предпочитает  не  оглядываться
на нее. Но сейчас, так же как и раньше, через стену детской,  им  передаются
ее думы: мама боится, как бы с ними чего-нибудь не произошло... еще свалятся
откуда-нибудь.
     Марьяна еле переставляет ноги. Может, потому что прилипают подошвы?

     На углу улицы показался Вашек. Он как-то странно размахивает сеткой.  И
сумка для провизии тоже висит у него через плечо.
     - Что это ты на себя навешал? -интересуется пан учитель.
     - В сумке у меня  компас  и  бинокль.  Компас  мой.  Бинокль  папин,  -
объясняет Вашек.
     - А в сетке?
     - Еда. Есть ведь все-таки нужно.
     - Кого мы теперь ждем? - недовольно спрашивает Беранкова.
     Она уже сидит в автобусе и нетерпеливо оглядывается.
     - Да этих троих, - отвечает пан учитель Штёвичек и опускается  рядом  с
ней. Он хочет немножко отвлечь ее внимание. - Да невозможно, чтоб  все  трое
вдруг заболели! Вчера ведь были в школе. Подождем минут пять.
     Остальные предпочитают ждать на улице. Все волнуются, все в нетерпении.
     - Ну как, Ярда, ты уже решил вернуть  велик?  -  любопытствует  Анежка,
чтобы убить время.
     - Папа сейчас у нас  в  командировке.  А  как  вернется,  то  сходит  в
полицию, - сообщает Павел.
     - Ты лучше серьезно подумай, не вернуть ли, пока не поздно, -  спокойно
советует Катя. - Все равно он тебе надоест, раз ты на нем  не  катаешься,  -
иначе тебя вместе с великом давно бы схватили.
     Все с интересом ждут, как Ярда выпутается. Но, ко всеобщему  удивлению,
он отвечает совершенно спокойно.
     - А как он может мне надоесть, если его у меня уже нет?
     - Так он у тебя был! -ошеломленно восклицает Павел,  как  будто  такого
ответа он вовсе не ожидал. - Где же он теперь? Куда ты его дел?
     - Продал, - сообщает Ярда и внимательно разглядывает Павла.
     - Кому?
     - А это уж не ваше дело.
     - Ну, полиция дознается, - говорит Катя.
     - Еще бы! За сколько же ты его загнал? -хрипло спрашивает Павел.
     - За три тыщи.
     Все переглядываются.
     - Брось, Ярда, не дури, - говорит Вашек. - Велосипед никогда  не  стоил
больше тысячи четыреста.
     - Так, значит, я его не продавал, - отвечает Ярда и садится в автобус.
     Ребята изумленно глядят ему вслед.
     - А может... может, он и не крал его вовсе? -заикается Анежка.
     - А кто же тогда? У нас больше никто не крадет,  -  говорит  Катя.  Тем
самым вопрос этот для нее исчерпан. В дверях появляется пан учитель.
     - Садимся, - приглашает он, подталкивая Вашека в автобус.
     Пани  Беранкова  сидит  на  переднем  сиденье.  На  ней   непромокаемая
штормовка и высокие на шнурках  ботинки.  К  спинке  сиденья  прислонена  ее
тросточка, изукрашенная  металлическими  бляхами.  Вашек  со  своими  узлами
останавливается на ступеньках, загораживая всем проход. Разглядывает палку.
     - Вот это спортсмены, - пренебрежительно бросает Беранкова. -  Будто  в
походе главное - булки и мясо, а, Фиала?
     Пан учитель легонько подталкивает Вашека сзади. Этот  дружеский  толчок
сразу многое говорит мальчику. Во-первых, дескать, не мешкай, во-вторых - не
дерзи, в-третьих - не обращай внимания;  по  крайней  мере,  Вашек  все  это
расценивает именно так, молча проходит он мимо Беранковой. Та  оглядывается,
довольная, и приветливо кивает Анежке, которая только что незаметно засунула
свою сумку с хлебом под сиденье. Что, если бы  сумка  показалась  Беранковой
слишком объемной... Ярда смотрит в окно.
     - Вот они, - хмуро сообщает он. - Небось опять что-нибудь стряслось.
     Пип с Марьяной едут одним автобусом,  Данка  -  другим.  Поднимаясь  на
ступеньки, она еще раз весело машет брату и сестре.
     - Привет вам - и до встречи!
     Толстая пани, в одной руке у которой огромная хозяйственная сумка, а  в
другой - бутуз-мальчишка, только качает головой.
     - Вот как нынче с детьми-то нянчатся. С нами так никто не носился.
     Мальчишка испугался ребячьего  гвалта,  он  начинает  хныкать  и  тащит
бабушку прочь отсюда.
     "Хорошо вам рассуждать, сударыня, - думает Марьянка. - А поменяться  со
мною не хотите ли? Я бы пошла гулять с карапузом, а вы-скакать через ручей".
Но толстая пани с мальчиком уже исчезли из виду.
     Вашек, обнаружив, что Беранкова увлеклась разговором с Анежкой, которую
пригласила сесть рядом, спокойно вынимает из сумки первый ломоть хлеба.
     - Не успел позавтракать, - объясняет он Пепику,  -  уф,  вот  это  была
гонка!
     К счастью, учительнице не приходит  в  голову  повернуться,  но  Анежка
оборачивается.  Она  бросает  на  Вашека  завистливый  взгляд,  потому   что
осторожности ради оставила свой хлеб на том месте, где сначала хотела сесть.
     Вашек понимающе ухмыляется, поймав ее взгляд.
     -  Ох,  у  вас,  наверное,  страшно  болели  ноги,  -  говорит   Анежка
учительнице, потому что Беранкова только что описала  ей  свое  прошлогоднее
путешествие в Татры. - Двадцать километров в день! -ужасается Анежка,  успев
при этом незаметно обернуться и показать Вашеку язык.
     Вашек с важностью вертит перед ее носом двумя слипшимися ломтями хлеба.
     - Для  туриста  необходимы  удобные  ботинки,  некоторая  тренировка  и
выдержка, - скромно отвечает пани учительница. -  Немного  потренировавшись,
ты тоже сумела бы так пройти. Я надеюсь, что сегодня  у  нас  все  обойдется
спокойно. Только поход по равнине - это все-таки  скучно.  Анежка  кивает  в
знак согласия.

     Шестьдесят два смертельно усталых "туриста" тащатся за пани Беранковой,
которая повела на "более длительную" - как она  выразилась  -  прогулку  два
класса. Учительница, опираясь на свою покрытую бляшками палку, бодро  шагает
впереди, обогнав всех. Время от времени она оборачивается и шутит:
     - Ну подтянитесь, подтянитесь, а то, глядишь, всех вас растеряю.  Можно
подумать, что мы на оздоровительной прогулке  с  дедушками  и  бабушками  из
какого-нибудь дома престарелых.
     Она в самом деле совершенно  не  устала,  и,  чем  утомленнее  выглядит
отряд, плетущийся за ней, тем лучше у нее настроение.
     - Ну вот мы и у цели, - объявляет  она  наконец.  -  И  конечно,  самые
первые. А те, что с паном учителем, наверное, не прошли и половины пути.  По
крайней мере, мы подольше отдохнем. Хотя я лично охотнее пошла бы и дальше!
     Но ребята как побитые уже сидят или валяются на траве.
     - Разумеется,  это  требует  некоторой  тренировки,  -  повторяет  пани
учительница всем в назидание, -  и  более  удобных  ботинок,  чем  эти  ваши
элегантные - как их? - мокасы. - Тут она презрительно показывает  на  Катины
ноги.
     Всегда воспитанная Катя  сейчас  отвечает  ей  непроницаемым  взглядом,
каким она прежде не позволила бы поглядеть на учительницу, но теперь девочка
очень обижена. Волосы  у  нее  растрепались  (не  красиво,  а  по-настоящему
растрепались), брюки в  пыли,  а  новые  мокасины  почти  разбиты.  Кто  дал
учительнице право так обращаться с ней?
     - Можете поесть, дети, - добродушно предлагает  учительница,  опускаясь
на камень и развертывая свои бутерброды.
     На удивление, меньше всех утомлены Пип и Марьяна.  Идти  и  идти,  даже
когда ты утомлен, это все-таки не так трудно. Они представляли себе, что это
гораздо сложнее. На пути  у  них  встретился  только  один  ручеек,  вернее,
канавка,  как  выразилась  пани  учительница,  перепрыгнув  через  нее   без
малейшего колебания. Марьяна намочила одну ногу, но этого никто не  заметил.
Мартин обернулся,  когда  она  уже  перебралась  на  другую  сторону.  Да  и
оглянулся ли? И, уж конечно, Мартин не мог видеть, как хлюпает вода у нее  в
ботинке. Весь липкий лимонад оттуда вымылся. Даже жалко, что не  залила  оба
ботинка. У Пипа и у нее впечатление такое, что поход удался сверх ожидания.
     Остальные этого не находят. Всех страшно мучит жажда. Они пили воду уже
на марше, несмотря на то что Беранкова посмеивалась над ними. Те, у  кого  в
бутыли осталась хоть капля воды, не могут ее спокойно выпить, потому что все
выпрашивают, чтоб  с  ними  поделились.  Кажется,  сейчас  ребята  могли  бы
выхлебать целую Влтаву с Лабой в придачу. Марьяна и Пип,  разумеется,  тоже.
Но они как-то забывают об этом. Могло быть и хуже...
     Через полчаса на условленном  месте  появляется  учитель  Штё-вичек  со
своим отрядом. Они совсем не устали, несмотря на то что всю дорогу играли  в
салки. Игра не утомляет ребятишек. Кроме  того,  пан  учитель  пригласил  их
выпить лимонада. И теперь они ухмыляются, завидев фигуры  измученных  ребят,
сидящих и вповалку лежащих на траве.
     - Вы как рыбы на суше.
     И точно - они и сами чувствуют, что напоминают этих рыб.
     Следующий пункт  программы  -  экскурсия  в  оригинальный  музей.  Пани
учительница наперед объясняет им, что там они  увидят  интересные  коллекции
черепов и крест, составленный из человеческих костей.
     Но, ко всеобщему удивлению, Беранкова объясняет, что музей - это не для
ее нервов, передает детей пану учителю и отправляется посидеть в  кафе.  Пан
учитель, подождав, когда она свернет за угол, устраивает совет.
     - Хотим ли мы туда идти? -спрашивает он. И, прежде чем дети собрались с
духом ответить, высказывается сам: - Не хотим.
     Дети  переглядываются.  Кое-кто  считает,  что  поглядеть  на  собрание
черепов и костей - очень увлекательно, но пан учитель добавляет:
     - Мы хотим выпить в кафе лимонаду.
     Это решает дело. В любом случае черепами и скелетами жажду не утолишь.
     Пан учитель отлично здесь ориентируется и ведет ребят в кафе кратчайшим
путем. Перед низеньким домиком - садик. Большинство столиков - в тени.
     - Заказывают внутри, - сообщает пан учитель, - но  всем  туда  идти  не
нужно. Командируйте по одному от каждого столика.  Спросите-ка,  чего  хотят
ваши товарищи. Внутри всем нам не  поместиться,  да  и  официант  от  нашего
гвалта сойдет с ума.
     - А сколько стоит содовая? - спрашивает Ярда.
     - Крона тридцать, - отзывается Пепик.
     - Крону тебе потом отдадут, когда вернешь бутылку.  Это  залог.  Будешь
пить?
     - Нет, - отказывается Ярда.
     "Кроны тебе достаточно, - сказала  мама,  -  ведь  у  тебя  такая  куча
бутербродов".
     -  Значит,  два  лимонада  и  два  мороженых,  -  повторяет  Пепик.   -
Собственно, три. Вот увидите, сам себе  я  забуду  принести.  Денег  вы  мне
сейчас не давайте, а то я все перепутаю. Пока заплачу свои, а вы  потом  мне
вернете.
     Ярда незаметно прячет свою крону  в  карман,  притворяясь,  будто  ищет
носовой платок, которого, разумеется, у него  нет  и  в  помине.  Откуда  бы
взяться у него носовому платку?
     - Ты уже договорился, Пепик? - спрашивает пан  учительпроходя  мимо  их
столика. - Пошли, не сидеть же нам тут целый день.
     Они быстро  возвращаются  обратно.  Пан  учитель  выглядит  скорее  как
официант, а не учитель, потому что в руках у него два мороженых  и  открытая
бутыль лимонада, на горлышко которой надет стакан.
     - Прошу, сударь, - предлагает  он  Ярде,  ставя  перед  ним  лимонад  и
мороженое. - Ешь быстрее, -добавляет он, поскольку Ярда удивленно  уставился
на него. -- Смотри, мороженое уже растеклось.
     Штёвичек отходит на несколько шагов  со  второй  порцией  мороженого  к
своему столику, но поскольку Ярда все еще в смущении  и  не  ест,  а  только
таращит на него глаза, пан Штёвичек оглядывается по сторонам и  стремительно
направляется к Анеж-ке, перед которой стоит только стакан содовой.
     - А это вам, барышня, - говорит учитель и  добавляет  потихоньку:  -  У
меня зуб разболелся. Будь добра, съешь за меня, а?
     -  Большое  спасибо,  пан  учитель,  -  благодарит  Анежка  и  тут   же
принимается за мороженое.
     Пан учитель подмигивает  Ярде.  Ярда  уже  взял  ложечку,  пан  учитель
садится немного поодаль  и,  довольный,  закуривает.  Пепик  возвращается  с
полными руками.
     - Ты взял себе сам?
     Ярда кивает. Мороженое очень вкусное.
     - Не сам, - уточняет Миша. - Ему Штёвичек дал.
     Ярда снова откладывает ложку и начинает искать носовой платок.
     - Учитель и Анежке мороженое дал! - кричит с соседнего стола Андула.
     - Да, - соглашается Миша, - но Анежка хоть сказала "спасибо".
     Так и не найдя носового платка, Ярда снова принимается есть. А что  еще
делать с мороженым? Особенно если оно такое замечательное!  А  действительно
ли оно такое вкусное?
     Зато Пип теперь совершенно точно  это  знает.  Мама  утром  забыла  ему
напомнить, что мороженое он не должен покупать ни под каким видом,  чтоб  не
подхватить ангину.
     - Ну, готовы? -спрашивает учитель. - Тогда пошли. Сыграем в футбол. Кто
за?
     - А чем играть-то? - спрашивают ребята.
     - Держу пари, что вам все равно ни за что не отгадать,  -  говорит  пан
учитель и вытаскивает из рюкзака футбольный мяч.
     - А мы как же? - спрашивает Андула.
     - А что вы? Вы тоже играйте. Ты разве забыла, что у нас равноправие?
     Пани учительница находит всех на прежнем месте, там, где они сидели час
назад не в силах пошевелить ни ногой, ни рукой. Сейчас дети увлеченно гоняют
по траве мяч. Беранкова немножко удивлена, что осмотр музея так замечательно
подбодрил ее питомцев.
     - Понравилось? - спрашивает она.
     - Нет, - коротко отвечает за всех пан учитель.
     - Конечно, здесь лучше, -  снисходительно  соглашается  Беранкова.  Она
выпила чашечку черного кофе и выглядит совершенно умиротворенной.
     Игра в футбол, которую затеял пан учитель, несколько  необычна,  потому
что никто, собственно, не знает, у кого теперь мяч. Просто  все  кувыркаются
на траве - особенно с тех пор, как к ним присоединились и малыши. Малыши  не
так давно приплелись сюда со своей учительницей и чьей-то  мамой  и  решили,
что на поле играют в рыбок и рыбаков.
     - Ну что, как ты там? - кричит Данка увлеченному чем-то  Пипу,  который
несется непонятно куда.
     - Отлично! - восторженно отвечает Пип и падает, потому что Ярда как раз
ставит ему подножку.
     Данка подождала, пока не убедилась, что Пип поднялся и бежит дальше. Он
чуть-чуть прихрамывает. Данка исчезает. Пип не должен знать,  что  она  была
свидетелем этой сцены. Немножко похолодало. Который теперь час? Кажется, что
гуляют они давно-давно. Маме наверняка их поход представляется  бесконечным.
Собственно, где Марьяна? И что это там за переполох?
     - Ну, попробуй припомнить, когда ты в последний раз видел его  у  себя?
-спрашивает пан учитель удрученного Вашека.
     - Как же я могу это знать? -жалуется Вашек. - Мы все шли да шли.
     - Но ты же его не бросал?! Скорее всего, куда-нибудь положил, когда  вы
отдыхали. Вспоминай!
     - Да разве мы где-нибудь отдыхали? Я же говорю,  мы  шли  и  шли  -  до
одурения.
     - Пить хотелось?
     - Еще бы!
     - Но по дороге ты вынимал бутылку с водой или нет?
     - Нет.
     - Да как же нет?
     - Бутылка у меня была в сетке. В  хозяйственной  сумке  у  меня  лежали
компас и бинокль. И я не смел его потерять. Папа говорил...
     - Понятно.
     - Ничего не понятно... Я все могу потерять. И сетку, и ботинки, и сумку
для хлеба. Только не бинокль и не книжки. Бинокль и компас - папины, а книги
я с собой не брал.
     - Лучше бы ты и бинокль оставил дома.
     - Я же думал, что нам придется чего-нибудь рассматривать. А  мы  только
шли да шли. А папа предупреждал, чтобы  я  не  потерял...  Обычно  он  этого
никогда не говорит. Только о книгах... а этот бинокль...
     - Так чего же ты забыл о его предостережении?
     - А если у меня другие заботы? Не могу я об одном и том же помнить весь
день.
     Пан учитель вздыхает.
     - Ну, пошли. Посмотрим, поищем, раз уж у тебя  были  и  другие  заботы.
Только надо предупредить пани учительницу. Далеко  мы  не  уйдем.  Нам  ведь
скоро домой возвращаться.
     - Вот и ходи с такими на прогулки, - сердится Беранкова, - как будто не
известно, что каждый спортсмен прежде всего должен... - Но ни  пан  учитель,
ни Вашек уже не слышат, что прежде всего должен спортсмен.
     - Не ждите нас здесь! - уже издали кричит пан учитель.  -  Мы  подойдем
прямо к автобусу!

     И на всех вдруг сразу нападает усталость.
     -  Ну,  шевелитесь,  шевелитесь,  -  подгоняет  Беранкова,  -   шоферы,
наверное, уже ждут. И разделитесь по классам, чтоб мы могли вас пересчитать.
Но ребята плетутся кто как может.
     - Ты чего это, охромел? -усмехается Ярда. - Не упал, часом?
     - Да нет, - отвечает Пип, пытаясь идти ровно.
     - Нет? Ну так не падай и теперь! -советует Ярда и  снова  пробует  дать
Пипу подножку.
     Но Пип настороже. Он незаметно замедляет  шаг,  рассчитывая,  что  Ярда
постарается догнать остальных. Но Ярда не старается.  Они  тащатся  в  самом
хвосте. Пип прибавляет ходу.
     - Куда спешишь? -останавливает его Ярда.
     Сам он вообще никуда не торопится. Напротив,  он,  кажется,  расположен
поболтать. Они идут среди виноградников.
     - Глянь-ка, - показывает Ярда наверх.  -  Какой-то  болван  думал,  что
посадил виноград, а у него выросла груша. Или что-то  вроде  этого.  Да  еще
такая хилая.
     Пип смотрит. И тоже удивляется - неужели это  дерево?  На  нем  нет  ни
листочка.
     - Вот бы залезть, - говорит Ярда.
     Пип слабо кивает.
     - Да куда тебе. Ты даже до  нижних  ветвей  не  дотянешься.  Ты  только
кляузничать умеешь. Да еще трескать мороженое. Что ж, если мамка каждый день
пять крон дает. А для похода вон даже купили новую сумку для провизии. Ты  и
бегать-то не умеешь - тут же растянешься. Ну спорим, что  ты  не  дотянешься
даже до этой хилой грушки?
     Пристройка, возле которой прилепилась груша,  на  самом  деле  довольно
высокая. Но Ярда  уже  залез  на  нее.  Теперь  и  Пипу  делать  нечего.  Он
карабкается за Ярдой. Стенка вблизи вовсе не  такая  гладкая,  как  казалось
издали. Там, где цепляется Ярда,
     Пип тоже может удержаться. Пип даже не смотрит вниз, а только следит за
ногами Ярды, которые маячат у него над головой, и  вдруг  понимает,  что  по
деревьям Ярда лазает не лучше, чем он. Вот Ярде, наконец, удалось укрепиться
наверху, и он смотрит вниз. Но Пипа там уже нет. Он - рядом. Ярде  невдомек,
что в последний момент он чуть было не свалил Пипа,  съездив  ему  ногой  по
голове. На сей раз нечаянно.
     - Ну, - ворчит он, - сюда-то каждый дурак заберется. А вот на дерево...
     Пип карабкается дальше. Тут полно ветвей.  И  лезть  вовсе  не  трудно.
Теперь он только следит за тем, чтобы Ярда случайно не угодил ему  ногой  по
макушке.  Но  Ярда  вроде  передумал.  Что-то  затрещало  под  ним,   что-то
взвизгнуло, и он очутился внизу.
     "Ну, теперь я тебе покажу, - грозит Пип.  -  Сюда-то  не  каждый  дурак
заберется. А редкий..."
     Пип даже не знает, что, собственно,  этих  слов  он  даже  не  произнес
вслух. Он взбирается все выше и выше. Если бы он раньше знал,  что  это  так
легко.
     Марьяна с Данкой теперь идут вместе. Они должны были бы  присоединиться
к своим классам, но Беранкова шагает впереди, не оглядываясь. Может, ей тоже
уже хочется домой? Скоро они подойдут к автобусам.  В  общем,  все  обошлось
благополучно - так оценивает поход Марьянка, - ничего не произошло,  мы  шли
так же, как и все. Скоро мама убедится, что мы живы и здоровы.
     - А где Пип? -спрашивает Данка.
     Пипа нигде не видать; обе оглядываются.
     - А Ярды тоже не видно?
     Далеко-далеко позади кто-то взбирается на какую-то пристройку.  Неужели
это Пип? Мальчик уже стоит наверху. Нет,  их  там  двое.  Данка  с  Марьяной
припускаются бежать.
     - Вы что, с ума сошли? -кричит  им  вслед  Андула,  но  Марьяна  только
отмахивается.
     Стоп! Девочки еще бегут немного, потом, словно  по  уговору,  замедляют
ход! Некуда им спешить, идут прогулочным шагом.  Словом,  надоело  идти  все
вперед да вперед. Теперь они вот взяли да повернули обратно.
     Ярда не должен почувствовать, как они боятся за Пипа. "Хоть бы у  этого
Ярды в походе нога подвернулась, - думает Данка, - тогда до  каникул  он  не
показался бы в школе. Он это переживет, и школа -  тоже...  Если  этот  Ярда
всем так надоел... Да ничего страшного, мама,  Пип  просто  поскользнулся  и
разбил себе коленку. А нос? Ну, шлепнулся носом... Ясно, что  Ярда  там  его
колотит". Но Ярда вовсе не колотит Пипа, а мчится им навстречу и делает вид,
будто никого не видит и очень спешит. И девочки снова  припускаются  бежать.
Но на пристройке Пипа уже нет.
     - Вот он я - тут, -откуда-то сверху раздается его голос  Пип  сидит  на
самой макушке дерева, крепко обхватив ствол и не смотрит вниз.
     - Слезай! -доносится до него голос - он звучит как-то отдаленно, слабо.
Неужели он и впрямь забрался так высоко?
     - Иду, иду, - соглашается Пип, - но теперь ты не лезь сюда, чтоб  я  не
стукнул тебя ногой по голове. Эта ветка что-то...
     Ветка в самом деле подозрительно трещит. Пит крепко обхватывает  ствол.
Теперь он уже совсем  не  обременяет  своей  тяжестью  ветку.  Теперь  нужно
осторожно попытаться нащупать ногой ветку пониже.  Но  пока  Пип  ничего  не
пытается найти.
     - Ты бы знал, Ярда, какой вид отсюда... -Голос у Пипа немного дрожит.
     - Пип!
     Внизу, под навесом, стоят сестры. А никакого Ярды нет. И Пип уже  точно
знает, что теперь он с дерева свалится. И свалится на землю.  Навес  страшно
высокий. При первом же движении ветка хрустнет. А двигаться необходимо. Ведь
даже если он не будет двигаться - ветка все равно обломится.  Пип  чувствует
что она уже не выдержинает. Он еще плотнее прижимается к стволу, но  у  него
устали руки. Долго так не протянешь. Под ногами нет опоры. И искать  ее  уже
не нужно. Ветка обламывается, левая рука Пипа скользит вниз.  "Ну  и  пусть,
-думает Пип- Отпустить бы ее... Вот если бы внизу не было девочек"
     Марьяна глядит на Данку. Данка туда заберется. Марьяна уже представляет
себе, как она бежит к навесу. Но Данка - рядом и  широко  открытыми  глазами
смотрит на скользящую по дереву руку Пипа...
     Марьяна не помня как, забирается на навес,  а  с  навеса  -  на  ветку.
Что-то болтается у нее над головой. Как будто на дереве растут башмаки.
     - Обойми ствол и  съезжай  по  нему  вниз,  тормозя  ногами  Здесь  вот
остановишься, здесь...
     Летящая ветка бьет Марьяну по голове, но Марьяна держится цепко. Пип на
мгновение нащупывает ногой какой-то выступ, но не удерживается, проскакивает
его и скользит дальше Марьяна  немножко  сторонится,  чтоб  освободить  Пипу
место возле себя, и Пип умещается там  одной  ногой,  но  другой  ступает  в
пустоту. Марьяна подхватывает его, и они оба кубарем катятся вниз.
     Марьянке кажется, что ей удалось обеими ногами встать на выступ  стены,
и она уже готова порадоваться этому, но вдруг обнаруживает, что нигде она не
стоит, однако ощущения падения тоже нет; напротив, кажется, будто  ты  о"ень
плавно спускаешься с какой-то невероятно высокой лестницы;  одной  рукой  ты
скользишь по чему-то, а в другой что-то крепко держишь,  и  это  что-то  или
кто-то - главное, ты  не  должна  и  не  можешь  его  выпустить,  и  Марьяна
довольна, что это ей удается.
     На земле валяются уже трое ребятишек, потому  что  при  падении  Пип  с
Марьяной сшибли и Данку.
     Но вот Пип заворочался, и Марьянка,  которая  все  еще  со  всей  силой
прижимает его к себе, отпускает брата. Пип медленно поднимается, но  девочки
все еще лежат на земле, немо уставившись на него и все еще ке веря -  неужто
Пип в самом деле цел и невредим?
     - А? - непонимающе спрашивает Марьянка.
     Рядом с Пипом непостижимым образом очутился Мартин; кажется, он  что-то
говорит ему.
     - Так вы целы? - спрашивает Мартин.
     - Целы, - отвечает Пип.
     - Ты тоже? -Мартин протягивает Марьянке руку и помогает ей встать.
     Марьяна только кивает,  все  еще  не  сводя  глаз  с  Пипа.  Мартин  не
отпускает Марьянину руку и легонько теребит ее:
     - Правда, ничего страшного?
     - Ничего, - наконец отвечает Марьяна.
     - Пип...
     Данка тоже поднялась с земли и стоит рядом с ними.
     - Я увидел, что на дереве кто-то есть, - рассказывает Мартин.  -  Очень
хорошо было видно вокруг. Это ведь ого как высоко! И вдруг  мне  показалось,
что мальчишка не может спуститься. Я  пошел  было  посмотреть,  но  ты  меня
опередила. Здорово это у тебя вышло! Я-то думал... Ты много  чего  умеешь  -
ну, словом... - Мартин  несколько  сбился,  -  много  разных  вещей,  а  вот
лазать...
     - Лазать ты не умеешь, - убежденно повторяет Марьяна. Только теперь  он
отпускает ее руку и даже отступает на шаг, чтоб лучше ее разглядеть.
     - Ну и здоровый же псих из тебя вырос, - изумленно про износит он.
     И Марьяна совершенно уверена, что этот "здоровый" вовсе не относится  к
ее объемам. И теперь она уже со всей определенностью считает,  что  прогулка
удалась на славу.
     Мартин подходит к Пипу:
     - Мартин.
     - А это Филипп и Данка, - представляет их Марьяна.
     - Мы - это Тройка, это нас  так  прозвали,  -  наставительно  добавляет
Данка.
     - Как прозвали?
     - Тройка чудаков, или психов, - заканчивает Данка.
     - А, понятно... - Мартин смотрит сперва на Марьяну, а потом на дерево.
     - Под тобой сломалась ветка, да?
     - Не одна, а две, - отвечает Марьяна.
     - Тысяча, - уточняет Данка. Она тоже смотрит на дерево и  на  мгновение
прикрывает глаза. Если бы Пип свалился прямо сверху...
     - Данка! -слышит она крик учительницы, которая тоже бежит сюда. - Ты  с
ума сошла? Мы все тебя ждем. Чего ты здесь делаешь? Кто из вас лазал на  это
дерево? Не думайте, я все видела!
     - Я лазал, - отвечает Пип.
     - Ты что, рехнулся? - вопрошает разгневанная пани учительница. - А если
бы ты свалился оттуда?
     Она тоже смотрит наверх.
     - Оно же совершенно сухое! Под тобой могли  обломаться  ветки.  Видишь,
вот такая, как тут лежит. Да ты понимаешь ли,  что  от  тебя  ничего  бы  не
осталось, если бы ты свалился?! Нет, все мальчишки одинаковы. Им  бы  только
лазать да лазать! Чтоб я вас здесь больше не видела!  Ну-ка  марш  за  своей
группой! А ты иди со мной рядом.
     Она хватает Данку за  руку  и  волочит  ее  за  собой.  Данка  еще  раз
оглядывается на Пипа. Нет, им только бы лазать по деревьям...
     Ярда тащится в хвосте своего класса,  временами  оглядываясь  назад.  И
вдруг Пип оказывается возле него.
     - Так ты не сверзился? -шепотом спрашивает Ярда. Собственно, у него  не
было намерения шептать, но это вышло как-то само собой.
     - Сверзился, - отвечает Пип и идет вперед.
     Марьянка и Мартин не произносят ни слова.

     Шофер гудит - торопит детей быстрее занимать  свои  места.  Так  обычно
поступают все  шоферы,  только  этот  не  знает,  что  своими  сигналами  он
подгоняет лишь пана учителя Штёвичка  и  Вашека,  которые,  как  по  команде
взявшись за руки, мчатся к автобусам со всех ног.
     Этого еще не хватало, чтоб  машины  уехали  без  них.  Оба  пыхтят  как
паровозы.
     - Мы добрых два-три километра пробежали в  гору,  -  объясняет  учитель
пани Беранковой.
     Та лишь пренебрежительно отмахивается.
     - Но пропажу нашли? -спрашивает Анежка.
     - Нашли, - несколько смущенно отвечает Вашек. - Под стулом в  кафе.  На
обратном пути пан учитель решил заглянуть туда на всякий случай. Ну как  тут
обо всем упомнишь, если забот так много!

        Рассуждение десятое

     Теперь я точно знаю, почему мама боится людей больше,  чем  микробов  Я
тоже. Потому что иногда люди вредят друг дружке Не известно почему Ни за что
ни про что Просто так Если у  вас  что-нибудь  укради  -  это  еще  пустяки.
Собственно, он, вор, не хотел причинить вам горя. Просто  ему  не  терпелось
иметь вещь, которая случайно оказалась  вашей.  Вы  могли  бы  ему  сказать,
например, на вот, возьми, если уж тебе  так  хочется.  А  вот  если  кому-то
охота, чтоб вы сверзились с дерева... Вы же не скажете ему - ну ладно, давай
я расшибусь, если уж тебе так хочется. Мама об этом знать не должна.  Может,
исправилка и пошла бы Ярде па пользу А нам определенно пошел на пользу Ярдин
урок. Вы ведь поняли,  что  у  него  ничего  не  вышло.  Я  так  и  не  могу
сообразить, как удалось этому помешать. Потому что снять Пипа с дерева я  бы
никогда не отважилась. Донка - еще так-сяк. Так что же, как же это вышло?  И
знаете, что я думаю? Что, собственно, на деле все  происходит  не  так,  как
представляется. Не приходит ли вам хоть изредка  в  голову,  что  этот  наш.
гигантский мир - не более чем точка в удивительной  черной  вселенной?  Что,
собственно, не так уж он и велик-1 А может, велик все-таки? Печка -  это  не
слон, разумеется, но что же она такое? Бсздчный круговорот ничтожных точек -
не пост рашнее ли он любого слона? А с другой стороны, печка  -  это  печка,
земля - это земля, только весь этот мир до ужаса незнаком  нам  и  вовсе  не
похож на тот, каким представляется нам на первый взгляд. И происходят в  нем
такие вещи, которые, собственно, не должны бы происходить. Так  что  вы  все
это можете испытать сами И пережито страх, и несмотря ни на что надеяться на
лучшее.

        Где бы вы были без Анежки?

     - Вашек, ты ведь мне  покажешь,  да?  -  просит  Анежка.  -  Вообще  не
представляю, как это замещать. Вычислить - я бы вычислила, но это  идиотское
замещение...
     - Не приставай к нему, - одергивает ее Андула, - я в этом  тоже  ничего
не смыслю, но что-то мне подсказывает, будто сегодня мы пойдем в  физкабинет
смотреть ковбойский фильм.
     - А мне чутье подсказывает, что мы сегодня  будем  писать  контрольную.
Кроме того, об этом в последний раз нас предупреждал и Штёвичек.
     - Против судьбы бессилен даже Штёвичек. Если уж предопределено, чтоб мы
шли в физкабинет...
     - Вашек, ну не будь таким противным и перестань жевать  свои  идиотские
пироги. Ты же скоро на целый центнер потянешь. Тебе уж и так до него немного
осталось.
     До  центнера  Вашеку,  по  правде  сказать,  не   хватает   килограммов
шестидесяти, но Анежка так мило просит,  что  Вашек  перекладывает  булку  в
левую руку и с набитым ртом начинает объяснение. Андула на  некоторое  время
заставляет смолкнуть свой внутренний голос и на всякий случай все-таки  тоже
слушает...
     - В правом  углу,  сверху,  напишут  дату  те  из  вас,  кто  -  против
обыкновения - не забудет, какое сегодня число, - произносит  пан  учитель  и
для верности сам пишет на доске дату. -
     Ниже, под датой, и  посредине  страницы  поставьте  номер  (контрольная
работа ? 4) и только потом, две строчки отступя, тут же,  с  краю,  напишете
задание. Во-первых...
     - А у меня нет ручки, - жалуется Анежка.
     - Так нечего каждый раз что-нибудь забывать, - сердится пан учитель,  -
и не поднимай такой гвалт. Пусть тебе кто-нибудь одолжит ручку. Во-вторых...
     - Да я же ее не забывала. Она только что была тут.
     Пип вынимает пенал. Обычно там у него лежит запасная  шариковая  ручка.
Но сегодня ее нет. Наверное, девочки вытащили. Вашек - он сидит через проход
между рядами - тоже пытается как-то помочь Анежке. Собственная ручка лежит у
него на парте, а он усердно роется в портфеле. Пип пишет задание.  Не  забыл
ли он поставить дату? Наверняка забыл. Но теперь ее уж никуда не  поместишь.
Может, поставить возле номера контрольной? Тогда все сольется... Вашек  тоже
уже пишет. А Анежка? Ее что-то не слышно, наверное,  кто-то  уже  выручил...
Пип оборачивается. Анежка по-прежнему растерянно оглядывает  ряды.  А  перед
Вашеком на парте лежит еще одна ручка, потому что сам Вашек  спокойно  пишет
какой-то другой. Пип, разозлившись, сердито тянет его за рукав.
     - Ты почему не даешь Анежке лишнюю ручку?
     - Какую лишнюю? Кому? - удивляется Вашек.
     - Ручку, Анежке, - строго напоминает Пип. - Ты разве не слышал, что  ей
нечем писать?
     - Да у меня же только одна. А карандашом не велят.
     Пип поражен.
     - А вот это что? - показывает он на самописку, лежащую перед Вашеком на
парте.
     - Это? Да это же моя ручка. Моя единственная ручка, я ею  сам  пишу,  -
настаивает Вашек, показывая  на  нее  той,  другой,  которую  он  сжимает  в
пальцах.
     Пип не верит своим ушам.
     - Вашек...
     Тут Вашек вздрагивает.
     - Смотри-ка, правда, их две, - с удивлением говорит  он.  -  Совершенно
одинаковые. Откуда же здесь взялась вторая?
     Ручки действительно почти одинаковые. Голубые с золотым ободком. Пип не
долго размышляет над  этой  загадочной  историей.  Хватает  ручку  и  подает
Анежке. Анежка, даже не поблагодарив,  поспешно  переписывает  задание.  Без
даты и без номера контрольной. То-то  порадуется  пан  учитель!  Пип  сидит,
неподвижно уставясь на доску.
     -  Что  с  тобой,  Филипп?  -  удивляется  пан  учитель.  -  Не  можешь
разобраться с первым примером? Оставь его и решай другие. Потом вернешься  к
первому.
     Пип вздрагивает.
     - Конечно, я так и поступлю, - пищит он таким высоким голосом, что  все
на него оглядываются; потом  он  берет  свою  красную  без  ободка  ручку  и
начинает решать. Первый пример.
     Пан учитель качает головой, а убедившись, что у Пипа все идет  на  лад,
поворачивается к Ярде.

     Пип, который обычно не  разговаривает  на  переменке,  теперь  идет  за
Анежкой.
     - Ты вернула Вашеку ручку? - любопытствует он.
     - Интересно, чего бы я стала возвращать ему  ручку,  если  она  моя?  -
злится Анежка. - Я забыла ее у него на парте, когда он объяснял, да так и не
объяснил эти замещения. Какой у тебя ответ в первом примере?
     - Двенадцать целых двадцать пять сотых, - отвечает Пип.
     - Вот у всех так вышло, - раздраженно  отвечает  Анежка.  -  А  у  меня
получилось тысяча сто девяносто восемь. И все из-за  его  глупых  замещений.
Если бы я не замещала, я бы и без него  увидела,  что  половина...  двадцати
четырех целых и пяти десятых никак уж не тысяча. А потом я замешкалась из-за
этой ручки. И он не соизволил сказать, что я ее  забыла  у  него  на  парте!
Конечно, где уж ему, у него полно других забот, - добавляет она язвительно.
     В коридоре Пипа подзывает Вашек.
     - Я не нарочно, - извиняется он. - Только  когда  я  думаюо  чем-нибудь
одном, то забываю про остальное. Мама говорит, что я  в  папу.  Папа  у  нас
иногда чудно' поступает. Ты подумай, как-то мама послала его  за  покупками,
чтобы успеть до закрытия магазина. Вечером у нас дома - настоящая  психушка.
Роди тели на работе засидятся, возвращаются поздно, хотя утром обещают,  что
сегодня-то уж обязательно придут пораньше. Уж я  их  повадки  знаю,  поэтому
иногда покупки делаю сам, а иногда - забываю...
     - Когда снова думаешь о чем-нибудь интересном, - предполагает Пип.
     - Ну да. Так вот, значит, мама просила папу как можно скорее сбегать  в
магазин и принести десяток яиц и одну бутылку молока.  Ты  не  поверишь,  но
папа побежал и принес одно яйцо и десять бутылок.  Обратно  он  шел  уже  не
торопясь. И мама сказала, что теперь ей понятно, в кого я такой чудной. Но я
и в нее уродился тоже. Мы все такие. Ты как считаешь, это большой недостаток?
     - Да нет, - отвечает Пип, - но что вы сделали с десятью бутылками?
     - Бутылки были поллитровые, -  отвечает  Вашек.  -  Две  мы  выпили,  а
остальное молоко прокисло. Из него мама сделала творог. А творога из  такого
количества получается не так уж много.
     - А на ужин у вас на всех было одно яйцо?
     - Уж не помню. Кажется, мама открыла еще банку сардин.
     Раздается звонок. Коридоры постепенно пустеют. Вашек запихивает  в  рот
последний кусок огромной булки. "Треть яичка для него  чепуха",  -  отмечает
про себя Пип. И вдруг его осеняет.
     - Ты не катаешься больше на велосипеде? -спрашивает он.
     - Нет. У меня теперь много  других  забот,  -  отвечает  Вашек  фразой,
которая в последнее время ему особенно полюбилась. - Как-нибудь я тебе о них
расскажу. А потом снова начну кататься.
     Вашек неожиданно останавливается в дверях, так что Пип наталкивается на
него:
     - Или, собственно, потом-то и не буду кататься, -  загадочно  добавляет
он.

     Даже мама признала, что для зимних сапог  сейчас  несколько  жарковато.
Пип убеждает ее, что прошлогодние сандалии еще  вполне  хороши,  потому  что
жуть как не любит ходить по магазинам. Девочки о своих прошлогодних ботинках
ничего подобного не утверждают. И против новых не возражают.
     - Вы идите, а я пока наведаюсь к тете, - предлагает Пип.
     - Ну хорошо, --соглашается мама. - Мы потом зайдем за тобой.
     - Только меня там уже не будет.
     А куда же он денется? Данка выходит в прихожую следом за Пипом.
     - Пип...
     - Ну да, - совершенно невпопад отвечает Пип. - Пока.  Если  я  немножко
задержусь, пусть мама не... Вашек говорил... -
     И Пип уходит.

     - Он был у меня совсем недолго, - сообщает  тетя.  -  И  дав  но  ушел.
Наверное, он уже дома. Мы туда позвоним, а пока  выпьем  чаю.  Покажите  мне
ваши новые туфли, девочки.
     - Лучше я прямо сейчас позвоню, - волнуется мама.
     К телефону никто не подходит. Папа предупреждал, что он сегодня  придет
поздно. А где Пип? Руки у мамы дрожат.
     - Не сходи с ума,  Мария,  -  умоляет  тетя.  -  Ну,  значит,  пошел  к
кому-нибудь из приятелей. Радуйся, что мальчик  не  сидит  как  пришпиленный
дома. Ведь только половина восьмого.
     - Половина. Неужели уже  полвосьмого?!  -  пугается  мама.  -  Я  и  не
предполагала, что мы так задержались.
     - Вот именно, - замечает тетя. - Он, наверное, заглянул  домой,  а  вас
там не -было,  он  и  ушел  гулять.  Пойдемте  что-нибудь  съедим;  пока  вы
доберетесь до дома, он тем временем вернется.
     Но мама не хочет есть.
     - Ты не сердись, - просит она тетю, - мы придем к тебе завтра.
     Тетя улыбается, глядя на нее.
     - Ладно. Только звякните, что у вас все в порядке.
     И тут же жалеет о своих словах.  Мама  смотрит  на  нее  в  совершенном
ужасе. Значит, тетка тоже боится.
     - Знаешь, мама, - вдруг произносит Данка, - вы идите домой, а  я  приду
через некоторое время. Тут за углом живет  один  мальчик  из  их  класса,  я
загляну к нему.
     Марьянка удивленно смотрит на сестру. Зачем было Пипу идти к  Ярде?  Но
маме она тоже говорит:
     - В самом деле, это совсем рядом. А мы пока посмотрим,  как  там  дома.
Может, он уже сидит дома и удивляется, куда это мы запропали.
     Марьянка не может оставить маму в одиночестве, пока Пип не объявился.

     - Добрый вечер,  -  здоровается  Данка.  -  Пани  Комарекова,  скажите,
пожалуйста, к Ярде никто не заходил? Нашему Филиппу уже давно пора  ужинать,
мама сердится, а он где-то бродит, вот она и послала меня за ним.
     Данка знает, что о некоторых вещах людям нельзя говорить прямо -  нужно
"переложить" мысль на тот язык, который они понимают.
     - Ярда тоже где-то носится, мерзавец этакий,  -  приветливо  отзывается
пани Комарекова. - И ужин у нас тоже на столе.
     Это "тоже" Данка должна понять так, что как только Ярда появится,  пани
Комарекова пошлет его за пивом, а потом - в постель, чтоб она могла от  него
отдохнуть.
     А если проголодается - может отрезать себе ломоть хлеба, если, конечно,
он не забыл его купить.
     - Какой-то парень его уже давно тут поджидает. Может, он и есть этот...
     - Филипп, - подсказывает Данка.
     - Ну да. Может, он, а может, еще кто. Погоди.
     Пани Комарекова возвращается, таща за собой  из  огорода  перемазанного
грязью карапуза. Карапуз одной рукой вытирает  себе  нос,  а  другой  держит
Анежкин мяч.
     - Он?
     - Нет, - отвечает Данка. - Это не Филипп, это Шиша.
     Мальчишка испуганно таращит глаза.
     - Ну-ка, беги домой! - напутствует Шишу пани Комарекова. - Мать  небось
тебя тоже с ужином заждалась.
     Карапуз совсем перепугался, как будто с ним и впрямь  разговаривали  на
таком языке, какого он отродясь не слыхал.
     - Ну спасибо, - благодарит Данка и откланивается: -До свидания.
     Она не в силах сообразить, как ей могло прийти в голову искать  Филиппа
у Ярды. От этого посещения только страшно становится.  "Пани  Комарекова  не
утруждает себя заботами о сыне, - думает Данка. - Она и  понятия  не  имеет,
что этот маленький приятель Ярды вовсе не Филипп.  Она  даже  имени  его  не
знает".

     Пип заперт в гараже  у  Фиаловых;  там  бесчисленное  множество  хлама.
Инструмент, тряпье, куски железа,  жерди,  вальки,  цилиндры,  невообразимым
образом запутанная  бельевая  веревка  и  по  крайней  мере  четыре  детские
колясочки, более или менее  разоренные.  Пипу  доподлинно  известно,  что  у
Вашека нет братьев и сестер. "Фиаловы с большим приветом, -  думает  Пип,  -
втроем съедают одно яйцо, зато одного-единственного Вашека возили в  четырех
колясочках". Подобраться к колясочкам проще простого. Когда Пип сюда пришел,
калитка в сад была распахнута, а на двери висел замок  с  воткнутым  в  него
ключом. Дверь была не заперта. Только позже кто-то повернул  в  замке  ключ.
Пип  попытался  размотать  клубок  бельевой  веревки.  Один  ее  конец   был
прикреплен  к  какому-то  странному  устройству.  Если  нажать  ногой,  шнур
навивается на цилиндр. Пип, хоть и не понимает, к чему эта машина и  как  он
отсюда выберемся, совершенно счастлив.

     Стоило Данке краешком глаза взглянуть на маму, как она поняла, что Пипа
еще дома нет. Не появился он ни в девять, ни в  половине  десятого.  Мама  с
Марьяной уже обзвонили всех соседей. Никто его не видел.  Скорее  всего,  во
второй половине дня он вообще не заглядывал домой, потому что  они  слышали,
как в квартире звонил телефон, но никто не поднимал трубку.
     В школу к папе дозвониться невозможно. В кабинете уже никого нет.
     - Нужно звонить в милицию, - решает мама. - Или же в...
     Дети понимают, что она имеет в  виду,  но  не  отваживаются  произнести
вслух. Она не в состоянии даже отыскать номер больницы в  справочной  книге.
Словно она всегда ждала, что это  произойдет,  и  стоит  ей  набрать  первую
цифру, как она убедится, что была права. Данка  берет  у  нее  справочник  и
нерешительно пробует отыскать номер больницы.
     На лестнице слышны шаги.  Все  трое  вскакивают,  и  в  тoт  же  момент
понимают, что это папа.
     - Что случилось?
     Отец берет у Данки справочник и, не снимая пальто, быстро перелистывает
страницы. Одиннадцатый час...
     Папа подымает трубку, и тут Данка вдруг хватает его за руку.
     - Погоди... Пип что-то говорил про  Вашека,  он  к  нему  хотел  зайти,
прежде чем идти к тете.
     - Про какого еще Вашека?
     - Про Вашека Фиалу. Вашек учится с ним в одном классе.
     - Что он еще говорил?
     - Чтоб мама не тревожилась, если он задержится. И что-то про Вашека.
     - Ты знаешь, где Вашек живет?
     Папа снова открывает справочник.

     - Ваш мальчик? - переспрашивает  профессор  Фиала.  -  Погодите,  пойду
посмотрю, кто из друзей Вашека еще у нас дома.
     - Уже четверть одиннадцатого, - напоминает папа.
     - Да, да, иду, иду, - уверяет пан профессор.
     - Разве Вашек еще не спит? А вы уверены, что он дома?
     - Сейчас проверим. Но вы не беспокойтесь. Если они  вместе,  то  ничего
страшного не натворили.  Вообще  Вашек  вполне  разумный  мальчик.  Если  не
увлечен чем-нибудь...
     Папа не вешает  трубку,  а  девочки  стоят  у  него  за  спиной,  боясь
взглянуть друг на друга. У Вашека Пипа нет - это  ясно.  Ведь  невозможно  в
половине одиннадцатого ночи не обнаружить  в  доме  чужого  мальчика.  Время
тянется невыносимо медленно. Папа уже готов повесить трубку, как  вдруг  пан
профессор отзывается снова.
     - Наверное, он у нас. Сейчас мы выясним. Вашек вспомнил, что он слышал,
будто кто-то возится в гараже. Теперь вот найти бы ключ...  Ну  что,  Вашек,
нашел?  А  может,  он  опять  завалился  за  шкаф?  Постой,  я  тебе  помогу
отодвинуть...
     Теперь в трубке ничего не слышно.
     - Там, - говорит Марьяна на углу улицы, и все бегут за ней следом.

     Возвращаясь  вечером  домой,  Вашек  услышал  какие-то   подозрительные
шорохи, доносившиеся из гаража.
     - Кто там? -окликнул он.
     Никто не отозвался. Видно, от  сквозняка  в  гараже  что-то  свалилось.
"Надо бы запереть, - подумал Вашек.  -  Ключ  тут.  Ну  вот,  теперь  все  в
порядке".
     - Папа не заходил в гараж? -на всякий случай спросил он у мамы.
     - Зачем? Что ему там делать? -отозвалась мама. - Он у себя в кабинете.
     - Значит,  мне  показалось,  будто  там  кто-то  есть.  Надо  бы  гараж
запирать. Чтоб ничего не украли. У нас  в  школе  у  одного  мальчика  увели
велосипед.
     - Прости, пожалуйста, что у нас там запирать? Может, ты и  хранишь  там
нечто ценное, но оно; по всей вероятности, очень хорошо запрятано. Туда даже
слона можно запрятать. Не гараж, а свалка металлолома. Если  бы  кому-нибудь
пришло в голову все это выкрасть, я приплатила бы сто  крон,  -  мечтательно
проговорила мама-профессорша. - А теперь беги в магазин самообслуживания,  а
то закроют. В сумке - деньги и список, что купить. У нас на ужин хоть  шаром
покати.

     Папа все еще колдует у запертой двери, как вдруг  перед  ним  возникает
чья-то фигура в полосатой пижаме и кричит:
     - Здесь он, здесь!
     "Кто здесь? - удивляются все. - Пип?"
     - Ключ оказался в сумке. Наверное, я его туда швырнул,  когда  ты  меня
торопила со своими покупками.
     Вашек вдруг срывается с места и мчится обратно.
     - Нужно сказать папе, чтобы не двигал больше шкаф!
     - Вашек! Давай сперва отопрем! -кричит его мама.
     Она стоит у запертых дверей и кого-то успокаивает:
     - Сейчас, сейчас. Вашек уже все отыскал. Ты  не  очень  замерз?  Сейчас
принесем чаю.
     - Нет, не замерз, - отвечает Пип, и голос у него дрожит немного.
     Но это все-таки его голос. Мама Пипа прислоняется к забору. Теперь пани
Фиалова заметила всех:
     - Вы Марековы, да? А я - Фиалова.  Не  сердитесь  на  нас,  пожалуйста.
Наверное, ваш Пип пришел навестить Вашека, а он по нечаянности запер  его  в
гараже, а потом мы не смогли быстро найти ключ.
     Вашек уже снимает замок. С улицы в гараж пробивается немного света. Пип
сидит на  обрубке  дерева  посреди  невообразимого  разгрома.  Перед  ним  -
какое-то чудовищное сооружение из трубок, на котором укреплено одно  большое
и два маленьких колеса. Над большим под каким-то странным углом  прикреплено
седло. С обеих сторон - педали, а на  шесте,  укрепленном  между  маленькими
колесами, - цилиндр, на котором намотано несметное количество бечевки.
     - Ты это все размотал? -спрашивает удивленный Вашек. - Ну ты даешь!
     - Пип... - произносит мама.
     - Как ты себя чувствуешь? - спрашивает Данка.
     Сидящий на каком-то пеньке Пип кажется маленьким и бледным.
     - Да все в порядке. Я только боялся испугать маму.
     Пани Фиалова протягивает ему руку.
     - Пойдем, Пип. Пойдемте все и выпьем чаю.
     Посреди  комнаты  на  стуле  сидит   вспотевший   пан   профессор.   Не
удивительно, что он  измучен.  Массивный  шкаф  отодвинут  от  стены.  Диван
выдвинут на середину комнаты. В дверь почти невозможно протиснуться,  потому
что рядом - огромная библиотека. Похоже, что здесь она размещается временно.
     - Это ты еще не видел нашей кухни, - шепчет Вашек Пипу.
     В это время из кухни возвращается несколько смущенная пани профессорша.
     - А вы не откажетесь выпить кислого молока? -спрашивает  она.  -  Вашек
забыл купить чай и кофе.
     Все слегка растеряны, только папа  Пипа,  которому  жаль  маму  Вашека,
мужественно соглашается:
     - Угостите меня кислым молоком, будьте так добры.
     - Это все то же самое молоко? - потихоньку спрашивает Пип.
     - Конечно, нет, - отвечает Вашек, - из  того  мы  сделали  творог.  Это
новое.
     - А теперь объясни нам, Пип, как это тебя угораздило? - спрашивает  пан
профессор. - Нет, сначала ты укройся вот этим одеялом. И ешь!
     Пани Фиалова ставит  на  стол  тарелку  с  бутербродами.  Пип  немножко
растерян  от  такого  множества  указаний  и  приказов,  которые  он  должен
исполнить одновременно.
     - Ешь, ешь! -повторяет пан профессор. - Конечно, все  могло  получиться
очень просто, тут и расспрашивать нечего.
     Пани Фиалова кивает и улыбается Пипу.
     "Какие славные! -думает Данка. - Не из тех, что  без  конца  понапрасну
изумляются".
     - Скорее всего, наш  чудила  обещал  показать  тебе  клад,  который  он
запрятал на этой свалке, а потом забыл  о  своем  приглашении,  -  сам  себе
отвечает папа Вашека.
     - Не знаю, хотел ли Вашек показать мне клад, - учтиво отвечает  Пип.  -
Скорее всего, нет.
     - А откуда тебе известно, что он у меня там есть? - удивляется Вашек. -
Я всем хотел его показать, но только когда будет готово.
     И тут Пип загорелся:
     - Спорим, ты сам не знаешь, что там есть.
     - Спорить я не стану, - бурчит Вашек. -  Но  я  действительно  кое-кому
говорил, что мне нужны разные шесты и колеса, вроде как от детской  коляски.
Вот мне и нанесли - видно,  люди  не  знают,  как  от  этого  избавиться.  А
колясочек привезли по меньшей мере пять.
     Пани Фиалова только вздыхает в ответ на это признание.
     - Так, - замечает Пип, - а я-то думал...
     И вдруг - к ужасу мамы - кладет недоеденный бутерброд на скатерть.
     - У тебя фонарик есть? Пойдем поглядим.
     Вашек охотно поднимается, но вдруг спохватывается:
     - Фонарик-то у меня есть, но ведь уже поздно, а? Приходи завтра, я тебе
все объясню, и ты мне поможешь. Вот будет здорово!
     - Хорошо, - соглашается Пип. - Но пока я  хочу  показать  тебе  кое-что
еще.
     Папа строго глядит на Пипа, но он этого как будто не замечает.
     Вашек недоуменно  вертит  головой,  но  идет  за  фонариком.  Остальные
поднимаются тоже.
     - Спасибо, - благодарит папа, - простите, что на сон  грядущий  мы  вам
устроили такое развлечение.
     - Не за что. Вы не сердитесь на нашего чудного малого. Он у нас немного
с приветом. И приходите опять. Я рада была с вами познакомиться,  -  уверяет
пани Фиалова.

     Вашек с Пипом уже возятся в гараже.
     - Ты упадешь, Пип! - в отчаянье восклицает мама.
     Пип забирается на кучу хлама.
     - Вот эта штуковина,  -  Пип  показывает  Вашеку  на  его  удивительное
сооружение, - сделана из твоего велика, да?
     Вашек кивает, с некоторой опаской поглядывая на папу.
     - Тогда лезь сюда, - зовет Пип.
     Вашек лезет следом за ним.
     - Погляди, а тут еще один велик стоит целехонек.
     - Не дури! - возмущается Вашек.
     Верхушка пирамиды, на которую он взгромоздился, колеблется у  него  под
ногами. Вашек стоит и смотрит не обрываясь: в углу сарая прислонен  к  стене
еще один совершенно целехонький велосипед.
     - Откуда он взялся?  -оторопело  спрашивает  Вашек  и  направляет  свет
фонарика на двери, словно опасаясь, что его творение исчезло.
     Нет, оно спокойно стоит на своем месте.  Вашек  снова  оглядывается  на
неизвестно откуда взявшийся велосипед. И  велосипед  не  исчез.  По-прежнему
стоит, где стоял.
     - Ты увез его у Павла, понимаешь? -объясняет ему Пип.
     - Что?! - кричит пан профессор. - Ты у кого-то украл велосипед, Вашек?
     Все поражены.
     - Не украл, - объясняет Пип, -  только  приехал  на  нем,  чтобы  взять
домашнее задание. .
     - Так отчего же ты его не вернул? -допрашивает Вашека отец и обращается
к Пипу, потому что Пип, в отличие от Вашека, знает об этом все.
     - Потому что считал, что это его велосипед. Он  поставил  его  здесь  в
углу, а потом люди нанесли сюда весь этот хлам, так что велосипед  не  стало
видно. Вашек не знал, что ездил на чужом велике. Он  точь-в-точь  такой  же,
как его. Помнишь, Павел все еще допытывался, где вы купили  твой  велосипед?
Он хотел, чтобы у него был точь-в-точь такой же.
     Мама  помогла  Пипу  слезть,  а  Вашек  все   еще   стоит   наверху   и
сосредоточенно думает.
     - Спускайся! - просит его мама Пипа и тоже протягивает ему руку.
     Вашек спускается, все еще уставясь куда-то отсутствующим взглядом.
     - А как же ты его отыскал, если его даже не было  видно?  -  изумляется
он.
     - А я его специально искал, - признается Пип. - Потому и забрался сюда.
Я почему-то думал, что он здесь. Я знал, что у тебя какие-то  трудности.  Ты
сам все время говорил об этом. Когда я отыскал  велик,  я  понял,  что  тебя
заботило. Шнур наматывается прекрасно.  А  вот  седло  ты  пристроил  как-то
по-чудному. Сидеть на нем невозможно.
     - Стой, стой! - перебивает его Вашек. - Это я тебе объясню завтра.
     - Ну, а если тебя что-то заботит, ни о чем  другом  ты  уже  думать  не
можешь, - добавляет Пип. - Ты сам говорил. Как в походе, с тем...
     - Ну да, ну да, - снова перебивает  Пипа  Вашек.  К  счастью,  папа  не
замечает этой поспешности.
     - Ты совершенно прав, - присоединяется он к  Пипу.  -  А  вообще  Вашек
вполне разумный мальчик, когда не дурит.
     "Фиаловы любят повторять одно и то же", - отмечает про себя Данка.
     - Ну, на чем же он свихнулся? Рассказывай дальше! - побуждает Пипа  пан
профессор.
     - Он не свихнулся, - отрицает Пип. - Он, как и все, размышлял над  тем,
кто мог взять велосипед Павла. И даже если бы у него не было  других  забот,
он бы все равно не вспомнил, как все вышло на  самом  деле,  потому  что  он
этого не забывал. Он просто не знал. А сегодня он сказал, что не  может  уже
ездить на своем прежнем велосипеде, разве что когда-нибудь  потом.  А  потом
вдруг припомнил, что и потом ездить не будет тоже. Поэтому я догадался,  что
свой велосипед он для чего-то разобрал.
     - Но откуда ты знал, что велосипед Павла тоже у меня?
     - Я не знал. Просто мне пришло это сегодня в голову, пока Анежка искала
ручку, а ты держал свою, показывая ею на такую же, и  думал,  что  ручек  не
две, а одна.
     - Значит, он еще и ручки крадет? -пугается пан профессор.
     - Нет, не крадет, - успокаивает его Пип, - просто мы вручили девочке ее
же собственную ручку.

     "Ну вот, и выяснилось, что Ярда здесь ни при чем", - уже лежа в постели
думает Данка. Она страшно гордится Пипом, который  привел  в  изумление  всю
семью Фиаловых. "И было чему изумляться", - думает Данка и  так  раздувается
от важности, что на ней едва не  лопается  пижама.  "Но  себе  Пип  вряд  ли
помог", - приходит ей в голову. Ведь это значит, что исправилка Ярде уже  не
грозит.

     Вашек принес учителю Штёвичку письмо от своего папы. Учитель, прочитав,
пригласил к себе в кабинет и Пипа.
     - Давай думай, - предлагает он ему, - что теперь  делать?  Отец  пишет,
что сегодня во второй половине дня отвезет велосипед Павлу. Да  только  папа
твой не знает Шебеков, не  правда  ли?  А  я  с  ними  знаком.  По  классным
собраниям.
     Пан учитель трет себе нос.
     - Пожалуй, я лучше загляну к вам, возьму велосипед и отвезу  его  Павлу
сам. - Учитель вздыхает. - Наверное, так будет вернее. А в классе  обо  всем
расскажем завтра. Когда покончим с этим делом.

     Вечером пан учитель снова зашел к Фиаловым. На этот раз у  них  был  не
только кофе, но кое-что покрепче, как  объявил  отец  Вашека,  появившись  с
бутылкой в руках.
     - Это было ужасно? -спросил он, с благодарностью глядя на пана учителя.
     - Пережить можно.
     - Они вам поверили?
     - Нет. Пан Шебек высказался  в  том  смысле,  что  это  очень  странная
история. В их представлениях люди или честные, или  воры.  Скорее,  воры.  О
рассеянных они ничего не слышали. Наверное, думают, что велосипед  украл  я.
Но, судя по его заявлению, никаких оргвыводов в данном случае не  последует.
Очевидно, опасаются, что тогда я их Павлика провалю. Он осматривал велосипед
не меньше получаса, проверял, не нанесен ли ему какой ущерб. Признаюсь, -  с
меня семь потов сошло. А что, если Вашек на это  свое  новое  изобретение  и
оттуда вывернул какой-нибудь шурупчик?
     - Мне очень нужна была цепь, - признался Вашек. - Вот  если  бы  знать,
что она у меня была под рукой!
     - Пойдем посмотрим твое сооружение, - предложил пан учитель.
     Пан профессор, по соображениям такта, не трогается с места.
     - Знаете, - объясняет Вашек, -  это  перестроенный  сарай.  Старый  был
очень ветхий. В углу сада - глубокая яма. Папа говорил, что,  скорее  всего,
раньше там был колодец. И предупредил, чтоб я туда не лез. Да туда и  нельзя
влезть. Но у своего дядюшки я  как-то  нашел  журнал,  где  были  нарисованы
разные машины, в которых можно ездить по стенам. Вот  это  я  и  испробовал.
Наших часто не бывает дома, а если и бывают, то им не до меня - ну, вот люди
и наносили мне разных вещей. Сперва мне нужно было посмотреть,  как  та  яма
выглядит, чтобы сообразить, что крепить наверху. Журнал я прихватил с собой.
А он упал в яму. Уж и не знаю, как быть. Это старый номер, и я нигде не могу
его разыскать. Если бы машина была готова - съехал бы вниз,  и  все.  Только
тогда он мне уже был бы не нужен.
     Пан учитель исследует незавершенное творение.
     - Ты прекрасно все придумал. Привод к канату - великолепный.
     "Уж кто великолепный - так это Штёвичек!" - мелькает в голове у Вашека.
- Разбирается, что это привод, а не шнур, как говорил Пип. Пип в таких делах
не очень силен".
     - Вот только мне кажется, что ты  затеял  сложное  дело.  А  главное  -
молодец, что догадался о таком способе. Как модель - это  очень  хорошо.  Но
если бы ты на этом  самом  сооружении  задумал  спуститься  вниз,  наверное,
машина двигалась бы чересчур быстро. Я думаю, ты  преодолел  бы  глубину  со
скоростью прыжка.
     Вашек немного озадачен.
     - Но это ничего, - успокаивает его  пан  учитель  и  роется  в  богатом
складе материалов, накопленных Вашеком. - Я вижу, у  тебя  тут,  по  крайней
мере, три передних колеса. Одно заднее я тоже уже где-то видел. И руль - это
уже третий. А тормоз - второй. Может, он  бы  еще  поработал,  если  бы  его
чуть-чуть... Знаешь, что мне пришло на ум? Что, если  бы  ты  заново  собрал
свой велосипед? А из того, что тут  у  тебя  накоплено,  запросто  можно  бы
собрать еще один вполне приличный велик. Вашек, а ты не хотел бы привлечь  к
этому еще и Ярду? Я бы изредка  помогал  вам,  если,  конечно,  это  вам  не
помешает.
     - Ярду? -удивился  Вашек  и  кое-что  сообразил:  -Вы  думаете,  второй
велосипед можно было бы собрать для него?
     - Да, вот это я и имел в виду. У меня дома  тоже  кое-что  найдется  от
старого велосипеда. И если у вас чего-нибудь не хватит - я разыщу.
     - Да и у меня кое-что найдется. У  меня  даже  деньги  кое-какие  есть,
папины правда.
     - Ну какой тут разговор, - вдруг раздается папин голос.  Папа  стоит  в
дверях и смотрит на пана учителя. - Собственно, ущерб  мы  нанесли  Павлу  -
из-за Вашека он не смог пользоваться своим имуществом, а... возместим потерю
Ярде, не так ли?
     Пан учитель одобрительно кивает головой.

     - Мы хотим про ковбоев! -орет шестой "Б".
     - Вы с ума сошли! - восклицает пан учитель, косясь на дверь, как  Вашек
недавно косился на отца. - А если услышат? Про ковбоев сегодня не будет.  Но
и математики не будет тоже. Я вам расскажу  удивительную  историю.  Историю?
Тогда ладно...
     - Вы когда-нибудь  слышали  анекдоты  о  рассеянных  профессорах?  Нам,
правда, придется подождать, когда из Вашека получится  профессор.  Но  ждать
придется не потому, что он недостаточно рассеян...
     Все обратились в слух и с увлечением слушают. Так вот как было на самом
деле...
     - Вы не очень-то смейтесь над Вашеком, - заканчивает пан учитель. -  Не
обязательно, конечно, из всех чудаков получаются профессора, но Вашек, может
быть... Модель, которую он смастерил,  очень  любопытна.  Хотя,  конечно,  в
глубь подземелья я бы не отважился на ней поехать, да и вы не вздумай  те...
Впрочем, сейчас планы у Вашека тоже переменились. На этом и  кончается  наша
странная история. А велосипед мы возвратили его законному владельцу.
     Павел довольно кивает. Законный владелец - это здорово.
     Ярда сидит неподвижно. Словно все еще слушает,  хотя  пан  учитель  уже
договорил и в классе воцарилась абсолютная тишина. И в этой тишине раздается
голос Андулы: - Ну, такое... такое мог только Вашек...
     - Возможно, ты и права, - соглашается пан учитель. -
     Но догадаться об этом сумел только один Пип.
     Андула тоже согласна с этим.
     - Котелок у него варит.
     - Золотые слова, барышня, - подтверждает пан учитель.
     Оба смотрят в ту сторону, где сидит Пип. Но Пипа там нет.
     - Где же он? -удивляется пан учитель. - Ведь он же был в классе.
     - Он под партой, - объявляет Павел.
     - Он хоть у нас и чудак, - уточняет Андула, - но котелок у него варит.
     Пип опять готов скрыться под парту.
     -  Наверное,   это   самая   правильная   комбинация,   -   высказывает
предположение пан учитель и на всякий случай держит Пипа за  ухо.  -  Потому
что, если обнаруживается пропажа, практичные люди чаще  всего  предполагают,
что это сделали воры. А Пип так не подумал. Или просто не поверил.  И  начал
размышлять - как же все это получилось.
     - Много бы он придумал, если бы на парте у Вашека я не забыла ручку,  -
выразительно напоминает Анежка.
     Пип что-то пищит невероятно тоненьким голоском.
     - Он говорит, что  это  правда,  -  переводит  Вашек  писк  Филиппа  на
человеческий язык.
     Пип кивает.
     Пан учитель не верит своим ушам.
     - Да, - объясняет ему  Андула,  -  Вашек  понимает  язык  Пипа  и  язык
учительницы Беранковой. Он даже понимает дельфинью речь.

     - Очень рада, больше всего за тебя, Комарек, что все выяснилось. Хотя и
считаю, что Вашек или пан профессор Фиала должны были прийти прежде всего ко
мне, классной руководительнице.
     Вашек щурится.
     - Но в конце концов  это  не  так  существенно.  Пан  учитель  Штёвичек
рассказал мне, что все произошло по чистой случайности. Вашек моргает снова.
     Разумеется, по чистой случайности он попросил отца написать Штёвичку.
     - А главное, как я говорю, все счастливо разъяснилось.
     - Ничего счастливо не разъяснилось, - вдруг вмешался Ярда.
     Класс замер. Беранкова строго посмотрела на него.
     - Что ты хочешь этим сказать?
     - А то, что ничего само  не  разъяснилось.  А  разъяснил  все  вот  он.
Пискля.
     - Что такое? Какой Пискля?
     - Это Филипп. Он про все догадался.
     Беранкова кивает.
     - Я слышала об этом. На будущее запомните: надо лучше следить за своими
вещами, чтоб ничего подобного не повторилось.
     Все потихоньку ахают.
     - А теперь приготовьте тетради.

     - Смотри, Комарек, -  строго  повторяет  Андула,  -  чтобы  больше  это
никогда не повторялось. Не смей больше красть велосипедов!
     Ярда, не сразу поняв шутку, только немного погодя,  улыбается.  У  него
это еще плохо получается.  Нет  тренировки.  Но  скоро  он  овладевает  этим
искусством в совершенстве и растягивает рот в улыбке.
     - Ты не хочешь после обеда зайти к нам? - уже второй раз спрашивает его
Вашек.
     Ярда оглядывается, словно не понимая, кому Вашек повторяет приглашение.
     - Я собирался из повозки снова собрать велосипед. И рассчитывал на твою
помощь. У меня там такая куча деталей,  что  из  них  мы  могли  бы  собрать
велосипед и для тебя.
     - Для меня? Ты сказал - для меня?
     - Ну да! - Вашек повышает голос, как будто разговаривает  с  глухим.  -
Штёвичек тоже обещал нам помогать. И  папа  тоже,  но  он  в  этом  деле  ни
бум-бум.
     Ярда внезапно поворачивается и шагает прочь. Вашек в испуге  глядит  на
него. Но Ярда уже возвращается обратно.
     - А мы могли бы позвать еще одного? - спрашивает он.
     - Само собой, - соглашается Вашек, удивляясь, что Ярдас кем-то  дружен.
- Конечно, можешь взять его с собой.  Только  пусть  он  не  кричит  громко,
ладно? А то наши, когда решают свои задачи...
     - Он не кричит, - говорит Ярда. - Он пискля.

        Марьяна рассуждает в одиннадцатый и последний раз

     Словом, все обошлось. Даже лучше,  чем  можно  было  ожидать.  Пип  мог
свалиться с дерева совсем не так удачно... Мог бы вообще не додуматься, куда
исчез этот злополучный велик.
     В мире полно пропаж, которые  так  никогда  и  не  были  обнаружены.  К
примеру, из исправилки что ни день пропадает какой-нибудь Ярда. Вы  думаете,
он исправится? Или нет? А он, может, был вовсе не так уж  плох.  Иногда,  по
крайней мере. Это так же, как  с  трусишкой  -  неожиданно,  вдруг  трусишка
совершает такой геройский поступок, что сам не перестает  этому  удивляться.
Вот вроде наших, когда они прятали очкарика Борживоя. А  тетю  всегда  будет
мучить, что она этого не сделала. Но если бы с ней  дело  кончилось  так  же
плохо, как с Борживоем, нам бы ее  очень  недоставало.  Хотя  мы,  возможно,
этого и не знали бы. Людям вообще не слишком-то много известно. Тем более  о
мире, в котором они живут.
     А мир этот полон не только  пропавших  велосипедов,  но  и  звезд.  Они
настолько далеки от нас, что их никому никогда не обнаружить.  А  между  тем
они существуют. Даже самые маленькие, невидимые предметы, вещи и явления.  И
речь дельфинов. Наверное, где-то глубоко запрятано и мужество тех,  кто  все
время чего-нибудь  опасается.  И  мудрость  чудаков,  неисправимых,  психов.
Наверное, где-нибудь затерялись и хорошие концы историй,  которые  вообще-то
закончились плохо.

Популярность: 1, Last-modified: Mon, 23 Jul 2007 20:31:41 GmT