---------------------------------------------------------------
© Copyright Виктория Угрюмова
From: puziy@faust.kiev.ua
Date: 3 Feb 1999
---------------------------------------------------------------
x x x
Меня тошнит над унитазом, и я поневоле гляжусь в его блестящее
нутро. Отмытый, черт.
Душу выворачивает наизнанку, но это-то и хорошо; хочется вместе с
тошнотой выплюнуть и себя самое. Может, тогда жизнь наконец станет
человеческой. Выплюнуть и забыть.
У сердца примостился какой-то маньяк-садист и пилит, пилит, пилит
его тупым ножом. В грудной клетке кто-то уже выгрыз порядочное
отверстие, и через него тянет сквозняк - холодный и неуютный.
Интересно, видал кто-нибудь уютный сквозняк? Между прочим, это самый
настоящий Новый год, без балды. Тридцать первое декабря на календаре.
Никогда не могу напиться, если захочу. Все помню и все понимаю,
как компьютер, с той только разницей, что из компьютера не
вываливаются внутренности на третьем стакане водки.
Слова смешиваются в голове в неудобоваримую кашу, лепятся в ком и
выскальзывают из памяти на крейсерской скорости, стремясь вернуться к
тому единственному Слову, с которого начиналось все. Или, которым все
заканчивалось.
Все когда-нибудь заканчивается, не замечали?
Водка оказалась теплой и жирной. Независимо от стоимости, пить ее
невозможно; а икра явственно пахла керосином. Эта гремучая смесь и
повергла меня в полное ошумление. Странно, как я это раньше пила?
Противно, что невозможность жить и дышать происходит из-за
отсутствия одного только человека. Целый мир вокруг - живи и радуйся;
забудь о плохом и помни о хорошем. Но память избирательно подсовывает
моменты, свидетельствующие в пользу ушедшего.
А зато... А зато... Что же - зато? Да! Зато вещи лежат на своих
местах и никто не разбрасывает их по всей квартире. Никто.
Правду говоря, в его пользу уже ничто свидетельствовать не может.
Бросил, бросил, бросил меня, подлец! Какой подлец! Господи! Неужели ты
не видишь, что теперь не жить и не дышать?! Уму непостижимо: взять и
оставить меня в одиночестве на совершенно пустой и обезлюдевшей
планете. Это на него так похоже. Боже, какой подлец...
Надо будет завтра сходить к нему - прибрать могилу.
Новый год все-таки.
Должен сразу и со всей откровенностью предупредить тебя, что
любить я не умею. Не обучен, не готов, вообще не знаю, как это.
Я и в детском саду ни разу не влюблялся; и в первых классах тоже
- даже в самых хорошеньких учительниц. И мимо одноклассниц совершенно
спокойно проходил. Равнодушно. На выпускном балу - как сейчас помню -
все разбрелись по темным уголкам и целовались взахлеб; а я остался в
одиночестве. Но самое главное, что меня это вовсе не угнетало.
Нет, женщины меня интересовали - я же нормальный. Но интересовали
как казус, как некий не изученный до конца феномен. И поэтому я уходил
с такой же легкостью, с какой появлялся в чьей-нибудь жизни. И потом,
я никогда не был готов к тому, чтобы это затянулось надолго. Не дай
Бог - на всю жизнь.
И еще. Есть такое понятие: брать на себя ответственность. Я
глубоко убежден, что брать ответственность на себя нужно осознанно и
добровольно, а не под давлением обстоятельств, которые как-то вдруг и
внезапно становятся безвыходными. Ненавижу безысходность. Чувство
долга - это великое чувство, я не спорю; но не имеет никакого
отношения к любви.
Я человек разума, а не чувств. И не могу под влиянием момента
круто менять свою судьбу. Я никогда и ни в ком не испытывал
потребности, пойми. Женщин воспринимал как легкий и непрочный сплав
естественной нежности и бездумной готовности принадлежать мужчине.
Меня никто не учил любить; я и сам этому не учился до сих пор.
Почему? Недавно задал себе этот вопрос, и вдруг подумал:
наверное, потому, что всю жизнь ждал именно тебя.
Вокруг темно, тихо. Только немного шумит в ушах.
Очень удобно.
Ничего не вижу и не осязаю, но мне не страшно. Это бывало уже
много раз; и начиналось всегда одинаково. Вот продолжалось и
заканчивалось... Иногда события развивались неожиданно; иногда
логично; случались и трагедии, и триумфы, но привыкнуть я так и не
смог. Единственное, что утешает, что и никто другой - тоже. Всякий
раз, как в первый и, что самое странное, как в последний.
Я нахожусь в воде. Покрыт ею полностью, и ею же дышу. Воспринимаю
это как единственную реальность, хотя прекрасно знаю, что там,
снаружи, все обстоит иначе. Мое имя, пол и возраст не имеют никакого
значения: за пределами этого убежища я буду их моментально лишен. Что
ждет меня впереди? Кем я стану на сей раз? Какая судьба мне уготована?
Насколько мне известно, всех эти вопросы волнуют до последнего
мгновения - как будто после мы об этом вспомним.
Немного страшно. Всякий раз немного страшно, хотя и не верится до
конца, что еще немного, и полностью забудешь самое себя. Разве так
бывает? Прежде я надеялся, что мне удастся сохранить в памяти хоть
что-то - осколки, обрывки, пусть бессвязные и бесполезные, но
свидетельствующие о том, что я есть. Что я бессмертен, что
продолжаюсь. Но именно это и запрещено: настрого; категорически.
Ну и шут с ним, с этим упрямым мной, которому суждено умереть при
рождении. Главное - в другом. Я поэт! Я поэт, я умею складывать слова;
я владею ими, я им хозяин. Это я хочу пронести через смерть и
рождение, через боль и беспамятство и через грядущую немоту. Я умею
складывать слова таким образом, что они приобретают новый,
дополнительный смысл. Это не просто важно; возможно, это единственная
значительная для меня вещь во всей Вселенной.
Ну же, малыш! Запоминай! Я поэт, я поэт, я знаю о человеческой
душе так много, что просто грешно заставлять меня забыть об этом.
У меня маленькое тельце, крохотные, слабенькие ручки и ножки;
непропорционально большая голова, почти лишенная волос. Сморщенное
страдальческое личико. Я даже не знаю, уродлив я или красив - точнее,
каким я стану - красивым или уродливым.
Скоро наступит миг, когда мне суждено будет появиться на свет из
материнской утробы. Этот свет ослепит и оглушит меня, сомнет и
раздавит. И в это мгновение мне суждено забыть все; эти минуты, тоже.
Впереди целая жизнь, и не только от меня зависит, какой она будет. Мне
всегда казалось, что это не совсем честно, но кто я такой, чтобы
рассуждать об устройстве мира? И потом, не это сейчас главное...
Ну же, малыш, запоминай! Ты поэт, ты умеешь обращаться со
словами!
В общем-то роман получился ничего себе. Стоящий.
Кто ж виноват, что издателю нужен не роман, а рассказ объемом не
более двадцати машинописных? Эх, где наша не пропадала! Посмотрим, что
тут можно сделать...
Первая любовь. Тэ-эк, тэ-эк; что же делать с первой любовью? А
что с ней делать: с одной стороны, все было какое-то целомудренное,
настоящее, чистое. И отличалось от остального, как подлинник
"Сикстинской мадонны" от репродукции в "Огоньке". Много было обещаний,
много надежд, много светлых планов на будущее - гори оно синим
пламенем! А здорово я здесь закрутил, молодец... Но женился-то все
равно не на ней - так что первую любовь вычеркиваем.
Что у нас дальше? Становление личности. Высокие идеалы, пламенные
убеждения. Между прочим, мечтал написать второго "Идиота", идиот...
Ну, и чем все закончилось? Работой второразрядным писакой; это бы не
беда - какое-никакое становление. Беда в том, что личность напрочь
отсутствует. Укатали, как говорится, сивку не очень крутые горки.
Долой к черту становление личности - а то самому тошно. К черту...
Женитьба героя. Главное, не забыть упомянуть, как белая шляпка на
ее очаровательной белокурой головке с течением времени плавно
преобразуется в постоянные бигуди на пегих космах - наполовину
крашеных, наполовину отросших естественными, то есть
серо-буро-малиновыми. У-у, чувырла. Милая улыбка сама собой
превратилась в оскал, в котором не хватает зубов этак семи-восьми,
причем на самом видном месте. Крохотные ножки... Ну, это я хватил
лишку. Ножки у нее отродясь крохотными не были, а теперь и вовсе
копыта. О характере молчим; не к ночи будь помянуто. Короче, оставим
вот это и это. И пару пикантных подробностей присовокупим. Публика
любит пикантные подробности.
Дети и тихие семейные радости. Ой, не смешите меня! Ладно, ладно,
оставим пару страниц. Было же что-то хорошее, иначе вообще впору
повеситься.
Работа. Ну, здесь придется переделать. Убедительно описать, как
человек, стремившийся к вершинам, понял, что серенькая, тихая,
скромная жизнь вполне его удовлетворяет; что он обрел наконец свою
тихую гавань и... Интересно, как у меня это получится написать
Ъ_убедительноЪ.? Хотя, деньги понадобятся - сразу нужные слова найдутся,
со мной всегда так. Принципами сыт не будешь; особенно, если принципы
давно сдохли - не то от голода, не то от тоски. Шучу-шучу.
Смерть. Убрал бы, убрал бы с удовольствием, только от нее,
голубушки, никуда не денешься. Придется оставить, и даже со всеми
подробностями. Какая разница: положим, я сокращу текст; а все равно
все именно так и будет - некрасиво, нелепо. Смерть бывает красивой
только в кино, а я занимаюсь литературой, что есть словесная живопись
- писание живого...
Ну, что. Набралось текста как раз на двадцать страниц. Тут
подправим; тут перепишем, и готово.
А хорошая жизнь могла быть, честное слово!
Жаль, что мне понадобился сокращенный вариант.
Популярность: 1, Last-modified: Tue, 18 May 1999 16:30:38 GmT