---------------------------------------------------------------------
Пантелеев А.И. Собрание сочинений в четырех томах. Том 3.
Л.: Дет. лит., 1984.
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 8 марта 2003 года
---------------------------------------------------------------------
Лейтенант Фридрих Буш, летчик германской разведывательной авиации, и
новодеревенский школьник Леша Михайлов в один и тот же день получили
награды: лейтенант Буш - железный крест, а Леша Михайлов - медаль "За
оборону Ленинграда".
Как сказано было в приказе германского командования, летчик Буш
представлялся к награде "за отличную разведывательную деятельность над
позициями противника у Ленинграда, в результате чего были обнаружены и
уничтожены 12 зенитных установок русских". А Леша Михайлов получил свою
медаль как раз за то, что помог немецким самолетам обнаружить эти двенадцать
батарей...
Вы, я вижу, удивлены. У вас глаза на лоб полезли. Вы думаете небось,
что это ошибка или опечатка. Что ж, выходит, значит, что Леша Михайлов
предатель? Почему же тогда он получил советскую награду, а не какой-нибудь
тоже медный или оловянный немецкий крест?
А между тем никакой ошибки тут нет. Леша Михайлов получил свою награду
по заслугам. А вот за что получил ее лейтенант Фридрих Буш - это дело
темное. Хотя - если разобраться - может быть, он и в самом деле неплохо
выполнил свою боевую задачу. Ведь он действительно обнаружил на подступах к
Ленинграду двенадцать зенитных батарей. Правда без помощи Леши Михайлова и
других ребят он черта бы с два обнаружил. А хотя...
Ну да, впрочем, так вы все равно ничего не поймете. Надо все рассказать
по порядку.
Леша Михайлов жил, как я уже сказал, в Новой Деревне. Около их дома -
за огородами - был пруд. На том берегу пруда в небольшой рощице стояла
зенитная батарея. Почти каждую ночь, когда с финской стороны летели на
Ленинград немецкие бомбардировщики, батарея открывала огонь. Конечно, не
одна батарея. Их там вокруг было много. От этого огня в Михайловском доме,
как и в других, соседних домах, давно уже не осталось ни одного стекла -
окна были заколочены досками или фанерой, или заткнуты подушками. Зато уж и
немцам, конечно, тоже доставалось от этого огня!..
Батарея была хорошо замаскирована. В обычное время, когда она
помалкивала, не работала, ее не только с воздуха, но и с земли не разглядеть
было. Но, конечно, это только взрослые не могли разглядеть. А от ребят разве
что-нибудь скроешь?
Ребята еще давно, еще в самом начале войны, когда только появилась у
них эта батарея, все, что им нужно было, разнюхали, разведали и знали теперь
батарею, наверно, не хуже самих зенитчиков. Знали и сколько там орудий, и
какого они калибра, и сколько у орудий прислуги, и кто командир, и где
снаряды лежат, и как заряжают, и как стреляют, и как команду подают.
Работала батарея только по ночам. Наутро после налета бомбардировщиков
почти всякий раз прилетал в деревню маленький, легкий, похожий на стрекозу
немецкий самолет-разведчик "хеншель-126". Иногда он по полчаса и больше
кружил над деревней, выискивая и вынюхивая расположение русских зениток.
Но батареи молчали. И "хеншель-126", повертевшись и покружившись,
улетал восвояси.
Сначала ребята удивлялись:
- Что ж они не стреляют? Ведь он же прямо совсем на куриной высоте
летит! Его с одного выстрела подбить можно!..
Один раз они даже не выдержали и закричали через колючую проволоку
командиру батареи, который в это время как раз разглядывал в бинокль
вражеского разведчика:
- Товарищ старший лейтенант! Чего ж вы смотрите! Хлопните его из
второго орудия. В самый раз будет.
Командир оторвался от бинокля и с удивлением посмотрел на ребят.
- Это что такое? - крикнул он строго. - Вы как сюда попали?!
Ребята переглянулись, и Леша Михайлов за всех ответил:
- Мы так... потихоньку... Замаскировались.
- Ах, вот как? Замаскировались? Ну, так и я вот тоже - маскируюсь.
Понятно?
- Ага. Понятно, - сказал, подумав, Леша. - Чтобы, значит, не обнаружили
и не засекли?
- Во-во, - сказал командир. - А вообще пошли вон отсюда! Разве не
знаете, что сюда нельзя ходить?
- Знаем, - ответили ребята. - Да мы не ходим, мы ползаем.
- Ну и ползите обратно.
Дня через три, вечером, на батарее была объявлена боевая тревога. Не
успел отзвенеть сигнал, как ребята уже сидели на своем обычном месте - в
кустах на берегу пруда. Кто-то из батарейцев их заметил и сказал командиру.
- Ах, вот как? - закричал командир, узнав Лешу Михайлова. - Опять это
ты? Ну, погоди, попадись ты мне!..
Леша и товарищи его убежали, но и после, конечно, подглядывали за
батарейцами, только стали немного осторожнее.
А в ноябре месяце, перед самыми праздниками, случилась эта самая
история, за которую Леша Михайлов с товарищами чуть не угодил в трибунал.
Ну, да, впрочем, не будем забегать вперед. Будем и дальше рассказывать
по порядку.
Выдался как-то очень хороший зимний денек. Снегу насыпало - ни пройти,
ни проехать. После школы выбежали ребята на улицу, гулять. Стали играть в
снежки. Поиграли немного - надоело. Кто-то предложил лепить снежную бабу. А
Леша Михайлов подумал и говорит:
- Нет, ребята, давайте лучше не бабу, а давайте - знаете что? -
построим снежную крепость. Или батарею зенитную? С блиндажом и со всем, что
полагается.
Затея ребятам понравилась, и вот на пруду, за Михайловскими огородами,
по соседству с настоящей зенитной батареей началось строительство
игрушечной, снежной и ледяной огневой точки.
Работали ребята весь день - до вечера. Катали снежные комья, возводили
стены, брустверы, орудийные площадки... И получилось у них здорово. Все как
настоящее. Даже пушку соорудили, и пушка у них была не какая-нибудь, а самая
всамделишная - зенитная, из какого-то старого дышла или оглобли, и даже
вертелась, и можно было из нее прицеливаться.
Это было в субботу. На следующий день ребята с утра достраивали свою
крепость, когда над их головами в безоблачном зимнем небе появился старый
новодеревенский знакомый "хеншель-126". На этот раз он прилетел очень
кстати. Играть стало еще интереснее.
- Воздух! - закричал Коська Мухин, маленький, веснушчатый пацан по
прозвищу "Муха".
- Тревога! - закричал Леша Михайлов. - Товарищи бойцы, по местам!
Он первый подбежал к игрушечной пушке и стал наводить ее на настоящий
вражеский самолет.
- По фашистским стервятникам - огонь! - скомандовал он и сам ответил за
свою пушку:
- Бах! Бах!
- Бам-ба-ра-рах! - хором подхватили ребята.
А разведчик, как всегда, повертелся, покрутился и, стрекоча своим
стрекозиным моторчиком, улетел в сторону фронта.
Ребята еще немного поиграли, потом разошлись.
Лещу Михайлова позвали домой обедать. Он с удовольствием уплетал мятый
вареный картофель с соевым маслом и уже собирался попросить у матери
добавочки и даже протянул для этого миску, как вдруг миска вылетела у него
из рук. Оглушительный удар, а за ним второй и третий прогремели, как ему
показалось, над самой его головой. Стены Михайловского дома заходили
ходуном, посыпалась штукатурка, на кухне что-то упало и со звоном
покатилось. Лешина сестренка Вера диким голосом закричала и заплакала. За
нею заплакала Лешина бабушка.
- Бомбят! Бомбят! - кричал кто-то на улице. Там уже работали зенитки,
стучал пулемет, и где-то высоко в небе приглушенно гудели моторы немецких
пикировщиков.
- А ну - живо - лезьте в подполье! - скомандовала Лешина мать,
отодвигая стол и поднимая тяжелую крышку люка.
Бабушка, а за нею Лешины сестры и младший брат полезли в подвал, а сам
Леша, пользуясь суматохой, сорвал со стены шапку и юркнул в сени.
Во дворе он чуть не столкнулся с Коськой Мухиным. Муха едва дышал, лицо
у него было бледное, губы дрожали.
- Ой, Лешка! - забормотал он, испуганно оглядываясь и шмыгая носом. -
Ты знаешь... беда какая...
- Что? Какая беда?
Муха не мог отдышаться.
- Ты знаешь, ведь это... ведь это ж нашу батарею сейчас бомбили!..
- Ну, да! Не ври! - сказал, побледнев, Леша.
- Ей-богу, своими глазами видел. Две бомбы... прямое попадание... и обе
в нашу батарею. Одни щепочки остались.
- Сам видел, говоришь?
- Говорю ж тебе, своими глазами видел. Мы с Валькой Вдовиным за водой
ходили, увидали и - сразу туда. Я убежал, а он...
- Что?! - закричал Леша и с силой схватил товарища за плечо.
- Его... его на батарею увели. На настоящую, - сказал Муха и, опустив
голову, заплакал.
Немецкие самолеты разбомбили игрушечную крепость и улетели. На батареях
прозвучал отбой воздушной тревоги, понемногу успокоилось все и в самой
деревне, а Валька Вдовин все еще не возвращался домой.
Леша Михайлов несколько раз бегал к Валькиной матери. Он успокаивал ее,
говорил, что видел Вальку "своими глазами", что он жив, что его пригласили в
гости зенитчики и угощают его там чаем или галетами.
Но сам Леша не мог успокоиться.
"Ведь это ж я виноват, - думал он. - Это я все выдумал - с этой
дурацкой крепостью. А Валька даже не строил ее. Он только сегодня утром из
Ленинграда приехал..."
Он уже собирался пойти на батарею и сказать, что это он виноват, а не
Валька, когда в дверь постучали и в комнату ввалился сам Валька Вдовин.
- Ага, ты дома, - сказал он, останавливаясь в дверях.
- Дома, дома, заходи, - обрадовался Леша.
- Да нет... я на минутку... я не буду, - пробормотал Валька. -
Кто-нибудь у вас есть?
- Нет, никого нет. Бабушка спит, а мама в очередь ушла. Заходи, не
бойся.
- Лешка, - сказал Вдовин, не глядя на Лешу. - Тебя, наверно, в трибунал
отправят. Судить будут.
- Меня? - сказал Леша. - А откуда ж узнали, что это я?
- Откуда узнали? А это я на тебя сказал.
- Ты?!
- Да, я, - повторил Валька и посмотрел Леше в глаза. - Я сначала
отпирался. Говорю: знать ничего не знаю. А потом командир батареи говорит:
"Это, наверно, такой чернявенький, с полосатым шарфом... Михайлов его,
кажется, зовут?" Ну, я и сказал. "Да, - говорю, - Михайлов". И адрес твой
спросил - я тоже сказал.
Леша стоял, опустив голову.
- Так, - выговорил он наконец. - Значит, и адрес сказал?
- Да. И адрес сказал.
- Ну, и правильно, - сказал Леша. - Я бы все равно сам пошел на
батарею. Я уже собирался даже.
- Значит, ты не сердишься?
Леша стоял, не глядя на товарища.
- Нет, - сказал он.
Валька схватил его за руку.
- Знаешь что? - сказал он. - А может быть, тебе убежать лучше?
- И не подумаю, - сказал Леша.
Потом он взглянул на Вальку, не выдержал и тяжело вздохнул.
- Как ты думаешь - расстреляют? - сказал он.
Валька, подумав немного, пожал плечами.
- Может быть, и не расстреляют, - ответил он не очень уверенно.
До вечера Леша Михайлов ходил сам не свой. Прибегали ребята, звали его
гулять - он не пошел. Уроков он не учил, отказался от ужина и раньше, чем
обычно, улегся спать. Но как ни старался, как ни ворочался с одного бока на
другой, заснуть он не мог. Не то чтобы он очень боялся чего-нибудь. Нет,
Леша был, как говорится, не из трусливого десятка. Но все-таки, как вы сами
понимаете, положение у него было не веселое. Тем более, что он чувствовал
себя действительно виноватым. А мысль о том, что судить его будут в Военном
трибунале, как какого-нибудь шпиона или предателя, совсем убивала его.
"Может быть, и в самом деле лучше убежать? - думал он. - Проберусь
как-нибудь на фронт или к партизанам, навру чего-нибудь, скажу, что мне
скоро тринадцать лет будет, - может, меня и возьмут. Пойду куда-нибудь в
разведку и погибну... как полагается... а после в газетах напишут или, может
быть, объявят Героем Советского Союза..."
Но убежать Леша не успел. Перед самым рассветом он забылся и задремал.
А в половине восьмого, раньше чем обычно, его разбудила мать.
- Леша! Лешенька! - говорила она испуганным голосом. - Проснись!
Сыночек!
- Чего? - забормотал Леша, дрыгая спросонок ногой.
- Вставай скорее. За тобой приехали, тебя спрашивают.
Леша одним махом сбросил с себя одеяло и сел в постели.
- Приехали? Из трибунала? - сказал он.
- Из какого трибунала? Не знаю, военный какой-то приехал. На
мотоциклетке.
"Эх, не успел убежать", - подумал Леша.
Застегивая на ходу рубашку и затягивая ремешок на животе, он вышел на
кухню.
У печки стоял высокий красноармеец в полушубке и в кожаном шоферском
шлеме. Он сушил перед печкой свои меховые рукавицы. От них шел пар.
Увидев Лешу, красноармеец как будто слегка удивился. Наверно, он думал,
что Леша немного постарше.
- Михайлов Алексей - это вы будете? - сказал он.
- Я, - сказал Леша.
- Одевайтесь. Я за вами. Вот у меня повестка на вас.
- Ой, батюшки-светы, куда это вы его? - испугалась Лешина мать.
- А это, мамаша, военная тайна, - усмехнулся красноармеец. - Если
вызывают, значит, заслужил.
У Леши не попадали в рукава руки, когда он натягивал свое пальтишко.
Мать хотела ему помочь. Он отстранил ее.
- Ладно, мама. Оставь. Я сам, - сказал он и почувствовал, что зубы у
него все-таки слегка стучат и голос дрожит.
- Взять с собой что-нибудь можно? Или не надо? - спросил он, посмотрев
на красноармейца.
Тот опять усмехнулся и ничего не сказал, а только покачал головой.
- Поехали, - сказал он, надевая свои меховые рукавицы.
Леша попрощался с матерью и пошел к выходу.
На улице у ворот стоял ярко-красный трофейный мотоцикл с приставной
коляской-лодочкой.
Еще вчера утром с каким удовольствием, с каким фасоном прокатился бы
Леша Михайлов на виду у всей деревни в этой шикарной трехколесной машине! А
сейчас он с трудом, еле волоча ноги забрался в коляску и сразу же поднял
воротник и спрятал лицо: еще, не дай бог, увидит кто-нибудь из соседей...
Красноармеец сел рядом в седло и одним ударом ноги завел мотор.
Мотоцикл задрожал, зафукал, застучал и, сорвавшись с места, помчался,
взметая снежные хлопья и подпрыгивая на ухабах, по знакомой деревенской
улице.
Ехали они очень недолго. Леша и оглянуться не успел, как машина
застопорила и остановилась у ворот двухэтажного каменного дома. У ворот
стоял часовой.
Леша огляделся и узнал этот дом. Когда-то здесь был детский сад.
"Это на Островах, - сообразил он. - Вот он, оказывается, где
трибунал-то помещается..."
- Вылезай, Алексей Михайлов. Пошли, - сказал ему красноармеец.
"Ох, только бы не заплакать", - подумал Леша, вылезая из кабинки и
направляясь к воротам.
Часовой попросил у них пропуск.
- К полковнику Шмелеву, - сказал Лешин сопровождающий и показал
повестку. Часовой открыл калитку и пропустил их.
В большой накуренной комнате, где когда-то помещалась, наверное,
столовая детского сада, было сейчас очень много военных. Были тут и летчики,
и зенитчики, и моряки с береговой обороны. Были и красноармейцы, и офицеры.
Кто сидел, кто стоял, прислонившись к стене, кто расхаживал по комнате.
- Погоди минутку, я сейчас, - сказал Леше его спутник и скрылся за
большой белой дверью. Через минуту он вернулся.
- Посиди, отдохни, тебя вызовут, - сказал он и ушел.
Леша присел на краешке скамейки и стал ждать.
Вдруг белая дверь открылась и из нее вышел Лешин знакомый - тот самый
старший лейтенант, командир новодеревенской батареи. Он увидел Лешу, узнал
его, но ничего не сказал, нахмурился и пошел к выходу.
А Леша даже привстал от волнения. Он даже не сразу расслышал, что его
зовут.
- Михайлов! Михайлов! Кто Михайлов? - говорили вокруг.
- Я Михайлов! - закричал Леша.
- Что же ты не откликаешься? - сердито сказал ему молоденький лейтенант
в блестящих, как зеркало, сапогах. Он стоял в дверях с какими-то папками и
списками и уже целую минуту выкликал Лешину фамилию.
- Пройдите к полковнику, - сказал он, открывая белую дверь.
"Только бы не заплакать", - еще раз подумал Леша и, стараясь держаться
прямо, по-военному, шагнул через порог.
Пожилой, стриженный ежиком полковник сидел за большим столом и
перелистывал какие-то бумаги.
- Михайлов? - спросил он, не глядя на Лешу.
- Да, - ответил Леша.
Полковник поднял глаза и тоже как будто удивился, что Леша такой
маленький и тщедушный.
- Н-да, - сказал он, разглядывая его из-под густых и мохнатых, как у
медведя, бровей. - Вот ты какой, оказывается. А ну-ка подойди ближе.
Леша подошел к столу. Полковник смотрел на него строго, и седые
медвежьи брови его все ближе и ближе сдвигались к переносице.
- Так, значит, это ты построил снежную крепость, или блиндаж, или что
там... которую давеча разбомбили "мессеры"?
- Да... я, - прохрипел Леша и почувствовал, что еще минута - и слезы
помешают ему говорить. - Только ведь мы не нарочно, товарищ полковник, -
прибавил он, стараясь глядеть полковнику прямо в глаза. - Мы ведь играли...
- Ах, вот как? Играли?
- Ага, - прошептал Леша.
- Кто это "мы"?
- Ну, кто? Ребята, одним словом.
- А кто зачинщик? Кто выдумал все это? Под чьим руководством строили?
- Я выдумал. Под моим, - ответил Леша, опуская голову. И тут он не
выдержал - слезы прорвались оттуда, где они до сих пор прятались, и
заклокотали у него в горле.
- Товарищ полковник... пожалуйста... простите меня, - пролепетал он. -
Я больше не буду...
- Это что - не будешь?
- Играть не буду.
- Вот тебе и на! - усмехнулся полковник. - Как же это можно - не
играть?
- Ну... вообще... блиндажей не буду строить.
- Не будешь? Самым серьезным образом не будешь?
- Самым серьезным. Вот ей-богу! Хоть провалиться, - сказал Леша.
- Н-да, - сказал полковник. - Ну, а если мы тебя попросим?
- Что попросите?
- Да вот что-нибудь еще построить - в этом же роде. Крепость, или
блиндаж, или дзот какой-нибудь.
Леша поднял глаза. Полковник смотрел на него по-прежнему серьезно, не
улыбаясь, только брови его разошлись от переносицы, и под ними открылись
ясные, немного усталые и воспаленные от долгой бессонницы глаза.
- Видишь ли, дорогой товарищ, какая история, - сказал он. -
Оказывается, что в военное время даже играть надо осторожно. Вот построили
вы, например, батарею. Отлично, вероятно, построили, если немец ее за
настоящую принял. Но построили вы ее где? Рядом с настоящей боевой
действующей зенитной батареей. Это тебе известно?
- Известно, да, - чуть слышно проговорил Леша.
- А ведь рядом не только батарея. Тут и невоенные объекты - жилые дома,
живые люди.
- Товарищ полковник! - чуть не плача, перебил его Леша. - Да разве ж я
не понимаю?!
- Понимаешь, да поздно, - строго сказал полковник. - Задним умом
живешь.
- Правильно. Задним, - вздохнув, согласился Леша.
- А между тем, - продолжал полковник, - такие фальшивые, что ли,
сооружения, как ваша крепость, нам, военным людям, очень и очень нужны. Они
называются у нас ложными объектами. Чтобы замаскировать настоящий объект,
отвести противнику глаза и натянуть ему нос, - где-нибудь в стороне строятся
поддельные, декоративные, похожие на настоящие и все-таки не настоящие
укрепления и сооружения: блиндажи, окопы, ангары, огневые точки, батареи и -
все, чего, одним словом, душа пожелает.
Леша давно уже проглотил слезы и слушал полковника с таким вниманием,
что даже рот открыл.
- Понятно тебе? - сказал полковник.
- Ага. Понятно, - кивнул Леша.
- Так вот, товарищ Михайлов, не согласитесь ли вы построить нам штучек
пять-шесть таких ложных объектов?
- Это кто? Это я? - чуть не закричал Леша.
- Да. В общем, ты и товарищи твои.
Леша смотрел на полковника и не понимал, шутит он или нет.
- А из чего строить? Из снега? - спросил он.
- А это уж как вам хочется. Лучше всего из снега, конечно. Во-первых,
материал дешевый. А во-вторых, кто же лучше ребят со снегом умеет работать!
- Точно! - согласился Леша.
- Ну, так как же? - сказал полковник.
- Ну что ж, - ответил Леша, для важности почесав в затылке. - Можно,
конечно. Только вот боюсь, что, пожалуй...
- Что еще за "пожалуй"?
- Оглобель, боюсь, не хватит.
- Каких оглобель?
- Ну, которые вместо пушек. У нас ведь понарошку было: зенитки у нас не
было, так мы - оглоблю вместо нее...
- Понятно, - сказал полковник. - Ну что ж, товарищ Михайлов, оглобель
уж мы вам как-нибудь раздобудем. За оглоблями дело не станет.
- Тогда все в порядке, - сказал Леша. - Приказано строить.
Они еще немножко поговорили, и через десять минут красный штабной
мотоцикл уже мчал Лешу Михайлова обратно домой.
А что было дальше - я вам в подробностях рассказать не могу. Где и как
строились ложные объекты - это, как вы сами понимаете, очень большая военная
тайна. Могу только сказать, что строили их, вместе с Лешей Михайловым, и
Коська Мухин, по прозвищу Муха, и Валька Вдовин, и другие новодеревенские
ребята. Но Леша Михайлов был у них главным инженером. И в штабе, куда он
теперь частенько заглядывал за указаниями и за инструкциями, его так и
называли:
"Инженер 1-го ранга Алексей Михайлов".
Работали ребята, в общем, на славу, - иногда, если нужно было, и по
ночам работали, забывали пить и есть, не жалели ни сна, ни времени своего,
но в школу все-таки бегали, не пропускали, и Леша Михайлов даже умудрился в
эти дни получить "отлично" по русскому письменному.
А "хеншель-126" теперь уже не летал в Новую Деревню, а летал туда, где
возникали одна за другой новые зенитные точки. Следом за ним прилетали
тяжелые "мессеры" и "фокке-вульфы" и, не жалея боеприпасов, бомбили снежные
блиндажи и деревянные орудия. А ребята сидели в это время дома или в
убежище, прислушивались к далеким разрывам фугасок, переглядывались и
посмеивались. И взрослые не понимали, чего они смеются, и сердились. Ведь
никто не знал, что немцы бомбят снег. А ребята хранили военную тайну свято,
как полагается.
Иногда, если немцы не замечали батарею и долго ее не бомбили, ребятам
приходилось достраивать или даже перестраивать ее. Но таких было немного -
две или три, а на остальные немцы "клевали", как рыба клюет на хорошую
приманку.
В тот день, когда фашистские самолеты разбомбили двенадцатую по счету
снежную батарею, Лешу Михайлова с товарищами вызвали в Ленинград, в штаб
фронта. Их принял командующий фронтом. Из его рук Леша Михайлов получил
медаль, а товарищи его - почетные грамоты, в которых было сказано, что они
отличились на обороне города Ленина, "выполняя специальное задание
командования".
В этот же день лейтенант Фридрих Буш, командир разведывательного
самолета "хеншель-126", получил железный крест. Об этом писали немецкие
фашистские газеты. Видели мы там и фотографию этого отважного летчика. До
чего же, вы знаете, глупое, самодовольное и счастливое лицо у этого
прославленного героя...
Где-то он теперь, этот Фридрих Буш?
А Леша Михайлов жив, здоров, по-прежнему живет в Новой Деревне и учится
уже в девятом классе.
Эти рассказы давно уже стали классикой, на них воспиталось не одно
поколение читателей. Они издавались в сериях "Библиотека пионера", "Золотая
библиотека", в сборниках, представляющих советскую детскую литературу за
рубежом. Дети, их судьбы, характеры всегда волновали писателя. В каждом из
ребят, независимо от возраста, Л.Пантелеев видит личность, с уважением и
пониманием относится к трудностям, с которыми они сталкиваются на нелегком
пути взросления. Какими же представляет своих героев Л.Пантелеев? Он
считает, что самые лучшие человеческие качества - честность, храбрость,
достоинство - проявляются не только в исключительных обстоятельствах, но и в
самой обычной, будничной обстановке. Вот почему написанный в мирные дни
рассказ "Честное слово" о верности маленького мальчика данному слову так
актуально прозвучал в первые дни войны. Его не только опубликовали, но и
читали по радио.
Осень и зиму 1941-1942 годов Л.Пантелеев провел в осажденном
Ленинграде. Наряду со взрослыми судьбу блокадного города разделяли дети.
Вместе с ребятами писатель дежурил на крыше, тушил зажигалки, дети окружали
его и на Каменном острове в больнице, куда его привезли в состоянии крайнего
истощения. "Присутствие детей, - пишет Л.Пантелеев, - подчеркивало великий
человеческий смысл нашей борьбы". О мужестве ленинградских детей в дни войны
и блокады написано большинство рассказов этого раздела.
Рассказ написан летом 1942 года. Впервые опубликован в журнале "Дружные
ребята", 1944, ЭЭ 2-3, затем в книге - "Первый подвиг". Петрозаводск: Гос.
изд-во Карело-Финской ССР, 1946.
Г.Антонова, Е.Путилова
Популярность: 33, Last-modified: Tue, 11 Mar 2003 09:32:49 GmT