---------------------------------------------------------------
     Origin: http://libereya.ru/biblus/guliakovsky/
---------------------------------------------------------------







     Грузовой звездолет "Алькар" потерпел аварию в четвертом секторе второго
квадранта галактических координат, вдали от разведанных звездных трасс.
     Сама   по  себе  авария   была   не  слишком  серьезной   --   отказали
вспомогательные  двигатели.  Проблема состояла лишь  в  том, что для ремонта
нужна  была  посадка. Оборудование для работ в открытом космосе  на  корабле
этого класса не предусматривалось.
     Я нервно  вышагивал по своей  каюте,  пытаясь найти  выход  из  сложной
ситуации,   в   которую  мы  попали  по  вине  капитана,   человека  излишне
самоуверенного и  неуравновешенного. Ему  вообще не следовало соглашаться на
этот сомнительный  фрахт и  загонять  свой  старый,  до  предела  изношенный
корабль на окраину исследованной зоны.  Но победила алчность, и, как всегда,
разумные доводы,  противопоставленные выгоде, оказались  отвергнутыми. И вот
теперь мы  не могли отремонтировать корабль, потому что для этого необходима
посадка, и не могли сесть, потому что садиться было просто некуда.
     В  пределах досягаемости двигателей  локаторы не  смогли обнаружить  ни
одного небесного тела. Не было ни астероидов,  ни остатков комет, ни планет.
Космос вокруг корабля  был девственно чист, а от ближайшей базы нас отделяло
не меньше трех оверсайдов.  Без вспомогательных  двигателей войти в оверсайд
невозможно.   Проблема  усложнялась   все   больше,   грозя   обратиться   в
неразрешимую.
     Я старался  придать  своим  рассуждениям сухую  форму и беспристрастный
стиль,  словно  писал  отчет.  Это  немного успокаивало, помогало  думать  и
создавало иллюзию некой отстраненности, будто от решения вопроса не зависела
моя собственная жизнь.
     Сигнал бедствия с такого расстояния подавать бесполезно. Даже если  его
перехватит  один  из  кораблей  федерального  флота,  пройдет  слишком много
времени, прежде  чем к нам придет  помощь.  Наши  кости за это время  успеют
обратиться в прах.
     Несколько секунд я стоял  перед экраном  интеркома, раздумывая над тем,
не вызвать ли мне рубку и  не высказать ли капитану все, что я  о нем думаю.
Но это  ничего  не  изменит, а лишь усугубит ситуацию. Недовольство команды,
еще не узнавшей всей правды о положении, в которое мы  попали, может  вообще
выйти из-под контроля, а нам только бунта сейчас и не хватало.
     И где-то глубоко внутри, под покровом всех этих правильных рассуждений,
тлела искра страха. Хотя на  самом деле я так  и не смог до конца поверить в
неизбежность  гибели,  страх  оставался и время от времени  напоминал о себе
вспышками   бессмысленного  раздражения.   Чтобы   справиться  с   ними,   я
воспользовался проверенным старым психологическим тестом.
     Опасность следовало  принять, сжиться с нею, победить ее  внутри себя и
лишь потом  отвергнуть. Прятаться от таких вещей бессмысленно. Они все равно
настигнут, выберут самый неподходящий момент и вырвутся наружу.
     Я  представил,  как будет  выглядеть моя каюта через месяц,  после того
как,  израсходовав остатки энергии, отключатся климатические установки и все
остальные комплексы жизнеобеспечения.
     Стены   покроются  инеем.  Смолкнет   привычный  шум   вентиляторов   в
воздуховодах.  Стихнут все  звуки на корабле --  любые звуки жизни.  И  мне,
Игорю Крайневу, второму помощнику капитана, больше не придется ломать голову
над судьбой экипажа и состоянием нашего старого корыта...
     Я подошел к глухой наружной переборке и надавил незаметный,  утопленный
в  глубине панели переключатель. Часть переборки  исчезла, оставив меня один
на один с беспределом космической ночи.
     Я знал,  что это  иллюзия, но  она была слишком полной,  до  мельчайших
подробностей  повторяя картину того,  что находилось в этот момент за бортом
корабля, и, возможно, поэтому была уже не совсем иллюзией...
     Снаружи  не было  ничего,  кроме  темной  пустоты  и  далеких,  слишком
равнодушных к нашей судьбе звезд.  Их ледяные глаза заглянули ко мне в душу,
и страх моментально материализовался,  подавляя желание  к  сопротивлению, к
борьбе и к самой жизни.
     Но  было и что-то  еще. В  первое мгновение  я  не  понял, что  именно.
Предчувствие?  Возможно.  Что-то надвигалось на  нас из пустоты,  что-то еще
более темное и холодное, чем она сама.
     Гудок  вифона  за моей  спиной  прозвучал, словно пистолетный  выстрел,
поставив последнюю точку в сомнениях. Нечто, пришедшее из  темноты, начинало
материализовываться .
     Я  включил  канал  связи, и  на  экране  возникла  объемная  голограмма
штурмана Каринина.
     Терпеть  не  могу голограмм.  Головы, отсеченные  плоскостью  экрана от
остального  туловища,  кажутся  чем-то  уродливым,   почти  неприличным.  За
семнадцать лет моих странствий в космосе я так и не смог привыкнуть  к этому
виду связи.
     -- Что случилось?
     --  Не знаю.  На локаторах нет  ничего, но детекторы гравитации уловили
прямо по нашему курсу какую-то большую массу.
     -- Ты доложил капитану?
     -- Он у себя в каюте, но на вызовы не отвечает.
     --  Разумеется.  Старый  хрыч  уже насосался крэга. Хорошо, через  пару
минут я буду в рубке.
     Очутившись  на  своем  рабочем   месте,  я  какое-то  время  пристально
всматривался в показания приборов, словно сомневался в их достоверности.
     -- Странная  аномалия,  -- пробормотал  я  и, повернувшись  к Каринину,
низкорослому  человеку  в потертом  комбинезоне, от которого  несло машинным
маслом, чесноком и чем-то еще совершенно отвратительным, спросил:
     -- Вы встречались с чем-нибудь подобным?
     -- Это похоже на Багровую планету...
     -- Багровой планеты не существует.
     -- Откуда  вы знаете?  За  нашими  переборками чертова бездна  мест,  в
которых может существовать все что угодно. Мы знаем  о космосе слишком мало,
чтобы судить так категорично.
     В этом  он,  пожалуй, был прав. Хотя  я  недолюбливал  Каринина за  его
чрезмерное самомнение и неряшливость, но всегда пытался поддерживать  с  ним
нормальные отношения.
     Второй  помощник  капитана --  собачья  должность.  В  мои  обязанности
входило   следить   за   дисциплиной  на  корабле,   за  тем,  чтобы  каждый
добросовестно выполнял свою работу.  Одного этого уже было достаточно, чтобы
команда   меня   недолюбливала.   Стремясь   хоть   как-то   скомпенсировать
образовавшийся вокруг меня вакуум, я старался поддерживать хорошие отношения
со всеми офицерами,  равными мне по  положению. Штурман  был одним из них. И
потому я спросил, вполне дружелюбно, сдержав нараставшее раздражение:
     -- Вы знаете о Багровой планете что-нибудь новое?
     -- То же, что и все.
     --  То есть -- ничего. Откуда вообще берутся все эти легенды? Ведь если
кому-то удалось  открыть столь  необычную  планету, об  этом  сохранились бы
официальные отчеты.
     --  Совсем  необязательно,  если  те,   кто  на  ней   побывал,  решили
засекретить свое открытие.
     -- Ах, да... Миф о несметных богатствах  и о демонах, охраняющих залежи
бесценного скандия.
     Я не сумел скрыть иронии, и Каринин промолчал.
     -- Каково расстояние до этого объекта?
     -- Часов шесть полета при нашей нынешней скорости.
     Я  пристально  всмотрелся в чернильное  пятнышко  на экране трехмерного
локатора, заслонявшее звезды, но не отражавшее радиолуч. На таком расстоянии
мы смогли бы уже рассмотреть поверхность планеты, если бы она там была...
     Это  безликое,  невзрачное   пятнышко  притягивало  взгляд,  заставляло
всматриваться в  него  снова  и снова. При этом  создавалась  некая иллюзия.
Пятно  словно  начинало приближаться,  опережая движение  корабля.  Вдруг  в
какой-то  момент  мне показалось,  что  я  услышал  обрывок смутно  знакомой
мелодии.
     -- Вы ничего не слышали? Мне показалось, что кто-то включил корабельное
радио.
     Каринин как-то странно посмотрел на меня и ничего не ответил.
     --  Сообщите мне, когда будем  на подходе.  И проследите за  тем, чтобы
капитан  изволил проснуться.  Что  бы  это  ни  было,  сесть  нам,  без  его
разрешения, не удастся.
     Я совсем было собрался уйти, но у порога обернулся еще раз и пристально
посмотрел на Каринина.
     -- Вы что-то знаете про эту мелодию!
     --  Те,  кто  не  смог  вернуться  с Багровой  планеты,  всегда слышали
отголоски какой-то песни.
     -- И после этого сумели рассказать об этом вам.
     Кажется, он все-таки обиделся после моего последнего замечания.
     Очутившись  у  себя в каюте,  я,  не  раздеваясь,  завалился  на койку,
пытаясь разобраться в причинах непонятного  раздражения, поднявшегося во мне
после  разговора с  Карининым. Почему  меня так задела эта глупая легенда  о
Багровой планете? И почему я не в  силах  отвязаться от прилипчивого мотива,
состоявшего всего  из нескольких музыкальных нот, мучительно знакомых и в то
же время  постоянно  ускользавших  из памяти,  как порой  исчезает  в тумане
пятнышко неяркого света?
     Никогда раньше моя  психика не давала сбоев во время долгих космических
странствий, никогда я на нее не жаловался.
     Так и не найдя ответа на этот вопрос, я задремал и возвратился  в рубку
лишь после трех часов  полета, когда неизвестный объект стал отчетливо виден
в  оптике.  К  этому  времени  здесь появился и капитан, оправившийся  после
крэга.
     Внешне  объект был похож на  небольшую туманность,  или пылевое облако,
слегка размазанное в противоположную сторону от направления своего движения.
Гравиметры  продолжали  утверждать,  что  внутри  облака   скрыто   какое-то
массивное тело.
     Наружные слои облака светились мрачным багровым светом. Свечение, более
яркое на полюсах,  иногда  разрасталось  и гигантскими  сполохами  ненадолго
охватывало всю его поверхность.
     -- Что это  за свечение? --  недовольным тоном спросил капитан  у меня,
словно я был ответственен за этот космический феномен.
     -- От трения  частицы газа и пыли приобретают электрические заряды, но,
мне кажется, природа этого свечения не электромагнитная.
     -- Тогда какая же? И где  вы, черт возьми, валандаетесь,  когда  должны
были стоять на вахте, почему вас не было в рубке?
     Капитан  явно еще не пришел  в себя после порции крэга, и возражать ему
было совершенно бесполезно, более того -- даже  опасно. Но так уж случилось,
что  я  родился  в  год собаки,  а родившиеся  в этот год  всегда болезненно
реагируют на малейшее проявление несправедливости.
     -- Это не моя вахта, сэр!
     -- Чья же она, по-вашему?
     -- Не могу знать! Я не составляю расписание вахтенных дежурств.
     --  Вы  слишком  многого  не знаете,  Крайнев, и  я  постараюсь об этом
вспомнить в ближайшем порту! А теперь займитесь обработкой информации! Через
пятнадцать минут все данные должны быть у  меня. -- И, отвернувшись от меня,
Зунидинов включил общую селекторную связь.
     --  Начать подготовку  к  посадке!  Всем службам  действовать  согласно
инструкции безопасности класса "А".
     После того как капитан величественно удалился из рубки на свой "мостик"
--  небольшое   помещение,  отделенное  от  рубки  стеклянной  перегородкой,
Каринин,  убедившись  в  том,  что селекторная связь  с  мостиком отключена,
спросил:
     -- Почему он решил садиться? Мы еще толком не знаем, что там, это может
оказаться облаком, с большой концентрацией  гравитонов в центре образования.
Если это так -- его гравитация может расти  по мере приближения. Нас засосет
внутрь, а потом раздавит.
     -- Кто-то совсем недавно утверждал, что перед нами  Багровая планета. А
садиться капитан  решил потому, что у  нас  нет  выбора. Другого подходящего
объекта в этом районе мы не встретим, ты это знаешь не хуже меня.
     --  Зунидинов слишком спешит.  Там высокая радиация,  посадка  в  таких
условиях может закончиться катастрофой.
     -- И что же ты предлагаешь? Разве у нас есть выбор?
     -- Нужно отправить хотя бы зонд!
     Это было разумное предложение, и я, поколебавшись, все же подключился к
селекторной линии капитана.  В конце  концов, отправка зонда входила  в круг
моих прямых обязанностей.
     -- Сэр, штурман считает, что до посадки следует отправить разведзонд на
поверхность объекта. Вы даете на это "добро"?
     -- Штурман? И вы с этим согласны? Вы знаете, сколько стоит зонд?
     -- Уверен, что не дороже нашего корабля!
     -- Вот как? Ну  что же,  отправляйте  под свою полную  ответственность.
Если зонд не вернется, я вычту его стоимость из вашего жалованья.
     Я  отключился от капитанской  линии  связи  и  отдал  автоматам  нужные
команды.  Спустя минуту  корпус корабля  содрогнулся  от  стартового  толчка
двигателей зонда.
     Светлая  точка побежала по экранам  радаров и вскоре исчезла  в облаке.
Впрочем, канал узконаправленной прямой связи с зондом продолжал действовать,
но  на  его экране не было  видно ничего,  кроме бешено вращавшихся  пылевых
вихрей.
     -- Что там с радиацией, почему ко мне не поступают данные?  -- проревел
из динамика недовольный бас капитана.  Пришлось вновь включить канал связи с
мостиком.
     Как ни странно,  но уровень  радиации, по  мере  снижения зонда,  начал
уменьшаться.
     --  Очевидно,  в верхних газовых слоях  туманности  происходит  реакция
медленного ядерного синтеза. Но атмосфера достаточно плотная, и она частично
экранирует  излучения. --  Никто не отреагировал на мое замечание,  внимание
всех было  поглощено зондом,  от показаний которого,  по существу,  зависела
наша жизнь. В рубке столпились все свободные от вахты офицеры, чье служебное
положение позволяло им появиться здесь, не опасаясь капитанского гнева.
     --  Сила  гравитации  не  увеличивается  по  мере снижения зонда! --  с
ликованием сообщил Каринин.
     -- И  это означает,  что  в глубине насыщенной пылью  атмосферы имеется
стабильное твердое ядро. Это не туманность, -- сделал я окончательный вывод.
     --  Значит, мы  сможем сесть?  -- спросил помощник штурмана, практикант
Замялов --  самый  молодой  из нас. Парнишка впервые отправился  в  глубокий
космос, но все  еще сохранялась вероятность, что рейс этот может оказаться и
последним. Слишком  много  факторов  должно было совпасть, для того чтобы мы
могли  успешно совершить посадку. Гравитация на поверхности этого  небесного
тела  должна  была  не  превышать  пяти  "Ж",  потому  что  у  нас  не  было
специального  оборудования для  работы в  условиях  повышенной силы тяжести.
Кроме  того,  нам следовало  найти  достаточно  ровное место на  поверхности
планеты.
     Имелось еще  одно  обстоятельство, может быть, наиболее важное. Планета
не  должна  быть  слишком  жестокой к людям...  Не  должна таить  смертельно
опасных сюрпризов, которые помешают нам вернуться.
     --  Я вспомнил эту  мелодию, -- тихо произнес Каринин, словно невзначай
приблизившись вплотную ко мне.
     -- Какую мелодию?
     -- Ту, что мы слышали в рубке, когда увидели планету.
     -- Ты же сказал, что ничего не слышал!
     -- Говори тише.  На нас обращают внимание. Если  они догадаются о  том,
что собой представляет это  место, -- посадка может не  состояться.  Тогда я
тебе солгал, ты ведь все равно не верил в Багровую планету.
     -- Зачем тебе это понадобилось?
     -- Чтобы не cпугнуть удачу.
     -- Удачу? Мы все здесь можем погибнуть!
     --  Или  станем  богатыми, как крезы, обеспечим себя на  всю оставшуюся
жизнь! И это будет зависеть только от нас!
     --  А  как  же те,  другие? Которые,  как ты говорил,  тоже слышали эту
песню? Те, кто не вернулся отсюда?
     -- У каждого своя удача и своя судьба. Будем надеяться, что нам повезет
больше. Нам все равно не остается ничего другого. Разве я не прав?
     -- Так что это была за песня?
     -- Очень старая. Американский шлягер  второго тысячелетия.  Кажется, он
назывался  "Опе   луау   Иске!"  --  "Билет  в   один   конец".  Дорога  без
возвращения...
     -- Ну, спасибо, утешил.
     --  Говорю, что знаю. Ты тоже должен это  знать.  Нам следует держаться
вместе. Внизу, после  посадки, может случиться  всякое.  Вдвоем у нас  будет
больше шансов выбраться из этой передряги.
     -- Как ты думаешь, откуда на эту планету попала  песня с Земли, да  еще
такая старая?
     -- Этого я не знаю. Наверное, от тех, кто побывал здесь до нас?
     В  этот  момент экран  связи  с  зондом покрылся  рябью помех, а  через
несколько секунд связь с аппаратом прервалась полностью.
     -- Мне показалось, что я видел вспышку внизу, примерно  в шести тысячах
километров от корабля,  -- произнес один из техников. -- Похоже, мы потеряли
аппарат.
     Тишина, установившаяся в рубке после этого сообщения, свидетельствовала
о  том,  как  мало  надежды у  нас теперь осталось.  Все молча  ждали, какое
решение примет капитан в этой почти безнадежной ситуации.
     Искать  другой,  пригодный для  посадки объект в этом  пустынном районе
космоса было бессмысленно, но  внизу  нас поджидала  неведомая опасность, --
корабль мог разделить судьбу исчезнувшего зонда.
     Наконец в динамиках раздался хриплый бас капитана:
     -- Снижаемся на пять тысяч. Подготовить к запуску второй зонд.
     -- Интересно, с кого он собирается  вычесть стоимость второго аппарата?
-- сквозь зубы пробормотал  я, выполняя  стандартную  процедуру подготовки к
запуску нового зонда.
     Между тем корабль  начал  медленное,  осторожное  погружение  в  месиво
радиоактивной пыли.
     Атмосфера  планеты  продолжала уплотняться, и переборки  корабля  стали
вибрировать от возросшей нагрузки.
     --  Температура  наружного слоя обшивки  приближается к критической, мы
снижаемся слишком быстро! -- Капитан мгновенно отреагировал на это замечание
штурмана,  и  корабль вздрогнул от  толчка  носовых  двигателей, замедливших
снижение.
     -- А он неплохо держится после порции крэга, старый волк!
     -- Он весь пропитался этой дрянью. Крэг на него почти не действует.
     Когда  до поверхности твердого  образования осталось не больше двадцати
тысяч метров, узконаправленным  локаторам впервые удалось  пробиться  сквозь
запыленные атмосферные слои.
     Мы увидели на экранах небольшой  участок поверхности планеты, не больше
двух  километров  в диаметре.  Пятно  видимости  стремительно  перемещалось,
повторяя движение корабля.
     Однако   серии   скоростных  фотоснимков,   обработанных   компьютером,
оказалось достаточно, для  того чтобы понять, --  внизу  под  нами настоящая
твердая  планета, на которой,  среди беспорядочного  нагромождения скалистых
изломов, встречались  ровные участки, достаточные для  того, чтобы  посадить
корабль.
     Радиация   на  этой  высоте   резко  снизилась,  подтвердились  данные,
полученные первым  зондом.  Реакция ядерного  синтеза  шла только  в верхних
слоях пылевого облака,  и атмосфера  экранировала  от излучений  поверхность
планеты, -- не  полностью, но все же радиация упала настолько, что мы  могли
бы покидать корабль без специальных  скафандров высшей зашиты, которых у нас
не было.
     -- Запустить второй зонд! -- раздалась долгожданная команда капитана, и
я  ввел  в  компьютер заранее  подготовленный кристалл  мнемопамяти со всеми
данными, необходимыми для выбора  траектории полета зонда. Воющий  звук  его
двигателей, усиленный  плотной атмосферой планеты, неожиданно резко ударил в
уши, и почти сразу светлая черточка зонда ушла вниз.
     Уже  через  несколько минут, как только  зонд спустился  до высоты пяти
километров, мы  смогли наконец рассмотреть поверхность планеты в  оптическом
диапазоне.  Изображение  в  инфракрасных  лучах  прожекторов зонда  казалось
нерезким,  детали  были  размыты, и  капитан недовольным тоном  осведомился,
почему зонд не опускается ниже.
     -- Там могут быть высокие горные хребты. Я предполагаю, что первый зонд
разбился именно потому, что подошел слишком близко к поверхности.
     --  Я не нуждаюсь в ваших  предположениях! -- взревел  капитан. --  Мне
нужно  выбрать площадку, пригодную для посадки, немедленно спускайте зонд до
пятисот метров!
     --  На такой высоте он разобьется через пару минут! Вы  же  видите, под
нами горный район!
     -- Вы отстранены от вахты! Опустить зонд!
     И команда капитана  была выполнена. В последний  раз  на  экране  зонда
мелькнули высоченные  горные  хребты,  и уже через минуту  экраны оптических
локаторов потемнели от вспышки взрыва. Но, прежде чем взорваться, зонд успел
передать  серию фотографий  местности впереди  по курсу  корабля. Двенадцать
снимков застыли неподвижно на широком обзорном экране, и на четвертом из них
я разглядел среди сплошного нагромождения горных  хребтов  кольцевой кратер,
похожий на лунный.
     Там, внутри горного кольца, могла быть площадка, пригодная для посадки.
Мне  пришлось забыть о  собственных обидах и  самолюбии. Я  переключился  на
капитанскую линию связи и тихо произнес в микрофон:
     --  Капитан!  На  четвертом  снимке  есть  кратер.  Возможно,  это  наш
единственный шанс. Зондов больше  не осталось. -- Наверно, этого говорить не
следовало.  Зунидинов даже не ответил, но это уже  не имело значения, потому
что  корабль  резко  пошел  вниз,  следуя  по  траектории  погибшего  зонда.
Благодаря  полученным  снимкам  мы  смогли  учесть высоту  горного  массива,
окружавшего  кратер. И  уже  через несколько минут посадочные опоры  корабля
врезались в песок на его дне.



     Я стоял в нескольких метрах от корпуса корабля и наблюдал за тем, как в
ослепительном   свете  прожекторов  разворачивается   стандартная  операция,
обязательная  при  посадке  корабля на  неисследованной  планете.  Следовало
считать планету опасной для людей до тех пор, пока не будут получены данные,
опровергающие  эту установку, но у  меня имелись все основания полагать, что
такие данные не будут получены никогда.
     У экипажа не было времени на изучение чужой планеты, да эта задача и не
могла  стоять  перед  коммерческим  грузовым   кораблем.  Если   мы   сумеем
отремонтировать  "Алькар"  и нам  удастся  благополучно  взлететь и  уйти  в
оверсайд на отремонтированных в походных условиях двигателях, если, наконец,
удастся благополучно добраться до базы, мы сообщим координаты открытой  нами
планеты  Координационному Комитету  Звездоплавания, и  тогда,  в том случае,
если ученые комитета  посчитают эту, укрытую вечной тьмой, планету достойной
изучения,  -- сюда направят  исследовательский  звездолет,  оснащенный  всем
необходимым.
     Только вряд ли это  случится  --  ежегодно открывались десятки мертвых,
непригодных  для   жизни  планет,  а  каждая   исследовательская  экспедиция
требовала огромных средств.
     Разве что Каринин окажется прав и  мы найдем здесь бесценный скандий --
единственный  металл, способный укрепить внутреннюю  поверхность  плазменных
двигателей  корабля до такой степени,  чтобы они могли выдерживать  звездные
температуры.  Но это  вряд ли. Даже если он здесь есть -- ни один человек не
сможет покинуть небольшую площадку вокруг корабля, закрытую защитным полем.
     Два  десятилетия полетов, прошедших с тех пор, как был открыт оверсайд,
сделавший доступными далекие звезды, научили людей осторожности.
     Планеты, подобные этой, имеющие кислородную  атмосферу, воду и тепло --
три главных  фактора,  необходимых  для возникновения жизни,  были  особенно
опасны. И я с сожалением думал о том, что люди, мечтавшие о контактах с иным
разумом, были  обречены смотреть на чужие миры  через ограду защитных  полей
или сквозь кварцевые стекла скафандров высшей защиты.
     Словно бросая вызов  этой  досадной  необходимости,  я сделал несколько
шагов в сторону от освещенной ремонтной площадки до тех пор, пока не  ощутил
на тонкой пленке защитного костюма предостерегающего потрескивания и вязкого
давления невидимого поля.
     До ближайших скал, кольцом окружавших кратер, в котором стоял "Алькар",
было около километра. Но их контуры едва угадывались в мутной багровой тьме,
заменившей небо на  этой планете.  Ядерная реакция синтеза  в верхних  слоях
атмосферы  давала достаточно  тепла и инфракрасного  света,  для того  чтобы
здесь  могли образоваться  растения. Метрах  в десяти  от того места,  где я
стоял,  в свете  нашлемного  фонаря можно  было  увидеть  распластавшиеся по
камням лепешки  огромных листьев непривычного  синеватого цвета  со светлыми
прожилками, напоминавшими вены.
     Растения,  увенчанные  раскинутыми  в  стороны  чашелистиками  метровых
цветов,  производили неприятное,  давящее впечатление,  как,  впрочем, и все
остальное на этой слишком чужой для человека планете.
     Я переключил оптику своего скафандра на инфракрасный. Тьма исчезла,  но
это не принесло облегчения. Далекое  кольцо скал приблизилось, однако теперь
пейзаж потерял  цвет и стал совершенно безжизненным. Если бы  я  мог хотя бы
вдохнуть  здешний  воздух,  вполне,  между прочим,  пригодный  для  дыхания,
насыщенный кислородом даже больше, чем воздух моей  родной планеты, но, увы,
об этом можно было только мечтать.
     Анализы показали наличие бактериальной фауны.  Чужие  белки могли стать
смертельно опасными для  человека,  хотя в  большинстве  случаев оказывались
нейтральными,  неспособными причинить вред чуждому  для них организму. Зато,
если уж они оказывались агрессивными по отношению к человеку, ничто не могло
остановить  их  разрушительную  атаку.   Иммунная  система  была  совершенно
беспомощна перед вторжением неизвестных ей инородных микроорганизмов. И, как
правило, на эти  крошечные существа не оказывали никакого воздействия земные
антибиотики.  Поэтому  все,  что мне  оставалось,  это  смотреть на  далекие
смутные   очертания  скал,  рисуя  в  своем  воображении  сказочные   замки,
расположенные на их вершинах.
     Было, правда,  в воздухе и кое-что иное... Анализы  показали повышенное
содержание метана,  непонятно  откуда  взявшегося  в  атмосфере  этой  сухой
планеты.
     -- Что вы  там застыли столбом, Крайнев?  В  чем  дело?  Работы в вашем
секторе уже отстали от графика! -- Голос капитана,  неожиданно раздавшийся в
наушниках, вернул меня к действительности  и к  тому  обстоятельству, что на
космическом корабле человек практически не имел возможности остаться наедине
с  самим  собой.  Даже  во  сне  он  находился  под  постоянным,  бдительным
наблюдением приборов.
     Впрочем, капитан  оказался  прав. Он почти всегда оказывался  прав в те
редкие  минуты,  когда  не  находился  под   воздействием   своего  любимого
наркотика, изрядную порцию которого  ему удалось, несмотря на все  проверки,
протащить через таможню одному ему известным способом.
     Робот,  собиравший  ремонтные  леса  вокруг  левого рулевого двигателя,
стоял неподвижно. И его застывшая фигура,  развернутая в  сторону от корпуса
звездолета,  создавала  странное  впечатление,  словно механизм  унаследовал
пагубную  привычку  своего  хозяина  и  задумался  над  чем-то,  не  имеющим
отношения к работе.
     Я откинул крышку панели  управления  на  спине  робота  и  с удивлением
обнаружил, что механизм не желает мне подчиняться. То есть команды проходили
в центральный вычислительный блок,  возвращался даже отклик на них, -- но за
этим не следовало никакого действия.
     Возмущенный   задержкой   капитан  то  и  дело  отпускал  в  мой  адрес
язвительные замечания и этим еще  больше усложнял  ситуацию.  Разобраться  в
том, что происходит, было совершенно необходимо, поскольку  у меня сложилось
странное   впечатление,   что   команды   блокировались   каким-то   внешним
воздействием.
     Но робот стоял внутри ремонтной площадки,  закрытой  коконом  защитного
поля,  и силовое воздействие  извне было теоретически  невозможно. "Никакое,
известное нам воздействие..."
     Не  обращая внимания  на издевательские замечания  капитана, я  измерил
напряженность поля на всей площади, отделявшей робота от кольцевого кратера.
И  почти  понял, почти  догадался,  откуда  исходит энергетический  импульс,
сумевший пробиться сквозь наше защитное поле.
     Перекрестье  измерителя упорно возвращалось к одному и тому же месту --
к  чашелистикам  гигантского  черного  цветка, раскинувшего  свои лепестки в
десятке метров от границы защитного  поля. Но  в  тот момент,  когда приборы
установили направление неизвестного излучения, цветок,  словно  почувствовав
это,  прекратил  генерацию,  и  робот,  как  ни в чем  не  бывало, продолжил
выполнять свою программу с того места, на котором его прервали.
     Каринин,  наблюдавший  за  этой  странной  сценой  из  рубки   корабля,
подключился  ко  мне  по  прямому  каналу,  бесцеремонно отключив  капитана,
который, впрочем, об этом даже не догадался, и  продолжал извергать по общей
линии связи свои громоподобные проклятия.
     -- Что это было?
     -- Я не знаю. Но если эта штука способна так воздействовать на роботов,
что случится, если она заинтересуется нами? Похоже, защитное поле для нее не
препятствие...
     Этой  ночью  мне  приснилось  багровое небо  без  звезд  и  солнца, все
охваченное радиоактивным пожаром.
     Даже во  сне  планета не  оставляла  меня  в  покое,  продолжая  звать,
приглашая заглянуть за край пропасти, на дне которой притаилась не смерть, а
непонятная, чужая жизнь, упорно пытавшаяся пробиться к моему подсознанию.
     Что-то ей от меня было нужно... Что-то важное...
     Моя  вахта  начиналась  под утро,  и сон  был коротким,  но  достаточно
изматывающим.  Когда  замяукал  будильник  над  моей  головой,  я  проснулся
совершенно разбитым.
     Четырехчасовая вахта показалась мне бесконечной,  когда я наконец  сдал
ее, позавтракал  и совсем было приготовился отдохнуть после дежурства, в мою
каюту осторожно проскользнул Каринин и, приложив палец к губам, направился к
шкафчику, в котором  хранился  спецкостюм для наружных  выходов. Я,  сидя на
кровати, с удивлением наблюдал за его действиями.
     Достав из шкафа  шлем-маску  с  рацией, Каринин  нахлобучил  мне  ее на
голову, затем извлек запасной ремкомплект передатчика и начал что-то шептать
в микрофон, едва шевеля губами.
     Ничего  не слыша,  я  пожал  плечами, тогда Каринин  повернул регулятор
громкости, и у меня  в ушах  зашипел  его  голос,  искаженный  помехами,  но
достаточно четкий, для того чтобы понять все, что говорил штурман.
     -- Каюта прослушивается. Капитан тобой здорово недоволен.
     -- Здесь  все каюты прослушиваются. И, кстати, этот передатчик несложно
перехватить.
     --  Не  перехватят. Я использовал специальный канал -- не  забывай, что
все линии связи проходят через штурманскую рубку. Можешь говорить совершенно
свободно.
     -- Да  мне нечего говорить.  Ну, оштрафовал  меня Зунидинов  за простой
робота, -- как-нибудь переживу, а  причина, по которой это произошло, никого
не интересует.
     -- Меня  робот,  тем более, не интересует, я к тебе не за этим  пришел.
Сам  понимаешь,  если  о  моем визите  узнает капитан  --  неприятностей  не
оберешься.
     --  Так что  тебе,  собственно,  нужно?  -- спросил я, уже  не  скрывая
раздражения.
     -- Это Багровая.  Я  просмотрел  все старые отчеты. В одном месте нашел
даже попытку определить  ее  координаты, они немного не совпадают, поскольку
вычислить траекторию планеты  в принципе невозможно,  потому что  у нее  нет
устойчивой  орбиты.  Эта  планета --  шатун.  Она  пересекает нашу Галактику
перпендикулярно  эклиптике.  Недавно   ее  орбита  проходила  поблизости  от
звездного скопления Ориона  --  там  много массивных галактических объектов.
Траектории  всех этих  объектов нам неизвестны, и каждый из  них, в  той или
иной степени,  влияет  на движение Багровой. Невозможно предсказать, где она
окажется через несколько десятков лет.
     -- И ты хочешь, чтобы я определил ее траекторию? -- с сарказмом спросил
я, мне уже порядком надоела таинственность Каринина.
     -- Я хочу пригласить тебя в  небольшую экспедицию. В скалах кратера, на
дне которого стоит наш корабль, должен быть палладий, или скандий.
     -- Дался тебе этот скандий! Откуда ему здесь взяться?
     --  На  Багровой  полно  скандия. Я  читал в архиве отчеты о  пропавших
экспедициях,  некоторые  из  них   пытались  связаться  с  Землей,   вызвать
спасательные корабли, -- и в каждом таком сообщении говорилось о скандии.
     -- Даже если ты его найдешь,  -- что ты будешь делать с рудой? Открытых
месторождений этого металла  не  бывает, а если бы  они и отыскались, как ты
его собираешься пронести на  корабль  через детекторы  наружного  выхода, не
оповестив о своей находке Зунидинова?
     -- Есть один  способ... Много нам не понадобится. Надо лишь убедиться в
том,  что  скандий на Багровой не  выдумка и  что месторождение годится  для
промышленной разработки, тогда мы сможем продать сведения об этой планете за
сумму, которой  хватит нам обоим  на всю  оставшуюся жизнь.  Горнодобывающие
компании выложат за координаты Багровой не меньше миллиарда кредитов!
     --  Ты  только что  говорил  о том,  что ее  координаты  непостоянны, а
траектория все время изменяется!
     -- Конечно! Но не настолько  быстро они  меняются, чтобы планету нельзя
было найти через несколько лет! И мы  не будем сразу сообщать ее координаты,
мы  постараемся организовать сюда собственную экспедицию!  Деньги  для этого
найдутся, как только мы покажем  образцы скандия! Разве ты не  хочешь  стать
капитаном собственного корабля?
     Из всех доводов  Каринина этот показался  мне самым убедительным.  Хотя
его  затея по-прежнему выглядела безумной,  была причина, которая  заставила
меня всерьез задуматься над предложением штурмана.
     Тот самый зов,  который я  почувствовал еще  до посадки  на планету.  И
который здесь,  на ее поверхности, усилился, заставляя меня вскакивать ночью
в холодном поту...
     "Билет в один конец". Подобное чувство испытывает человек, стоя на краю
пропасти. Почти  каждому  приходилось переживать  нечто  подобное.  Пропасть
притягивает того, кто смотрит в нее слишком пристально, и находятся безумцы,
которые  решаются  выяснить, --  есть  ли  на  ее  дне что-нибудь еще, кроме
смерти... Я хорошо запомнил свой последний сон.
     -- Но если Зунидинов  узнает о нашей экспедиции, нас дисквалифицируют и
выкинут  из  компании.  --  Самовольная   отлучка  с  корабля  --  серьезный
проступок.
     -- Ты ведь знаешь, -- капитан  долго не продержится. Вскоре он вспомнит
о  своем крэге, и управлять  кораблем опять  придется нам с тобой. Тогда  мы
сможем организовать  все так, чтобы никто не заметил нашей отлучки. А если и
узнают --  победителей  не судят. Если  мы  найдем  месторождение скандия --
денег хватит на все. Мы сумеем заткнуть пасть любому.
     Но у меня имелось собственное мнение на этот счет.
     Человеческая  жадность  не имеет границ. Если  безумная затея  Каринина
увенчается успехом --  нам не позволят вернуться на Землю. Стоит  Зунидинову
узнать  о  том,  что  здесь  есть  скандий,  и он наверняка  постарается сам
завладеть таким богатством и  любой ценой избавиться от свидетелей.  Слишком
хорошо я знал своего капитана.
     Но  даже это  соображение  не смогло перевесить той странной легкости и
непонятной радости,  которую  я ощущал, представляя себя  шагающим по скалам
планеты.
     Если  я  хочу  когда-нибудь преодолеть  преграду,  отделяющую  меня  от
прямого общения  с чужим миром,  мне придется сделать первый шаг и послать к
черту все инструкции. Не жадность мной двигала, что-то совсем другое.  Мотив
старой забытой  песни? Непонятный зов, исходивший от чашелистиков чудовищных
цветов и от самих скал? Я подозревал, что там были не только  мертвые скалы.
Нечто иное.
     --  Хорошо.  Я  согласен.   Мы  сделаем  это,  как  только  подвернется
подходящий случай.
     Мои губы, словно  сами собой, помимо моей воли, произнесли эти фразы, и
я с  удивлением наблюдал за собой со стороны, словно это не  я,  а  какой-то
другой  человек протянул  Каринину  руку  и  в крепком  рукопожатии  скрепил
договор.
     В  это  самое  мгновение я увидел  себя  на тропинке, ведущей к  скалам
кратера, на  тропинке,  по которой  никто  не  возвращался  обратно. И  это,
вопреки всякой  логике, доставило  мне пронзительное, ни с чем не  сравнимое
удовольствие.
     Подходящий  случай представился через неделю, когда  ремонт  двигателей
был уже практически  закончен  и техники начали последнюю проверку  монтажа.
Зунидинов теперь мог позволить себе  расслабиться, и он сделал это по полной
программе  --  руководство кораблем,  как  и  предвидел  Каринин,  полностью
перешло к нам.  Но именно  поэтому организовать экспедицию  так,  чтобы  она
осталась незамеченной для всех остальных членов команды, оказалось чертовски
сложно.  Необходим был  какой-то правдоподобный  и весьма весомый  повод для
нашей отлучки.
     В  конце  концов,  Каринин,  чей  ум  и изобретательность  лучше  всего
проявлялись  в  подобных  ситуациях,  придумал  выход.  Во  время  пересмены
наружных  вахт, занимавшихся ремонтом корабля, он  организовал побег робота.
Того самого, что так странно себя  вел во время моего дежурства. Сделать это
ему  было  несложно,  поскольку   из-за  фактического   отсутствия  капитана
управление всей аппаратурой корабля находилось в его руках. Он отключил один
из секторов  защитного  поля, выдал соответствующие  команды роботу, и когда
тот благополучно скрылся  в непроглядном  мраке Багровой, восстановил поле в
прежнем виде.
     Исчезновение одного из двух ремонтных роботов немедленно сорвало график
всех работ, и после  пробуждения капитана  это грозило нам  обоим серьезными
неприятностями, но, раз начав, мы уже не могли остановиться.
     Несколько  странно выглядело,  что  по моему распоряжению в экспедицию,
спешно снаряженную на поиски сбежавшего робота, вошли  всего два человека, к
тому  же осуществлявших в этот  момент  руководство всем  кораблем.  Но,  по
сравнению со  всеми остальными нарушениями корабельного устава, это уже были
мелочи.
     Мы  передали  руководство  старшему механику.  С урезанными  ремонтными
работами  он,  вместе с боцманом, мог справиться без  особых проблем, но я и
Каринин  понимали, что, если вдруг  возникнет  какая-то  нештатная ситуация,
отвечать за все  последствия придется  именно нам. Однако  никакие  разумные
соображения уже не могли нас остановить.
     Спешно  проверив неприкосновенный запас, защитные костюмы и оружие,  мы
направились  к выходу,  ежеминутно  ожидая  знакомого  окрика  проснувшегося
капитана.
     -- Что ты  ему ответишь, когда вернемся? Как объяснишь наше отсутствие?
--  спросил  Каринин, и  я впервые  услышал в его голосе  что-то  похожее на
сомнение.
     -- Отвечу, что оставил корабль на него самого. Капитан был на борту, --
этот факт он отрицать не сможет.
     Я сам удивился собственной наглости и тому, с какой легкостью  придумал
этот  финт. Теперь  мы  словно  поменялись с Карининым ролями,  и чем  ближе
подходили к  отключенному  сектору защитного  поля,  тем  сильнее  я  ощущал
непонятный зов, исходивший от притаившихся невидимых в темноте скал кратера.
Ничто уже не могло меня остановить.



     Цепочка  следов  робота  резко  уходила  вправо. На  какое-то время  мы
потеряли их из  виду, потому  что  не  хотели  приближаться  к  неизвестному
растению, сумевшему пробить своим излучением защитное поле корабля.
     Мы обошли растение по большой  дуге и  вновь обнаружили  след робота. В
рыхлом песке ноги увязали почти  по  щиколотку, продвигаться  было  довольно
тяжело, но зато следы отчетливо виднелись даже в инфрареде.
     -- Куда ты его направил? -- спросил я. Каринин в ответ пожал плечами, и
тонкая ткань комбинезона легкой защиты хорошо передала его жест.
     -- В тот момент у меня не было времени об этом думать. В любую минуту в
рубку мог  войти кто-нибудь из команды и заметить мои манипуляции с роботом.
Он будет идти по прямой, пока не упрется в какое-нибудь препятствие.
     --  Ты что, рехнулся? Роботы этого типа способны передвигаться  почти в
любых условиях, нам его никогда не догнать!
     -- Не беспокойся. В двух километрах отсюда начинаются сплошные отвесные
скалы, я проверял, -- робот там не пройдет.
     -- Но тогда и мы не пройдем!
     -- Мы  поищем более пологое место, в  отличие от робота мы можем менять
направление движения.
     После  этого  короткого разговора  минут  двадцать  мы шли молча.  Было
слышно,  как  песок  скрипит  под  ногами  и  как завывает ветер в  вершинах
невидимых   скал.  Ремонтная   площадка   корабля,   выделявшаяся   в  свете
прожекторов, постепенно отодвигалась  и  словно  уплывала  от нас в темноту.
Сейчас  даже  звонкие хлопки  ударов копровой  бабы  растворились  в  тишине
планеты,  а  сама   площадка   превратилась  в  маленькое   пятнышко  света,
нарисованное на черном полотне дна кратера.
     Неожиданно мне  показалось, что рядом с  этим пятнышком далекого  света
появилось  еще  одно, более близкое... Оно  мелькнуло  и  исчезло.  Я  резко
остановился,  переключил оптику шлема на инфраред и  обратно,  но  ничего не
было видно, кроме песка и бесформенных нашлепок редких растений.
     -- Что случилось? -- с тревогой спросил Каринин.
     -- Мне показалось, что я что-то видел, какой-то свет или движение.
     -- Откуда ему здесь взяться?
     -- Кому-то из команды мог показаться подозрительным наш уход.
     -- На такой ровной местности нетрудно обнаружить преследование.
     С минуту мы стояли  молча,  напряженно  прислушиваясь  и всматриваясь в
окружающий пейзаж.
     -- Наверно, ты  прав. Никого  нет.  Пойдем, мне кажется, эта расселина,
справа от нас, в стене кратера, годится для подъема.
     -- Сначала нужно найти робота, -- резко возразил Каринин.
     -- Зачем? Мы займемся им позже, когда будем возвращаться обратно.
     -- Робот может нам понадобиться, у него есть металлоискатель.
     -- Ах да... Почему-то я все время забываю, зачем мы здесь.
     И это была правда. Я  ничуть не  лукавил, даже перед  самим  собой. Мне
было наплевать  на скандий, меня влекли горы, вернее,  не сами горы,  а  тот
непонятный  призыв,  который исходил  от  них и не давал спать  по ночам.  Я
твердо решил разобраться в этой загадке.
     Минут через  пятнадцать мы обнаружили робота, неподвижно  застывшего  у
большого обломка скалы, который он  даже не попытался обойти, строго  следуя
заложенной в него программе -- идти прямо, до первого препятствия.
     Пока  Каринин возился с управляющим блоком робота, меняя его настройку,
я внимательно всматривался в плоскую  картинку  серого пейзажа, нарисованную
на стекле  моего шлема инфракрасной оптикой.  На волнистом  фоне дна кратера
наросты  темных,  почти черных растений выглядели  чем-то  инородным.  Порой
казалось, что их бесформенные,  распластавшиеся листья,  похожие  на наплывы
черной  лавы, шевелятся под  порывами ветра, но  это  был  всего лишь  обман
зрения.
     Зато правее, на  самой границе захвата луча инфра-радара,  в том месте,
где  пологое  дно кратера  переходило в  отвесную  стену, определенно что-то
двигалось.
     Я замер,  стараясь не  выдать того, что  заметил  движение неизвестного
объекта.
     Существо,  похожее на  мифологическую саламандру,  размером с метрового
варана, тоже замерло, припав к земле. Нас разделяло не меньше десяти метров.
Я  считал  такое  расстояние  безопасным  и,  как  выяснилось  чуть   позже,
совершенно напрасно.
     Саламандра  сделала  едва  уловимое  глотательное  движение,  и  тонкая
роговая  стрела,  размером  с вязальную спицу,  со  свистом разрезала воздух
рядом с моей головой, оцарапала край шлема и, отрикошетив от него, вонзилась
в  камень. Удар  был такой  силы, что шлем резко хлопнул по моей  голове,  а
небольшая стрелка вошла в камень, как в масло.
     Я не стал ждать второго "плевка", понимая, что ткань  легкого защитного
костюма  может не выдержать такого удара.  Голова все еще звенела от толчка,
когда я, даже не приподняв бластер, нажал гашетку.
     Синее пламя вспыхнуло  в ночи ослепительно ярко,  светофильтры шлема не
успели отреагировать на вспышку с достаточной скоростью, и на какое-то время
я, вместе с Карининым, потерял способность что-нибудь видеть.
     -- Что случилось?! Куда  ты  стрелял? -- в  голосе  Каринина  слышалась
легкая паника.
     -- Какая-то тварь плюется костяными стрелами, -- возможно, ядовитыми.
     -- Ты хоть попал в нее?
     -- Не знаю. Посмотрим, когда вернется зрение.
     Несколько минут мы стояли не двигаясь, каждую секунду ожидая из темноты
повторного  выстрела. К  счастью, его не последовало. Когда  зрение  наконец
восстановилось, мы увидели  лишь темное пятно в  том месте, где расплавилась
горная порода.
     --  Ты  уверен,  что тебе не померещилось? -- Каринин не скрывал своего
недовольства, и  я  хорошо  его понимал: вспышку выстрела могли заметить  на
корабле.
     -- Уверен. Я не успел  отрегулировать бластер, но стрела в скале должна
остаться, можешь ее найти и использовать как вещественное доказательство! --
Этот человек слишком часто ко всему относился с недоверием. Лишь собственное
мнение казалось ему всегда безупречно правильным.
     -- Почему она напала на тебя? Без причины не нападают даже хищники.
     --  Земные хищники,  --  уточнил  я. --  Здесь чужая  планета,  и о  ее
животном  мире  мы не имеем ни малейшего представления. Не думаю, что она за
нами охотилась. Слишком большая  разница в размерах. Возможно,  у нее где-то
здесь  гнездо,  или  ей не понравилась радиочастота, на  которой мы  с тобой
общались.
     -- При чем здесь радиочастота? У нее что, был приемник?
     --  Если  местные  растения  способны генерировать мощный радиолуч,  то
почему бы и здешним животным  не обладать этим свойством? Но я  вижу,  ты до
сих пор сомневаешься в ее  реальном существовании. Давай поищем стрелу. Если
здесь есть опасная для человека фауна, придется отказаться от твоей авантюры
с поисками скандия.
     Я сказал  это, несмотря на то, что  знал -- сам  я  от своих поисков не
откажусь,  даже  если за каждым  камнем нас  будут  подстерегать смертельные
сюрпризы.
     Таинственный  зов  усиливался по мере того, как мы приближались к стене
кратера.  Он шел  откуда-то сверху. Скорее  всего  источник располагался  на
вершине  кольцевой   стенки,  прямо  над  нами.  Моя  реплика   преследовала
единственную цель: использовать подвернувшуюся вескую причину  для отказа от
бессмысленных, с моей точки зрения, поисков скандия.
     Стрелу мы нашли довольно скоро. "Спица" на несколько сантиметров ушла в
базальт, и на  твердом камне не было  заметно ни  трещин, ни  сколов в месте
удара.
     Попытки вытащить стрелу из камня или хотя  бы  сломать ее ни к  чему не
привели. Полупрозрачный  материал,  из которого состояла стрела, оказался на
редкость прочным.
     В конце  концов робот, по  команде штурмана, вырезал ее вместе с куском
базальта.
     -- Предъявим для  контроля, когда вернемся,  -- это  отвлечет  внимание
капитана от наших образцов, если он очухается к моменту нашего возвращения.
     Этот  человек  был одержим, и  никакие доводы  на него не  действовали.
Впрочем,  и я, похоже, тоже... Каринин уже видел эти  мифические образцы, он
уже считал их своими...
     "Но разве то же самое не происходит с тобой? Ты ведь тоже  охотишься за
химерой", -- сказал я себе.
     Больше я не тратил время на споры с Карининым. Пусть ищет свой скандий,
если ему этого хочется. Так даже  лучше. Не заметит моих поисков, и не нужно
будет  ничего  объяснять. Тем более что объяснять, по сути, было нечего.  Ни
один нормальный человек  не  станет  искать в реальности причину собственных
снов.
     Мы  двигались теперь очень медленно, соблюдая максимальную осторожность
и пустив  впереди  себя  робота, обладавшего чувствительными  биологическими
локаторами. Еще  до  своего  выстрела я  понял, что  обнаружить  неподвижную
саламандру  в   инфрареде  почти   невозможно.  Видимо,  это  животное  было
хладнокровным и не излучало ярких тепловых  лучей, а включать свои нашлемные
фонари мы не хотели, чтобы не привлекать к себе внимание экипажа. Объяснить,
зачем  нам  понадобилось  искать робота на  отвесной  скальной стене,  будет
чертовски трудно.
     Мы  поднимались  цепочкой  друг за  другом.  Робот,  затем Каринин,  не
пожелавший уступить это  место  мне, чтобы  не пропустить  свои  драгоценные
образцы. Я замыкал подъем.
     Темнота мгновенно поглотила моего  спутника, и только дергавшийся конец
страховочной веревки, закрепленной на поясе робота,  напоминал о  том, что я
здесь не один.
     Монотонные, повторяющиеся  движения не отвлекали внимания, и из  глубин
подсознания выплыл образ шара, появлявшийся в моих сновидениях все последнее
время.
     Обычно  он  появлялся  высоко  над скалами  кратера  и выглядел  просто
светлым мячиком, но на этот раз шар был большим... И он находился на вершине
огромной пирамиды, сложенной из  подобных шаров.  Шар, преследовавший меня в
сновидениях, был особенным, он отличался  от остальных и цветом, и размером.
Метра четыре было  в  диаметре  у  этого шара,  и в  своем полусне-полуяви я
теперь   медленно  приближался  к   вырезанному   в  его   боку  квадратному
отверстию... Там, в  глубине,  что-то лежало,  что-то  длинное, завернутое в
белый, похожий на саван  материал.  По форме  предмет напоминал человеческое
тело...
     Я  уже  почти  понял, что  это  такое, когда  раздавшийся  над  головой
предостерегающий крик штурмана вернул меня к действительности.
     Грохот  несущихся  сверху  камней   заставил   инстинктивно  вжаться  в
расселину.   По  счастью,  надо  мной  оказался  широкий  козырек,  и  камни
пронеслись  за спиной, не причинив вреда. Но это  было простым везением. Все
могло кончиться гораздо хуже.  На таком  крутом  склоне  даже  слабого удара
достаточно,  чтобы человек потерял равновесие, и тогда никакая  страховочная
веревка  не  поможет  --  лапы  робота  на  гладкой  поверхности скалы  едва
держались, и мы могли загреметь вниз все вместе.
     Проверив,  не нарушилась  ли  блокировка  внутреннего канала  связи,  я
окликнул  Каринина, стараясь,  чтобы в  моем тоне  не  слишком  чувствовался
упрек:
     -- Надо быть осторожнее. Еще пара таких камнепадов, и мы окажемся внизу
с переломанными костями.
     -- Я тут ни при чем. Камни летели  сверху, возможно, это  робот зацепил
слабый камень,  но мне показалось, что камнепад начался от самого  гребня. Я
сам  чуть не  погиб,  едва  успел  уклониться.  Подниматься  осталось совсем
немного, я вижу край,  еще пятнадцать-двадцать минут подъема, и нам не будут
страшны  никакие  камнепады!  --  В  голосе  штурмана  ощущалось  наигранное
воодушевление. Чувствовалось, что он испуган, но, тем не менее, больше всего
опасается, чтобы я не передумал и в последний момент не повернул обратно.
     Ничего не ответив на эту сентенцию,  я, стиснув зубы, продолжил подъем.
Что-то нам мешало. Какая-то странная сила сопротивлялась нашему продвижению,
объединив  свои  усилия с  порывами ветра,  силой  гравитации  и  ненадежным
отвесным  склоном,  в  который приходилось вбивать  титановые  костыли через
каждый десяток метров.
     Если  бы робот  не  избавил нас от этой  нелегкой работы, нам  вряд  ли
удалось бы взобраться на гребень со всем снаряжением и оружием.
     Прошло  еще не меньше  получаса  изматывающего подъема,  прежде  чем  я
ощутил наконец, что веревка ослабла.
     Вскоре мои руки ухватились  за край стены.  Робот  натянул страховочную
веревку  и помог мне преодолеть последние метры. Теперь мы стояли рядом,  на
довольно  широкой и ровной площадке гребня, уходившей от нас в обе  стороны.
Высоченные крутые скалы, судя по снимкам, опоясывали весь кратер.
     Наверху  стало  светлее.  Багровые  сполохи,  непрерывно  пронизывавшие
атмосферу  этой  ненормальной  планеты, позволяли  рассмотреть  предметы  на
расстоянии  десятка  метров, не  прибегая  к  инфрареду.  Зато  ветер теперь
усилился в несколько раз  и грозил  зашвырнуть нас  обратно  в пропасть,  из
которой мы только что выбрались.
     -- Ну и что дальше? -- спросил я, -- Где он, твой скандий?
     Ничего не ответив, штурман сосредоточенно возился  со щитком управления
робота, настраивая его металлоискатель. Неожиданно я понял, что Каринин меня
не слышит. Небольшие цифры на информационном табло шлема сообщили мне о том,
что  рация переключилась  на новую  частоту. Переключилась  сама собой,  без
всякого участия с моей стороны.
     Этого  не могло быть, но тем не менее  это  случилось.  И прежде чем  я
успел по-настоящему удивиться этому обстоятельству, прежде чем успел оценить
все значение происшедшего, в наушниках раздался голос:
     --  Избавься   от  него.   --  Голос   был  безжизненный,   без  всякой
эмоциональной окраски,  такой  голос чаще всею  можно услышать из устаревших
речевых синтезаторов.  Потрясение  было настолько  велико, что  смысл  фразы
дошел до меня не сразу.
     -- Что?! Кто это? Кто это говорит?!
     -- Разве ты не узнал меня? Ты много раз разговаривал со мной во сне, но
лишь сейчас обстоятельства позволили нам общаться напрямую,  а не через твое
подсознание. Человеческая  психика очень сильно искажает такие  контакты, но
сейчас, если захочешь, ты  даже сможешь  увидеть  меня. Избавься  от  своего
спутника!
     -- Как это? Каким образом я должен от него избавиться?
     --  Любым  способом.  Меня  это  не интересует.  Ты неплохо справился с
каменной ящерицей. Можешь сделать то же самое с этим человеком.
     Только сейчас волна холодного ужаса окатила меня.
     Мы  столкнулись  не  просто  с  неизвестным   инопланетным  разумом.  В
последнем  я  уже не  сомневался, слишком много факторов сложилось  в единую
цепочку.
     Мы столкнулись с разумным существом, для которого человеческая жизнь --
сущая  безделица.  И  нам  неизвестны возможности  этого  разума.  На  чужой
планете, в багровом  мраке могла притаиться целая  цивилизация,  для которой
жизнь другого разумного существа не представляет никакой цены.
     Но прежде  чем  бежать отсюда  без оглядки,  прежде чем  мы  попытаемся
вернуться на  корабль,  если нам  это  позволят,  я  обязан  воспользоваться
установившимся  контактом и  получить  хоть какую-то  информацию  о  степени
угрозы,  которой наша  неразумная вылазка подвергла  нас  самих,  корабль, а
возможно, и Землю...
     -- Откуда вы знаете наш язык? Контакт продолжался совсем недолго, этого
недостаточно...  -- Краешком сознания я  удивился звуку собственного голоса,
во  рту  у  меня  пересохло,  и   звук  напоминал   заезженную  граммофонную
пластинку...
     -- Это не первый наш контакт с людьми.
     --  И где сейчас те, кому повезло встретиться  с вами до нас, они живы?
-- Нелепый вопрос, на который вряд ли удастся получить правдивый ответ.
     -- Это было слишком  давно,  хотя некоторые контакты случались и позже.
Впрочем,  все   это   не  имеет  никакого  значения,  мы  понапрасну  теряем
драгоценное  время. Ваш  капитан проснулся и  собирается стартовать без вас,
как только закончит ремонт двигателя.
     -- Откуда вы об этом знаете?
     -- У нас  есть  возможность следить за вашим разумом, когда вы спите, и
получать всю необходимую информацию непосредственно из вашего мозга.
     По крайней  мере, в искренности им  не  откажешь, на прямо поставленные
вопросы я  получил прямые ответы...  Впрочем,  не на  все. О  судьбе  людей,
попавших на эту планету раньше нас, я так ничего и не узнал.
     -- Ты теряешь  слишком много времени. Мне придется помочь тебе. -- Я не
успел даже сообразить,  о какой помощи идет речь, и прежде чем понял, прежде
чем попытался протестовать, в моих наушниках раздался щелчок, а вслед за тем
я услышал восторженный вопль Каринина:
     -- Я  нашел  его! Нашел!!  Я  был прав! Здесь  есть  скандий,  открытое
месторождение! Подожди меня здесь, никуда не  уходи  с этого места. Я только
посмотрю -- это метров двести на север!
     --  Нет там никакого скандия! Остановись! -- заорал я. Но Каринин  меня
не услышал.  Рация  вновь  переключилась,  и  голос  невидимого  собеседника
произнес:
     -- Не беспокойся о нем. Я не причиню ему  вреда.  Ты считаешь его своим
другом, поэтому с  ним  ничего не случится. Он даже найдет свою игрушку. Иди
ко мне.
     --  Идти  к  тебе?  --  повторил  я,  как  попугай,  с  трудом  ворочая
непослушными губами.
     -- Ты ведь хочешь меня увидеть? Я знаю об этом из твоих снов. Тогда иди
по вершине гребня, на юг.
     "Нас разводят в разные  стороны", -- обреченно понял я, даже не пытаясь
сопротивляться этому  приглашению. Ноги  уже несли меня прочь от  неподвижно
застывшего  робота, и я  мельком подумал о  том,  что следовало  бы включить
защитный режим и взять робота с  собой. Но  в  реализовавшихся наяву снах не
было места для робота или Каринина -- это касалось только меня, меня одного!
     И вслед за этой мыслью остатки благоразумия покинули меня вовсе.



     Метров  триста  я прошел,  как во  сне. Бывают  такие редкие сны, когда
человек словно летит над поверхностью Земли.  Он знает,  что с ним ничего не
случится, и необъяснимое чувство восторга переполняет все его существо.
     Риск сломать ногу, возможное падение с обрыва и даже смерть -- потеряли
для меня какое-либо значение.
     В инфрареде я видел, что  справа и слева зияют пропасти. Всего один шаг
отделял  от последней  черты  -- такой узкой стала в  этом месте тропа, если
можно  было  назвать  тропой  изрезанный  расселинами  и  усеянный обломками
скальный гребень.
     В старой электронной книге я  читал о том, что монахи древних тибетских
монастырей  умели  бегать в полной темноте без дороги,  с  недостижимой  для
нормального человека скоростью. Нечто подобное сейчас происходило со мной, и
только  глубоко  в  подсознании  притаился  едва  заметный  комочек  страха.
Подсознание  не желало  мириться с моей  восторженной расслабленностью,  оно
чувствовало, как близко подступила ко мне смертельная опасность.
     Наконец  в наушниках прозвучал  приказ  остановиться.  Это  был  именно
приказ.  Я  знал,  что  не  посмею  ослушаться,  и  даже не  удивился  своей
раболепной   покорности.   Скорее   всего,   потому  что  считал,  в  случае
необходимости я смогу сбросить с  себя овладевшее мной оцепенение. Но пока я
не  получу  всей  информации  о  том,  что  здесь  притаилось,  я  не  стану
сопротивляться...
     Было ли  это самоуспокоением, самоуверенностью? Или мой  мозг полностью
контролировался внешним воздействием? Вот этого я не  знал, это можно  будет
проверить, только  когда наступит  время  психологического  поединка с чужим
разумом. А пока не надо сопротивляться, -- моя цель продвинуться  как  можно
дальше в начавшемся контакте и получить всю возможную информацию.
     Удивившись   собственному   витиеватому   мышлению,    совершенно   мне
несвойственному,  я  на  внутреннем  плане сознания,  закрытого  от внешнего
воздействия, пытался понять, зачем мне все это? Почему я не побежал прочь от
притаившегося здесь ужаса тогда, когда это еще было возможно? Ответа на этот
вопрос я не знал, или не хотел знать,  -- что было вернее. Во всяком случае,
не одно любопытство было тому причиной.
     Легенды  о  таинственном  существе,   обитавшем  на  Багровой  планете,
говорили о том, что тот, кто встретится с ним и не побоится пройти до конца,
скорее всего, потеряет разум  или найдет счастье, такое, о котором даже и не
слышали в обычных человеческих мирах.
     Похоже, я тоже искал свой  клад, свой  скандий --  только  другого,  не
материального свойства.
     --  За этой скалой ты  увидишь свет. Не бойся, войди в него.  --  Голос
стал теперь  мягче, он потерял  безликий  металлический оттенок,  он  уже не
приказывал,  скорее  уговаривал  меня, как испуганного  ребенка. Неужели они
догадались  о  моем глубоко запрятанном страхе?  Это  никуда не годилось.  Я
терял очки еще до старта.
     Шагов  через двадцать  я  действительно увидел в  скале  глубокую нишу,
словно занавесью прикрытую зеленоватым светящимся туманом.
     В нерешительности  я остановился перед ней, ожидая дальнейших указаний,
но голос теперь  молчал, как  будто сказал уже все,  что было  необходимо, и
остальное зависело теперь от меня самого.
     Я  понял,  что  еще  не  поздно.  Что  в  этот  момент  меня отпустили,
предоставив  возможность самому  решить -- хочу ли  я вернуться или пойду до
конца  за  решением   своей  загадки.  Возможно,   именно  потому,  что  мне
предоставили свободу выбора, я  шагнул к светящейся занавеси и прошел сквозь
нее,  не почувствовав ничего, кроме легкого покалывания кожи, которое бывает
в ионном душе.
     Внутри ниша  оказалась совершенно пустой, если не считать  стоявшего на
постаменте  небольшого растения  с  ладонь величиной  --  уменьшенной  копии
огромных  лопухов, росших вокруг корабля. Разве что цветка  у этого растения
не было. "Для цветка, видимо, еще не  пришло время, -- решил я, --  растение
похоже на молодой  росток". От него исходил мягкий зеленоватый свет, который
я  принял за туман  и который  каким-то непонятным  для  меня образом  делал
невидимой снаружи внутренность часовни.
     Ровные узкие стены и сводчатый потолок ниши напоминали именно часовню.
     "Кладбищенскую часовню",-- добавил мой внутренний голос, принадлежавший
той части  сознания,  которая  все еще оставалась  на  страже,  хотя  здесь,
внутри, голос моего  рассудка  стал почти  не слышен,  убаюканный обманчивым
чувством безопасности, исходившим скорее всего от самого растения.
     "Всего четыре  небольших  листочка,  неужели  этого  достаточно,  чтобы
скрыть внутри разумное существо? Разве возможно, чтобы  подлинными хозяевами
этой  планеты  были   какие-то  жалкие  растения,   неспособные  к  активным
действиям?"  --  Я  подошел  к растению вплотную,  уже не испытывая прежнего
страха. Под  листьями  не было  даже корней.  Вместо  них  какая-то  твердая
лепешка,  присосавшаяся  к гладкой  поверхности камня.  Непонятно,  чем  оно
питается и как вообще возможно  существование этого ростка внутри  закрытого
помещения,  куда  не  проникают  снаружи  даже  жалкие  крохи  инфракрасного
излучения.
     Может быть, за ним кто-то ухаживает? Я нервно обернулся, но вход в нишу
ничто  не загораживало,  и свет  не  мешал мне  видеть  то,  что происходило
снаружи. "Зачем вообще меня сюда позвали?"
     --  Ну, вот, я на месте, что дальше?  -- спросил я, обращаясь к цветку.
Никто мне  не  ответил, рация молчала на всех каналах. Возможно, внутрь ниши
радиоизлучения не проникали вообще.
     "Может быть, я ошибся? Может быть, меня ждут совсем в другом месте? Это
нетрудно проверить.  Если снаружи вновь появится голос, который привел  меня
сюда, значит предположение правильно".
     Я медленно повернулся и направился к выходу. Никто мне не препятствовал
-- вот только выхода не было. То есть я по-прежнему его  видел, но та самая,
едва заметная, прозрачная, зеленоватая дымка, что так  легко пропустила меня
внутрь, теперь стала совершенно непроходимой.
     Я уперся в  невидимую стену  и  от неожиданности потерял равновесие. За
спиной  у меня раздался  звонкий девичий смех. Он  прозвучал  не в наушниках
рации, а в воздухе  этого  небольшого  помещения. Я  не мог ошибиться, когда
наружные микрофоны скафандра  улавливали посторонние звуки, выделявшиеся  из
общего фона, на пульте вспыхивал крохотный индикатор. Но когда я повернулся,
в часовне по-прежнему никого не было.
     На этот раз я ощутил не страх, а раздражение. Эти детские игры начинали
мне надоедать.
     Я отстегнул от  пояса бластер,  снял  его с  предохранителя и, направив
раструб излучателя на растение, сказал:
     -- Открой выход, или я буду стрелять.
     -- Бедный червяк, растение тебя не слышит. Оно  всего  лишь  передатчик
звуковых колебаний, как твои  наушники  в рации. А  выйти отсюда ты сможешь,
если  угадаешь  мое имя. Оно здесь,  в  воздухе,  вокруг тебя,  стоит только
прислушаться как следует. Произнеси его -- и выход откроется.
     И я действительно  что-то услышал, на  самой  границе слышимости, нечто
едва уловимое, похожее на звон комариных крыльев в дальнем углу комнаты.
     -- Вы, червяки, не умеете слушать никого, кроме самих себя. Сними шлем,
не бойся. Здесь нормальный воздух, в нем нет ничего вредного для тебя.
     "Осталось  снять защитный  костюм  и  выбросить  оружие",  -- обреченно
подумал я, отстегивая  тем не менее магнитные застежки шлема. Звон, плывущий
в  воздухе, стал  громче и походил теперь на басовитое  гудение шмеля. В нем
появились  ритмичные повторявшиеся вибрации,  уже почти сложившиеся в слово,
почти знакомое, но все еще непонятное.
     --  Ну же, это так просто, не  пытайся слушать своими маленькими ушами,
--  в них нет  никакого толку.  Слушай  сознанием. Ты ведь разговариваешь во
сне? Вспомни слова, которые ты слышал в своих снах, -- это тебе поможет.
     Я не знал, слышал ли я во сне какие-нибудь слова. Слышат ли вообще люди
свои  сны?  Этого  я  тоже  не  знал,  но  совет  был  хорош,  он помог  мне
сосредоточиться и  в то же время расслабиться, отключиться от всего внешнего
-- только сейчас я понял, что звук был внутри меня и не  имел отношения ни к
часовне, ни к говорящему растению.
     "ДЖИ-ДЖИ-ДЖИ", --  жужжал  шмель  и моей голове,  но  в перерывах между
этими "Джи" был еще какой-то, совсем маленький слог, его я понять не смог, и
потому, чувствуя себя полнейшим идиотом, повторил вслух это самое "ДЖИ".
     -- Почти  правильно, --  одобрил голос, идущий из растения. -- Осталось
совсем немного.
     И  тогда,  окончательно  разозлившись  на  самого  себя,  на  идиотскую
ситуацию,  в которой  очутился, испытывая разочарование оттого,  что контакт
оказался  похожим  на фарс,  не  скрывая раздражения  в голосе  и совершенно
неожиданно для себя самого я сказал:
     -- Джина, открой выход!
     И прозрачная стена передо мной исчезла.
     Ледяной ветер, несущийся с высокогорья и разбивавшийся о кольцевые горы
кратера,  швырнул мне в  лицо колючий снег. Сплошная стена мрака  немедленно
сомкнулась  вокруг  меня,  заставив вспомнить  о  шлеме с  его  инфракрасным
прибором  ночного видения.  Но,  прежде  чем надеть его,  я глубоко  вдохнул
воздух планеты, совершенно безвкусный и  не имевший никакого запаха,  словно
попробовал глоток холодной  дистиллированной воды. "Странно, куда  подевался
метан? Его запах я должен был почувствовать".
     Я обернулся к нише,  из которой только что вышел, но там  уже  не  было
ничего:  ни  свечения,  ни входа. Разочарование  от этого открытия оказалось
сильнее, чем  я  ожидал.  Я  подозревал, что не сделал  внутри чего-то очень
важного.  От этого  простого и  неведомого мне  сейчас  действия,  возможно,
зависела вся моя дальнейшая судьба...
     Но что я мог сделать в  этой  пустой часовне? Или  сказать? Этого  я не
знал.
     Меня  отпустили,  поскольку  я  этого  хотел,  и  обратно,  похоже,  не
собирались  приглашать.  Я вновь оказался  внутри  своего  привычного  мира,
полного  мелких  неприятностей,  дрязг  и одиночества...  Самое  главное  --
одиночества. У космовиков почти никогда не  бывает постоянного дома. Слишком
долгое,  в несколько лет, ожидание, после которого, почти сразу  же, следует
новый полет, разрушает любую семью.
     Я  медленно  побрел обратно  --  туда, где  оставил робота и  где меня,
должно быть, уже давно ожидал Каринин.
     Я провел в часовне не  меньше часа. Во всяком случае, так мне казалось,
однако электронные  часы в  моем шлеме  упрямо показывали,  что прошло всего
десять минут с того момента, как я оказался внутри.
     Сейчас я шел тяжело, то и дело спотыкаясь о  камни, словно нес на своих
плечах  дополнительный  груз.  Той  легкости,  которую я ощущал  по дороге к
часовне,  не  было и  в помине. Я старался  не  думать  о  том, что  со мной
произошло,  старался не анализировать  свои  ощущения, в  которых  почему-то
преобладала горечь и нелепое желание вернуться в пустую часовню.
     К  счастью, а может быть, и вовсе  не к счастью, это желание  не успело
овладеть  мной  полностью,  до  того  как  я  вышел  на  широкий  уступ, где
неподвижно стоял наш робот с откинутым щитком.
     Каринин  возился  в  его  электронных  внутренностях  и  был  настолько
поглощен этим занятием, что даже не обернулся, когда я подошел.
     -- Ну что, нашел ты свой скандий? -- спросил я совершенно равнодушно.
     -- Нет.  Нет  здесь  никакого  скандия, -- ответил штурман,  захлопывая
крышку щитка. В его  голосе мне почему-то  послышалась  тщательно скрываемая
фальшивая нотка.
     -- Нам пора возвращаться, а то капитан и в самом деле стартует без нас,
-- сказал я,  стараясь понять,  что произошло с моим спутником за то  время,
пока я был в часовне.
     -- Никуда  он не стартует. Для того чтобы  собрать кормовой  двигатель,
вернуть  на  корабль  все  механизмы  и провести  предстартовую  подготовку,
потребуется не меньше трех дней.
     -- Что же ты не говорил этого раньше?
     --  Не  хотел,  чтобы  ты  расслаблялся,  --  ответил  Каринин.  -- Нам
действительно пора возвращаться, но это никак не связано со стартом корабля.
Уйдя  без разрешения капитана  на  планете  первой категории  опасности,  мы
нарушили сразу штук десять параграфов космического устава.
     -- Это уж точно. Особенно, если ты попробуешь пронести на  борт корабля
контрабандой скандий, --  я сказал  это  с  усмешкой, полушутя,  желая  лишь
проверить свою  догадку  и,  оказывается,  попал в  самую  точку.  Джина  не
обманула -- штурман получил свою игрушку...
     -- Догадался все-таки... Или ты за мной следил?! -- Каринин приблизился
ко мне вплотную, он почти задыхался от ярости. -- Не вздумай проболтаться об
этом на корабле! Это мой скандий! Я его нашел! Он принадлежит только мне.
     -- Значит, все-таки нашел... А ты знаешь, что произойдет, когда об этом
узнает вся команда? А она  узнает, рано  или поздно она  узнает,  такие вещи
невозможно сохранить в тайне.
     -- Я постараюсь сделать так, чтобы она не узнала.
     Я увидел, как рука Каринина потянулась к рукоятке бластера, но  даже не
шевельнулся, не сделал ничего, чтобы остановить его.
     -- Ну,  давай, стреляй. Мы ведь считались с тобой друзьями. Это и будет
началом того безумия, которое уничтожит весь корабль. Нам  никогда отсюда не
выбраться.
     Несколько секунд Каринин боролся с темной волной, затопившей его разум.
В конце концов ему все же удалось взять себя в руки.
     -- Ты прав. Сначала нужно выбраться.
     Мы  отослали  вниз  робота, и  сразу  же  возник  вопрос  о  том,  кому
спускаться первым.  Минуты  две  мы оба молча  стояли у  верхнего костыля, к
которому  был привязан  страховочный трос.  Единственный,  имевшийся в нашем
распоряжении.
     Минуты через две Каринин сказал:
     -- Ладно. Я сам это затеял. Будем надеяться, что ты не сделаешь то, что
собирался сделать я.
     Ничего  больше  не добавив,  штурман  ухватился  за  веревку и исчез за
темным краем обрыва.
     Наступила минута, которой я ждал и которой боялся. Я вновь остался один
на один с этим миром  мрака, полным  обманов и тайн. Но ничего не произошло,
зов  не повторился.  Мне не пришлось  даже бороться  с собой, осталась  лишь
необъяснимая горечь.
     Возможно,  я   упустил  свой   единственный  шанс,  контакт  больше  не
повторится, и  я никогда уже ничего не узнаю о существе,  которое ждало меня
на этой темной планете долгие, долгие годы... Ждало именно меня...
     Но даже эта нелепая мысль не заставила меня критически проанализировать
собственное поведение и не  вернула моему разуму  умения  спокойно оценивать
обстановку, которым я так гордился.
     С момента посадки на "Алькаре" все пошло вкривь и вкось.
     Началось с отказа ремонтного робота,  причину которого так и не удалось
установить,  а  дальше  неприятности посыпались,  словно из  рога  изобилия.
Багровая сполна оправдывала  свою нелестную  славу.  И хотя Зунидинов до сих
пор не верил в  то,  что мы сели именно на  эту  овеянную мрачными легендами
планету, обстоятельства последних дней заставили его признать, что как бы ни
называлась планета, на ней наверняка обитает нечистая сила.
     Несмотря  на  развитие  звездных  технологий,  несмотря  на изобретение
пространственного  перехода,  легенды  и суеверия среди космовиков  занимали
ничуть не меньше места, чем это было во времена парусного флота.
     Стоило капитану на несколько часов предоставить себе вполне заслуженный
отдых, как на корабле начало твориться черт-те что. Ремонтный  робот  исчез,
из-за этого  сборка двигателя замедлилась в  несколько раз, вместе с роботом
исчезли и два офицера, без которых старт становился весьма проблематичным.
     Нарушение  само  по  себе казалось  Зунидинову,  воспитанному на старых
традициях   космофлота,   неслыханным.   Уйти   в  самовольную  отлучку   на
неисследованной планете, индекс опасности которой выходил  за пределы класса
"А", мог себе позволить разве что неопытный юнга.
     Должны были существовать  весьма серьезные  обстоятельства, заставившие
этих людей решиться на такое. Исчезновение робота -- факт сам по себе весьма
печальный, но недостаточный для оправдания прогулки по планете.
     Но это было еще не все. Задержка с ремонтом,  проблематичность  старта,
запрет команде покидать зону безопасности,  ограничения в рационе, поскольку
время полета уже вышло за все расчетные рамки, -- все это, вместе взятое, не
могло  не  вызвать  недовольства  в команде.  После  исчезновения штурмана и
второго   помощника  команда  буквально   кипела  от  негодования,   готовая
взорваться в  любую минуту. "Нам  только  бунта  сейчас  не хватало...",  --
пробормотал Зунидинов, в десятый раз  обшаривая  локаторами местность вокруг
корабля.



     Рабочее место техника Сварисова  находилось в реакторном отсеке,  возле
контрольного пульта второго генератора.  Но  с тех пор как  исчезли помощник
капитана и штурман, его трудно было застать на рабочем месте.
     У Сварисова появилось гораздо  более увлекательное  занятие, чем нудное
сидение у  контрольного  пульта. Господа из  офицерского корпуса  могли себе
позволить  многое.  Но  даже и  они  обязаны  соблюдать  основные  параграфы
космического  устава,  и уж  коли  они решились покинуть корабль  на планете
класса "А"  -- тому должны  были иметься весьма  веские причины. И  Сварисов
решил докопаться до этих причин.
     Начал  он с  того,  что  собрал все возможные  сведения  о  планете, на
которой  очутился  их  корабль.   Сведения   оказались  весьма  скудными   и
противоречивыми, поскольку ни в  звездном  атласе, ни  в информационной базе
данных такой планеты не значилось.
     Но если им посчастливилось открыть неизвестную планету, об этом событии
следовало  бы  объявить  по  гиперсвязи  и  вызвать  сюда  исследовательский
корабль.  Однако  капитан  не  сделал  этого.  Почему?  Если бы  он  включил
генератор гиперсвязи,  об  этом  знала  бы  вся  команда.  Но  генератор  не
включался, хотя стоянка корабля на неисследованной планете уже превысила все
отведенные для этого инструкцией сроки.
     Оставалось последнее  предположение  --  они приземлились на планете, о
которой не следует кричать по гиперсвязи. Что же это за планета?
     Отсутствие смены дня и ночи,  постоянный багровый свет, пропитавший все
вокруг, странные  электрические растения,  окружавшие ремонтную площадку, --
все это, вместе  взятое, весьма напоминало легендарную  Багровую.  Если  это
так, тогда становилось понятным и молчание капитана,  и исчезновение старших
офицеров, отсутствовавших на корабле уже второй день.
     Запас жизнеобеспечения в  легких космических костюмах не слишком велик,
если офицеры  не погибли,  то должны вернуться  в ближайшие двадцать  четыре
часа. Но  если штурман  и второй помощник  вернутся  на  корабль, они станут
недосягаемыми для него -- служба безопасности на "Алькаре" работала неплохо.
     Что  эти  двое искали  на планете  и  что  они  здесь нашли,  следовало
выяснить до их возвращения на корабль. Как только Сварисов  уяснил  себе эту
простую истину, он понял, что ему не обойтись без помощников.
     За  ними дело не  стало  --  он давно уже верховодил в  замкнутой среде
небольшой  группы техников. Восемь человек,  обслуживавших реакторный  отсек
корабля, -- по существу,  были париями. Работая в зоне повышенной  радиации,
от которой  полностью не  избавляли никакие защитные костюмы,  они  медленно
сжигали свою  жизнь. Пять, самое большее семь лет -- и  техника списывали  с
корабля на какой-нибудь отдаленной планете, подальше от людских глаз. К тому
времени все  его тело покрывалось незаживающими язвами и жить ему оставалось
совсем недолго.
     И  все же  космической  корпорации удавалось  вербовать  людей  на  эти
должности,  привлекая  их  неплохим  заработком  плюс  хорошей  компенсацией
родственникам  в случае  смерти кормильца.  Однако пожелавших  завербоваться
оказывалось  недостаточно, чтобы  удовлетворить  растущие аппетиты компании,
все   время  расширявшей  зону   своего  влияния.   Поэтому  основную  часть
"реакторщиков" набирали среди осужденных преступников.
     Многие  предпочитали пять  лет более-менее нормальной жизни  на корабле
кошмарному аду  изгнания на необитаемые  планеты, специально отобранные  для
тех, кому не было места на Земле.
     Сварисов был одним  из таких, осужденным за  убийство  преступником,  и
чужая человеческая жизнь, как,  впрочем,  и своя собственная, не  имела  для
него особой цены.
     Это обстоятельство, а также  культ силы и жестокости, который он избрал
для себя, позволили  ему быстро стать лидером среди этих изгоев. И  вот  уже
три года он ждал своего часа.
     Корпорация  предусмотрела  многое,  для  того  чтобы  обезопасить  свои
корабли и  исключить  любую возможность  бунта, но учесть все обстоятельства
она не могла.
     Реакторный персонал изолировали в нижних отсеках.  Им  было  запрещено,
под страхом смерти, показываться на верхних палубах. Но  техникам необходимо
было оказывать медицинскую помощь, снабжать их продуктами, водой.
     Время от времени приходилось ремонтировать  системы  жизнеобеспечения в
нижних  отсеках. Так  или иначе, в небольшом, замкнутом мирке корабля полная
изоляция оказалась практически невозможной.
     Сварисову, действуя угрозами и подкупом, удалось  завербовать несколько
человек из той части  команды, что жила в верхних отсеках, но была вынуждена
по долгу службы иногда спускаться в реакторный.
     С помощью  этих  людей он  завладел  бесценным  прибором,  украденным у
капитана.
     Универсальный коммуникатор можно было подключить к любой линии связи на
корабле, и теперь Сварисов одним из первых узнавал все важнейшие новости.
     Благодаря  этому  прибору  ему  стало известно  о  том,  что  Зунидинов
распорядился подготовить группу для  поиска  исчезнувших офицеров. Он сделал
это не из  чувства долга и не из любви к пропавшим. Капитан руководствовался
только соображениями безопасности, и  ничем  больше. Если в течение двадцати
четырех часов штурман не будет найден, возникнут  непреодолимые трудности со
стартом. Только этот человек мог вывести корабль из  почти не исследованного
уголка космоса, в котором они оказались.
     Для Сварисова  настала  пора  действовать.  Он  должен  найти  штурмана
раньше, чем это сделает поисковая группа.
     Первая часть  операции, задуманной  Сварисовым, прошла  успешно  именно
потому, что была  хорошо подготовлена и продумана до мелочей. Она совершенно
не  походила на дикие, неорганизованные  вспышки  недовольства  и ярости,  с
которыми  довольно   часто  приходилось  сталкиваться  службе   безопасности
компании.
     Выбрав момент,  когда капитан вновь  вспомнил о своем  крэге, а большая
часть команды, воспользовавшись почти полным отсутствием контроля со стороны
старших  офицеров,  беззаботно  спала,  техники  захватили  коридоры  нижней
палубы, выходной люк и грузовой отсек.
     После этого, овладев единственным выходом из корабля, они заблокировали
переход, ведущий на верхние жилые палубы, и вырубили реактор.
     Команда вместе с капитаном оказалась запертой в верхних отсеках, и хотя
управляющая  рубка  по-прежнему  оставалась под  контролем  капитана --  без
энергии  оставшаяся ему верной часть команды не могла ни  оказать серьезного
сопротивления, ни взлететь.  А  поскольку  продовольствие и вода,  вместе со
складскими  помещениями корабля, перешли в руки взбунтовавшихся техников, те
оказались полными хозяевами положения.
     Однако Сварисов не спешил начинать переговоры с капитаном.
     Время  для этого еще не пришло. Сначала вся оставшаяся верной  капитану
команда должна была до конца осознать  ситуацию. Сварисов не сомневался, что
очень скоро  голод и жажда станут самыми убедительными аргументами. А если в
их руках окажется  штурман,  без которого, в сущности, невозможен старт,  то
завладеть  оставшейся частью  корабля можно будет без малейшего риска. И как
только Сварисов пришел к этому выводу,  он начал  действовать,  не  теряя ни
одной минуты.
     Больше  всего Каринин  опасался  того, что  его  манипуляции  с роботом
откроются при  возвращении на корабль. Весь его грузовой контейнер  он забил
скандием. Здесь было не меньше восьми килограммов бесценного металла. "Никак
не меньше!  И  он  принадлежит мне. Здесь  свобода, здесь вилла  на лазурной
планете. Здесь безбедная жизнь до глубокой старости. Здесь все, о чем только
может  мечтать  человек". --  Раз за  разом  мысли  Каринина  возвращались к
скандию.  Он прекрасно понимал,  какая  трудная,  почти неразрешимая  задача
стояла  теперь перед  ним.  Нужно было  доставить свое богатство  на  Землю.
Сберечь его от жадных рук и глаз.
     Крайнев догадался о находке, могут  догадаться  и  другие -- они  могут
обыскать робота, и тогда... Тогда придется драться. Так просто он  не отдаст
то,  что принадлежало ему по праву. В  крайнем  случае,  он покажет им,  где
находится  месторождение. Металла  там  хватит  на  всех,  но  после этого в
команде начнется свара, и  вряд ли  им удастся благополучно стартовать... Он
хорошо знал, что собой представляла команда техников, обслуживавшая реактор,
-- самая опасная часть экипажа.
     Каринин  решил  спускаться  первым  вовсе  не  потому, что  стал  вдруг
полностью  доверять Крайневу. Во время  спуска по  страховочной  веревке его
жизнь попадала в  полную зависимость от  Крайнева. Стоило помощнику капитана
полоснуть веревку ножом, -- и он долго будет лететь вниз, к  острым, похожим
на клыки, камням, устилавшим дно кратера.
     Но даже  это опасение не могло заставить  его спускаться вторым. Он  не
мог допустить, чтобы Крайнев оказался внизу, наедине с его роботом.
     Крайнев  наверняка открыл бы крышку грузового отсека, чтобы посмотреть,
чтобы  увидеть... Помощник  капитана  догадался,  что скандий  найден, но не
знал, как велика бесценная находка.
     Если бы он был на месте  Крайнева,  он бы  не смог  удержаться от того,
чтобы  проверить робота.  Каринин  знал, как  действует  на  человека  блеск
неслыханного богатства.
     Сейчас,  когда  до  дна  кратера  оставалось  всего несколько  десятков
метров, решение спускаться первым  уже  не  казалось  ему правильным.  "Одно
движение  ножа,  всего  лишь  одно...  И   веревка,  натянутая  как  струна,
оборвется.  Несчастный  случай...  Как только на корабле увидят скандий,  --
никто даже не станет расследовать..."
     Каринин все  время  забывал  о  том,  какими  разными  бывают  люди,  и
непроизвольно,  приписывая им свои  собственные желания и поступки, довольно
часто приходил к неверным выводам. Вот и  сейчас он благополучно достиг дна,
включил  инфраред и нашел  робота,  неподвижно стоявшего  в нескольких шагах
впереди.
     Он не смог удержаться от того, чтобы открыть крышку отсека и убедиться,
что  его скандий на  месте. Даже  в  темноте на матовой  поверхности металла
играли  багровые отблески  --  казалось, драгоценная  добыча  светится своим
собственным, внутренним светом.
     Теперь они поменялись с Крайневым ролями, и помощник капитана  оказался
полностью в его власти. Пока тот беспомощно болтался на веревке, пока у него
заняты руки, можно было снять с пояса бластер и нажать на гашетку всего один
раз... Но  он мог сделать это и раньше. Возможно, ему еще придется прибегать
к крайним мерам, чтобы сохранить свое богатство, но пока есть возможность --
этого  следует  избегать.  Крайнев ему  пригодится, если  секрет скандия  не
удастся сохранить и на корабле вспыхнет свара. Крайнев ему еще пригодится.
     Каждое  движение,  каждый  метр пространства  давался  мне с  трудом. Я
двигался так, словно на моих плечах лежал невидимый  груз. Спуск походил  на
подъем.
     Иногда  я  ловил  себя  на том, что стоит ослабить  контроль,  как руки
механически начинали подтягивать тело в обратном направлении.
     Двигался  я  чертовски медленно.  Хотя  постепенно все же  отдалялся от
гребня кратера, от того места, где находилась  часовня,  и  с  каждым метром
отвоеванного  пространства  стальная  хватка  невидимой  руки, сжимавшей мою
волю, становилась слабее.
     Казалось, прошла вечность, прежде чем  мои  ноги  коснулись  каменистой
поверхности дна кратера.
     В  нескольких шагах от меня стояли  две неподвижные фигуры. Карикатурно
скорчившийся  робот,  а  рядом,  почти  сливаясь с  ним,  неподвижно  застыл
Каринин. Его рука вновь лежала на рукоятке бластера.
     Я  ощутил гнев,  желание  раз и  навсегда покончить с  этим  выскочкой,
осмелившимся угрожать мне уже не в первый раз.
     С другой стороны, я все еще помнил, что совсем недавно, несколько часов
назад,  считал  этого человека своим  другом.  Так что же изменилось за  это
время?
     Ну,  конечно,  Каринин нашел  скандий,  -- но  это  не имело  для  меня
никакого значения.  Зато  для самого Каринина это  было очень важно, находка
определяла и объясняла многие его поступки.
     И все же, понимая это, я тем не менее не собирался выхватывать  оружие.
Мой  гнев  не  был  адекватен  обстоятельствам. Рука  Каринина действительно
сжимала  рукоятку  бластера, но  ствол  не  был  направлен  в  мою  сторону.
Возможно,  это  всего  лишь  предосторожность  против неведомых  опасностей,
грозивших нам со всех сторон.
     После  посещения часовни,  после  общения с  разумом,  управлявшим этой
планетой, что-то во мне изменилось. И понимание этого помогло подавить гнев.
     Я сделал вид, что не заметил угрожающий жест  штурмана  и, обойдя  его,
медленно пошел к кораблю, не сказав ни слова.
     Холодок в спине  остался,  хотя я был уверен, что Каринин не выстрелит.
Но на этой планете психика могла подвести любого из нас.
     К  счастью,  ничего подобного не произошло,  штурман  включил двигатель
робота  и молча пошел  следом, выдерживая дистанцию  в несколько  шагов. Его
молчание  действовало на  меня угнетающе,  и ощущение  угрозы, исходившее от
бредущего сзади человека, не проходило.
     Когда до  корабля  осталось метров  сто  и света  от прожекторов  стало
достаточно, чтобы рассмотреть ближайшие предметы уже не  только в инфрареде,
мое внимание привлекли странные, симметричные холмики,  расположенные с двух
сторон  от  единственного  широкого  прохода,  ведущего между  растениями  к
кораблю.
     Когда  мы покидали  корабль,  здесь  не было никаких холмиков. Я хорошо
запомнил это место, потому  что местные растения, излучавшие на радиочастоте
мощный поток энергии, вызывали вполне оправданное беспокойство.
     Я  остановился,  когда  до  подозрительных  холмиков  оставалось  всего
несколько  шагов,  и  впервые с  начала похода схватился за  рукоятку своего
оружия. Но  было уже  слишком поздно. Нападавшие хорошо  выбрали  место  для
засады,  а мое внимание было  отвлечено ближайшим  растением, между листьями
которого пробегали ветвистые  электрические разряды. Со стороны людей  я  не
ожидал нападения.
     Четыре человека  в скафандрах  выскочили  из  своих  песчаных укрытий и
бросились на  нас  с  двух  сторон.  Прежде  чем  я  успел  сообразить,  что
происходит, у меня выбили оружие. Двое нападавших заломили мне руки за спину
и затянули на них петлю заранее приготовленной веревки.
     Однако схватить штурмана так же  просто им уже не удалось. Каринин  шел
на  несколько  шагов  позади,  и  у  него  оказалось больше  времени,  чтобы
отреагировать на внезапное нападение.
     Вибрирующий звук энергетического разряда -- и огненный всплеск  разрыва
расплавил песок в  двух шагах от меня. Двое из нападавших  упали,  чтобы уже
никогда не подняться.
     Этот  единственный  выстрел,  прозвучавший с  нашей  стороны,  вызвал у
нападавших  вспышку  ярости  и  заставил  их двигаться быстрее.  Второй  раз
штурман выстрелить уже не успел. Силы были слишком неравными. Каринина сбили
с  ног,  вырвали бластер, в  руках  нападавших  сверкнули  ножи.  Крик боли,
раздавшийся в  моих наушниках,  свидетельствовал  о том, что Каринин  тяжело
ранен или, возможно, убит.
     Теперь та же участь ожидала  меня  самого.  Я уже видел занесенное надо
мной лезвие, но ни одного звука не сорвалось с моих губ, ни одного движения,
выдававшего  страх.  Да  и не  было  никакого страха.  Полное  равнодушие  к
собственной судьбе не оставляло меня с того момента, как я покинул часовню.
     Может  быть,  это  меня  и  спасло,  вызвав  секундное замешательство у
человека, занесшего надо мной нож. А затем грозный окрик Сварисова  заставил
нападавшего опустить оружие.
     Сварисов,  обладавший  невероятной  силой,  схватил  человека,  который
набросился на меня, и швырнул его на землю.
     --  Если кто-нибудь, без моей команды, еще раз достанет  нож, я его сам
прирежу! Этот человек мне нужен живым!
     Без дальнейших происшествий меня доставили на корабль.
     Под   камеру  приспособили   пустую  кладовую  камбуза.  Раньше   здесь
размещался запас  пищевых  концентратов, и отвратительный  прогорклый  запах
въелся в металлопластиковые стены кладовой. Кроме того,  здесь было холодно.
Но, по крайней мере, мне поставили койку и даже не пожалели рваного одеяла.
     Завернувшись в него,  я сел на койку и тупо уставился  в поцарапанную и
потрескавшуюся стену.
     Никаких других вещей, кроме койки, в  кладовке не было. Но больше всего
меня угнетало не отсутствие элементарных удобств, к которым я привык в своей
каюте, и даже не холод.
     Мучительней  всего  оказалось  полное  отсутствие информации.  Сварисов
строго-настрого запретил своим людям разговаривать со мной, и я не знал, что
произошло  на корабле. Мучительные вопросы гнали от меня сон. Выжил ли после
ранения штурман? Готовится ли корабль к старту? Удалось ли закончить ремонт?
     Поскольку свет  в моей камере не  выключали, я потерял всякое  ощущение
времени.  Охранники,   приносившие  пищу   в  виде  упаковок  все   тех   же
осточертевших  пищевых  концентратов,  появлялись  нерегулярно.  Иногда  они
швыряли у порога  с десяток пакетов и исчезали  на  несколько дней, так и не
обмолвившись ни единым словом. Время для меня словно остановилось.
     Все  же в моем теперешнем положении была и своя  положительная сторона.
Такое  полное  одиночество,  полная  изоляция от внешнего мира и  отсутствие
любых дел помогли  мне  погрузиться  в  свое  подсознание так  глубоко,  как
никогда не удавалось раньше. Путешествуя по запыленным коридорам собственной
памяти, я пытался найти ответ на самый  важный для себя вопрос -- что именно
открыл я на  этой  планете? Что  произошло  со  мной во  время  короткого  и
мучительного контакта с иным разумом?
     Вопреки логике, во  мне  продолжало жить ничем  не обоснованное желание
вернуться на вершину  кратера  и продолжить контакт.  Возможно, я  так  бы и
сделал,  появись у  меня малейшая  возможность сбежать  с корабля. Но в моем
положении об этом можно было только мечтать.
     Я старался  побольше спать,  чтобы как-то  скоротать медленно тянущееся
время и  втайне надеясь, что во сне  вновь повторится тот самый зов, который
заставил меня покинуть корабль. И вновь зазвучит мелодия знакомой песни.  Но
зов не повторялся. И даже мелодию я не мог вспомнить. Она вертелась в мозгу,
но  что-то мешало прозвучать знакомым музыкальным  нотам, словно существовал
некий запрет, неодолимый барьер... Даже мои мысли оказались в плену.
     Все  же  в результате долгих  усилий  у  меня  появилась ни  на  чем не
основанная уверенность в  том, что происшедшее со мной -- это только начало.
Что  все еще впереди и что  глубоко  внутри моей памяти остался некий  след,
какой-то ключ, который рано или поздно поможет мне во всем разобраться.
     Я  не слишком часто  и  лишь мимоходом задумывался о  своем  теперешнем
положении  и о  том,  что  произошло на корабле,  -- словно  это меня уже не
касалось. Хотя я понимал, что в возникновении бунта  была изрядная доля моей
вины и что мне  придется  нести за это всю тяжесть ответственности, если нам
удастся вернуться на базу, это меня совершенно не трогало.
     Я принял решение, весьма  странное в положении беспомощного пленника. Я
сказал себе, что  не улечу с этой планеты, не побывав еще раз в часовне и не
попытавшись  возобновить  прерванный  контакт.  По   сравнению  с  этим  все
остальное уже не имело никакого значения.



     Часы у  меня разбили во время схватки, а может, и позже. Перед  тем как
меня  запихнули  в камеру, я  попытайся  вырваться, и тогда меня  ударили по
голове.  Возможно,  часы  разбили  специально,  чтобы  лишить  меня ощущения
времени.
     Хотя  вряд  ли  среди  напавших  на  нас  техников  имелись  психологи.
Нападавшие  были в  защитных костюмах и шлемах, но я узнал некоторых их них.
Корабль -- это  небольшой  замкнутый  мирок,  здесь  все знают друг друга. И
теперь я мог сколько угодно строить предположения о том, что вызвало бунт на
корабле  и чем он закончился. Бесспорно лишь  одно -- без штурмана и старших
офицеров корабль не сможет стартовать.
     Техническому  персоналу запрещалось даже близко подходить к управляющей
рубке -- святая святых  корабля. А это означало, что мое заключение не может
продолжаться бесконечно.
     Вот только время в полной изоляции тянулось слишком медленно. Я был рад
любому  занятию.  Разбитые часы  пригодились.  Мой  мир в этих четырех голых
стенах  сжался, уменьшился до  размера испорченных  часов, которые  внезапно
приобрели для меня большое значение.
     Я дважды пытался их разобрать,  но без инструментов,  действуя обломком
зубочистки, случайно завалявшейся в кармане, мне удалось лишь снять крышку и
убедиться в  том,  что цельнокристаллический  часовой  механизм не  подлежит
ремонту даже при наличии инструментов.
     Это занятие на какое-то время отвлекло меня от мрачных мыслей.
     Когда с проблемой часов было покончено, я решил, что с меня довольно. Я
встал и, подойдя к двери, через  которую  охранники, словно  собаке, швыряли
мне пищу, забарабанил по ней изо всех сил.
     К  моему  удивлению,  дверь сразу же  распахнулась, и на пороге  возник
Сварисов собственной  персоной.  За  его  спиной виднелись хмурые лица двоих
охранников, вооруженных, впрочем, только холодным оружием.
     -- Почему шумим?
     Вряд ли  Сварисов  стоял  за дверью  в ожидании,  когда  пленник начнет
проявлять  нетерпение.  И  я  понял,   что  время  мучительного  бездействия
закончилось.  Теперь все зависело от  того,  какую тактику  я изберу  и чего
смогу добиться, используя свое положение. Ведь я был единственным человеком,
кроме капитана и штурмана, способным вывести корабль в космос.
     -- Хотел  выяснить, собираетесь вы стартовать или решили навсегда здесь
остаться? -- с наглой ухмылкой осведомился я у Сварисова.
     -- Хороший вопрос.  Садись, не мельтеши у меня перед глазами,  и  давай
все обсудим.
     Он кивнул охранникам, дверь закрыли, и мы остались наедине.
     Некоторое  время  мы  молча изучали друг  друга, словно бойцы  на ринге
перед решающей схваткой.
     Я  задолго до бунта понял, что  Сварисов привык командовать остальными.
Есть  люди, от которых  исходит эманация скрытой силы, независимо  от  того,
какое положение они занимают в  настоящий момент,  -- Сварисов  был одним из
таких людей.
     -- Хочешь курить? Или сказать, чтобы принесли тоник?
     Начало было многообещающим, но мне не хотелось пить, курить же я бросил
еще год назад  и не собирался начинать вновь. Кроме того,  мне не понравился
развязный и излишне фамильярный тон техника. Я решил сразу же все расставить
на свои места.
     --  Вы   ведь  не  тоником  пришли  меня  угостить?  Так   что  давайте
выкладывайте, что вам от меня нужно.
     Однако  Сварисов  не  торопился   начинать  разговор.  Он  окинул  меня
оценивающим взглядом,  достал  сигареты  с примесью  крэга и, устроившись на
койке  поудобней, выпустил  целое облако  вонючего  дыма, которое,  впрочем,
сразу   же  завилось  спиралью   и  унеслось  к  решетке   воздухозаборника,
свидетельствуя  о  том,  что  хотя бы  системы  очистки на  корабле работали
нормально.
     -- Ну,  скажем,  мне нужен помощник, старший офицер корабля, -- наконец
процедил Сварисов, продолжая внимательно  рассматривать  меня, словно  я был
вещью, выставленной на продажу.
     -- Вам? А что,  Зунидинов подал в отставку? -- Я  спросил  это  со злой
иронией, но оказалось, что попал в самую точку.
     -- Он слишком злоупотреблял крэгом. Так  что сейчас вы говорите с новым
капитаном корабля.
     Я усмехнулся и, по-прежнему не скрывая иронии, произнес:
     -- Поздравляю.  Но прежде чем я приму какое-то решение, я должен знать,
как  обстоят дела. Не забывайте,  что  несколько дней  меня держали здесь  в
полной изоляции.
     -- Это было сделано в целях твоей безопасности. После того как штурмана
серьезно ранили, ты стал представлять собой слишком большую ценность.
     Итак,  кое-что  мне удалось выяснить.  Каринин остался жив, и  это было
очень важно. Кроме капитана, только я один понимал, что без штурмана корабль
не вывести из этой зоны космоса.
     -- Так что все-таки произошло? Вы захватили корабль силой. Это мне ясно
и так, но сколько человек остались в живых?
     --  Да все пока  еще  живы, если  не  считать  тех,  кого  поджарил наш
штурман.
     Похоже,  он  говорил  правду. Корабль, в  сущности,  представлял  собой
огромную металлическую бочку, все звуки здесь резонировали и передавались по
переборкам, так что, если бы началась  стрельба, я бы ее услышал.  За те два
дня, пока продолжалась наша с Карининым экспедиция, даже ремонтные работы не
прекращали. Захватить огромный корабль в  том случае, если бы даже часть его
команды оказала сопротивление, за два дня невозможно. Так что же здесь; черт
возьми, произошло? Это следовало выяснить, прежде чем решить, как вести себя
дальше.
     --  Предположим, я поверю,  что  Зунидинов, накурившись крэга, в порыве
раскаяния  передал  вам  управление  кораблем,  и вся  команда  молча с этим
согласилась.  Вы  бы  в это  поверили? --  неожиданно спросил  я.  И тут  же
пояснил: -- Я не собираюсь участвовать в бунте, отягощенном убийствами.
     Мое  заявление  явно не понравилось  Сварисову.  Презрительная  усмешка
исчезла с его лица,  покрытого следами ожогов и шрамами от  былых потасовок,
сейчас  он смотрел на меня так, как смотрят  на пойманное насекомое,  решая,
пришпилить ли его булавкой или пока повременить.
     -- Ладно. Ты все равно узнаешь, как обстоят  дела. Мы  захватили нижние
помещения.  Все верхние палубы остались  без воды, без пищи и  без света. Их
хватило на  три  дня. Потом они приняли все наши требования.  Зунидинов всем
порядком надоел, и  теперь весь корабль принадлежит  мне.  Пока,  как я  уже
говорил, обошлось  без крови, а  что будет  дальше --  во многом  зависит от
тебя.
     --  Зачем  это  вам?  Что  вы  собираетесь  делать с захваченным  силой
кораблем? Бороздить просторы космоса до встречи с  первым патрулем, который,
не  вступая в  переговоры, вас  попросту  расстреляет?  Ведь  о том,  что на
корабле  произошел  бунт,  на  Земле  узнают  после  первой  же  контрольной
передачи.
     -- А ты когда-нибудь стоял горячие вахты? Там, где работают такие,  как
ты, всегда тепло и чисто, у  вас хорошая зарплата, у вас есть будущее. Мне и
моим друзьям терять нечего, наша жизнь слишком коротка, чтобы ею дорожить.
     -- И  все  же, что  вы  собираетесь  делать,  когда  корабль вернется в
федеральную  зону? Сдадитесь властям или будете ждать патрулей?  Наш корабль
уже наверняка  объявлен  пропавшим  без  вести. Такие  корабли  очень  редко
возвращаются, и  если  это происходит, они  привлекают к  себе внимание всех
карантинных служб. Как только они поймут, что произошло...
     -- Можешь  не  продолжать. Я  не  собираюсь сдаваться  федералам.  Наша
задача намного  проще. На окраине освоенной зоны есть  небольшие колонии,  в
которых  можно  исчезнуть,  есть порты, в  которых  можно  продать  корабль.
Единственное, чего мы хотим,  -- это возможность самим  распоряжаться своими
жизнями  и не гнить в реакторном отсеке. Нам нужна свобода -- ничего больше.
И  ты  поможешь нам ее добиться. По служебному списку ты  занимаешь  второе,
после  Зунидинова,  место.  Если  с  капитаном  во  время  рейса  что-нибудь
случается, командование переходит к его помощнику. Так что, если мы встретим
патруль, формально им не к чему будет придраться. На какое-то время  мы даже
сумеем изобразить образцово-показательную команду.
     -- Иначе говоря,  вы предлагаете  мне должность марионеточного капитана
на корабле, который будет, на самом деле, принадлежать вам?
     --  Ну  и  что в этом  плохого? Если мы  договоримся, у  тебя  появится
хорошая  жратва   и  относительная   свобода.   Конечно,   за   тобой  будут
приглядывать,  но если ты  выполнишь  свою  задачу, проведешь корабль  через
патрульную зону  и  посадишь его на той  планете, которую  я тебе укажу,  ты
сможешь  после этого  отправиться  на  все  четыре стороны.  Я  даже  обещаю
выплатить тебе небольшую сумму за твои услуги,  если продажа корабля пройдет
успешно. И самое главное, ты сохранишь свою драгоценную жизнь.
     Похоже, Сварисов все продумал, но в  его плане  я неожиданно увидел для
себя крохотную лазейку, которой тут же решил воспользоваться.
     -- Мне нужна полная  свобода. По крайней  мере, пока  мы не стартовали.
Бежать на этой планете  некуда. В том, чтобы улететь отсюда, я заинтересован
не меньше вашего. Потом, когда мы выйдем в открытый космос, вы можете делать
все, что  угодно. Но  до старта всем  здесь буду руководить я, и я  сам буду
решать,  что   делать  дальше.  Иначе   мы   никогда  не   закончим  ремонт.
Космоплавание --  тяжелая работа,  и отсутствие  дисциплины погубило уже  не
один  корабль.  Одним словом,  с вашим капитанством  придется повременить до
старта. Только на этих условиях я соглашусь участвовать в вашей авантюре.
     Сварисов  прищурился и долго  молча  разглядывал меня, видимо, не решив
еще, что ответить на это, не понравившееся ему, предложение.
     Он что-то  заподозрил. Я буквально видел,  как в его голове  ворочаются
мысли о том, для чего мне это понадобилось. И было совершенно ясно, что ни о
скандии, ни о существовании на этой планете разума он ничего не знает.
     Наконец, докурив сигарету,  он  поднялся и пошел  к двери, не сказав ни
слова.  Я  решил было  уже,  что  полностью  проиграл  этот  психологический
поединок, но у самой двери Сварисов неожиданно обернулся.
     --  Хорошо,  я принимаю  ваше  условие.  Но,  разумеется, за вами будут
приглядывать. До старта, капитан.
     Он удалился вместе с охраной, оставив дверь распахнутой настежь.
     Получив свободу и перебравшись в свою каюту,  я первым делом отправился
в душевую.  Впервые за  все время полета я мог  себе позволить не  экономить
воду.
     Я и раньше  подозревал, что Зунидинов пользуется  всеми теми маленькими
благами, которые  дает человеку власть,  а теперь, до отказа  отвернув кран,
понял,  что  так  оно  и  было.  Лимит на воду существовал  для  всех, кроме
капитана.  Интересно,  что  они  сделали  со  стариком? Это  мне  предстояло
выяснить. Мне еще много предстояло  выяснить, прежде чем я  смогу выработать
правильную линию  поведения. Но самого главного я все же добился -- свободы,
пусть и относительной, хотя бы до старта.
     Вторым моим  делом было посещение  лазарета.  И двигали  мной отнюдь не
дружеские чувства  по  отношению к Каринину.  Я  даже удивился  собственному
цинизму, которого раньше за собой не замечал. Что-то со мной произошло в той
часовне, некая, не совсем еще понятная переоценка ценностей.
     От  Каринина зависело слишком  многое.  Чтобы сориентироваться в  этом,
малоизученном  районе  космоса,  мне  нужен  был  штурман. И  я  вел себя  в
соответствии с обстоятельствами.
     Охрана,  которая  еще не  успела  освоиться  с моим  новым  положением,
пропустила меня не сразу,  а  лишь после  того, как Сварисов подтвердил, что
мне разрешена полная свобода перемещения по всему кораблю.
     Ожидание у двери, перед людьми Сварисова, совсем недавно беспрекословно
мне  подчинявшимися, показалось  унизительным,  но я  ничем не  выдал  своих
чувств. И  когда разрешение было в конце концов получено, я прошел мимо них,
не удостоив охранников даже взглядом.
     В лазарете всегда было мало людей, а  сейчас, в приглушенном  синеватом
свете медицинских ламп, лицо  единственного пациента выглядело потусторонне,
а сам лазарет напоминал склеп. Я поежился от этих мыслей и порадовался тому,
что  здесь  лежит Каринин, а  не  я  сам. Я вполне мог  оказаться  на  месте
штурмана.  Удача  была на моей стороне, только и  всего, -- но эта мысль мне
показалась не очень убедительной.
     Каринин  находился в глубоком анабиозе. При серьезных травмах  человека
всегда погружают в  глубокий  сон,  и он не просыпается, пока  не закончится
основной  курс лечения. Так что побеседовать со  штурманом вряд ли удастся в
ближайшее время. С его роботом,  набитым скандием, мне придется  разбираться
самому. Сделать это необходимо как можно скорее, пока кто-нибудь случайно не
наткнулся на драгоценный груз.
     Я  лишь на секунду  представил, что произойдет, если скандий обнаружат.
Проблем у меня хватало выше  головы и без повторного  бунта, в котором будет
уже участвовать вся команда, разделенная сейчас на два лагеря.
     Я оказался как раз между этими лагерями. Те, кто до последнего  момента
оставались верны своему долгу и мечтали лишь о том, чтобы  вернуться  домой,
будут относиться ко мне, как к изменнику. Ну, а для людей Сварисова я всегда
останусь чужаком,  от которого  они  избавятся при  первом  удобном  случае.
Понимая все это, я продолжал следовать своему собственному выбору, о котором
не обмолвился пока что ни с одним человеком.
     Работы  по  завершению  ремонта  и  демонтажу  оборудования  шли крайне
медленно.  Иначе и  быть не могло. Несмотря  на  все мои усилия,  дисциплина
упала,  механизмы все время ломались, а запасные  части куда-то  таинственно
исчезали. Почти каждый старался свалить свою часть работы на другого.
     Положение ухудшалось с каждым  днем. Нам  пришлось уменьшить ежедневный
рацион и ограничить потребление питьевой воды.
     Каждое мое распоряжение выполнялось с  большой затяжкой, и до  тех пор,
пока его лично не подтверждал Сварисов, никто и пальцем не думал пошевелить.
     Несмотря на обещание, данное Сварисовым, я оказался марионеткой в руках
этого  человека еще до старта и  терпел  все это ради единственной  цели.  Я
решил  еще  раз  покинуть корабль  и  попытаться возобновить контакт с чужим
разумом. Желание было слишком сильным для простого  любопытства, но, понимая
это, я все равно не мог остановиться.
     Однако, прежде чем приступить  к осуществлению возникшего у меня плана,
следовало избавиться от  скандия. Если этого не сделать, если металл найдут,
за мной начнется настоящая охота.  Только штурман и  я могли  знать,  откуда
взялся драгоценный металл... Даже  если я покажу всем  путь к месторождению,
это  меня  не  спасет.  Мне здорово повезло, что во время  нападения на  нас
бунтовщикам было не до робота, никому и в голову не пришло его проверять, но
такое положение не  могло продолжаться бесконечно. Робот  в любую минуту мог
понадобиться  на строительной  площадке,  мне и так  пришлось уже  пару  раз
запретить  его использование, сославшись на  то, что ходовые механизмы этого
аппарата нуждаются в ремонте.
     Подходящий  случай  представился  лишь  в конце  недели,  когда  ремонт
корабля был полностью завершен,  и команда решила устроить  по  этому поводу
хороший сабантуй.
     Сославшись  на  усталость,  я  легко  отделался  от  двух  соглядатаев,
приставленных ко  мне Сварисовым,  больше  всего  эти  два  оболтуса боялись
упустить свою порцию спиртного, раздаваемого в этот день всей команде.
     Пробраться  через весь корабль в нижние грузовые отсеки и остаться  при
этом незамеченным -- дело далеко не простое.
     Команда привыкла работать по сменам, и когда для одних начиналась ночь,
другие еще только просыпались. Даже сейчас, когда все вахты,  за исключением
наружного  демонтажа,  были  отменены,  люди не могли сразу перестроиться на
новый режим.
     Я выбрал переходный между сменами час, но все равно корабль не спал.  В
каютах раздавались голоса. Где-то крутили  кристаллофон. Кто-то, насосавшись
крэга,   орал  непристойные  песни.  Снаружи   доносился  характерный  свист
плазменного резака, там все еще продолжался демонтаж  ремонтных агрегатов, и
вспомогательный робот мог кому-нибудь понадобиться в любую минуту.
     Ангар для  корабельных  механизмов  находился на самом  нижнем  уровне.
Чтобы  случайно не выдать  себя, я не стал пользоваться лифтом -- все кабины
были оборудованы  видеокамерами, и дежурный  оператор  в  рубке  вполне  мог
заинтересоваться тем,  кого  это понесло в неурочный  час на  нижние палубы.
Металлические   лестницы,   приспособленные   для   аварийных   ситуаций   в
невесомости,  оказались  слишком узкими  для  нормальной  ходьбы в  условиях
повышенной  тяжести.  Вот  когда  я в  полной  мере почувствовал, что  такое
гравитация этой планеты.
     Даже  во  время  подъема  на  стену  кратера  я  не  испытывал   такого
напряжения. Руки в силиконовых перчатках то и  дело срывались с перил, ноги,
налитые свинцовой  тяжестью, мне приходилось  переставлять со  ступеньки  на
ступеньку  чуть ли не  по частям, и после  каждого  пролета  я  вынужден был
останавливаться  и отдыхать. Сердце колотилось, как  бешеное, а ведь мне еще
предстоял  обратный  путь  наверх,  гораздо  более  трудный.  Времени на все
предприятие уйдет намного больше  того,  на что я рассчитывал.  Охрана может
вернуться, обнаружить мое отсутствие в каюте и поднять тревогу.
     Но  проблему с  роботом необходимо было решить,  несмотря на риск. Я не
знал,  куда  спрятать  скандий,  но не  сомневался, что в  огромном  ангаре,
забитом различными механизмами, найдется подходящее место.
     Если бы Каринин не был ранен, он бы ни за что не оставил свое богатство
в таком  ненадежном  месте,  как  грузовой  контейнер  транспортного робота.
Теперь проблему, которую создал штурман, приходилось решать мне.
     Наконец  бесконечный спуск кончился,  и я очутился  перед двухметровыми
воротами ангара. К счастью,  открывать их не было никакой необходимости. Для
обслуживающего персонала  здесь была  другая дверь,  запертая на электронный
замок.  Еще  с  того  времени,  когда  я  был помощником  капитана,  у  меня
сохранилась универсальная  магнитная карта, способная открыть любой замок на
"Алькаре". Я надеялся, что новые хозяева корабля не удосужились сменить коды
замков, -- и не ошибся.
     Робот номер 12 "зет"  стоял в  отведенной ему  ячейке.  Приблизившись к
нему, я осторожно,  чтобы  не  ободраться  о  выступающие  части  механизма,
протиснулся в  узкую щель между стенкой ниши и  грузовым контейнером робота,
расположенным в его задней ходовой части. Включить механизм и развернуть его
в  более  удобную  позицию  у  меня  не было  никакой  возможности.  Шум  от
работающего в ангаре  двигателя моментально заставил бы дежурного  оператора
поднять тревогу.
     Наконец  я  добрался до заветной крышки,  повернул  защелку и приоткрыл
грузовой отсек. Я еще успел подумать о  том, что сначала  следовало бы найти
укромное место, где можно будет спрятать металл,  но вдруг понял, что в этом
нет никакой необходимости.
     Отсек был пуст. Девственно пуст. Не веря себе, чувствуя, как покрываюсь
холодным  потом, я ощупал его  пустое  пространство еще раз,  а  затем зажег
фонарь и  осветил  металлический  ящик. Здесь  не было  ничего. Даже  мелкие
обломки породы кто-то тщательно вымел.



     "Чего ты  так  испугался? -- попробовал я успокоить себя. -- Подумаешь,
скандий  пропал! Тебе с  самого  начала было наплевать  на эту находку!" Это
было правдой. Но я хорошо понимал, что пропажей металла дело не ограничится.
Раз у того, кто его нашел,  хватило ума не растрезвонить о  своей находке на
весь корабль, этот человек наверняка захочет узнать, откуда взялся скандий и
кто положил его в грузовой контейнер робота.
     Если бы я был  на  месте того, кто обнаружил драгоценную находку, я  бы
устроил  засаду  около   робота,  чтобы  действовать   наверняка,  чтобы  не
оставалось ни малейшего сомнения  в  том,  кто именно спрятал здесь  металл.
Несмотря на то  что официально корабль покидали только мы с Карининым, такую
возможность имели и другие работавшие снаружи люди.
     Я нервно оглянулся, но из узкой щели, в которую я втиснулся, можно было
рассмотреть  лишь  небольшую  часть  ангара.  И  где-то там, в  его железной
глубине, отчетливо раздались шаги.
     Потом  я  увидел  руку.  Большую,  с туго  закрученными мышцами,  густо
обросшую волосами.
     Она появилась над моей головой, и рассмотреть, кому принадлежит рука, у
меня  не  было  никакой  возможности. Мешала ловушка, в которую  я сам  себя
загнал. Я не мог даже повернуться.
     Рука схватила меня за ворот  комбинезона и одним движением выдернула из
щели. Теперь я стоял напротив  Сварисова, едва доставая  лбом до его плеча и
чувствуя, как от собственной беспомощности и унижения по всему телу проходит
отвратительная дрожь.
     --  Выходит,  наш  новый  капитан любит  на  досуге изучать  устройство
роботов? Похвальное увлечение.
     --  Я только хотел проверить механизм!  Я не понимаю, чего  ты  от меня
хочешь!
     -- Где  ты  взял  металл?! -- рявкнул  Сварисов, встряхивая меня, и  от
этого толчка зубы громко лязгнули, прикусив губу. От резкой боли или оттого,
что почувствовал тонкую струйку крови, текущую по подбородку, я  не ответил,
и Сварисов решил продолжить допрос.
     От удара  в  живот  я согнулся пополам и  рухнул на  пол. Минуты  две я
действительно  не мог издавать  никаких членораздельных  звуков, и Сварисов,
стоя надо мной, терпеливо ждал.
     -- Ну, так что, будешь говорить или мне продолжать?
     -- Металл нашел Каринин! -- прохрипел я, но, увидев, что нога в тяжелом
ботинке медленно  отводится назад  для очередного  удара, я  закричал: --  Я
знаю, где он его нашел! Прекрати! Я тебе покажу это место.
     -- Так-то лучше,  "капитан".  Умойся, соберись. Через два  часа я  буду
ждать тебя на ремонтной площадке. Робота на этот раз не возьмем. И никому ни
слова, смотри, не подведи меня!
     Двигаясь, как сомнамбула в кошмарном сне, я поднялся в свою каюту. Я не
сомневался, что живым из этой передряги не выберусь. Сварисов убьет каждого,
кто узнает  о  богатствах  планеты. Я  понимал,  что договариваться  с  этим
человеком бесполезно, он пообещает все, что  угодно, использует меня,  чтобы
достичь своих целей, но как только корабль  окажется в открытом космосе, как
только  мы  пройдем зону патрулирования и  поймаем  своими локаторами первый
звездный маяк -- ни мне, ни Каринину не жить.
     Так  что  же  делать? Бежать?  Нелепая  мысль. Бежать на  этой  планете
некуда.  Непроглядная ночь за бортом, полная смертельных опасностей,  готова
была поглотить  каждого, кто осмелится бросить ей вызов. Два часа пролетели,
как одна минута. И мой лихорадочно работавший  все  это время разум не нашел
ни одной зацепки, ни одного шанса на спасение.
     Мне хотелось куда-нибудь спрятаться, забиться под койку, в шкаф, -- все
равно  куда.  Но пришлось встать, натянуть  защитный  костюм и  потащиться к
запасному выходу.
     По  своей  натуре  я  не  был борцом и ничего не  мог  противопоставить
бандитской  агрессивности Сварисова. Что  делать,  такова участь большинства
людей, посвятивших свою жизнь освоению техники.
     Сварисов уже ждал меня, зажав под мышкой шлем от  своего скафандра. Мне
показалось,  что это  чья-то  голова.  Взгляд  холодных голубых  глаз  этого
человека напоминал взгляд питона,  в них светилось откровенное раздражение и
презрение. Я замечал эту тень презрения в  его глазах всегда, когда Сварисов
разговаривал с кем-нибудь. Все равно с кем.
     -- Наш новый капитан изволил опоздать! -- почти каждый раз, при встрече
со мной, он использовал это, полное издевательской иронии звание "капитан".
     И в этот момент единственное решение, открывающее единственно возможный
выход из совершенно  безвыходной ситуации, мелькнуло у  меня в мозгу. "Нужно
от  него  избавиться  во время  похода. Я  должен  от него избавиться  любой
ценой..." Впервые  я  подумал о том, смогу ли убить человека, если до  этого
дойдет   дело,  и,  представив  себе  лежащий  на   земле   труп  Сварисова,
почувствовал странное, не испытанное никогда прежде удовлетворение.
     "Я должен буду  это  сделать. Другого  такого случая  не  представится.
Никто не упрекнет  меня за  это. Во время подъема страховочная веревка может
лопнуть. Одно  движение  ножа,  и  тело  бандита  долго будет  лететь  вниз,
ударяясь о выступы скал..." Я ничем не  выдал своих намерений, ни движением,
ни взглядом.
     Сварисов  обладал  дьявольской   проницательностью,   иногда  мне  даже
казалось, что он может  угадывать мысли -- это помогало ему держать в страхе
всю команду. Я  не знал, удастся ли мне  осуществить свое намерение, но если
Сварисов что-нибудь заподозрит, он потащит меня за собой связанным.
     -- Вы знаете, что без робота мы будем совершенно беззащитны? -- спросил
я, стараясь отвлечься от мрачных мыслей.
     -- А от кого мы должны защищаться?
     -- Это  неисследованная планета,  и  ей недаром присвоен  первый  класс
опасности. Здесь есть живность,  способная напасть  на  человека. С одной из
таких  тварей  мы  с Карининым встретились.  Она  плюется  ядовитыми  иглами
невероятной прочности. Могут быть и другие, еще  более опасные представители
местной фауны.
     --  Перестань меня запугивать,  Крайнев! Мои  люди работают снаружи  не
первый день и ничего подобного не видели.
     --  Шум  и свет  отпугивают хищников, но  как  только  мы отдалимся  от
ремонтной площадки...
     --  Хватит! -- рявкнул Сварисов. -- Пристегивай  шлем  и двигай вперед!
Если  ты  не  найдешь  месторождение,  мне,  чтобы  избавиться от  тебя,  не
понадобится никакая местная тварь.
     -- Дайте мне, по крайней мере, оружие.
     -- А больше тебе ничего не надо? Может быть, карточку моего банковского
счета?
     -- Если  на нас нападут, вы не  успеете  ничего сделать. Мы  оба должны
быть вооружены.
     -- Да неужели? -- Сварисов приблизился  ко мне вплотную так близко, что
я почувствовал зловонное дыхание, исходившее из его утробы. -- Ты думаешь, я
не знаю, чего ты хочешь? Надевай шлем!
     Короткий и толстый указательный палец Сварисова уперся  мне в солнечное
сплетение, я  сразу  же  почувствовал  резкую  боль и приступ дурноты.  Этот
человек хорошо знал приемы, способные подавить волю.
     Оставалось  подчиниться и положиться на волю случая. Мелькнула  смутная
мысль о том,  что  случаем тоже  можно  управлять. Это  прошелестело  в моем
сознании  как что-то  постороннее.  Словно принадлежало кому-то другому.  Но
почему-то именно эта мимолетная мысль вернула мне надежду.
     Мы окажемся совсем  близко от места, где  я встретился с  Джиной, и кто
знает, чем это может закончиться... Возможно, именно благодаря Сварисову мне
удастся осуществить новый контакт с чужим разумом, не рискуя жизнью во время
побега с корабля. Возможно, мне помогут избавиться от Сварисова...
     Мы  двигались  медленно,  увязая  в сыпучем  песке  по  щиколотку. Свет
прожекторов корабля давно  остался позади,  и теперь  нас  окружала  плотная
багровая тьма планеты.
     Ветер все время усиливался. Высоко над нами время от времени вспыхивали
ветвистые  разряды  молний,  и их  вспышки  выхватывали  из темноты  угрюмый
безжизненный пейзаж.
     Даже  растения  производили  впечатления  чего-то мертвого.  Их толстые
фиолетовые  листья свернулись  и  плотно  прижались  к центральному  стволу.
Начиналась буря, о силе которой никто не имел ни малейшего представления.
     Я  с  тоской думал  о том,  что  мы  нарушили  все возможные инструкции
выживания на неисследованных планетах.
     Сварисов шел позади, но я то и дело ощущал рывки веревки, прикрепленной
к моему поясу.  Кажется, этот  человек способен предусмотреть все и не  даст
мне ни малейшего шанса осуществить задуманное.
     Если бы я мог предвидеть развитие событий, я  бы подготовился к встрече
со Сварисовым в транспортном отсеке.  Еще  лучше можно было бы подготовиться
заранее, когда мы со штурманом спускались с кратерного кольца.
     Один из  титановых костылей, к которым  крепилась страховочная веревка,
можно было расшатать... Эти мысли доставляли мне болезненное удовлетворение,
почти  удовольствие.  Я видел  тело Сварисова, лежащее  в узкой расселине  у
подножия скалы,  видел  его  залитое  кровью лицо.  Я представлял  сцену его
гибели в мельчайших подробностях и в разных вариантах.
     Я упивался этим, компенсируя мечтами собственное бессилие.
     Ветер между тем продолжал усиливаться, и его порывы грозили сбить нас с
ног. Пока  что  он  дул в  спину,  лишь ускоряя  движение, но  нетрудно было
представить, что  нас ожидает на вершине скалы. Ураган поднял в  воздух тучи
песка.  Через  густую  пелену,  затянувшую  все  вокруг,  не  мог  пробиться
инфраред, а свет фонаря исчезал в двух шагах, словно отрезанный.
     Сейчас меня  связывал со  Сварисовым  лишь  трехметровый кусок веревки.
Можно было  от нее  избавиться и исчезнуть в песчаной буре.  Пока не стихнет
ветер, Сварисов ни  за  что  меня  не найдет.  Но  что  делать  потом, когда
кончатся  запасы воздуха и  воды? Мне  придется вернуться на корабль. Именно
там  и будет  поджидать рассвирепевший Сварисов,  у  которого, так же как  у
меня,  на  поясе  костюма был  вмонтирован небольшой радиокомпас, все  время
показывавший путь  к кораблю.  Благодаря радиокомпасу каждый из  нас  найдет
корабль в любую бурю.
     Ветер завывал в рожках антенны шлема,  и  молнии  сверкали как бешеные,
одна  за  другой, но даже их ослепительного  света было недостаточно,  чтобы
пробиться через песчаную муть, заполнившую, казалось, весь мир вокруг. Ветер
давно сбил бы  нас с  ног,  если  бы  не  близкое соседство скал, отсекавших
бешеную силу урагана.
     Часа через  два изнурительной борьбы с  ветром и  песком, изнемогая  от
усталости, я уже едва брел, с  трудом переставляя ноги. И хотя  я  не  видел
Сварисова,  но  все  время ощущал его присутствие,  слышал в  шлемофонах его
равномерное размеренное дыхание, словно за спиной у меня работал компрессор.
     За  два  часа пути  мой спутник  не издал ни звука, не задал ни единого
вопроса, и лишь его сверлящий взгляд,  который, словно туч  лазера, прожигал
себе путь в непроглядной мгле, вонзался мне в спину раскаленной иглой.
     Конечно  же, это  была  всего лишь  игра болезненного  воображения,  но
именно ощущение, ожидание неминуемой болезненной расплаты, если я споткнусь,
упаду или,  не  дай бог,  перепутаю направление,  заставляло снова  и  снова
переставлять ноги.
     -- Зачем?  Зачем? Зачем?  --  бубнил занудливый голос  где-то  на самом
краешке моего сознания, словно жужжала надоедливая  муха. Чтобы  отмахнуться
от этого назойливого голоса, чтобы заставить его замолчать, я спросил:
     -- Зачем что? -- Подходящий вопрос почти всегда помогает избавиться  от
слуховых галлюцинаций. Но, к моему удивлению, голос ответил:
     -- Зачем ты терпишь его?
     -- А что мне остается делать? Что я могу изменить?
     --  Ты можешь  все. Все, что захочешь. Оставь этого человека. Приходи в
часовню, ты  ведь так называешь место, в котором  стоит  мой цветок? Я научу
тебя, что делать дальше, больше ты никого не будешь бояться.
     Возможно, я  медленно  сходил  с ума от ветра,  от усталости, от  этого
безжалостного варвара у  себя за спиной. Но как  бы  там ни было, моя  рука,
словно обладавшая собственной волей, потянулась к застежке замка на поясе, и
металлические челюсти лязгнули, освобождая веревку.
     То, что я услышал после  этого в наушниках своей рации, невозможно было
перевести  на нормальный  человеческий язык. Лишь  одна  фраза  запомнилась,
прежде чем я успел отключить рацию:
     -- Поймаю гаденыша и задавлю, как шавку!
     Сколько я шел, после того как замолчала рация и я остался  один на один
с ревущей бурей, мне не удалось потом вспомнить.
     Скала появилась из песчаной пелены настолько неожиданно, что я не успел
остановиться  и больно ударился о ее выступ.  С  минуту  после  этого  стоял
неподвижно, хватая  отфильтрованный воздух  скафандра широко открытым  ртом,
словно рыба, выброшенная на песок.
     "Что же  мне теперь делать?  -- мысленно  спросил  я сам себя.  -- Ведь
одному, без страхующего напарника, по этой стене не подняться".
     -- Ты сможешь по ней подняться. Не останавливайся и ничего не бойся.
     Шепот ли в сознании повлиял на мой сумасшедший поступок или я полностью
потерял  контроль  над  собственным  разумом, не  знаю. Как бы там ни  было,
пошарив по стене над головой, я нашел первый крюк, забитый  здесь мною в тот
первый раз, когда мы поднимались на стену кратера вместе с Карининым.
     Это было невероятно, выйти к нужному месту с такой точностью, но тем не
менее подобное чудо произошло,  и мне уже не оставалось ничего  другого, как
привязать к этому  крюку веревку,  подтянуться, встать на  крюк  и  закинуть
петлю на следующий.
     Движения повторялись с удивительной легкостью,  как  в том первом сне о
металлическом шаре, когда он летел вдоль стены пирамиды.
     Тяжесть  словно  исчезла, я продвигался вверх без особых  усилий,  лишь
слегка отталкиваясь от неровностей  скалы и  почти не пользуясь костылями. В
нормальном состоянии  я давно  бы  сорвался,  -- но этого не  происходило, и
подъем продолжался.
     Возможно, мне помогал  ветер, с  такой силой  прижимавший меня к скале,
что не нужна была никакая страховочная веревка.
     Что бы там ни помогало мне двигаться, уже через несколько минут я лежал
на  вершине  скалы.  Лежал, потому что стоять  здесь было невозможно.  Ветер
сносил в пропасть с противоположной стороны даже большие камни.
     Не  задумываясь уже о  безумном  поступке,  заставившем меня  очутиться
здесь в разгар песчаной бури, я пополз направо.
     Где-то в этой стороне,  метрах в ста от  места, где был забит последний
страховочный  костыль,  за  характерным выступом, похожим  на  голову  совы,
находился вход в часовню.
     Сова обнаружилась  на  своем месте,  но  только  никакой часовни  здесь
больше не было.
     На мгновение меня охватило  горькое разочарование, словно я только  что
столкнулся с предательством  близкого друга, но  почти сразу же  его сменило
полное равнодушие ко всему.
     Обратного пути отсюда для меня не было.  Возвращаться я не собирался. Я
выбрал свою дорогу, купил себе  билет  в один конец... Как там говорилось, в
той песне? "...Никогда  не  вернусь обратно... Никогда,  никогда, никогда...
Стучали  колеса поезда..."  Или  это кровь  стучит в висках?  И откуда здесь
взялась старая,  въевшаяся  в  сознание  мелодия? Откуда  взялся голубоватый
свет,  выбивавшийся из расселины  скалы, прямо из-под круглого камня  передо
мной?
     Прошлый раз, для того чтобы  войти в часовню, я  должен  был произнести
вслух  какое-то слово -- сейчас я его не помнил. Казалось, рев бури ворвался
внутрь  сознания,  перемешал  память,  замутил  разум, -- в таком  состоянии
человек способен сделать свой последний шаг, если рядом  отыщется подходящая
пропасть.
     Пропасть в наличии  имелась, до нее  было  даже  меньше одного шага. Но
вместо  того,  чтобы  разжать  кисти  рук, из  последних сил  цеплявшихся за
неровности камня,  и уступить напору ветра, я прошептал чье-то странное имя:
"Джина..." -- свет передо мной сразу же стал ярче.
     Окончательно  я пришел  в  себя уже  внутри  часовни.  Здесь  ничего не
изменилось, полная тишина,  словно  и не было никакой  бури снаружи. Ровный,
неяркий  свет, исходящий  от крохотного  растения, уютно  разместившегося на
каменном пьедестале.
     -- Подойди к нему, -- приказал голос.
     Внутри часовни он звучал громко и, отражаясь от стен, казалось, исходил
отовсюду, проникая внутрь головы и заставляя отзываться на этот звук  каждую
жилку.
     -- Достань нож и осторожно надрежь  корень. Смотри, не повреди растение
больше необходимого.
     -- Зачем это?
     -- Я подарю тебе немного сока от моего цветка. А взамен...
     -- Что, взамен?
     -- Об  этом потом,  когда  ты оценишь  его  действие.  Он наполнит тебя
силой.
     -- Что я должен делать с этим соком?
     -- Выпить его. Достаточно нескольких капель.
     -- Я не могу пить сок чужого растения, у нас другая биология. Сок может
оказаться смертельным для человека.
     --  Ты слишком осторожен, червяк.  Тогда возвращайся  на свой  корабль.
Очевидно, я ошиблась в тебе, роль беспозвоночного подходит тебе больше.
     Голос  замолчал,  и  в  этой тишине, в голубоватом полумраке  я  стоял,
чувствуя,  как изнутри подсознания поднимается  волна  гнева, совершенно  не
свойственная  мне.  Я даже не понимал, на кого именно  направлен  этот гнев,
скорее всего, на меня самого.
     Прошло несколько минут,  прежде чем  этот гнев наполнил меня до краев и
подтолкнул  к  конкретным  действиям.  Я достал  нож,  шагнул к  растению и,
раздвинув его листья, приставил острие ножа к плоской лепешке корня.
     -- Я должен это  разрезать? -- Голос не ответил, предоставив мне самому
решать, что предпринимать  дальше. Сделав  над собой  довольно  значительное
усилие, я воткнул нож в корень, словно в живое тело.
     Брызнул ярко-алый  сок,  и, после того  как я убрал нож, сок  продолжал
течь  тоненькой  струйкой  по  желобку  пьедестала, возможно,  для  этого  и
вырубленного на каменной поверхности.
     Тяжелые  густые  капли  начали  собираться  на  краю   стока.  Казалось
кощунственным позволить  упасть  им  на  пол.  Я подставил  ладонь,  и  алая
жидкость, похожая на кровь, стала медленно скапливаться в руке.
     Это продолжалось  недолго. Ранка на корне быстро  затянулась, и струйка
сока иссякла. К этому времени у меня в ладони скопилось примерно  ложки  две
этой странной  жидкости,  похожей то  ли на  красную ртуть, то ли  на  кровь
какого-то животного. (Животного ли?)
     Я снял  шлем  свободной рукой и понюхал жидкость.  Она ничем  не пахла.
Тогда  я отстегнул с  пояса портативный анализатор, направил  его  окошко на
ладонь с жидкостью и нажал кнопку. Голос по-прежнему молчал.
     В окошке появились нули. Ни одной другой цифры. Если верить  прибору, в
ладони ничего  не  было. "Может быть, это гипноз?  Может  быть, все  это мне
снится? Но  в таком  случае от глотка  этого сока особого  вреда не будет, к
тому  же  перед самым  подъемом  и  потом на вершине  скалы я  уже решил  не
возвращаться  обратно.  Если  это действительно билет  в  один  конец, какая
разница, каким будет поезд?"
     Я  приблизил ладонь  ко  рту  и  проглотил жидкость одним  глотком. Она
скользнула в рот легко и быстро, не оставив  на  ладони ни  малейшего следа.
Вкус у нее был солоноватым, но совсем не противным.
     Стены часовни, неожиданно  сорвавшись с места, начали  бешено вращаться
вокруг меня.



     Я очнулся на наружном уступе, под камнем, похожим на голову  совы. Буря
стихла, словно ее никогда и не было. Часовня  тоже куда-то исчезла, если она
вообще  здесь была, а  не пригрезилась мне в полубредовом забытье, когда  я,
вопреки здравому смыслу, карабкался на эту скалу.
     Сейчас я  чувствовал  себя  отлично, словно только что хорошо выспался.
Меня  не  беспокоили никакие проблемы. Их  вообще не  существовало.  Я  сел,
опустив ноги с  обрыва, совершенно не думая о том, что подо мной разверзлась
двухсотметровая пропасть.
     Далеко внизу, на дне  кратера, можно было  рассмотреть крохотное озерцо
света в том месте, где стоял корабль, а высоко вверху, над моей головой, над
кораблем,  надо  всей  этой  планетой,  замерло неподвижное  багровое  небо,
похожее на гигантский раскаленный котел.  Не  было видно ни одной звезды,  и
сейчас, когда буря бесследно ушла, не ощущалось ни малейшего движения в этом
мертвом небе.
     Индикатор на поясе скафандра мигал тревожным красным огнем, напоминая о
том,  что  резерв жизнеобеспечения близок  к нулю.  Почему-то  это  меня  не
удивило и даже не встревожило.  Хотя означало, что  я находился без сознания
почти  сутки. Сложно будет добраться до корабля -- примерно  в середине пути
придется снять  шлем и  дышать здешним воздухом. Воздух планеты  содержал  в
себе ядовитую  примесь  метана -- в  небольших  количествах  она не вызывала
явных признаков отравления, увы, мне придется дышать  этой дрянью достаточно
долго.  Но  даже  это тревожное обстоятельство  не  вызвало  у  меня никаких
вопросов.
     Я  с  удовлетворением  констатировал,  что  мой  мозг  способен  трезво
оценивать  ситуацию и долгое пребывание без сознания  никак не отразилось на
моих  аналитических способностях. Некоторое  сомнение вызывала  беспричинная
эйфория. Но на подобные мелочи можно не обращать внимания.
     Я оценивал все происходящее  с точки зрения человека, сидящего в уютном
кинозале, и с интересом ждал, как поступит  персонаж, за которым я наблюдаю,
в сложившейся  опасной  ситуации.  Несколько странным  казалось лишь то, что
этим персонажем был я сам.
     Нужно было  приступать  к  активным действиям  --  регенератор  воздуха
перестанет работать часа  через два, и тогда мне придется разгерметизировать
защитный костюм. Чем  больше я за  это  время  пройду,  тем  лучше. Я  легко
поднялся на ноги и, насвистывая бравурный мотивчик, направился к тому месту,
где оставил веревку.  Я шел по  самой  кромке пропасти, немало не заботясь о
том, что единственный неверный шаг может закончиться катастрофой. В какой-то
степени причиной  этого  легкомысленного отношения к опасности стало то, что
теперь я совершенно не ощущал повышенной гравитации планеты.
     Пресс  гравитации,  мучительный  для  всех  членов  команды  с  момента
посадки, для меня словно бы перестал существовать. Такое  состояние бывает у
человека,  накурившегося  крэга,   но  за  него  приходилось  расплачиваться
приступами  тошноты,  слабости  и  головной болью, едва  действие  наркотика
заканчивалось. Ждет ли меня то же самое? Этого я не знал и не хотел  об этом
думать.
     Небольшой  карниз,  на  котором крепилась  страховочная веревка, возник
передо  мной неожиданно быстро, и лишь  сейчас  я понял, что отчетливо  вижу
окружающие  предметы,  даже не включив  инфраред. Моим  глазам  хватало того
ничтожного количества света, который излучало багровое небо планеты. Но даже
это странное  обстоятельство не  заставило  меня всерьез задуматься над тем,
что же со мной произошло внутри часовни.
     Я   начал  спуск,  поддерживая  вес   своего  тела  одними  руками,  не
позаботившись  даже о том, чтобы  защелкнуть замок на страховочном поясе,  и
легко, без малейших усилий, проделал этот акробатический фокус до самого дна
кратера.
     Лишь  здесь,  стоя  на ровной песчаной поверхности,  я слегка  удивился
тому, с  какой легкостью  преодолел спуск.  Не тратя время на  бесполезные в
моем положении раздумья, я двинулся дальше.
     Как я и  предполагал, примерно  на середине пути к кораблю  регенератор
воздуха перестал  работать,  и  мне пришлось  снять  шлем  со своего легкого
защитного скафандра.
     Теперь шлем болтался у меня на поясе, как большая никчемная погремушка,
ударяя  по ногам при каждом шаге. Неприятный запах болота -- обычный признак
метана -- преследовал меня несколько  минут, но затем я к нему притерпелся и
перестал  замечать. Первые признаки отравления -- головная боль и судороги в
мышцах должны были  наступить  часа  через  полтора,  но и после  двух часов
ходьбы я не испытывал никаких подобных ощущений.
     Когда я  вошел  в  освещенную  зону ремонтной  площадки, работы на  ней
приостановились.  Меня  провожали  удивленные,   настороженные,  а  зачастую
злорадные взгляды.
     Конечно, мой  легкомысленный вид с болтавшимся на поясе шлемом вызвал у
работяг удивление. Большинство из них знало,  что резерв жизнеобеспечения  в
моем костюме кончился два часа назад. Но главная причина  такой триумфальной
встречи  заключалась, разумеется,  в другом.  Люди, измученные  однообразной
работой и замкнутым образом жизни, предвкушали событие.
     Сварисов, вернувшийся на  корабль на  несколько  часов раньше  меня, не
пожалел красок, описывая им,  что он сделает  с так  называемым  "капитаном"
после того, как тот соизволит вернуться на корабль.
     Группа техников  и  подсобных  рабочих, разбиравших  последние  тяжелые
ремонтные механизмы,  еще  остававшиеся  на  площадке,  не  желая пропустить
предстоявший  спектакль,  побросала инструменты и следовала  теперь за  мной
плотной толпой, держась, впрочем, на некотором расстоянии.
     Толпа в  средневековых  городах, сопровождавшая  осужденного  на  казнь
человека,   редко  подходила  вплотную  к  повозке,  везущей  жертву.  Между
осужденным и остальными людьми пролегала некая  невидимая черта, переступить
которую никто не решался. Сейчас члены команды моего корабля вели себя точно
так же.
     Сварисов ждал  меня у наружного люка. Он  стоял без скафандра, в легкой
респираторной   маске,   чуть   покачиваясь   на   своих  слегка   согнутых,
колоннообразных ногах, словно хищник, изготовившийся к прыжку.  В глазах его
светилась такая  откровенная злоба, которая еще совсем недавно  заставила бы
меня  похолодеть от ужаса.  Теперь  же  я  даже  не замедлил  шаг  и  шел  к
Сварисову, улыбаясь, словно не заметил исходившей от него угрозы.
     Наверно, эта моя  улыбка окончательно вывела из себя техника.  Не тратя
время на разговоры, он  ринулся  на меня, как таран, одновременно выбрасывая
вперед правую руку.
     Такой  удар  мог  бы  свалить  с  ног  быка. Но я,  не  останавливаясь,
перехватил на лету  руку Сварисова,  завел ее назад и  без малейшего  усилия
погасил инерцию всей его огромной  туши. Затем, все  так же улыбаясь, я взял
Сварисова за горло левой рукой, приподнял в воздух  все его сто  восемьдесят
килограммов веса, увеличенного притяжением планеты, и держал так, пока  лицо
техника  не начало синеть.  Затем я отшвырнул его в сторону, метра на два от
входа, повернулся к замершей за моей спиной команде и сказал:
     -- Продолжайте  работу.  Перед начатом  второй смены всем  собраться  в
кают-компании, у меня есть для вас хорошие новости.
     Таким был  мой  первый приказ  в  качестве  настоящего  капитана  этого
корабля, и я не сомневался, что он будет выполнен.
     Лишь  добравшись до своей каюты, приняв душ и  блаженно растянувшись на
койке, я задумался наконец о том, что со мной произошло.
     Эйфория, не отпускавшая меня с того момента, как я очнулся после глотка
сока, сейчас прошла, оставив после себя пустоту и тревогу.
     Я  встал,  подошел   к  зеркалу  и,  раздевшись,  внимательно  осмотрел
собственное тело. Внешне в нем ничего  не изменилось: те же суховатые мышцы,
бледная, лишенная долгие месяцы солнца кожа астролетчика. Разве что в глазах
появился незнакомый  стальной  блеск,  да на  висках  как будто  прибавилось
седины.
     Не удовлетворившись этим  поверхностным осмотром, я  прошел в спортзал,
где  в этот час  никого не было, и решил определить пределы  своей необычной
силы.  Динамометр зашкалило, а после двухсот пятидесяти  килограммов  прибор
вообще  сломался. На штанге  я  не  рискнул  до конца проверить  свои  новые
способности,  боясь  порвать связки.  Четыреста  килограммов  я,  во  всяком
случае, выжимал без всякого напряжения.
     Как долго будет продолжаться действие сока  и какова будет  расплата? В
том, что она последует, я ни на минуту не сомневался.
     После спортзала я посетил  медпункт и  потребовал от  доктора  провести
полное медицинское освидетельствование моего организма.
     Но  анализы ничего не  показали, все было  в  норме --  абсолютно  все.
Состав крови, уровень гормонов в крови. Можно было подумать, что все снаряды
в спортивном зале вышли из строя, а гири подменили муляжами.
     Я вернулся  к  себе  и  долго сидел на койке,  неподвижно уставившись в
погасший экран видеосвязи со штурманской рубкой.
     -- Что  тебе  понадобится за это?  Чего ты от меня хочешь? -- спросил я
выключенный аппарат.
     Экран мигнул, и знакомый шелестящий голос ответил из его репродуктора:
     -- Совсем  немного.  Ты должен  забрать мое маленькое растение на  свой
корабль.
     -- Зачем?
     -- Ты будешь ухаживать за ним, а время от времени оно будет давать тебе
немного своего сока. Ты ведь хочешь оставаться настоящим капитаном?
     -- Зачем это нужно тебе?
     -- Ну, ответить  на твой  вопрос не трудно. Ты видел, какая скучная мне
досталась планета, кроме бурь, здесь никогда ничего не происходит.
     -- Досталась? Разве она тебе не принадлежит? Разве это не твоя планета?
     -- Конечно,  нет.  В таком  мрачном и  темном мире не  могла  развиться
разумная  жизнь.  Примитивные  формы,  вроде  песчаных саламандр, --  шедевр
местной эволюции. Я здесь гость,  так же,  как ты. Только ты  можешь улететь
отсюда, а я нет.
     Ты  уже знаешь,  что местные  растения способны передавать направленные
радиосигналы.  Мое маленькое растение  я  выращивала многие годы и наполняла
его  энергией, ожидая  того  момента,  когда здесь опустится один из  земных
кораблей.  Пока растение будет находиться  на корабле, я смогу наблюдать  за
вашей  жизнью,  слышать ваши  голоса.  Как видишь, мне нужно от  тебя совсем
немного.
     -- Покажись. Я хочу знать, как ты выглядишь.
     -- Вряд ли ты к этому готов. Может быть, когда-нибудь позже.
     -- Прежде чем я соглашусь, я должен знать, зачем тебе это понадобилось.
Я не верю  в сказку  о безучастном наблюдателе. Скажи, что тебе нужно от нас
на самом деле?
     --  Что ж, это  твоя забота, верить или  не верить. Только у  тебя  все
равно нет выбора.
     Я почувствовал, как во рту у меня пересохло, сердце сорвалось с места и
застучало, как молот. "Вот она, расплата", -- подумал я.
     -- Через неделю действие сока  кончится. И  если  ты  хочешь оставаться
капитаном, тебе придется выпить его вновь. Ты еще не знаешь всего, что может
подарить мой цветок.
     --  Да нет, кажется, я  уже  понял  самое  главное.  Твой  цветок дарит
рабство.
     -- Ну  зачем  так  драматизировать.  У тебя всегда будет  выбор. Это не
наркотик, ты можешь прекратить прием сока в любой момент, только  вряд ли ты
этого захочешь. Твоя власть на этом корабле, да и сама твоя жизнь зависят от
силы, от способности держать в страхе  команду. Позже, когда ты научишься их
убивать, они  будут  бояться тебя  еще  больше,  и  только тогда твоя власть
станет полной.
     Ты  должен   был   убить  Сварисова.  Подходящих  случаев   было   тебе
предоставлено сколько  угодно, но  ты этого  не сделал, и теперь команда под
его руководством набросится  на тебя, словно стая голодных  псов, как только
узнает, что ты вновь стал обычным человеком.
     Я уже почти не слушал, что говорит мне Джина, думая о своем.
     -- Почему я? Почему ты выбрала именно меня?
     В голосе Джины вдруг зазвенела непривычная сталь:
     --  Все  вы,  люди,  одинаковые,  жалкие  отродья.  Каждый  раз,  когда
приходится платить по счетам, вы спрашиваете: "Почему я? Почему  не другой?"
Но с тобой особый случай. Только это долгая история. Когда-нибудь я расскажу
ее тебе, сейчас у тебя нет времени. Перед встречей с командой тебе предстоит
кое-что сделать. Ты помнишь об этом, "капитан"?
     Она читала  все мои  мысли, она  знала  о принятых  мною решениях  и их
последствиях. Связь между нами, после  того  как я выпил сок энергетического
растения, стала неразрывной и прочной,  как стальной канат. Самое неприятное
заключалось в том, что теперь я не  мог отделить свои собственные решения от
приказов Джины. Но ничего, придет время -- я разберусь и с этим.
     В кают-компании  собрались  все,  кроме тех, кто нес  горячую  вахту  у
реактора.  Слишком  велико было потрясение  от моей расправы со  Сварисовым.
Люди хотели знать, что произошло, они чувствовали, что за приобретенной мной
неестественной силой кроется какая-то опасная тайна.
     Появившись   за  капитанским   столиком,  в   центре   овального   зала
кают-компании,  способной  вместить всю команду, я не стал  тратить время на
пустые  разговоры. Я  достал  из кармана  несколько блестящих кристалликов с
характерной структурой и бросил их на стол.
     -- Есть среди вас специалист, способный определить, что это такое?
     Один  из техников нерешительно  приблизился к  столу, достал из кармана
электронную  лупу и долго рассматривал  кристалл.  В зале висело молчание, и
дыхание десятков людей слилось в одно.
     --  Здесь кристаллы  чистого металлического  скандия... Этого  не может
быть, но это так... -- Руки, державшие лупу, дрожали.
     -- Сколько они стоят?
     -- Не меньше миллиона кредитов за один грамм.
     Мне  понадобилось  всего  полчаса,  чтобы  узнать  у Сварисова, куда он
спрятал образцы скандия. Люди, привыкшие командовать и унижать других, легко
ломаются, когда меняются декорации и они сами становятся жертвами.
     Скандий был нужен  мне,  чтобы  утвердить  свою  власть  на  корабле  и
полностью подчинить себе экипаж.  Однако я затеял опасную игру, все поставил
на  карту  и  пока  еще  не  знал,  выиграет  ли она.  Команда,  ослепленная
жадностью,  могла стать неуправляемой. Да  и от Сварисова, уже оправившегося
от допроса и сидевшего в первом ряду  в окружении  своих сторонников,  можно
было  ждать неприятностей. Он непременно попытается  взять реванш. Возможно,
его  и  в самом деле следовало  убить. Впервые эта мысль  не  вызвала у меня
внутреннего протеста.
     -- Как только мы  выберемся отсюда, -- продолжил я свою речь, -- каждый
из вас, вместе с расчетом,  получит по сто граммов этого металла. Вы сможете
оставить  флот  и  безбедно  жить до  конца своих дней  на  любой  курортной
планете.
     Прежде  чем  назвать эту  цифру, я тщательно взвесил  весь отобранный у
Сварисова  скандий, его хватало, чтобы  полностью рассчитаться с командой. С
этого момента я  не собирался  даже близко подходить  к месторождению, зная,
что десятки глаз будут следить за каждым моим шагом.
     Сейчас наступила самая ответственная и напряженная минута.
     Если они не примут мое предложение,  если захотят большего, и потребуют
показать, где находится месторождение, мне  придется пойти  на самые крайние
меры, и еще неизвестно, принесут ли они успех.
     Сорок человек  сидели  напротив меня, сорок пар глаз следили  за каждым
моим  движением. Если я  окажусь один  против всей команды -- я проиграю, не
помогут и  мои новые  способности. Я напряженно ждал, пока они усвоят только
что полученную информацию,  сделают выводы и примут решение.  В зале  стояла
тишина, и я, в свою очередь, следил за малейшими изменениями, происходившими
в настроении собравшихся.
     Вот  кто-то из  задних рядов  пошел  к  выходу. С чего бы это? Человеку
стало плохо?  Или  он  что-то  задумал? Сейчас,  когда  вся  команда,  кроме
реакторной  смены  и наружных сторожевых постов, находилась в кают-компании,
ничего  не  стоило  осуществить  любую диверсию,  захватить  рубку  и начать
диктовать свои условия.
     -- Пока мы не закончим, никто не имеет права покидать кают-компанию!
     Я сказал это громко,  резко повысив голос,  тем  тоном беспрекословного
приказа,  которому они привыкли  подчиняться  во время  полета. Но  идущий к
выходу человек даже не замедлил шаг.
     --  Остановите его! -- Это уже  было последнее, что я мог сделать. Если
приказ не будет выполнен, мое непосредственное вмешательство только испортит
дело.  Для  того чтобы увести  отсюда  корабль,  я  должен был научить людей
выполнять мои приказы.
     В самый последний момент, когда напряжение  достигло  предела, когда  я
уже решил, что проиграл,  двое из службы безопасности все-таки поднялись  со
своих мест и  встали у  двери. Человек, идущий  по  проходу, слепо ткнулся в
неожиданно возникшее перед ним  препятствие.  Его взяли под руки и отвели на
место. Напряжение в зале несколько спало, но почти  сразу же, краем глаза, я
отметил новую опасность.
     Техник  из  реакторной команды,  сидевший рядом со Сварисовым  в первом
ряду,  наклонился к нему, и эти  двое стали  о чем-то  перешептываться. Лишь
сейчас я обратил внимание на то,  что вся реакторная команда, организовавшая
бунт  на  корабле,  держится  вместе. Именно от этих  людей  мне и следовало
ожидать самых больших неприятностей.
     Вот один  из техников, сидевший во втором ряду сразу же за  Сварисовым,
поднялся со своего места и, не дожидаясь разрешения, начал говорить:
     --  Мы  хотим  знать, где вы нашли  скандий,  какую  часть  металла  вы
собираетесь оставить себе? Кому будет принадлежать месторождение?
     Опасные  вопросы  прозвучали  как  выстрел, отвечать  на  них следовало
немедленно, и я весь подобрался,  понимая, что лишь теперь начался настоящий
поединок.
     -- Месторождение  нашел штурман Каринин, и, согласно законам федерации,
половина его принадлежит первооткрывателю, а вторая половина правительству.
     -- Разве мы все еще соблюдаем законы федерации? С какой стати мы должны
отдавать половину найденного нами богатства  правительству? И почему  вторая
половина   должна  принадлежать   одному   Каринину?  Есть   другой,   более
справедливый закон. Все найденное во  время экспедиции делится поровну между
членами команды.
     -- Я с вами полностью согласен, -- неожиданно для себя самого сказал я,
сделав ход, только что пришедший мне в голову.
     Мое согласие оказалось полной неожиданностью для сторонников Сварисова,
и в зале вновь установилась напряженная тишина.
     --  Все  дело  в  том, что использовать месторождение здешнего  скандия
невозможно. После нашего отлета найти эту планету вновь никому не удастся.
     -- Вы не сможете определить ее координаты? -- с явной издевкой в голосе
спросил  все еще стоявший техник, и на его перемазанном машинным маслом лице
появилась наглая ухмылка.
     --  Конечно,  смогу. --  Я  сделал  паузу  и лишь  потом  продолжил: --
Конечно,  я  смогу  определить ее сегодняшние  координаты.  --  Я  выделил и
подчеркнул  слово "сегодняшние". -- Но эта планета -- шатун. Случайный гость
в нашей вселенной,  планета, которая  не имеет постоянной орбиты. Траектория
ее  полета  через  нашу  Галактику  слишком  изменчива, и  уже  через  месяц
невозможно будет определить ее местоположение.
     Это  была неправда. На самом деле,  с учетом всех возможных поправок, я
смог бы  рассчитать ее траекторию  года на  два  вперед, с  достаточной  для
практических  целей  точностью.  Конечно, никто  не сможет  предсказать, где
окажется  Багровая  лет через двести. Мне  пришлось несколько сократить этот
срок.  Лишь два человека из всей команды могли проделать необходимые расчеты
и  обвинить меня во лжи. Один из них лежал сейчас без сознания в медицинском
отсеке, и мне придется принять все необходимые меры для того, чтобы никто не
смог использовать Каринина в своих интересах, после того как к нему вернется
сознание.
     Вторым  был я  сам, и  у них  не оставалось  другого выбора, как только
поверить мне на слово. Даже если они  догадывались, что я не  сказал им всей
правды, проверить правильность моих расчетов они все равно не могли.
     Некоторое  время зал буквально бурлил. Сторонники Сварисова  повскакали
со своих мест  и  обменивались  гневными  выкриками.  Одни требовали  начать
поиски  месторождения, другие  хотели немедленно получить  обещанный металл.
Лишь  сам Сварисов остался сидеть неподвижно,  не  принимая участия  в  этом
бедламе, и по его  холодному, ненавидящему взгляду я понял, что он догадался
о моей победе в  психологическом  поединке  с  командой.  Сейчас мой главный
противник,  не  принимавший  видимого  участия  в  развернувшемся  сражении,
мучительно искал любую возможность, чтобы отомстить мне за свое поражение.
     Этот  человек будет представлять постоянную угрозу. И,  к сожалению, не
он  один. Держать в  узде  команду, уже  вкусившую  ядовитый наркотик бунта,
можно  лишь с помощью силы. Эти  люди будут  пытаться выйти из-под контроля.
Какое-то  время их будет сдерживать  воспоминание о  том,  что произошло  со
Сварисовым. Затем мне придется об этом напомнить, и не один раз...
     Вряд  ли они  решатся  на повторный  открытый бунт, но  есть  и  другая
возможность...  Выстрел из-за  угла  или  неожиданный  удар  ножа  в  темном
переходе вполне могут изменить ситуацию...
     Сварисов со  своими сторонниками могут пойти на это,  пока жив штурман,
пока  есть хоть один человек, способный заменить меня за  пультом корабля. С
этим нужно  было что-то делать, нужно найти способ обезопасить себя от удара
из-за угла...
     И я нашел решение проблемы. Оно пришло  сразу же, как только возникла и
оформилась в моем мозгу сама проблема. Похоже, не одни только  мышцы стали у
меня работать интенсивней.
     Когда шум немного поутих, я сказал в микрофон:
     --  В первую  очередь вы  должны  принять решение  о  том,  как следует
поступить с  уже принадлежащим вам металлом. Вы можете  получить его сейчас,
немедленно.  Но  это не лучшее решение. Слишком  большую  ценность  придется
хранить каждому  из вас. Вы наверняка  догадываетесь, что произойдет дальше.
Не исключены кражи и даже убийства.
     Шум  стих,  они  снова внимательно  слушали  меня,  потому что я  сумел
нащупать ту единственную струнку, играть на которой было проще всего.
     -- У меня есть другое предложение: оставить металл в корабельном сейфе,
под надежной охраной компьютера до конца рейса. Перед  самой посадкой каждый
из вас получит свою долю. Но, повторяю, решение должны принять вы сами. Есть
лишь  одно условие  -- все  должны быть в равном положении. Каким бы ни было
решение большинства, ему должны подчиниться все члены команды.
     Я  бросил им  огромную  кость,  и на  какое-то время  переключил все их
внимание  на решение  этой важнейшей  для них  задачи, все  прочее сразу  же
отошло на второй план.
     Я  ни  на минуту  не  сомневался  в  том,  какое  решение  они  примут.
Разношерстная команда  так  и не  сплотилась  в единый коллектив. Постоянные
дрязги, бунт,  расколовший ее на две  половины, все  это мало способствовало
доверию. И поскольку коды электронных сейфовых замков будут храниться у меня
в голове, они станут оберегать мою жизнь старательней, чем свою собственную.



     Все приходит в свое время, настал наконец день, когда я объявил команде
об  окончании  ремонтных работ.  Сорок человек давно уже  жили  без  солнца,
полностью отрезанные от остального мира, погруженные в  багровую тьму  чужой
планеты.  Но  чем ближе становился долгожданный день  отлета,  тем медленней
продвигались работы.
     Мы считали, что ремонт закончен еще месяц назад, но потом вдруг всплыли
наружу многочисленные недоделки и  неполадки, выявленные в процессе пробного
пуска отремонтированного двигателя.
     Словно  какой-то  дьявол  вселился   в   двигатель  корабля.   Наружное
титанитовое кольцо не вошло в предназначенный для него паз. Пришлось снимать
почти два миллиметра твердосплавной керамики с внешней обшивки корабля.
     Потом обнаружилась  неисправность в электронных механизмах  реверсов, и
их понадобилось  разбирать заново. Когда все наконец  было готово к  монтажу
последних агрегатов, исчез наш лучший механик.
     Я   произвел   самое   тщательное   расследование   обстоятельств   его
исчезновения, но так  и не смог выяснить,  что же, собственно, произошло.  В
момент  исчезновения Ремизов находился на  сборных лесах. Во  всяком случае,
именно  там  его  видели в  последний  раз,  но  когда  его  вызвал по рации
бригадир,  он  не  ответил,  и  на  рабочем  месте  его не  оказалось.  Уйти
незамеченным с ремонтной площадки никто не мог, она хорошо охранялась, и все
посты стояли на своих местах. Тем не менее человек бесследно исчез.
     Мне  стоило  большого  труда успокоить команду  и не утратить  с  таким
трудом установленный  над ней контроль.  Только благодаря назначенному через
неделю старту мне это удалось.
     Все последние дни я жил, словно на мине_с  часовым механизмом. Два  дня
оставалось до окончания месячного срока, отпущенного мне хозяйкой планеты. Я
хотел  закончить  ремонт  корабля  и  стартовать  до  того,  как  мне  снова
понадобится  выпить  сок этого проклятого  растения. Но сделать это с каждым
днем  становилось  все  труднее.  Я  подозревал, что  целая  цепочка неудач,
поломок и других происшествий, задержавших отлет, не были случайностью -- по
счетам придется платить...
     Об этом же напоминал мне и собственный  организм. Приступы неожиданных,
ничем  не спровоцированных  сердцебиений, спазмы  мышц,  тошнота и бессонные
ночи  были верным свидетельством того, что со мной творится  нечто неладное.
Хуже всего было то, что я начал бояться собственных снов, и бессонница стала
моим естественным  состоянием.  Стоило мне на секунду задремать,  как  перед
глазами вновь  и вновь возникал проклятый металлический шар с лежащим внутри
неподвижным  человеческим  телом.  Я  знал,  что  это было  предупреждением,
намеком на то, что меня ожидает, если я нарушу обещание.
     Необычная сила, полученная в виде аванса,  постепенно оставляла меня, и
если не  удастся  стартовать  до того, как сок  растения полностью прекратит
свое действие, Сварисову представится хороший случай взять реванш.
     "Надо  было  убить  его  во  время первой же  стычки..."  -- Эта  мысль
появлялась у меня все чаще, и теперь она доставляла мне какое-то болезненное
удовольствие. Я  мог  часами, лежа в темноте с открытыми  глазами, смаковать
подробности схватки, изменяя ее финал в своем воображении.
     Но дело было, конечно, не в Сварисове. Я разрешил могущественным силам,
обосновавшимся  на  этой  планете,  проникнуть в  мое сознание.  И  чтобы не
позволить чужому разуму полностью подавить  мою  волю,  я должен был  бежать
отсюда как можно скорее.  Хотя  я сильно сомневался, что это  мне удастся, я
решил  собрать  всю свою  волю,  всю  решимость  для последнего  поединка  и
попытаться вырваться с планеты.
     В конце концов,  несмотря на все препятствия,  ремонт двигателя удалось
закончить, у нас достаточно  топлива, и ничто не должно было помешать старту
корабля, назначенному на следующее утро.
     В шесть пятнадцать утра по корабельному времени я встал, умылся, привел
в порядок  свой  парадный костюм и,  отказавшись  от завтрака, доставленного
коком  в  мою каюту, отправился в медицинский отсек. Настало  время выводить
Каринина из  анабиоза. Во время старта мне понадобится  надежный помощник. Я
договорился с доктором,  что перед стартом  он разбудит штурмана,  даже если
лечение еще  не будет закончено  полностью.  Особого вреда это  не принесет.
Прерванные  процедуры  можно  будет  возобновить,  после  того  как  корабль
окажется в открытом космосе.
     Каринин лежал в пластмассовом  боксе,  и  на  его восковом лице не было
заметно ни малейших признаков жизни,  хотя процедура оживления  была  начата
уже два часа назад. Корабельный врач, седовласый человек с густой шевелюрой,
сидел  за  пультом  медицинского  автомата и  на  мой визит  не  обратил  ни
малейшего внимания.
     На этого человека я мог полностью положиться. Когда-то давно,  в другой
жизни, я помог ему продлить лицензию и остаться на корабле еще на один срок.
Для него это было важно, и вот теперь он сполна  отплатил  мне  за то доброе
дело.
     Если  бы не  Рокотов,  мне пришлось бы охранять штурмана даже по ночам.
Слишком   ценными  сведениями   обладал  этот  человек.   Но  никто,   кроме
корабельного  врача,  не  мог прервать  процесс гибернизации, и  я полностью
положился на него в этом вопросе. Однако с пробуждением Каринина должна была
возникнуть другая проблема.
     Когда штурман проснется и узнает последние новости, они вряд ли вызовут
у него восторг. Он должен будет расстаться со своим скандием, уже  обещанным
команде, и  хотя я  надеялся на его  понимание,  предсказать,  как  он  себя
поведет, было довольно  трудно. Слишком  сильна  была в этом человеке тяга к
наживе,  и, наверно,  именно  это  свойство  его  характера  помешало  нашим
товарищеским отношениям перерасти в настоящую дружбу.
     Наконец Каринин  открыл  глаза,  и его пока  еще  бессмысленный  взгляд
остановился  на мне. "Я скажу ему позже, -- после того как  мы улетим с этой
проклятой планеты", -- решил я, направляясь к дверям медицинского отсека.
     --  Никого  сюда  не  впускать! -- бросил  я  двум  часовым  из  службы
внутренней  охраны,  несущим здесь  постоянную вахту по  моему  приказу. Они
знали  о  своих обязанностях,  но  дисциплина  на корабле  оставляла  желать
лучшего,  и я не был  уверен в том,  что даже  этот мой  прямой приказ будет
выполнен в точности.
     Единственное, что  я  мог теперь сделать,  -- это  покинуть планету как
можно  скорее.  И хотя  целая цепочка  неудач,  преследовавшая нас  накануне
старта,  лишила меня  уверенности в  успехе,  я  решил сделать  все  от меня
зависящее, чтобы вырваться,  увести отсюда  людей и  корабль, чем  бы это ни
грозило мне лично.
     Наконец последние  приготовления  были  закончены. Сидя в  командирском
кресле штурманской рубки, я наблюдал на  внешних оптических экранах  за тем,
как  длинная  цепочка  роботов  постепенно  втягивалась   в  чрево  корабля.
Последние  ремонтные механизмы  покинули площадку, и  охранные роботы начали
сворачивать операцию защиты.
     Все  люди, если  не считать  пропавшего механика,  давно  были на борту
корабля, и никто  не  напомнил  мне  о  второй  статье  космического устава,
запрещавшей оставлять на чужой планете члена своей команды.
     "Сделал ли я  все возможное, чтобы найти этого человека?" Придет время,
и этот вопрос будет  мне задан. Вопрос, на  который  не  было положительного
ответа.  Люди  не  могут растворяться бесследно. Но именно  это произошло  с
Ремизовым. Никаких следов на девственно  чистом песке,  никакого движения на
плоской песчаной  поверхности, окружавшей корабль. Можно было остаться здесь
еще на год, можно было обшарить всю планету -- мы бы так ничего и не  нашли.
Если уж Джине понадобился этот человек, не в наших силах было ей помешать...
Но это известно  лишь  мне одному.  И никакой  комиссии я  ничего  не  смогу
доказать.
     --  Кормовые  реакторы   перевести  в  рабочий  режим.  Начать   осевую
центровку! --  проговорил я в микрофон внутренней связи  несвойственным мне,
хрипловатым голосом.
     Металлическая    глыба    корабля    качнулась,    словно   просыпаясь,
гидравлические мачты опор, глубоко  ушедшие  в песок, начали  распрямляться,
медленно  приподнимая  к зениту  нос  корабля.  На пульте  вспыхнули  первые
зеленые  огоньки,  сообщая  о  готовности  к   старту  различных  служб,  --
оставалось отдать  последнюю  команду, после которой  обратного пути  уже не
будет.
     Я знал, что  в  это мгновение брошу вызов могущественным и безжалостным
силам,  скрывающимся в вечном мраке  Багровой планеты. Условие, поставленное
ими, будет  нарушено.  Долг не будет  выплачен. Но в этот  момент, ощущая  в
своих руках гигантскую мощь корабля, я еще мог надеяться на успех.
     -- Двигатели на старт. Полная мощность на оси.
     Я  прекрасно  знал,  что  нарушаю  все  инструкции  и  правила.  Нельзя
стартовать с планеты на  такой  убийственной мощности, но это, пожалуй, было
моим единственным шансом.
     Неожиданность и стремительность старта -- это все, на что я мог  теперь
рассчитывать.
     Я   непроизвольно  сжался  в  своем   кресле,  ожидая  жестокого  удара
перегрузок. В  эти  последние секунды  гигаватты  мощности  накапливались  в
конденсаторах   двигателей,  и  вокруг   корабля   уже  закручивалась  тугая
энергетическая спираль.
     Каринин,  отделенный  от меня  прозрачной перегородкой, начал  обратный
отсчет,  и  по  всем отсекам  внутренняя связь  разнесла  его  отстраненный,
равнодушный голос. "Четыре, три, два, один, ноль!"
     Узкий антигравитационный луч ударил в  поверхность планеты. Волны песка
взметнулись вокруг корабля  и  понеслись  от него прочь, обнажая  под кормой
небольшую круглую площадку гранитного основания кратера.
     "Минус   гравитация",   или  гравитация  с   обратным   знаком,   стала
использоваться  в  планетарных  двигателях  совсем  недавно. Она  не  только
подавляла в узком коридоре под  кораблем притяжение планеты,  но и создавала
противоположно направленную  силу, способную одним могучим толчком выбросить
корабль за пределы стратосферы.
     Неожиданно я  понял, что  уже несколько  секунд сижу в своем  кресле  в
ожидании удара, которого так и не последовало.
     Корабль лениво приподнялся на несколько метров и замер над поверхностью
планеты. Лишь  бушевавшая  под  ним  буря  свидетельствовала  о  том,  какие
титанические силы вступили в борьбу друг с другом.
     Ослепительные ветвистые  молнии срывались с кормовых эмиттеров корабля,
вспарывая багровую  ночь планеты.  Рев циклопического вихря, образовавшегося
вокруг  корпуса, проникал сквозь  переборки и  заставлял людей сжиматься  от
ужаса на своих местах в ожидании неминуемой  катастрофы. Волны  вибрации все
время  увеличивали  амплитуду,  раскачивая  корабль  и  вырывая  заклепки из
титанитовых плит, к которым крепились генераторы антиматерии.
     И самым странным, самым необъяснимым в чудовищной силе, обрушившейся на
корпус корабля и задержавшей  старт,  была температура внешней  керамической
обшивки, уже  перевалившая  за восемьсот градусов,  словно стоявший на месте
корабль  давно пронизывал атмосферу  планеты. Весь  его  раскаленный  корпус
полыхал, как стальная болванка, только что вынутая из плавильной печи.
     На пульте передо мной мигнул зеленый огонек прямой связи со  штурманом.
Эту линию использовали лишь в экстремальных случаях.
     -- Что происходит? Мы выбросили на эмиттеры всю мощность.
     -- Переключи локаторы на радиочастоту!
     -- Какой диапазон?
     -- Пройди по всем.
     -- Ничего нет! Одни помехи. Вокруг нас настоящая электронная буря.
     -- Вижу. Покажи планету в сверхвысоких частотах радиодиапазона.
     Наконец мы это увидели. От каждого растения, из тысячи различных  точек
кратера тянулись узконаправленные пучки излучений. Сплетаясь над кораблем  в
плотную энергетическую сеть, они держали  его  на  месте, словно  гигантскую
бабочку,  попавшую  в  сачок.  Местами  утонченные  и  вытянутые  чудовищным
давлением корабельной минус гравитации лучи  тем не менее не давали  кораблю
оторваться от поверхности планеты больше чем на пару десятков метров.
     Две чудовищные силы  противоборствовали друг с другом, и  корабль  стал
центром этой титанической схватки.
     Стоны  не  выдерживающего  запредельных  напряжений  металла,  выстрелы
разорванных  заклепок, печальный звон  лопнувших стеклянных экранов -- звуки
начавшейся   агонии  уже   заполнили   его   нижние  отсеки   и   постепенно
распространялись  все выше, подбираясь к  центральной  рубке  и  реакторному
отсеку.
     Казалось, еще секунда-другая и с кораблем будет покончено.
     Выбросив на эмиттеры двигателей всю мощность корабельных генераторов, я
уже не имел возможности погасить  их  импульс. Теперь я  мог лишь беспомощно
наблюдать  за  катастрофой,  быстро  распространявшейся  по  кораблю.  Любые
действия  запаздывали, команды не  выполнялись.  Мы медленно проваливались в
пучину катастрофы, и  в  то мгновение,  когда  гибель  корабля  уже казалась
неизбежной, стальная хватка энергетической сети, державшей его, ослабла.
     Она не прекратила своего воздействия, не отпустила корабль, но  снизила
мощность  ровно настолько,  чтобы прекратить начавшееся разрушение. Корабль,
словно поднимавшийся с колен титан, рванулся  вверх, на добрую тысячу метров
и  вновь  неподвижно завис над планетой. Вся энергия импульса антигравитации
была израсходована на этот рывок.
     -- Что теперь? -- казалось, голос штурмана шел из другого мира.
     Я  не узнал его и ничего не ответил. Мы проиграли. Нужно было садиться.
Я  не  собирался  повторять  маневр, едва  не  разрушивший  корабль. Правда,
оставался  еще   один  способ...  Можно  было  ударить   по   планете  огнем
антипротонных  двигателей,  использовавшихся  только   в  открытом  космосе.
Атомный огонь выжжет под нами все  живое, и безжизненный  кратер,  в котором
недавно стоял корабль, превратится в огненное жерло вулкана.
     Но  что-то  мешало   мне   отдать  эту   последнюю  команду,   какая-то
ускользавшая от  меня  мысль.  Словно  подтверждая  собственные  сомнения  и
связывая в лаконичные однозначные слова ускользавшие от меня осколки фактов,
я спросил себя:
     -- Почему они ослабили  хватку? У них был  достаточный резерв  мощности
для того, чтобы раздавить корабль.
     И только сейчас,  после  этого вопроса, обрывки мыслей сложились в моем
сознании в окончательное, однозначное понимание  того, что произошло. Больше
я не имел права обманывать ни себя, ни доверившихся мне людей.
     -- Им нужен я. Они хотят, чтобы я вернулся.
     "Но ты ведь не сделаешь этого?"
     --  Мне  не остается ничего  другого. У  меня  нет выбора.  Если  я  не
вернусь, мы все навсегда останемся на Багровой. Начинай процедуру посадки.



     Я сидел  на краю одной из горных вершин кольцевого кратера и следил  за
тем, как огненный факел двигателей "Алькара" постепенно сливается с багровым
небом планеты.
     Я не сомневался в том, что Сварисов заставит Каринина стартовать  сразу
же после того,  как я покину корабль. Странно,  что они позволили мне отойти
на  безопасное  расстояние.  Я  надеялся,  что  все  кончится  быстро.  Удар
антигравитационных двигателей должен был мгновенно расплющить  мое  тело. Но
они не стали спешить...
     Возможно, Сварисов решил,  что  легкая смерть  будет  для меня  слишком
большим подарком.  И  вот  теперь я сидел  совершенно один  на  скалах  этой
безжалостной планеты.
     Злобная ненависть Сварисова должна была воплотиться в изощренной мести.
В  любом  случае я  поступил правильно. Сорок человек команды не должны были
оставаться в этой огромной черной могиле. Я заварил всю эту кашу, мне одному
ее и расхлебывать.
     Хорошо  хоть в этом я не ошибся.  Никто не стал  препятствовать  старту
корабля после того, как я его покинул.
     Последний  раз  живой огонь его  двигателей  мелькнул где-то  у  самого
горизонта  и  бесследно  растворился  в  багровом  мертвом  небе.  Теперь  я
действительно  остался один. На  том  месте кратера, где еще  совсем недавно
стоял корабль, перемигивались мертвенные голубые  огни растений,  похожие на
кладбищенские огни святого Эльма. Всматриваясь  в  их нереальные всполохи, я
подумал о том,  что  мое решение не  использовать  пространственные  ходовые
двигатели было  ошибкой. Если бы я  это сделал,  на  дне  кратера не было бы
этого издевательского перемигивания.
     Скорее  всего,  огни не  имели  ко  мне ни  малейшего  отношения, но  я
чувствовал  бы себя гораздо  спокойней, если бы не видел внизу под собой  их
мигающих глаз. Они всегда так мигали, когда готовили  какую-нибудь очередную
пакость. Правда, сейчас это уже не  имело никакого  значения, просто потому,
что  времени у  меня осталось  совсем  немного, самое  большее  сорок восемь
часов.   Те  самые  сорок   восемь   часов,  на  которые   рассчитан   запас
жизнеобеспечения в моем скафандре. Но я мог значительно сократить этот срок.
Подумав об этом, я снял шлем и положил его рядом с собой на камни.
     Здесь, на вершине скалы, не чувствовался запах болота, возможно потому,
что содержание метана на высоте было меньше. Я не стал этого проверять -- на
самом деле это тоже уже не имело никакого значения.
     Когда неподвижное сидение  в ожидании первых признаков отравления стало
совсем невыносимым, я поднялся  и  прошел  по кромке  обрыва  сотню  метров,
отделявших меня от "часовни", хотя заранее знал, что не увижу там ничего.
     Каменная ниша в скале пустовала, и такой она была уже много лет.  Ветер
нанес  в углубление  толстый  слой  пыли.  Поверхность  стен  выветрилась  и
потрескалась.  Не  было ни  светящейся занавеси  у  входа,  ни растения, сок
которого, в конце концов, заставил  меня остаться здесь в ожидании медленной
смерти.
     Теперь я сомневался даже в том, существовало ли само растение. Все, что
я  здесь  видел,  могло  быть  плодом  моего  собственного  больного  мозга,
отравленного испарениями ядовитой атмосферы планеты.
     Но  этот  вывод опровергался первым неудачным стартом корабля. Выходит,
кому-то  я здесь  нужен, поскольку  они не отпустили  корабль, не  дали  ему
стартовать.  Неплохо  было  бы  понять:  зачем?  Если  я  прав,  если  я  им
действительно нужен, этот  таинственный "некто", назвавшийся Джиной,  должен
поспешить.
     Внутренне я усмехнулся изворотливости собственного  мозга, цеплявшегося
за малейшую  надежду, и тем не  менее еще раз осмотрел  нишу,  проводя лучом
своего мощного фонаря по ее стенам. Я не увидел никаких устройств, способных
создать силовую завесу, прикрывавшую  вход  при моем первом  посещении этого
места.  Камень  стен выглядел безнадежно  старым,  изглоданным  временем,  и
сейчас по его виду невозможно было даже определить, было ли это углубление в
скале  результатом  чьих-то усилий или выемку здесь создали причудливые силы
выветривания. При тех песчаных бурях, с которыми мы столкнулись на Багровой,
в этом не было ничего удивительного.
     Оставалось  непонятным, почему  постамент,  на котором  недавно  стояло
маленькое  растение,  поделившееся  со  мной   своим  соком,  совершенно  не
изменился. На его ровной полированной поверхности не было ни малейших следов
выветривания.
     Черная  гранитная  призма  двухметровой высоты  казалась  здесь  чем-то
чужеродным.
     Я обошел постамент вокруг. Камень стоял точно посредине ниши. Между ним
и стеной, с задней стороны, оставалось еще метра два пространства. Я вошел в
этот узкий проход и  встал лицом к ровной вертикальной плоскости  камня. Она
была похожа на черное  зеркало и,  внимательно всматриваясь  в его  глубину,
словно пытаясь прочесть в этом черном зеркале свою судьбу, я не испытывал ни
отчаяния, ни сожаления.
     Я ничего не мог изменить и ни о  чем  не жалел. Я старался не  думать о
последних минутах своей  жизни, стремительно уходивших  от меня, как  песок,
уносимый ветром.
     Для того чтобы отвлечься, чтобы не считать эти последние минуты, я стал
внимательно рассматривать камень, из  которого чьи-то неведомые руки сделали
каменную  призму,  а затем  отполировали  ее. Для  чего? Вряд  ли камень был
предназначен лишь для того, чтобы на него ставили растение.
     Меня не покидало  ощущение, что,  несмотря на  свой  сверкающий внешний
вид, камень очень древний, возможно более древний, чем вся эта планета.
     Никто  не  мог  вытесать  и  отполировать  огромный  монолит из черного
гранита здесь, на безжизненной планете, лишенной солнца. В луче моего фонаря
поверхность  камня  сверкала  множеством  голубоватых бликов. Лабрадорит. Он
иногда  встречается  в граните. Кристаллы этого минерала придавали структуре
камня  необычную  глубину.  Казалось,  далеко  в  космосе  сверкают  огоньки
звезд... Тех самых звезд, которых я не увижу уже никогда.
     "Хватит  себя  жалеть! Ты  знал,  чем  все  закончится,  когда  покидал
корабль. И сам купил себе билет в один конец".
     Вскоре я сделал еще одно открытие. Если долго и  пристально смотреть на
сверкающую поверхность камня, едва слышно начинает звучать знакомая мелодия.
     От   камня   веяло  ледяным  холодом,  его  поверхность   завораживала,
притягивала  к  себе, и требовалось определенное усилие,  чтобы  покончить с
бессмысленным  разглядыванием каменной  глыбы,  отвернуться от  нее  и выйти
наружу.
     Я решил остаться на краю обрыва до самого конца. Здесь, за мутным небом
планеты, невидимые  мне,  все-таки светили  настоящие звезды, и я хотел быть
ближе к ним.
     Я не знал, сколько прошло времени, час или вечность.
     Вокруг ничего  не  происходило,  не  за  что  было зацепиться  глазу  в
багровой  тьме, раскинувшейся над моей  головой.  Но,  должно  быть, времени
прошло немало, прежде чем я понял, что за моей спиной, в углублении, рядом с
постаментом, кто-то стоит.
     Я был уверен, что мимо меня никто не проходил. Тропинка  на гребне была
слишком  узкой для того, чтобы кто-то мог проскользнуть по ней незамеченным.
Откуда же  взялся этот "кто-то"? Краешком  сознания, поглощенного  необычным
видом возникшего  в нише существа, я  понимал, как  важно определить, откуда
оно здесь появилось.
     Существо  было  высокое  --  не меньше  двух метров, его  голова  почти
касалась верхней  грани  постамента. Я видел его недостаточно  четко, словно
смотрел сквозь призму мутного  стекла. Тело существа слегка фосфоресцировало
и,  казалось, состояло из светящегося подвижного  газа. "Нет, это не газ, --
сказал себе я, --  это, скорее, огонь..." Существо стояло ко мне спиной и не
повернулось даже  тогда,  когда  я, измотанный  слишком долгим  ожиданием  и
полной неопределенностью ситуации, вскочил на ноги и подошел к нише.
     Войти внутрь ниши,  однако, я  не решился, и столбом застыл у входа, не
зная,  что  делать  дальше.  Рука  моя  не  потянулась  к  оружию.  Казалось
бессмысленным угрожать бластером существу, целиком состоявшему из огня.
     Существо  что-то  делало  у  постамента  и  настолько  увлеклось   этим
занятием, что не обращало на  меня ни малейшего внимания, а может  быть, ему
не было до человека никакого дела. Второе предположение почему-то показалось
мне более верным.
     Только  сейчас  я  рассмотрел, что  всю  спину  существа прикрывают два
широких сложенных крыла -- более темных на фоне остального светящегося тела.
     Подойдя  к  самому  входу  и  заглянув  внутрь  ниши,  я  наконец  смог
рассмотреть,  что делало  таинственное существо. Его  длинная,  вытянутая  и
неестественно  худая  рука,  заканчивавшаяся  еще  более  длинным  когтистым
пальцем, что-то быстро писала на поверхности постамента.
     Письмена некоторое  время  ярко светились на черном  камне, прежде  чем
бесследно  исчезнуть.  Алфавит,  совершенно   незнакомый  мне,  состоял   из
отдельных, очень сложных  знаков,  отдаленно похожих на китайские иероглифы.
Так что прочитать я ничего не смог, как ни старался.
     Закончив  свою  работу,  существо  застыло  неподвижно,  уставившись  в
камень, словно ждало ответа. Но ответ, если он  и должен был последовать, не
пришел.
     Наконец существо  обернулось, и  по его  равнодушно  скользнувшему мимо
меня взгляду я понял, что  оно давно знает о моем присутствии  и  не придает
этому  никакого  значения.  Глаза  у  существа  были  огромные,  и если  все
остальное тело светилось слабым оранжевым цветом,  то  глаза пылали глубоким
голубым огнем, и это было, увы, не поэтическим преувеличением.
     На существе  не было никакой одежды, видимо, оно просто не  нуждалось в
ней,  поскольку какие-либо отличительные подробности  на его  теле,  целиком
состоявшем  из  струящегося  и  переливающегося   пламени,  невозможно  было
рассмотреть.  Хотя  общие контуры тела  определенно напоминали человеческую,
пожалуй, даже женскую фигуру.
     -- Ты, Джина... -- пробормотал я охрипшим голосом.
     -- Вот уже тысячу лет они молчат. Никто не отвечает... Никто... -- В ее
голосе, напоминавшем отдаленные раскаты грома, слышалась глухая тоска, почти
отчаяние, и я осмелился спросить:
     -- Кто не отвечает?
     --  Мои  соплеменники.  Другие  деймы.  С  тех  пор  как один из  ваших
ничтожных червяков разорвал связь между нашими мирами, они молчат.
     --  Вряд  ли  я  имею  к  этому  какое-то отношение,  -- проговорил  я,
почему-то испытывая желание  оправдаться. Она посмотрела на меня только один
раз, и я почувствовал себя так, словно меня охватило ледяное пламя.
     --  Возможно, ты  будешь  иметь к этому  отношение.  Мне нужен толковый
посланник, но из твоих соплеменников получаются только хорошие рабы. И я еще
не решила, что с тобой делать.
     Я почувствовал, как внутри меня поднимается нерациональный и неуместный
в моем положении  гнев.  Наверно, я  позволил  ему  прорваться  наружу  лишь
потому,  что  незадолго до появления  Джины успел подвести черту  под  своей
жизнью и проститься со всем, что мне было дорого.
     -- Так ты считаешь, что я  стану  повиноваться  любым  твоим  приказам,
поскольку из-за тебя мне пришлось остаться на этой смертоносной планете? Или
ты уверена в возможности превратить любого из нас в своего раба?
     -- Забавный червяк. Конечно,  это в моих силах. Я проделывала это сотни
раз.  Ваш корабль  не первый, опустившийся на  мою  планету.  Ты  полагаешь,
открытое  месторождение  скандия на ее  поверхности появилось случайно?  Оно
привлекает червяков, как мух. Вы слетаетесь из всех ваших миров. Вы слагаете
легенды об этой планете,  о ее  богатствах и  обо  мне.  Жадность -- главная
движущая сила вашего общества.
     Я  молчал.  Возражать  бессмысленно. В чем-то  она,  безусловно, права.
Поступками многих людей руководит, в первую очередь, жадность, однако есть и
другие. Но  спорить  с ней  бесполезно.  Даже  хорошо, что  знания  Джины  о
человеческой расе основаны не на лучших ее экземплярах... Это может дать мне
шанс. Если огненное чудовище  попытается превратить меня в своего раба, я не
стану  спорить и не стану  сопротивляться. Я буду делать все, что мне велят.
До поры до времени... Рано или  поздно я узнаю ее слабые места... "О чем это
я? Мне  здесь не  выжить, а если Джина может останавливать корабли во  время
старта, то и  бежать отсюда невозможно, если только она сама не захочет меня
отпустить...  Нужно  сделать  так,  чтобы  она  этого  захотела...  Не  надо
обманывать  ее  ожиданий.  Все остальное потом, сейчас я должен использовать
малейший шанс, чтобы вырваться отсюда".
     Однако  эти благоразумные  мысли не  долго владели  мной, если  человек
покупает билет в  один  конец и садится в поезд,  никогда  не возвращающийся
обратно, он  теряет все, но и приобретает немало... Например, его невозможно
запугать, потому что ему нечего бояться, самое страшное уже осталось позади.
     Джина  величественно опустилась в кресло с высокой  спинкой, украшенное
золотой  резьбой.  Минуту назад  этого кресла не  было в пустой нише,  и его
появление на короткое время отвлекло мое внимание.
     Материал  кресла  выглядел  таким же  нереальным, полупрозрачным, каким
было тело самой  Джины,  но вскоре  он  начал уплотняться, приобретать цвет,
наливаться золотом... И этот процесс настолько увлек меня, что я не заметил,
как пустая  ниша,  в которой мы  находились,  начала превращаться в огромное
помещение  подземного  дворца, словно невидимые  двери  открылись в  глубину
горы.
     В центре зала, вдоль длинного обеденного стола, слуги в красных ливреях
разносили блюда и графины с вином. За столом сидели  какие-то люди в париках
и крикливых  одеждах,  украшенных  драгоценными  камнями.  Их  лица казались
мертвыми  и  неподвижными, как  лица кукол.  К тому  же они походили друг на
друга  так,   словно   все  были  близнецами.   В   них   не  было   никакой
индивидуальности, а их речи были так же бессмысленны и пусты, как их лица.
     Один  из  слуг,  державший  на  подносе  два   бокала  вина,  повинуясь
неслышимой команде Джины, повернулся в нашу сторону и через  минуту оказался
рядом со мной.
     --   Отведай  моего   вина,  --  произнес  голос   Джины,  доносившийся
одновременно отовсюду.
     Все еще  не  придя в себя  от  потрясения, я  безропотно  взял бокал  и
пригубил  напиток. Я никогда не  пробовал ничего  подобного.  Вкус  и аромат
этого напитка будут  мне напоминать о  себе всю  оставшуюся  жизнь, которой,
впрочем, у меня было уже совсем немного.
     -- Ты мог бы пить такое вино каждый день.
     -- Откуда оно у тебя? С наших кораблей?
     -- С кораблей? --  Впервые  я услышал, как  Джина  смеется,  беззвучный
кашляющий  смех  напомнил  мне  карканье  ворона.  --  На  самом  деле  вино
существует только в твоем воображении, а для этого не нужны никакие корабли.
     -- Значит, оно не настоящее?
     -- А что есть "настоящее", как не  результат, созданный  твоим  мозгом?
Готовые образы,  слепленные из сигналов твоих рецепторов, синтезированные  и
объединенные с твоей  памятью и опытом. Но ты этого все равно не поймешь. Ты
любишь кино, Крайнев?
     -- Ты знаешь мое имя?
     -- Я знаю  о  тебе все. Почти  все.  Но кое-что мне еще нужно выяснить,
прежде чем я определю твою судьбу.
     -- Только бог может определить судьбу человека. Разве ты бог?
     -- Для  тебя -- да. А теперь смотри в  этот зал. Представь какой-нибудь
приятный  момент  из  своей  прошлой  жизни,  вспомни  место,  которое  тебе
нравилось. Вы, червяки, любите сохранять свои воспоминания и носитесь с ними
так, словно они  имеют какую-то ценность. Так покажи мне  их! Покажи мне то,
чем ты дорожишь и прячешь от посторонних в глубинах своей памяти.
     Прежде  чем я  сообразил,  чего она  от меня  хочет,  прежде чем  успел
воспротивиться собственным воспоминаниям,  зал подземного дворца  изменился,
его стены поплыли, превращаясь сначала в полосы цветного тумана, а затем они
стали стекаться к центру пустого пространства пещеры.
     Пораженный  возникавшей  из тумана картиной,  я не  сразу  заметил, что
непроизвольно,  пытаясь  рассмотреть   ее  получше,   сам  создаю   объемное
изображение...
     Сначала  там был только перрон. Перрон космического  вокзала.  Затем из
туманной завесы входа вышла она, девушка с букетом цветов в руках...
     Лота... Моя первая и единственная любовь...
     -- Нет! Останови это! Мои воспоминания принадлежат только мне! -- волна
холодного ужаса,  словно судорога,  прошла по моему  телу. Я и сам толком не
понимал,  чего так испугался.  Должно быть,  инстинктивно я не хотел,  чтобы
Лота оказалась здесь, на этой планете смерти.
     Кино? Возможно, это только  кино... Но вино в  бокале было настоящим. Я
не  знал, где проходит граница  возможностей  моей хозяйки, возомнившей себя
богом, и поэтому должен  был  остановить ее,  пока еще не поздно.  Я боролся
отчаянно, включив всю силу своего воображения.
     Образ Лоты растаял, вокзал превратился в рубку космического корабля.
     Я  чувствовал, как чужая  воля  врывается в  мой разум, скручивает меня
невидимым стальным захватом,  и сопротивлялся изо всех сил.  Сердце  билось,
как  бешеное,  пот застилал  глаза.  Но я  думал  только  о ящике. О простом
металлическом ящике, стоявшем  позади пульта. Обычно  в  нем хранили старые,
отслужившие свой срок кристаллы мнемопамяти, но сейчас в нем не было ничего.
Пустая металлическая коробка, за которую ухватился мой разум, как  утопающий
хватается за соломинку. Представить пустой ящик мне было  проще всего, проще
всего было закрепить в сознании  его четкий образ, перекрывший  в моем мозгу
все остальные картины. Я даже глаза закрыл, стараясь мысленно увидеть каждую
заклепку,  каждую царапинку  на стенке  этого  ящика,  а  когда  открыл  их,
огромный металлический ящик заполнил собой все пространство дворца.
     --  Ты  издеваешься  надо  мной?!  Ты смеешь  противиться  мне,  жалкий
червяк?!
     Прежде  чем я успел возразить и хоть  как-то  исправить  ситуацию,  два
человека  появились  у  входа  в  пещеру. Они  возникли из темноты,  как два
призрака  -- вот только это  были  не  призраки, я почувствовал  это  сразу,
ощутив их железную хватку.
     Я  рванулся  изо всех  сил,  и  на  какое-то  время  мне  даже  удалось
освободиться,  но эти двое, одетые в одинаковые зеленоватые одежды, обладали
силой, которая не  уступала  моей.  Мне  не  удалось  воспользоваться  своей
кратковременной  свободой, мои  руки  вновь  попали в железный  захват.  Это
случилось потому, что я решил не спорить с  Джиной, принять и изучить  новую
ситуацию, какой бы она ни оказалась, и лишь потом действовать.
     Им  не  понадобилось  и  минуты,  чтобы  открыть  хитроумные  магнитные
застежки  на моем  скафандре. Теперь  я  стоял перед Джиной, выпрямившись, с
заведенными назад руками, и старался поймать ее взгляд.
     -- Отведите его в третью зону. Пусть пока работает на плантациях. Потом
я решу, что с ним делать дальше.  И скажите Лару, чтобы не церемонился, -- у
этого червяка слишком большая сопротивляемость и слишком много самомнения. К
следующей нашей встрече он должен быть подготовлен.
     Мои  стражи лишь  молча склонили головы в полупоклоне. С момента своего
появления они не произнесли ни одного слова, я еще раз попытался  вырваться,
но моя попытка ни к чему хорошему не привела. Они приподняли меня над полом,
держа за заведенные назад  руки, и я  едва  не закричал от нестерпимой боли.
Через несколько мгновений мы уже  оказались с  наружной стороны ниши. Теперь
нам предстоял небольшой отрезок пути по очень узкому карнизу.
     Я  полностью  прекратил  сопротивление,  предоставляя   им  возможность
расслабиться. Именно на этом коротком отрезке пути у меня  появлялся шанс...
Нет, не освободиться,  но хотя бы увлечь этих двоих за собой, в пропасть. "А
впрочем, что это даст?  Я даже не знаю, кто они. Погибнув,  я  ничего уже не
смогу изменить.  Рано или  поздно  сюда прилетит  следующий  корабль, и если
Джина сказала правду, то в рабах у нее недостатка не будет. И только ли рабы
ей нужны? С какой целью на  этой планете создана  дорогостоящая приманка для
земных кораблей? Что она делает с попавшими к ней в плен людьми?
     До прилета следующего корабля я должен выяснить, что здесь происходит".
     Между тем узкая часть карниза осталась позади,  и  надежно  "запеленав"
меня  в   мою  же  собственную  веревку,   оставленную  на   краю   карниза,
сопровождавшие меня люди начали спуск.
     Но не во внутреннюю часть кратера, как того ожидал я.
     Они начали  спуск  по наружной стороне горного кольца, в его  восточной
части. И хотя, лишенный своего  прибора ночного  видения, я ничего толком не
мог рассмотреть  в багровом полумраке, по фотографиям, сделанным  зондом еще
до  посадки  "Алькара", я  знал,  что с  восточной  стороны кратера не  было
ничего, кроме непроходимых горных ущелий.
     Оставшись одна, Джина  какое-то время  сидела неподвижно, уставившись в
черную поверхность камня. Она сидела  так до тех  пор,  пока рядом с ней  не
стал  возникать  силуэт  другого  существа,  похожего  на  нее  лишь  общими
очертаниями фигуры, увенчанной крыльями.
     -- Что ты о нем думаешь, Гагояг?
     -- Он неуправляем. От него надо избавиться как можно скорее.
     -- Но  в нем так много силы, о которой он даже не подозревает. Я хотела
его использовать, я потратила слишком много времени на этого червяка.
     -- Именно сила и делает  его таким опасным. Рано или поздно он научится
ею управлять и выйдет из-под твоего контроля в самый неподходящий момент.
     -- Мне жаль от него отказываться. Пусть поработает на  плантации.  Хоть
какая-то польза от него будет.
     -- Смотри не  ошибись! Нужно  избавиться  от  этого червяка  как  можно
скорее.
     -- Это совет или приказ?
     -- Я не имею права тебе приказывать. Здесь ты хозяйка.
     -- В  таком  случае, не будем торопиться.  Работа  на  плантации быстро
ломает волю к сопротивлению у любого червяка.



     Металлические двери со звоном захлопнулись за моей спиной.
     Пещера, в которую  меня втолкнули, в первый момент показалась огромной.
Но спертый воздух, насыщенный зловонием  и  дымом от  чадящих факелов, очень
скоро  испортил это впечатление. Люди  вповалку валялись на  полу, используя
вместо постелей охапки высушенных листьев. Их здесь  было,  наверно, человек
сто, и никто  не обратил внимания  на новичка.  Это показалось мне странным,
потому  что в любом изолированном  коллективе появление нового  члена всегда
вызывает интерес.
     Что ж, Джина не солгала -- рабов у нее достаточно...
     Я  медленно  шел  вдоль  ряда  лежащих на  каменном полу людей, пытаясь
рассмотреть их лица. Но печать усталости и безнадежности, казалось, стерла с
них все индивидуальные черты.
     Я  выбрал для себя угол подальше от дымящего факела, но смрад все равно
досаждал и  здесь.  Сильно  хотелось пить, но я  нигде  не  заметил  никаких
емкостей, видимо, вода  была  в дефиците. Похоже, по местному времени сейчас
глубокая ночь.
     Мне  придется  отвыкать  от  корабельных  временных  циклов.  Свободной
подстилки я не нашел, от камней тянуло промозглым холодом. На следующий день
в  первую очередь нужно будет позаботиться  о  постели. Одежда, которую  мне
бросили вслед за тем, как втолкнули в пещеру, плохо удерживала тепло. Уснуть
я так и не смог и всю ночь просидел, уставившись на дымивший факел.
     Утро началось  с построения. Мужчина лет сорока, небритый, с мрачным  и
перекошенным от шрама лицом, был местным старостой. Он определил мне место в
строю и предупредил о том, что во время движения  с тропы лучше не  сходить.
Староста  не объяснил почему, и я ничего  не стал уточнять, предпочитая  все
выяснить по ходу действия.
     До плантации местных радиолопухов, как для себя  я назвал  эти странные
растения,  накапливавшие  внутри огромное количество энергии,  мы  добрались
часа через два медленного продвижения в темноте.
     Путь  вдоль  узкой  тропы  освещала   цепочка  факелов,  которые  несли
специально отобранные для этого старостой люди.
     Все остальные  шли  одной шеренгой, в затылок друг  другу.  Не было  ни
цепей, ни веревок. Охраны тоже не было видно.  Тем не менее бежать никто  не
пытался. Похоже, бежать отсюда просто некуда. Вскоре обнаружилась и еще одна
причина,  по  которой  люди  в  строю  так  старательно  выполняли  указание
старосты.
     Идущий  впереди через несколько человек  от меня  пленник  споткнулся и
сошел  с  тропы. В ту же  секунду раздался щелкающий  звук, похожий на  звук
бича,  человек   страшно  закричал   и  забился  в  конвульсиях.   Никто  не
остановился, не замедлил шаг,  не попытался ему помочь. Когда я поравнялся с
этим несчастным, он уже затих.  Из его живота торчал конец костяной  иглы, и
мне стало  понятно,  какие  безжалостные  охранники  скрываются  в  темноте,
поджидая неосторожную жертву.
     Почему-то на людей, идущих  по тропе, они не нападали... Выходит, этими
животными  можно управлять. Вот еще один штрих к смертоносному безжалостному
миру, в котором мне теперь предстояло жить.
     Узкое ущелье,  по дну которого змеилась  вытоптанная ногами сотен людей
тропа,  наконец  закончилось,  и  мы  оказались  внутри  другого  кольцевого
кратера,  гораздо  большего,  чем  тот,  в  который  совершил  свою  посадку
"Алькар".
     Здесь  было  гораздо  светлее. Небо  казалось более  ярким,  хотя  и не
потеряло свой зловещий багровый цвет.
     Пленники разбились  на небольшие группы по  пять человек и принялись за
работу  -- каждому выдали  инструмент.  Мне достался  молот,  и  я  этому не
удивился, на долю  новичков всегда выпадала самая тяжелая работа. Целый день
мне  пришлось дробить камни, превращая их  в  пыль и мелкую крошку,  которую
затем перемешивали с песком и какими-то минеральными добавками.
     Этой  смесью  заполняли  углубления  в  песке,  выкопанные   предыдущей
группой, очевидно, позже здесь высадят молодые растения.
     Метрах  в  ста от нас виднелись  ровные ряды уже созревших растений, и,
улучив момент; я  решил  позаимствовать у  них немного листьев  для  будущей
постели. Лишь постоянная привычка  быть  настороже  спасла меня. Эти посадки
охранялись, да еще как! Впервые я увидел здесь охрану с лучеметами и силовые
эмиттеры  вдоль всей линии посадок.  Дорога  в любую  сторону была свободна,
охранялись только  посадки  -- и,  выходит,  именно  они  представляли здесь
наибольшую ценность. Возможно,  я, единственный  из всех, знал, почему. Если
сок молодого растения наполнял  человека невероятной  силой,  то  какими  же
свойствами должны обладать созревшие?
     Нужно придумать  способ  добраться до  этих  посадок.  Добраться  любой
ценой... Но почему именно до этих? Существуют ведь и другие, например, в том
кратере, куда  садился "Алькар".  Там  нет  никакой охраны.  Это так  -- вот
только туда нет тропы, и если я отойду от лагеря, меня превратят в подушечку
для  булавок  притаившиеся в  темноте  ядовитые  твари...  Однако  во  время
перехода от  корабля  к  кольцу кратера они меня  не тронули.  Почему? Может
быть, и здесь причину следует искать в соке энергана? Устойчивый запах  сока
может быть для них сигналом того,  что этот человек  находится под запретом.
Не нападают же они на охранников! Возможно, эти люди тоже принимали сок...
     У  меня не было  достоверных фактов -- одни догадки. Придется рисковать
-- другого выбора все равно не было.
     Но для этого может понадобиться помощь...
     Я попытался  завязать  знакомство с  членами своей рабочей команды,  но
информация, которую  удалось  получить от них, оказалась  очень скудной. Все
они были с различных кораблей, в разное время обнаруживших  Багровую планету
и попавшихся  так же,  как и  "Алькар",  на  приманку месторождения скандия.
Никто  из  них не знал, что стало с кораблями после того,  как команда  была
взята в  плен. Скорее всего,  кратеров-ловушек  на  планете несколько, и они
располагались в разных местах.
     Но  не  могли же корабли  раствориться  бесследно?  Я  решил, что  если
удастся  добыть  новую  порцию  сока  энергана,  обратно  в  пещеру можно не
возвращаться.
     Получив запас дополнительной выносливости и силы, я попытаюсь разыскать
хотя  бы один из этих кораблей-пленников. Большинство из них, как я понял из
рассказов   своих   новых   знакомых,   остались   вообще  без  команды   и,
следовательно,  взлететь не  могли.  Но  на  них  мог  остаться запас  воды,
продовольствия -- всего  того, что так необходимо беглецу.  Дальше этого мои
планы не шли. Действовать придется по обстоятельствам.
     К сожалению, даже приблизительной карты местности у меня  не было, а по
рассказам пленников установить район посадки  хотя бы одного из кораблей  не
удалось.
     Шансов на успех было совсем мало, но  все равно это лучше, чем медленно
гнить  в  пещере, выполняя  непосильную  работу. Никакой новой информации  о
хозяйке планеты и о том, что происходило  с пленниками, которые не попали  в
категорию рабов или охранников, находясь в пещере, я получить не мог. И если
я  собирался  это сделать,  то единственный оставшийся  в  моем распоряжении
положительный  фактор  --  внезапность. Побег  надо  осуществить  как  можно
скорее. Пока Джина не решила, что со мной делать дальше.
     После  окончания  работ,  я  обнаружил у входа  в  пещеру охапку  сухих
листьев  для  подстилки,  и  это еще раз подтвердило  мое  предположение  --
приближаться к посадкам взрослых растений рабам строго-настрого запрещалось.
Только охранники пользовались  этой привилегией. Но никто из них не унижался
до разговора с пленниками.
     В  напарники для своего побега я  выбрал механика с корвета "Максрайн".
Этому парню было лет двадцать пять, он попал в плен к Джине совсем недавно и
еще не успел превратиться в ходячую мумию.
     Я редко  ошибался в  людях,  не  ошибся и на  этот  раз в своем выборе.
Ларинов согласился  сразу, без  малейших раздумий,  хотя и заметил, довольно
бесшабашно, что далеко нам уйти не удастся.
     Это замечание  заставило  меня  задуматься  над  тем,  как защитить  от
ядовитых игл звероящеров своего спутника.
     Я заставил его  раздеться и натереть тело растертыми  в  порошок сухими
листьями энергана, которые использовали  вместо подстилок. В них не осталось
сока, но характерный запах сохранился, и если нападение ящеров останавливает
именно запах -- это могло сработать. На всякий случай я и сам проделал ту же
процедуру, хотя  и не сомневался в  том, что для  меня ящеры не представляют
опасности. Сок энергана произвел  в моем организме такие глубокие изменения,
что даже запах пота стал совершенно другим.
     Наша возня с  листьями привлекла  внимание старосты,  он снял  со стены
факел и направился в  наш угол. Ларинов не успел полностью натянуть робу, до
того как попал в круг света от факела старосты.
     --  Что  здесь происходит? --  Перед побегом  было совсем  нежелательно
затевать ссору, и я ответил миролюбиво:
     -- Да вот, насекомые... Помыться бы не мешало.
     --  Размечтались!  Мойтесь  из  своей   питьевой  порции!  --  Староста
неприязненно взглянул на меня, поморщился и отошел на свое место.
     -- Здорово ты придумал! -- зашептал Ларинов.  -- Староста только и ищет
повод, чтобы к тебе  придраться, он терпеть не может новичков.  Из-за  них у
него одни неприятности.
     Откладывать  побег не было никакого смысла, и мы  решили бежать этой же
ночью.
     -- Сделай вид, что спишь, не двигайся, пока я не скажу.
     Ждать  пришлось долго, лишь часа  через  два в  пещере установилась  та
тяжелая, полная свистов  и всхрапываний тишина, которая обычно  сопровождает
сон уставших от  тяжелой работы людей. Ближайший  к нам факел погас, и никто
не подумал заменить  его, это было хорошим знаком. Я легонько толкнул своего
напарника  и медленно, ползком, двинулся вдоль  ряда спящих людей к  дверям.
Темная роба  сливалась с полом пещеры, издали заметить  нас в полумраке было
трудно.
     Когда мы  приблизились к наружным металлическим дверям, выяснилось, что
часовой спит сном праведника. На доске у будки висели  ключи, и  один из них
подошел к замку.
     -- Зачем они ставят  охрану при таком разгильдяйстве?  --  проворчал я,
осторожно приоткрывая дверь.
     -- Здесь некуда бежать, те, кто пытались, -- не вернулись обратно.
     Мы  проскользнули  наружу,   осторожно  прикрыли   за   собой  дверь  и
направились  на  юго-запад  --  именно  в  той  стороне  начиналось  ущелье,
пересекавшее  горный  хребет  и  заканчивавшееся  около  второго  маленького
кратера, хорошо знакомого мне.
     Без  приборов и звезд было очень трудно не потерять нужное направление.
В багровой  тьме планеты не было  никаких ориентиров,  приходилось надеяться
лишь  на  свою интуицию и  память. Когда  меня вели в  пещеру, я  постарался
запомнить  маршрут,  но  в темноте  восстановить  пройденный  путь оказалось
невозможно.
     Часа через два стало ясно, что мы окончательно заблудились в  лабиринте
ущелий  и  скал.  Я  упрямо  продолжал двигаться  вперед, уже не заботясь  о
направлении  и  лишь стараясь выбирать наиболее  безопасный и простой  путь.
Среди  нагромождения  скал, без  карты  и  компаса, да  еще  почти в  полной
темноте,  это тоже  оказалось непростым делом.  Все мое  внимание  поглощала
дорога,  я  почти забыл,  что  здесь  могут  быть  и  другие,  гораздо более
серьезные опасности.
     Зато Ларинов, каждую секунду ожидавший,  что из темноты в него вопьется
смертоносная  игла,  пожалел,  что  ввязался  в авантюру, из которой не было
выхода.
     -- Ты идешь  слишком  быстро. Нас никто не  будет  искать.  И  не будет
никакой  погони, --  тех, кто уходит из лагеря, предоставляют их собственной
судьбе. Даже трупов сбежавших никогда не находят...
     Словно  подтверждая  его  опасения,  дорогу  нам  преградила  плюющаяся
саламандра.  Она сидела на вершине утеса, метрах в  трех от дна ущелья, и ее
силуэт отчетливо  вырисовывался  на  фоне багрового неба. Ларинов застыл  от
ужаса. Наткнувшись на  него,  остановился и я.  Мне представилась прекрасная
возможность проверить свою теорию относительно запаха энергана. Правда, если
я ошибался, мы об этом вряд ли узнаем...
     Ветер дул в сторону саламандры, и я надеялся, что запах энергана до нее
донесется прежде, чем она начнет атаку.
     Отстранив  Ларинова,  я  вышел вперед  и медленно  направился в сторону
ядовитого зверя.  Ожидание  опасности  казалось  мне  хуже самой  опасности,
поэтому  я  всегда предпочитал  идти  ей навстречу. Расстояние между мной  и
ящером постепенно сокращалось, и пока ничего не происходило.
     Когда до саламандры оставалось всего метра четыре,  она взмахнула своим
длинным хвостом и исчезла со скалы, растворившись в темноте, словно ее здесь
никогда и не было.
     Только после этого мне стало  ясно, как велико было нервное напряжение,
--  я  весь покрылся холодным  потом. Зато  сейчас,  когда  предположение  о
защитном  действии сока подтвердилось,  мы  могли  двигаться вперед  гораздо
уверенней, -- знать бы еще, куда...
     Но я не  сомневался, что  рано или  поздно  мы обязательно наткнемся на
куст "дикого" энергана. Еще во время ремонтных работ на "Алькаре" я заметил,
что эти  растения встречаются здесь  на каждом шагу. Конечно, в том кратере,
где приземлялся корабль, могли быть особые, благоприятные для растительности
условия,  но все равно при  таком  изобилии  мы  должны были  наткнуться  на
энерган.  У  меня  из головы  не выходила  картина, запечатленная на  экране
локаторов в тот момент, когда был остановлен старт "Алькара". Энергетические
лучи тянулись к нему  из  сотен различных мест  планеты,  и  в каждом из них
должны были находиться эти растения.
     На третий  час  безостановочного движения вдоль тектонического разлома,
уводившего далеко в сторону  от  пещеры,  из которой  мы совершили побег,  я
ощутил знакомый запах. Круто свернув в сторону  этого, в общем-то, приятного
аромата, я наткнулся на отвесную стену ущелья, и  прямо на этой вертикальной
плоскости, в небольшой трещине  обнаружил неведомо как  прикрепившееся здесь
нужное мне растение.
     Оно слегка  привяло, его  нижние  листья обвисли,  и было очевидно, что
лепешка, заменявшая растению корни, не могла найти достаточно влаги  на этой
голой скале.
     Тем  не  менее  нам и такое  годилось. Я достал  узкую полоску  железа,
заменявшую нож, и приблизился к растению вплотную  -- за что тут же  получил
весьма ощутимый укол энергетического разряда.
     -- Жив, курилка... -- пробормотал я, делая надрез на корне и не обращая
внимания на следовавшие один за другим  колючие разряды, которыми несчастное
растение пыталось защититься от непрошеного нахлебника.
     Ждать  пришлось довольно долго,  пока  на дне подставленной под  разрез
плошки  появилась первая капля сока.  Через час у нас  было граммов двадцать
драгоценной красной жидкости,  и я решил  не откладывать больше  завершающей
стадии эксперимента.
     --  Это  твое.  Можешь выпить все,  -- благородно  предложил  я  своему
спутнику, стараясь  защитить  его от превратностей окружавшего нас  дикого и
опасного мира.
     -- Тот, кто попробует сок энергана,  переходит на службу к  темным  или
сходит с ума.
     -- Кто это, "темные"?
     --  Все,  кто  служит  этой  ведьме,  Джине.  Ее  охранники,  слуги  --
посланники в другие миры!
     -- Ты-то откуда об этом знаешь?
     -- Я на плантации работаю не так давно, но люди  обычно говорят  друг с
другом.
     -- Слухи,  вот что это такое. Возможно, их распускают специально, чтобы
мы не прикасались к энерганам.
     --  Может,  и  специально,  только  я  предпочитаю  оставаться  обычным
человеком!  И потом  ты  разве не знаешь, что бывает  с теми, кто самовольно
попробует сок энергана?
     -- И что же с ними бывает?
     -- На них устраивают охоту. Их обязательно  ловят и сбрасывают со скалы
"Прощаний".
     --  Но  ты  же говорил,  что  на  совершивших побег  никто  не обращает
внимания?
     --  Конечно!  Но  только до  тех  пор,  пока беглец  не  попробует  сок
растения.
     -- Как же об этом становится известно охране?
     -- Этого я не знаю.
     В  чем-то  Ларинов,  несомненно, прав.  Многое во  мне изменилось после
того, как я принял "подарок"  Джины. Если эти изменения  необратимы, -- этот
вопрос каждый должен решать для себя сам.
     Мне-то уж точно терять было нечего. Не настаивая больше, я молча  выпил
сок,  весь  до  последней  капли.  Голова  закружилась,  и  мир  вокруг меня
замерцал, словно фильм  на испорченной  кинопленке.  Ларинов что-то  пытался
говорить, я  видел, как двигались его губы, но не  слышал ни  звука.  Тонкий
свист,  издаваемый  трущимися  друг  об друга песчинками, вытеснил  из  моей
головы все  остальные  звуки. Мне  почему-то казалось, что если очень сильно
напрячь слух, то в этих  бесформенных, хаотичных звуках можно будет  уловить
какой-то ритм, некий тайный смысл, который я иногда улавливал в звуках дождя
или шуме прибоя.
     В  конце концов я отчетливо услышал в шелесте песчинок чьи-то шаги. Они
становились  все  громче, все назойливее. А с миром вокруг меня в  это время
творилось  что-то совершенно непонятное.  Растение передо мной  быстро стало
увеличиваться в размерах,  заполнив чуть ли не весь горизонт. Ларинов вообще
исчез  из моего поля  зрения, сжавшегося до размеров футбольного мяча. Затем
мир  стал  расширяться, следуя  какой-то неведомой  для  меня  программе.  Я
почувствовал  острый  приступ тошноты, так и не завершившийся. Не знаю уж, к
счастью  или   нет,  но  сок  энергана  оставался  внутри  меня,  постепенно
растворяясь, растекался по жилам, изменяя энергетику  всего моего организма.
Его  действие  сильно  отличалось  от   того  предыдущего   раза,  когда  по
предложению Джины  я  выпил сок молодого  растения. Действие этого сока было
намного резче, а все ощущения усилились во много раз. На мое состояние могло
повлиять как качество "старого" сока, так и то обстоятельство,  что я принял
его во второй раз.
     Когда   через  какой-то  отрезок  времени  я  вновь  обрел  способность
воспринимать окружающее,  я  понял,  что шаги, послышавшиеся мне в  недавнем
искаженном до неузнаваемости мире, не были результатом галлюцинации.
     Окружив нас  плотным  кольцом, в двух шагах стояли  охранники, и  по их
искаженным  от ярости лицам  я  понял,  что надеяться  не на  что.  Тех, кто
попробует  выпить  сок  энергана  без  разрешения хозяйки  планеты,  ожидала
неминуемая  расплата. О  том,  что  их сбрасывали  со  скалы  "Прощаний",  в
назидание остальным рабам, я  слышал не только от Ларинова. Эта была обычная
тема разговоров заключенных.
     Каждый  сбежавший  узник,  даже  если  ему  удалось  миновать  ядовитых
саламандр в  окружавшей его безводной пустыне, рано  или поздно вынужден был
попробовать сок  растений, чтобы хоть немного  утолить жажду. После чего его
очень быстро ловили и вели на скалу "Прощаний".
     Скала,  высотой в  двести метров, стояла на открытой площадке, напротив
пещеры, где  жили рабы. А под ней,  на  том месте, куда  падало тело жертвы,
возвышалась на полметра над слоем песка плоская гранитная плита. Нечто вроде
жертвенника, с которого потом  легко  можно было убрать изувеченные останки.
Впрочем, обычно с этим  никто не спешил, да и желающих попасть на скалу было
не так уж много.
     Отчаяние заставляет сознание цепляться за малейшую возможность спасения
--  но ее не было, нас окружили плотным кольцом  и тут  же накинули на обоих
приготовленные  заранее  сети.  Но как могли  охранники найти нас  в  полной
темноте?!
     И лишь в эту последнюю секунду я понял, какую страшную ошибку совершил.
Радиосигнал! Растение  передало  сигнал  своим сородичам о том, что на  него
совершено покушение, и сообщение  это каким-то  образом дошло  до стражей...
Вот почему они не спешили устраивать погоню за сбежавшим узником...
     У меня еще оставалась  слабая  надежда, что к моменту казни, в  которой
всегда принимала участие сама хозяйка, новая порция энергана  подействует на
меня  настолько, что я  смогу противостоять  своим  палачам,  но  я  тут  же
отбросил  эту  призрачную  надежду. Люди Джины  наверняка будут  готовы и  к
этому...
     Суд  был недолгим.  У Джины нашлось  для меня лишь  несколько коротких,
однозначных фраз.
     -- Я возлагала на тебя большие  надежды, но ты меня предал. Так  следуй
же своей судьбе.
     Она  сидела   на   своем  высоком  кресле,   поставленном  ради  такого
торжественного  случая,  как  наша  с  Лариновым  казнь,  на  вершине  скалы
"Прощаний". Небо в этот день пылало ярче  обычного, я не  знал,  виновата  в
этом сама Джина или капризы местной природы. Как бы  там ни было, стоявшие у
входа в пещеру рабы могли видеть казнь во всех мельчайших подробностях.
     -- В любом из известных мне миров приговоренному к смерти предоставляют
последнее слово! Я хочу им воспользоваться.
     --  Говори,  --  милостиво разрешила Джина. --  Это  не имеет  никакого
значения. Кроме меня, тебя никто не услышит.
     -- Я обращаюсь именно к тебе. Человек, которого поймали вместе со мной,
виновен только в том, что совершил побег, он не пробовал запретного сока!
     -- За побег тоже полагается смерть.
     -- Но не на скале "Прощаний"!
     --  Какая  разница?  Смерть  --  везде  одинакова.  Сейчас  ты  в  этом
убедишься.
     Первым сбросили со скалы  Ларинова. Он  летел долго и  страшно  кричал,
пока его  крик не  оборвал мокрый удар.  С  таким звуком на  доску шлепается
кусок сырого мяса.
     Я  подумал,  что  нет  ничего  более  изощренного   и   жестокого,  чем
предоставить осужденному возможность  понаблюдать  со  стороны  за тем,  что
ожидало  его самого через несколько мгновений. Скорее всего именно для этого
им и понадобилось тащить Ларинова на скалу "Прощаний".
     Возможно,  окончательно  меня взбесила эта их  изощренность,  во всяком
случае  я решил не играть  роль барана, которого ведут на заклание. Мои руки
были  притянуты  сыромятными   веревками  к  рукам   двух   стражей,  внешне
выглядевших довольно устрашающе  --  сплошная гора мускулов, но это  меня не
остановило.
     Я  притянул их  к  себе и, мгновенно перенеся обе руки на их плечи, изо
всех  сил  ударил стражников корпусами друг о друга.  Я  надеялся,  что удар
придется по головам, но этого не получилось. Они успели отклониться. Но сила
удара была такова, что оба  стражника повисли у меня на руках. К  сожалению,
мне  не  хватило  времени распутать  веревки.  Стражей  было слишком  много.
Навалившись всем скопом, они постепенно подтащили меня  к  краю скалы. Я дал
себе слово, что ни за что не закричу и попытаюсь утянуть вслед за собой хотя
бы одного из них. Но тут вмешалась Джина.
     -- Отпустите его!  --  приказала она голосом, которого  невозможно было
ослушаться,  и стражи охотно выполнили  эту команду. Джина поднялась во весь
свой рост и теперь стояла напротив меня, сверкая огненными глазами.
     -- Умри же, ничтожный червяк! -- громко воскликнула она, направляя руку
в мою  сторону. Сверкающая молния сорвалась  с ее  пальцев  и ударила меня в
грудь. Электрошока  я не почувствовал, но самого удара  этой странной молнии
оказалось  достаточно,  чтобы  я  потерял  равновесие  и  сделал  еще  один,
последний  шаг по направлению к краю пропасти. Затем,  не издав ни звука,  я
сорвался вниз.
     Я падал долго, стиснув зубы, и молчал.  Я видел кровавое  красное пятно
прямо под собой и расплющенное тело своего товарища. Я не хотел умирать, и в
безумном,  предсмертном  ужасе  представил,  что  не разобьюсь,  что пролечу
сквозь  это  красное пятно,  сквозь  гранитную  плиту,  и  буду падать  вниз
бесконечно долго.  Я  представил это всей, возросшей после  приема энергана,
силой воли, всем своим существом, не желавшим превращаться в кровавую кашу.
     Я вспомнил о том, что где-то там, глубоко в граните, притаились звезды,
и пожелал увидеть  их в свой  последний миг. Желание было настолько сильным,
что удара я не ощутил. А само падение продолжалось неестественно долго. Я не
понимал,  что  это,  проблеск  угасавшего  сознания  или  что-то  иное? Меня
окружала глубокая  чернильная  тьма, та  самая  космическая  тьма, которой я
никогда не видел на Багровой  планете  и которую так желал увидеть последний
раз, перед смертью.
     Вам  когда-нибудь приходилось падать ночью сквозь облака,  подсвеченные
прожекторами?  Мне приходилось...  И  вот теперь эта незабываемая картина  и
ощущение  того,  что мое  тело  пронизывают нематериальные  воздушные  слои,
повторились.
     Слои раздвигались.  По  мере того, как  я проносился сквозь них, позади
оставались  огненные  узоры, похожие  на  рисунки  созвездий,  они проходили
сквозь  меня,  или  это  я  летел  сквозь  них  --  не  знаю.  Мое  сознание
окончательно отказалось отличать реальность от картин, рожденных внутри него
самого.
     Удар, в  конце  концов, последовал -- но это  был  совсем не тот  удар,
которого я ожидал.







     Я  лежал, распластавшись,  совершенно  неподвижно.  Я  должен  был  уже
умереть,  и  двигаться  мне  не  полагалось. Боковым зрением  я видел  плиты
каменного пола, на котором лежал, совершенно не похожие на камень под скалой
"Прощаний".  Я ударился  об этот пол  и  даже  не  потерял  сознания. Смерть
предполагает  полную неподвижность, так,  во всяком случае, я считал до  сих
пор,  но вокруг меня  что-то определенно двигалось,  и,  в  конце  концов, я
рискнул приподнять голову и осмотреться.
     Я действительно  лежал  на  каменном  полу,  в своей изорванной рабочей
робе, на которой не было ни  единого  пятнышка крови.  Прямо  напротив  меня
возвышался портал огромного камина, в  котором ярко пылали  дрова. А чуть  в
стороне, уперев  руки  в боки,  стоял довольно  потешный  старик  в  голубом
халате, расшитом звездами. Его седая борода спускалась ниже пояса и казалась
такой  густой,  что  за ней невозможно  было рассмотреть лица, --  разве что
глаза ярко сверкали из глубин этой волосатой пещеры.
     -- Это  что еще за явление? -- спросил он голосом,  слишком бодрым  для
владельца такой бороды.
     Лишь теперь  наступила  реакция, и смертельный  ужас, летевший вслед за
мной  сквозь  миры,  настиг  меня наконец. Сердце  забилось,  как  пойманный
кролик, и обильный холодный пот прошиб меня насквозь.
     -- Где я? -- проблеял я, едва слышно. -- Я умер?
     --  Мертвые  обычно не разговаривают.  Да и выглядишь ты  для  мертвеца
слишком бодро. А вот откуда ты взялся, -- это действительно вопрос,  который
мне  еще  предстоит изучить.  Мне удавалось  вызывать  гомункулусов,  иногда
появлялись домовые  и даже тролли.  Но чтобы  человек объявился вот  так, из
ниоткуда -- такого не было. В верховном совете мне никто не поверит. Понятия
не имею, что мне  с  тобой делать? --  Он разговаривал, словно  сам с собой,
продолжая, однако, пристально меня изучать своими цепкими, замечавшими любую
мелочь глазами.
     -- Ткань на твоей одежде слишком  тонкая, человеческие руки не способны
выделывать такие нити, возможно, ее ткали  джины...  А сапоги? Я не встречал
животного с такой кожей.
     Мне  надоел   его  монолог  и,  резко   приподнявшись,  я  сел.  Голова
закружилась,  но через минуту мне удалось собраться и вставить наконец в его
монолог свой собственный вопрос.
     -- Кто вы такой, черт возьми, и где я нахожусь?
     -- Черта здесь упоминать не стоит. Ему слишком хорошо знаком мой дом, а
место,  куда  вы  попали,  светлый  город  Шаранкар,  столица  человеческого
поселения на планете Лима. Именно так мы ее называем.
     Придерживаясь за полку камина,  я  поднялся на ноги,  все еще  чувствуя
сильную слабость и головокружение.  То, что я не  погиб, а попал в  какой-то
иной, но вполне реальный мир, уже не вызывало у меня сомнений.
     Комната,  в которой  я  очутился,  выглядела достаточно странно.  Почти
половину   пространства   занимал  огромный  деревянный  стол,  заставленный
ретортами,  склянками  с какими-то  жидкостями и порошками, по стенам висели
чучела  незнакомых  мне  животных,  но совсем  не они  вызвали  мой живейший
интерес.
     В дальнем  углу стоял небольшой столик, и там, на блюде,  лежал сочный,
недавно снятый с вертела  окорок, источавший восхитительный аромат. Я ощутил
такой сильный приступ голода, что едва сдержался, чтобы не броситься к этому
столику и не впиться  зубами в кусок мяса, которого не  видел уже  несколько
лет.  На корабле мы питались в основном концентратами, у Джины рабов кормили
растительной похлебкой,  а расход энергии, истраченной  на мое перемещение в
другой мир, требовал немедленного возмещения.
     Едва сдержавшись,  я  не  стал  ничего  просить. Это  могло  показаться
хозяину невежливым. Я не знал правил приличия, существовавших в этом мире. К
счастью, старик и сам обо всем догадался.
     -- Видимо, во время путешествия ты проголодался. Садись к столу и, пока
будешь есть, подробно расскажи, что с тобой произошло.
     Последнее  мне удавалось с  трудом. Не знаю, что  понял хозяин из моего
нечленораздельного мычания, прерываемого  чавканьем и  глотанием. Но что-то,
видимо, понял, потому что в конце трапезы сказал:
     --  Твоя  история  слишком невероятна, чтобы в нее поверил  кто-нибудь,
кроме меня. Никому больше ее не рассказывай.
     -- Но вы-то мне верите?
     -- Во всяком случае, я знаю, что  ты говорил то, что думал. Меня нельзя
обмануть. Беда в том, что люди часто ошибаются и верят в то, чего не было.
     -- Что вы хотите сказать? Чего именно не было?
     -- Ты не мог попасть на  дорогу деймов! Никому еще это не удавалось,  и
нет сюда  иного пути. Огненные  лодки не садились у нас сотни лет. Я не могу
объяснить твое появление на Лиме -- и никто этого не сможет!
     Слушая его отрывистые, гневные фразы, я окончательно поверил в то,  что
попал  в  другой мир,  и принял  это довольно спокойно, наверно, потому, что
хуже того мира, из которого мне удалось вырваться, просто не могло быть.
     --  Отчего вы сердитесь?  Конечно,  я свалился на вашу  голову довольно
неожиданно, но я не привык  быть обузой и постараюсь не обременять вас своим
присутствием,  раз уж мое появление  так  вас раздражает!  --  Я  решительно
направился к большой дубовой двери,  предвкушая увидеть наконец воочию новый
мир, в котором неожиданно оказался.
     --  Остановись, несчастный!  Ты даже не понимаешь, что  с  тобой будет.
Если ты покажешься в городе в таком наряде, тебя тут же схватят и четвертуют
как нудистского шпиона!
     -- Ну и порядочки у вас здесь! Чем же я, интересно, похож на шпиона, да
еще "нудистского?"
     -- Тем, что нудисты  могут принимать любые обличья и часто появляются в
странных нарядах, вызывающих порой глубочайшее общественное возмущение.
     --  Ну,  так  одолжите  мне какую-нибудь вашу одежду!  Со временем я ее
обязательно верну.
     -- Я бы одолжил. Но ты  не понимаешь всей серьезности своего положения.
Город ты не знаешь, наш  язык понимаешь  с трудом. Любой сразу же признает в
тебе  чужеземца, а объяснить  вразумительно, откуда ты  прибыл, а главное, с
какой целью, ты все равно не сможешь. Тебя схватят --  в целях безопасности,
ну а дальше, как повезет...
     В  конце  концов,  он  заставил  меня  всерьез  призадуматься.  Похоже,
знакомство  с  новым  миром  придется  отложить, и, надо  признать,  мне еще
здорово повезло, что я попал к этому старцу.
     -- Хорошо, -- согласился я, возвращаясь к  столу. -- Я никуда не  уйду.
Но теперь ваша очередь рассказывать. Я  хочу  знать  все об этом мире и все,
что  вы  знаете о  деймах,  которым  принадлежит звездная  дорога, благодаря
которой я сюда попал. Кто они?
     --  Ты хочешь знать сразу все? Я  потратил полжизни, изучая цивилизацию
деймов. За  полчаса  о них  не  расскажешь. Эта могущественная раса когда-то
правила  нашей   планетой   и   многими   другими  мирами.   Власть   деймов
распространялась  между  мирами  беспрепятственно,  именно потому,  что  они
владели звездной дорогой.  Ее  построила еще  более древняя  цивилизация,  о
которой нам ничего не известно.  Но деймы овладели этой дорогой и  научились
ею  управлять.  Здесь,  на  Лиме, когда-то был  их  главный  форпост.  Деймы
безжалостны и коварны, они бы давно уже превратили людей в  своих рабов,  но
быстрому распространению  их господства в нашей вселенной мешало одно весьма
существенное  обстоятельство. Их родной мир, на  наше счастье,  построен  из
антиматерии,  и здесь,  у  нас, они  вынуждены  были  постоянно пользоваться
защитной оболочкой, внутри которой  их тело могло существовать только в виде
особой энергетической субстанции.
     Для того  чтобы  захватывать  новые  миры  в  нашей  вселенной, а затем
управлять ими,  им пришлось создать целую расу посредников, или посланников.
Мозг этих существ, некогда бывших людьми,  полностью подчинен деймам. И хотя
посланники  обладают  известной степенью  свободы,  все их  помыслы,  мечты,
планы, желания -- все  создавалось  и направлялось деймами, о чем посланники
зачастую даже не подозревают.
     --  Но если  все это  правда, -- почему о деймах  ничего не известно на
Земле?  Почему  от  всей  их  могущественной  цивилизации  в нашей вселенной
случайно осталось одно-единственное существо?
     -- Нашелся человек,  сумевший  их  остановить. Он  разрушил  канал,  по
которому  деймы проникали в наш мир.  Давно  это было... О нем остались лишь
легенды  в  этих старых  книгах. --  Старик  кивнул  на  толстые  запыленные
фолианты, заполнявшие все свободное пространство на стенах комнаты.  -- Люди
склонны к беспамятству... Никому не хочется копаться в архивах и вытаскивать
на свет  давно забытые  факты.  Тем более, если они свидетельствуют о  чужих
победах. Но твой рассказ...
     Ты даже не  представляешь, какую страшную угрозу обнаружил. Я знал, что
рано или поздно деймы постараются  вернуться. Они не  признают  поражений  и
никогда не отступают. А то, что тебе рассказала эта  Джина о своем тоскливом
одиночестве, может быть ложью.  Скорее всего  -- она разведчик. У нее должна
быть прямая связь с миром деймов.  В  одиночку они не  могут существовать. И
раз уж планета, управляемая деймами, проникла в нашу вселенную -- надо ждать
беды...
     -- Значит, надо сообщить об  этом в столицу. Флот Федерации распылит их
плацдарм на атомы.
     -- Ты еще  слишком молод и  слишком наивен. Ты  думаешь, что  в столице
Федерации об  этой планете ничего не  знают?  Сколько  кораблей  попалось на
удочку деймов?
     -- Судя по количеству заключенных, не меньше десятка.
     -- Вот, видишь... А ведь обычно, даже когда пропадает один-единственный
корабль, флот не прекращает поиски, пока не найдет хотя бы его обломки.
     -- Откуда вы все это знаете? Кто вы? Ваша  речь все время поражает меня
своими противоречиями и несоответствиями. Вы выглядите как алхимик, но порой
говорите как современный ученый.
     -- Я посол Земной Федерации на этой планете. Так сказать, неофициальный
посол.  Для  установления  прямых  дипломатических  контактов Лима  признана
непригодной. Она слишком цепляется за свое средневековое прошлое и не желает
перемен. Я должен наблюдать за тем, что здесь происходит, и время от времени
направлять в центр отчеты, которые никто не читает. Но я ученый, и в истории
этой планеты я открыл для себя настоящую золотую жилу.
     -- Значит, у вас есть связь со столицей Федерации?
     -- Конечно, связь есть. Но только тебе не удастся ею воспользоваться.
     -- Почему?
     --  Потому,  что твоим  сообщением могут  заинтересоваться вовсе не те,
кому  оно будет предназначено.  Даже здесь,  на Лиме,  удаленной  от планеты
деймов на миллиарды километров, ты должен будешь держать язык за зубами и не
привлекать к себе внимания. Если деймы узнают, что тебе стала известна тайна
их дороги... Они тебя и так наверняка ищут. Тела  после казни не исчезают, и
не  так  уж много вариантов объяснения подобного феномена. Твое счастье, что
их  дорога связывает между собой тысячи  миров, проверить  их все они  не  в
силах.
     -- Что же мне теперь, прятаться всю оставшуюся жизнь?
     -- Зачем прятаться? Ты вовсе не  обязан становиться воином.  Живи,  как
жил, и никто не станет  обращать на тебя внимания. Следи лишь за тем,  чтобы
твои   необычные  способности,  в   которых  ты  сам  пока  еще  не  слишком
разбираешься, не проявлялись слишком явно.
     -- Становиться воином? Что вы имеете в виду?
     --  Не  каждому  дано  пройти  по  дороге  деймов... Я  уже  упоминал о
единственном человеке, которому  удалось это до тебя. Именно он  избавил наш
мир  от порабощения  деймами. Но с  тех  пор  прошло  несколько тысячелетий.
Нынешнее поколение измельчало.
     -- Постойте! Разве существует возможность их остановить? Разве это  под
силу одному человеку?
     -- Человеку это не под силу. Но это под силу воину.
     Неожиданно передо мной вновь возникла сцена моей казни. Темно-багровое,
почти черное небо и лицо существа, сидящего в высоком кресле.  На этом  лице
нельзя  было прочесть  никаких  эмоций, светились  только глаза,  да,  в тот
момент мне было не до эмоций Джины. Хватало своих. Зато сейчас, когда каждую
клеточку  моего  тела  уже не  пронзал  смертельный  ужас  перед  неминуемой
смертью, во мне поднялась волна запоздалого гнева.
     Пожалуй, я бы не  отказался  встретиться с ней еще раз,  встретиться на
равных и увидеть в  ней самой  то,  что  она жадно  ловила своими  огненными
глазами, -- боль и страх...
     -- И вы знаете, как становятся воинами?
     --  Важные события редко  происходят  случайно,  и  раз уж  ты оказался
здесь...  Но  я еще ничего не решил. Поговорим об этом позже, когда я  лучше
узнаю, что ты собой представляешь.
     Спейс,  так  звали странного  хозяина  этого  дома,  подошел к  столу с
ретортами, переставил с места на место несколько склянок и вновь вернулся ко
мне. Было заметно, как напряженно он обдумывает все, что услышал, окружающее
для него словно перестало существовать,  и, только наткнувшись на мой  стул,
он вновь соизволил меня заметить.
     -- Самым важным в твоем рассказе мне показалась не история с энерганом.
Я давно  подозревал о  существовании  подобного  "освободителя" потенциально
заложенных в человеческом организме возможностей. Существует немало примеров
того, как  люди, находившиеся  под влиянием  стресса,  обретали  способность
совершать  самые  невероятные действия:  сгибать железные прутья, бежать  со
скоростью,  намного превосходящей скорость любого бегуна,  слышать и  видеть
то, что недоступно человеку в обычном состоянии.
     В  молодости я даже  работал над получением  подобного  препарата, но у
меня  ничего  не  получилось.  Но повторяю, гораздо большее впечатление, чем
существование энергана, произвела на меня  история  твоего  психологического
поединка  с Джиной, когда она хотела, чтобы ты вызывал для нее образ близкой
тебе женщины.  Ты инстинктивно и  вовремя почувствовал, что  делать этого не
следует. Подобная  интуиция сама по себе невероятна, но еще более невероятно
то,  что тебе  удалось  противостоять оказанному  на  тебя  психологическому
давлению.
     Деймы, в отличие от людей, существуют в энергетическом мире, совершенно
не  похожем на  наш.  Они с  детства  учатся  управлять  энергиями  огромной
мощности  с  помощью  одной  только  воли.  Остановить  дейма,   пожелавшего
использовать  твой  разум  в  качестве  площадки  для   своих   развлечений,
практически невозможно даже  для опытного мага, и  то, что тебе это удалось,
кажется мне невероятным.
     -- Вы мне не верите?
     -- Откровенно говоря, я просто  не могу в  это поверить. Но у меня есть
возможность в этом убедиться.
     -- Каким образом?
     -- Посредством эксперимента, разумеется. Если, конечно, против оного вы
не будете возражать.
     -- Я не буду возражать против "оного".
     --  Ну что  же,  тогда прошу пожаловать вот сюда.  --  И Спейс  широким
жестом указал на странное устройство, давно привлекавшее мое  внимание своим
непонятным  назначением. В дальнем углу комнаты был очерчен круг  около двух
метров  в диаметре.  С потолка, в  центр этого  круга, спускался  деревянный
шест, не доходивший до пола сантиметров десяти.
     -- Прямо сейчас?
     --  Зачем  же  откладывать? Ты  возбужден, в  тебе еще  бурлит энергия,
позволившая переместиться в  наш мир. Самое время проверить  ее потенциал. И
не стой столбом, в  круге нет ничего страшного, всего лишь деревянная палка,
свободно закрепленная на потолке с помощью куска веревки.
     -- Но что я должен делать?
     -- Ничего  особенного. Стань внутрь  круга и  постарайся  не допустить,
чтобы шест тебя ударил, он бьет довольно больно.
     -- Вы будете его раскачивать?
     -- Я не прикоснусь к нему и пальцем.
     -- Тогда как же он сможет меня ударить?
     -- Заходи в круг, увидишь.
     -- Я могу удерживать шест руками?
     -- Ты можешь делать все, что тебе  заблагорассудится,  просто  войди  в
круг для начала.
     Недоуменно  пожав  плечами,  я  исполнил  просьбу  своего  чудаковатого
хозяина  и встал внутрь круга.  Шест немедленно завибрировал, словно к  нему
был  подключен какой-то  невидимый  двигатель. Мне  эта вибрация  совсем  не
понравилась,  и, чтобы  определить ее  источник,  я попытался схватить  шест
руками. Это, однако, не удалось. Шест отклонился в сторону и ушел за пределы
круга  с такой стремительностью, что я,  не успев погасить инерцию, рванулся
за  ним следом и  наткнулся на  линию  круга.  Наткнулся --  это  еще  мягко
сказано. Я всем телом  ударился о невидимую  стену, в  точности  повторявшую
линию круга. Однако мне было уже не до стены. Шест, размахнувшись чуть не до
самого  потолка,  теперь  стремительно  приближался  ко мне.  Я  едва  успел
уклониться и снова  наткнулся  на стену. Шест немедленно изменил направление
движения и приближался теперь совсем не с той стороны,  откуда он должен был
двигаться.  Видимо, законы  инерции  и  притяжения не  существовали для этой
проклятой  палки.  И воспользовавшись своим преимуществом  свободно покидать
круг,  шест  хлестко хлопнул меня по  спине. От  неожиданности я вскрикнул и
почувствовал,  что эта идиотская процедура мне совсем  не нравится. Я  снова
попытался поймать шест рукой и был за это награжден еще одним, гораздо более
чувствительным ударом. Окончательно разозлившись, я встал в  боевую позицию,
словно  находился на ринге,  и ответил ударом на  удар. Впрочем, это был  не
совсем  удар...  Смешно  бить  кулаком  по палке.  Я  и  не  ударил, я  лишь
представил, что в руках у меня тоже есть  шест, которым пользуются  во время
некоторых упражнений  по айкидо,  этим  воображаемым шестом  я  и  попытался
отбить летевшую мне навстречу палку.
     Совершенно неожиданно  это получилось. Мне даже  послышался характерный
треск, сопровождавший столкновение двух шестов.
     Отбитый мной шест  ушел  в сторону  и  сразу  же начал  атаку  с другой
стороны. Но теперь у меня появилась возможность  блокировать его удары своим
невидимым шестом. Однако слишком  долго это не могло продолжаться. Я  еще не
пришел в себя  после всего  пережитого,  я  чувствовал  сильную  усталость и
раздражение. Наконец  мне окончательно надоело это  идиотское занятие. Отбив
очередную атаку, я остановил шест... нет, не рукой -- я просто  приказал ему
остановиться, и шест выполнил мою команду.
     После  этого  вполне естественно получилось то, как я вышел из круга: я
просто проигнорировал его существование. Я решил, что невидимой стены в этом
месте быть не должно -- ее просто не может там быть, -- и стена исчезла.
     Спейс  неподвижно  сидел  в своем кресле,  и можно  было заметить,  как
сильно потряс его результат нашего эксперимента.
     --  В тебе,  юноша,  есть задатки  великого воина. Понятно,  почему так
взбесилась Джина, когда ты ей не подчинился. Еще больше она взбесится, когда
узнает, что ты  остался жив и  ускользнул  от нее. А  она узнает,  можешь не
сомневаться,  и сделает все, чтобы найти  тебя  и уничтожить, пока  не стало
слишком поздно.
     -- И что же мне делать?
     -- Учиться,  мой мальчик,  учиться противостоять  своим  могущественным
врагам. Я поговорю с настоятелем монастыря, может быть,  он согласится взять
тебя в свои ученики.
     -- Я не собираюсь становиться монахом!
     --  Это  не обычный  монастырь. Там  тебя  научат управлять собственной
силой. А сейчас отдыхай и не вздумай даже нос высовывать из моего дома, если
тебе дорога собственная жизнь.



     Мне пришлось ждать целых  два  дня, прежде чем  представился подходящий
случай поближе познакомиться с городом, в котором я так неожиданно очутился.
Спейс куда-то отлучился по своим делам и должен был вернуться лишь к вечеру.
Перед  уходом он долго  распространялся  о том, что я не подготовлен к новой
обстановке,  что  снаружи меня ждет  много  опасностей и  неожиданностей,  и
только   здесь,   в   его   доме,   находящемся   под   охраной   закона   о
неприкосновенности  федеральных дипломатов, я могу чувствовать себя в полной
безопасности.  Мне порядком  надоели его увещевания, и я с  нетерпением ждал
момента, когда останусь один.
     Наконец Спейс важно удалился, закрыв за собой двойную дверь.
     Я  упорно  пытался понять, почему Спейс  принял горячее участие  в моей
судьбе,  почему  она ему небезразлична. Мне  казалось,  что  моего рассказа,
которому он  вряд ли до  конца  поверил, и  даже проделанного  им надо  мной
эксперимента, для этого  недостаточно.  Должна существовать какая-то другая,
более серьезная причина, и выяснить ее, находясь взаперти, в четырех стенах,
я  не мог.  Все  ответы находились снаружи. Сама  личность Спейса вызывала у
меня  массу  вопросов.  Его  манера  неожиданно   надевать  на  себя  личину
средневекового алхимика, а через минуту разговаривать нормальным современным
языком, сначала порождала недоумение, но постепенно начала раздражать, а его
опасения по поводу мести Джины за мой побег казались мне преувеличенными.
     Все же  некоторыми  из его советов я собирался воспользоваться,  прежде
всего мне нужна была одежда, подходящая для этого  мира. Не слишком утруждая
себя правилами  приличия, я  решил  исследовать огромный шкаф, занимавший  в
доме Спейса половину прихожей.
     Как  я  и  предполагал,  здесь висели наряды на  все случаи  жизни,  от
торжественных приемов до тайных прогулок  по ночам. Я выбрал  самую скромную
одежду, но и она показалась мне довольно дурацкой. Камзол, слишком длинный и
слишком яркий, перепоясывался кожаным поясом, с кольцами для крепления то ли
меча, то  ли шпаги. Самого  оружия в шкафу  не оказалось, и  это меня слегка
беспокоило,  поскольку  я  не  знал,  принято  ли  здесь  ходить  по  городу
невооруженным.  С  размером  все  оказалось в порядке,  камзол пришелся  мне
впору, на что я не надеялся, Спейс был выше меня и по-стариковски тощим.
     К камзолу прилагались  непривычно длинные  сапоги  с отворотами,  узкие
штаны  из  плотного материала  и нелепая  шляпа с широкими полями. Зеркала в
доме не  было, -- еще одна странность, связанная, должно  быть, с  личностью
Спейса.  Из-за этого  обстоятельства  я  не мог  объективно  судить о  своем
внешнем виде.
     Наконец с приготовлениями было покончено, и я  принялся изучать дверные
замки.  Первую дверь  удалось  открыть  без особого  труда,  зато со  второй
пришлось  повозиться. Здесь пригодился мой опыт механика, приобретенный в ту
пору, когда я еще не стал первым помощником капитана.
     Наконец тяжеленная  дубовая дверь уступила  моим  усилиям и  со скрипом
отворилась  наружу.  В  первое  мгновение  я  ничего  не  смог  рассмотреть,
солнечный свет,  которого я не  видел  так  долго, обрушился на меня, словно
обвал.
     Освоившись  с  освещением,  я  понял,  что  нахожусь  внутри  какого-то
крепостного  двора, или, скорее, замка.  Дом, в  котором жил Спейс, стоял  в
углу, у самой стены, а  в центре раскинувшейся  передо мной довольно большой
площади,  вымощенной  гладко  отесанной  брусчаткой,  возвышалось  солидное,
довольно   грубо   сделанное   каменное   строение,  с  невысокими  башнями,
выглядевшими,  как архитектурное  украшение.  Они были слишком  малы,  чтобы
использоваться  для  обороны.  Гораздо  более   солидные  крепостные   башни
располагались  на углах наружной  стены. Их бойницы  показались мне  слишком
узкими,  и  лишь позже  я узнал,  что это  сделано для того, чтобы  защитить
охрану от нападений с воздуха.
     Вообще, вся  крепость выглядела  так, словно  она  готова к немедленной
атаке неприятеля или к длительной осаде.
     В  обширном  дворе  замка  размещалось  несколько вооруженных  отрядов.
Солдаты вели себя довольно  непринужденно, они слонялись по двору небольшими
группами. Кое-кто без особого  энтузиазма упражнялся с  холодным оружием.  В
стороне несколько вояк стреляли из арбалетов по мишени.
     Нигде не было видно  современного оружия, что вполне подтверждало слова
Спейса.  Этот  мир был слишком привержен к своему средневековому прошлому. И
все же... Раз  у них есть  связь с  Федерацией, должно где-то быть  и оружие
поновее. Не может его не быть. По опыту своих космических странствий я знал,
что  любой мир, едва  установив  связь  с  более цивилизованными  планетами,
прежде всего стремился  обзавестись современным  оружием. Однако  здесь  его
почему-то скрывали.  С  этим  мне еще предстояло разобраться  так же,  как с
многими другими загадками.
     Но  прежде  всего  я  собирался  выяснить, каким образом  можно  отсюда
добраться до столицы Федерации. Не очень-то я  поверил Спейсу, что ценнейшая
информация, которой я располагал, никого на Земле не интересует.
     Между  группами  солдат прохаживался человек, лицо которого  показалось
мне знакомым. Собственно, забыть такое лицо было  трудно просто  потому, что
его искажало довольно странное уродство: один глаз располагался слегка  выше
другого.  Этот  человек  был  здесь  каким-то  начальством,  капитаном,  или
сотником.  Во всяком  случае, при  его  приближении  солдаты подтягивались и
начинали заниматься упражнениями гораздо более усердно.
     Но сколько я ни напрягал память, вспомнить, где я его видел, я так и не
смог, осталась лишь  уверенность в том, что человек мне знаком. Обычно  я не
страдал провалами памяти, и этот случай озадачил меня настолько, что я решил
осторожно подобраться  к нему поближе,  укрываясь  за повозками торговцев  с
провиантом. Делать этого не следовало,  потому  что  в конце концов  он меня
заметил и явно обратил внимание на мой не совсем обычный способ передвижения
-- от повозки к повозке.
     Отдав какое-то приказание группе солдат, упражнявшихся  в фехтовании на
облегченных  коротких мечах, он повернулся  и  решительно  направился в  мою
сторону.
     Пять или шесть  человек  из  этой группы  фехтовальщиков рассыпались по
двору, отрезая мне путь к воротам.
     Самое   лучшее  в   подобной   ситуации  --  продемонстрировать  полное
спокойствие, что я и сделал, направившись ему навстречу.
     --  Доброе утро, капитан!  -- Я приветствовал  его самой очаровательной
улыбкой, на какую только был способен, но в ответ услышал лишь грубое:
     -- Кто ты такой?
     -- Я племянник  дипломата  Спейса.  Приехал  к  нему погостить на  пару
недель.
     -- Да,  он  говорил мне о тебе. Еще он говорил, что ты служил  у барона
Сазона мечником, это правда?
     Отрицать не имело смысла и, мысленно поблагодарив Спейса, я кивнул, все
еще  продолжая улыбаться. Хотя в лице капитана можно было прочесть не только
недоверие к моим словам, но и ничем не объяснимую неприязнь.
     -- В таком случае, я надеюсь, ты не  откажешься продемонстрировать моим
солдатам  свое искусство? Мечники  барона славятся  своими подвигами,  и  мы
будем рады познакомиться с их стилем боя.
     Я в жизни не  держал в  руках меча и внутренне  похолодел, понимая, что
просто так  из этой ситуации мне не выпутаться. Слабо сопротивляясь, я блеял
что-то  невразумительное,  но даже оглянуться  не  успел, как меня  окружили
солдаты,  в  руках у меня оказался  короткий,  боевой,  обоюдоострый меч,  а
самого  меня  оттеснили к  круглой площадке,  усыпанной  песком,  где совсем
недавно шло учение.
     Напротив меня, сбросив свой цветастый камзол, уже стоял сам  капитан, и
его лицо не предвещало мне ничего хорошего.
     --  Послушайте!  Я не привык фехтовать на  занятиях  боевым оружием! --
привел я свой последний довод. -- К тому же приемы боя, которым меня обучали
у барона, не подлежат публичной демонстрации!
     --  Твоя  речь выдает в  тебе  книгочея,  а  не мечника. Защищайся!  --
прорычал капитан, бросаясь на меня с мечом, направленным острием в мою ничем
не защищенную  грудь. "Он что,  убить меня собирается?" -- успел я подумать,
отклоняясь всем корпусом в сторону.  Капитан пролетел мимо меня, развернулся
и снова  ринулся в атаку.  И тут что-то разительно переменилось в окружавшей
меня  обстановке.  Движения капитана  замедлились и  словно  растянулись  во
времени,  а  пролетавшая  над  двором птица, казалось,  неподвижно застыла в
воздухе.
     Не  пытаясь разобраться в  том,  что произошло,  я  воспользовался этим
неожиданным даром. И теперь уже неторопливо вновь шагнул в  сторону. Капитан
опять пролетел мимо меня, прорычал какое-то проклятие и, замахнувшись мечом,
развернулся,  явно  собираясь  нанести  удар  сверху,   от   которого  почти
невозможно увернуться. Этот  человек вел себя  так,  словно  и  в самом деле
собрался меня убить.
     Мне  ничего  не  оставалось,  как   поднять  свой  меч,  ставший  вдруг
совершенно  невесомым,  над  головой, подвести его под медленно опускавшееся
лезвие капитана и ждать, когда последует удар. Как ни странно это выглядело,
мне действительно пришлось ждать удара.
     И  я  до  сих  пор  не  понимал  толком,  что,  собственно, происходит?
Ускорилась  моя реакция или замедлилось время? Впрочем,  сейчас это не имело
особого значения.  Возможно,  сказалось действие  энергана,  изменившего мой
организм, а  возможно, виноват в  происходящем был Спейс,  которого я только
сейчас заметил в  дальней части двора. Он болтал со стражниками, охранявшими
ворота, и отнюдь не торопился прийти мне на помощь.
     Тем временем меч  капитана  встретился  с моим  и со звоном  отлетел  в
сторону. Удар должен был свалить  меня с  ног, но я даже не покачнулся. Зато
капитан потерял равновесие и едва удержался на ногах. Теперь он стоял передо
мной  безоружный и, кажется, только сейчас  начинал понимать, что произошло.
Смертельная  бледность  залила  его  лицо, видимо,  на  подобных,  "учебных"
схватках не полагалось проявлять  снисхождения  к противнику.  Капитан  явно
ждал моего завершающего  удара и даже не пытался поднять свой, валявшийся на
земле меч. Молчание окружавших нас солдат было достаточно  красноречиво, все
они ждали кровавого завершения нашего поединка.
     Повернувшись к капитану спиной, я пошел прочь  от арены, надеясь на то,
что  мой  неожиданный  успех  отбил у  него охоту продолжать  схватку, но  я
ошибался. От  смертельного  удара сзади меня спас  недовольный ропот солдат,
явно не одобрявших отнюдь не рыцарское поведение своего командира.
     Едва  я заметил приближавшееся сзади  к моей голове  сверкающее  лезвие
меча,  как  секунды  вновь  растянулись,  словно  резиновые.  Я опять  успел
отклониться и ударил пролетевшего мимо меня капитана рукояткой меча  по шее,
вложив в этот удар  всю накопившуюся ярость. Он рухнул на землю  и больше не
двигался.
     Теперь  настроение  солдат  изменилось,  видимо,   я  нарушил  какие-то
неизвестные мне правила местных поединков, потому что все солдаты схватились
за оружие  и  двинулись в мою сторону. Их  было  человек пять или  шесть.  Я
прекрасно понимал, что  никакие уникальные способности не  спасут меня, если
они  набросятся  все  сразу.  В  рукопашном  бою  численный  перевес  всегда
оказывается решающим.
     Я оглянулся, все еще надеясь на помощь Спейса,  но того и след простыл.
Я  остался  один на  один с  группой  разъяренных солдат,  явно  собравшихся
покончить со мной.
     Скорее всего,  на этом  бы и закончилось мое первое знакомство  с новым
миром, если бы не труба.
     Ее певучий серебряный звук донесся со сторожевой башни, и солдаты сразу
же забыли  обо мне. Все они бросились к стенам.  Площадь мгновенно опустела.
Даже  неподвижного капитана они забрали с собой, и теперь я, не понимая, что
происходит,   стоял  посреди  опустевшей   площади  совершенно  один.   Небо
потемнело.
     Никогда раньше мне не приходилось  видеть, чтобы тучи с такой скоростью
заволакивали   небосвод.  Тучи  были  какие-то  странные,  даже  с  большого
расстояния было заметно, что они состоят из отдельных хлопьев. Прежде чем  я
успел разобраться в этом  феномене, пошел снег. Или,  вернее, град. Огромные
кристаллы, величиной с  кулак, первое время падали довольно редко,  и только
это обстоятельство спасло меня.
     Какая-то  девушка  бросилась ко  мне от  ближайшего  дома и, схватив за
руку,  потащила  за  собой.  Незнакомка  показалась мне  довольно  красивой,
сопротивляться ей не было никакого смысла, к тому же огромные градины падали
все чаще.  Мы  очутились под навесом, тесно прижатыми  друг к другу.  Ничего
другого нам просто не оставалось -- навесик  оказался совсем крохотным, а до
ближайшего солидного подъезда было не меньше пятидесяти метров. Благополучно
преодолеть  это расстояние  не  было  уже  никакой  возможности. Крыши домов
грохотали от  ударов  тяжелых градин, несшихся  к  земле  сплошным  потоком.
Только  сейчас мне стало понятно, почему в этом городе  такие толстые крыши.
На некоторых домах они были сложены  из  цельных бревен и напоминали  накаты
блиндажей.
     -- Вам что,  жизнь надоела? -- спросила незнакомка,  безуспешно пытаясь
занять более удаленную от меня позицию.
     --  Я здесь  недавно. И  совершенно незнаком с  особенностями  местного
климата.
     -- Климата? Похоже, вы действительно приехали издалека, если не слышали
про драконий лет.
     --  Лет?  Вы хотите  сказать, этот  град  имеет  какое-то  отношение  к
драконам?
     Вместо ответа моя спасительница сняла с плеча довольно  изящную сумочку
и ловким движением, не выпуская из рук ремешка, забросила ее на ближайшую от
нас  градину,  торчавшую  посреди  мостовой.  Ей  понадобилось  значительное
усилие, чтобы  выдернуть  градину  из  земли  и подтянуть  поближе к  нашему
укрытию, я собрался было помочь ей, но она решительно остановила меня.
     -- Не прикасайтесь к нему! Это драконье яйцо,  и  оно полно яда! Можете
смотреть, но не трогайте его руками.
     Предмет,  который оказался теперь  совсем  рядом, по форме  и  размерам
действительно напоминал гусиное яйцо.  Вот только в его тупой,  нижней части
торчали два длинных костяных зуба, острых, как иглы. Только теперь  я понял,
почему градины не  падали набок, а торчали вертикально на всех предметах, за
которые им удалось  зацепиться. Центр  тяжести  у  них был расположен  таким
образом,  что все яйца  падали  зубами  вниз, и, представив  себе,  как  эти
устрашающего вида иглы вонзаются в мою кожу, я невольно поежился.
     -- Что происходит, когда такое яйцо попадет в человека?
     --  Оно действует, как насос, раздувается  от крови жертвы и  мгновенно
убивает ее своим ядом. Ну а  затем... Найдя пищу, оно окукливается. -- После
этих слов я по-новому посмотрел на свою спутницу.
     -- Вы рисковали жизнью, выдергивая меня из-под этой дряни.
     -- Мы привыкли. В нашем городе каждый день приходится рисковать жизнью.
     -- Выходит там, над нами, совсем не тучи?
     -- Никто  толком не знает, что это такое. Вы видите,  облако похоже  на
огромную стаю птиц, но они всегда держатся на большой высоте, и рассмотреть,
что они собой представляют, никому не удается.
     --  А  что  происходит,  если  яйцу  удастся  найти  для себя  жертву и
"окуклиться"?
     --  Через  какое-то время  куколка превращается  в  птенца, размером  с
собаку. Но эти твари настолько агрессивны и ядовиты, что их уничтожают сразу
же, как только находят, пока они еще не умеют летать. Вы  собираетесь писать
трактат  о наших драконах? --  Уловив нотку  сарказма в ее голосе, я немного
смутился.
     -- Возможно, мне придется пожить у  вас какое-то время, всегда  неплохо
знать, чего следует опасаться.
     -- Ну,  наши драконы  далеко не самое страшное.  Лорд Грегориан гораздо
опаснее.
     -- Лорд  Грегориан? Простите  мою неосведомленность,  но я слышу  о нем
впервые. Кто он такой?
     --  Похоже,  страна,  из  которой  вы  приехали, находится  слишком  уж
далеко... -- Девушка посмотрела на меня так, словно уличила во лжи.
     Какое-то  мгновение  я колебался,  не зная,  стоит  ли откровенничать с
незнакомкой, но она только  что спасла мне  жизнь, рискуя  собственной, и по
недоверию,  прозвучавшему  в  ее голосе,  я  понял, что в  эту  минуту  могу
потерять едва приобретенного друга, возможно, единственного в этом мире.
     --  Вы  что-нибудь  знаете   о  космических  кораблях?  О  звездолетах,
способных преодолевать огромные расстояния между мирами?
     -- Я слышала о  звездолетах. Но ни один корабль не приземлялся на нашей
планете вот уже лет двести. -- В который раз за наше короткое знакомство она
удивляла  меня  своей осведомленностью. Но теперь мне  не  оставалось ничего
другого, как продолжить  свои объяснения, надеясь на то,  что она поймет или
хотя бы поверит мне на слово.
     -- Существуют другие способы передвижения в пространстве...
     -- Вот  как?  Я знаю только один  такой  способ,  но  те, кто  может им
воспользоваться, не люди.
     --  Разве  я  не  похож на  человека?  -- Я  постарался  обратить  свое
откровение в шутку, но шутки  не получилось, теперь девушка смотрела на меня
холодно,  и  доверие, установившееся  между  нами  в первые минуты  встречи,
исчезло бесследно.
     -- Лет кончился. И мне пора. Прощайте.
     -- Постойте! Где мне вас найти?
     -- Зачем?
     -- Я хочу  продолжить наше  знакомство.  В  конце концов, вы спасли мне
жизнь!
     --  Ах,  оставьте! Тем,  кто может передвигаться  по дороге деймов,  не
страшны наши драконы.
     Она стремительно двинулась прочь от меня и через мгновение затерялась в
толпе, уже заполнившей двор крепости. Люди  появлялись  из  каждой двери, из
каждой подворотни.  Все были  вооружены  лопатами,  совками и металлическими
контейнерами для сборки  яиц. Прежде чем я успел последовать за  своей новой
знакомой, рука Спейса легла на мое плечо и удержала на месте.



     -- Похоже, вы специально охотитесь за неприятностями. Я ведь просил вас
не  покидать  мой дом, но вы  ухитрились  не только  нарушить наш уговор, но
ввязались в  поединок с капитаном и нажили себе смертельного врага.  Кстати,
почему вы его не убили?
     -- Воспитание помешало. Я не привык резать людей мечами.
     Спейс,  до  этого  расхаживавший по  своей  просторной гостиной,  будто
маятник,  заставляя  меня следовать  за  ним  взглядом,  теперь  остановился
напротив диванчика, на котором я сидел, упер руки в бока и уставился на меня
так, словно увидел впервые.
     --  Однако  вы  неплохо   справились   с  лучшим  фехтовальщиком  лорда
Грегориана.
     -- Я не знал, что он лучший фехтовальщик. Если бы знал, то убил бы меня
он. А кто такой лорд Грегориан?
     -- Владелец  замка, во дворе которого вы упражнялись  в фехтовании. Ему
принадлежат  все  окрестные  земли.   Он   здешний  наместник,  единовластно
распоряжающийся жизнями своих подданных.
     -- Вы это серьезно?
     -- Вполне.
     --  Вы  хотите сказать,  что феодальные устои, давным-давно забытые  на
Земле, в этом  мире возродились настолько,  что  люди  не только  режут друг
друга мечами, но и позволяют кому-то распоряжаться собственными жизнями? Как
это  стало  возможным?  Почему  не  вмешивается  федеральное  правительство,
почему, наконец, вы  сами не принимаете  никаких мер? Или в ваши обязанности
не входит ничего другого, кроме простого наблюдения?
     -- Именно так. Более того, мне строжайше запрещено  вмешиваться во все,
что здесь происходит.
     -- Почему?
     --  Хороший вопрос! Я  сам задавал его не один раз. Может быть, к этому
имеет отношение Багровая планета, на которой вам посчастливилось побывать.
     Теперь  уже  я не  выдержал  и, вскочив  на  ноги, остановился напротив
Спейса, сверля его взглядом.
     -- Каким образом  может иметь  отношение к тому,  что происходит в этом
мире, планета, до которой не может долететь ни один звездолет?
     -- Самое прямое. Раз  уж в нашей вселенной появились деймы, они тихо  и
незаметно начнут вмешиваться во все наши дела, все переиначивая на свой лад.
     -- И каким же  образом они  могут осуществлять  подобное вмешательство?
Ведь  вы  сказали,  что  деймы  не  способны  существовать  в нашем  мире  в
материальной форме?
     -- Она им не нужна. Вполне достаточно посредников.
     --  Вы  хотите сказать, что им  удается  найти  достаточное  количество
негодяев, согласных действовать против интересов собственной расы?
     --  Большинство  посредников  даже не  подозревает  об  этом! Просто  у
кого-нибудь   из   них  возникает  мысль,  неожиданное   желание   совершить
какой-нибудь странный поступок. Например,  броситься на капитана О-Нила, при
этом субъект полностью убежден, что это его  собственное желание и  никто не
контролирует  его волю. Разумеется,  для того,  чтобы  это  стало возможным,
нужна  предварительная  обработка. Человек  должен, к примеру,  побывать  на
Багровой  планете  или принять  какое-нибудь  вещество,  побывавшее  в руках
деймов.
     Только теперь  до меня  начало  доходить, что  имел в виду Спейс. И мое
возмущение  постепенно  перешло  в  ужас.  Невольно  пошатнувшись,  я  вновь
опустился  на свой диван.  Слишком много  логики и  правды заключалось в его
словах,  слишком велика  была вероятность того,  что  Спейс может  оказаться
прав.
     --  Успокойтесь.  На вас лица нет.  Любые  известия  следует  принимать
спокойно. Сначала  я  именно  так  и  подумал. Решил, что  вы стали одним из
посредников. Но с вами у деймов что-то не получилось.  Существует  несколько
способов выявить человека, попавшего  под влияние деймов. Например,  вот это
яйцо... Возьмите его в руки, не бойтесь, в нем уже нет яда.
     Я   молча   повиновался.  Яйцо   было   тяжелым   и  холодным.   Сквозь
полупрозрачную оболочку просвечивало что-то темное.
     -- Видите,  оно не светится! А в руках настоящего посредника такое яйцо
начинает светиться. Есть и другие способы.  Самый  верный из них  -- это ваш
поединок с капитаном.  Никогда один  посредник не станет убивать  другого. А
вас хотели убить. Уж настолько-то я разбираюсь в фехтовании.
     -- Вы хотите сказать, что капитан...
     -- Я давно знаю, что он принадлежит деймам.
     --  Но ведь я не воспользовался представившимся мне случаем и  не  убил
его! Не значит ли это...
     -- Зато он  хотел вас убить,  этого  вполне достаточно. Если  бы не мое
вмешательство, он бы с вами покончил.
     -- По-моему, вы не  слишком-то вмешивались. И  уж, во всяком случае, не
спешили!
     -- Вмешательство  не  обязательно должно быть явным. А  вскоре я понял,
что  вы  не нуждаетесь  в моей  помощи.  Ваша  реакция  намного превосходила
реакцию  капитана, хотя его стремительность превосходит возможности обычного
человека в несколько раз. Есть над чем задуматься, не правда ли?
     -- Мне кажется, здесь  все дело в энергане. На Багровой планете я выпил
сок местного растения. Именно поэтому я так испугался, когда вы сказали, что
посредником  становится  тот,  кто  принял  вещество,  побывавшее  у деймов.
Растения, содержащие энерган, они выращивают на своих плантациях.
     -- Ты не рассказывал мне об этом.
     -- Что  тут рассказывать? Энерганом называют сок растения, которое рабы
выращивают на  Багровой планете для Джины. В  этом соке содержится  огромный
запас энергии, и прикасаться к  нему  рабам запрещено под страхом смерти. Но
меня...  Только  сейчас начинаю понимать, для чего  ей понадобилось угостить
меня этим соком.
     -- Да. Ей был нужен еще один посредник. Это бесспорно. И  она  пыталась
его  заполучить.  Но  что-то не  сработало.  Возможно,  твой  мозг  обладает
природным  иммунитетом к  постороннему  воздействию,  возможно, сыграл  роль
какой-то  другой  фактор.  Как только  деймы поняли,  что  не  смогут  тобой
управлять, ты стал  представлять для них  определенную угрозу, и  их решение
казнить тебя выглядит вполне  естественно. Если они узнают, что ты уцелел, я
не дам за твою жизнь и ломаного гроша. Теперь ты вдвойне опасен  для них. Ты
знаешь тайну их планеты и можешь ее отыскать. Ты знаешь, каким  способом они
вербуют посредников, и  кроме этого ты  сумел беспрепятственно пройти  по их
пространственной  дороге.  Теперь тебе  остается  только  повесить на  грудь
табличку "Я тот, кого вы ищете".
     -- При чем здесь табличка?!
     -- При том, что ты уже сделал это! Неужели ты  думаешь, что твоя победа
в поединке с капитаном лорда Грегориана останется незамеченной?
     Доводы Спейса  показались  мне весьма  серьезными, и  я дал себе  слово
впредь быть осторожнее.
     Самострел я обнаружил на второй день после отъезда Спейса. Раз в неделю
Спейс  регулярно  отправлялся  в поездку по своим  посольским делам, и, надо
признаться, я с  нетерпением ждал, когда вновь  останусь  один. Осторожность
осторожностью, но постоянное сидение взаперти не входило в мои планы.
     Я нашел на углу площади симпатичный трактирчик, а после того как Спейс,
используя свои дипломатические каналы, конвертировал валюту с моей кредитной
земной карты на местные шилонги,  я  мог позволить  себе просидеть  здесь до
самого вечера. Я не любил выпивку, да и местное кисловатое пиво пришлось мне
не по  вкусу. Но с  этим  можно  было мириться, потому что из окна  трактира
хорошо  просматривалась вся  площадь  перед крепостью, и  меня  не оставляла
надежда  на  то, что  рано  или поздно мне  вновь  удастся увидеть  девушку,
спасшую мне жизнь во время смертоносного града.
     Однако  день, которого я  ждал  так  долго, не  принес  результата.  По
площади мимо  окна проходили самые разные люди. В своих ярких камзолах важно
шествовали взад  и  вперед  слуги  лорда  Грегориана,  встречались  купцы  и
ремесленники,  старавшиеся прошмыгнуть через площадь  как можно быстрее, вот
только женщин не было видно.
     Я  ни на  минуту  не мог  забыть  ее  странного  лица, золотисто-желтых
птичьих  глаз  и  прозрачного  облака  волос.  Она  была  красива совершенно
особенной, неземной  красотой -- но дело  не  только в этом. Я  не мог  себе
простить, что  так бездарно позволил ей  уйти в  тот раз, не  узнав даже  ее
имени, и проклинал Спейса  за  его несвоевременное вмешательство. Я не терял
надежду встретить ее. В этом крошечном средневековом городке было не  так уж
много жителей. Но этот день не  принес ничего нового.  Если не считать того,
что сидя без дела целый день в трактире, не зная никого из его завсегдатаев,
я  наслушался  пустых  разговоров,  насмотрелся  на  грубые  лица  крестьян,
торговцев  и  стражников,   использовавших  этот  трактир  как  своеобразную
нейтральную территорию, где каждый мог расслабиться  и почувствовать  себя в
безопасности. Не знаю, откуда исходило это  ощущение, но  по раскрепощенному
поведению людей было ясно, что здесь, в отличие от двора замка, им ничего не
угрожало.
     Сидя  за  кружкой  кислого  пива, я ни на минуту не  переставал строить
совершенно беспочвенные планы по поводу того,  как добраться из Шаранкара до
столицы  Федерации. Без  помощи Спейса мне это  ни за что  не удастся, а  он
велел ждать,  пока  подвернется удобный случай.  Ждать  нужно  было  год,  а
возможно, и все десять лет -- Спейс этого не знал и ничего толком не обещал.
Мало того, он даже собрался  отправить меня в какой-то монастырь,  но потом,
кажется,  забыл об этом. Непонятно, почему  я до такой степени полагался  на
этого человека.  Наверное, оттого, что до сих пор его прогнозы оправдывались
и он относился ко мне  с искренним  участием,  не раз доказывая  свое доброе
отношение.
     Итак, я просидел  в трактире до того момента,  когда на площади  зажгли
газовые фонари, завсегдатаи разошлись, а  трактирщик второй раз вытер  мой и
без того безукоризненно чистый стол, давая понять, что мне пора убираться.
     В Шаранкаре рано ложились спать и рано вставали. Я с трудом  привыкал к
новому  для себя распорядку.  Тяжело  просыпался  по  утрам и  долго не  мог
заснуть. Очевидно, именно поэтому я  не сразу вернулся в дом Спейса, а решил
немного  побродить  по  улицам   Шаранкара.  Скорее   всего,  причиной  этой
неосторожной  прогулки  по незнакомому  городу  была все  та же  несбыточная
надежда встретить свою таинственную знакомую.
     Я  бродил по центру часа два, до тех пор, пока улицы  не опустели и  со
стены  не стала доноситься перекличка ночной стражи.  Вскоре  из ворот замка
выйдут  ночные патрули, и,  чтобы не влипнуть в новую историю,  мне поневоле
пришлось вернуться к дому Спейса.
     Я был  трезв как стеклышко и, отперев  огромным медным  ключом  входную
дверь  спейсовского  обиталища,  я  оказался  в просторном  холле,  в  конце
которого, с левой стороны, находилась дверь моей комнаты.
     Газовый светильник над  входной дверью едва  тлел красноватым тщедушным
пламенем, и, возможно, именно это обстоятельство спасло мне жизнь.
     Подойдя к  двери в свою комнату,  я уж совсем было протянул руку, чтобы
ее  открыть, когда  заметил  на  филенке  странное световое  пятнышко,  едва
выделявшееся в полумраке. Будь освещение в холле поярче, я вообще не смог бы
его  увидеть. Но  теперь я его заметил и, пожалуй, не придав  этому  особого
значения, все-таки открыл бы дверь, если бы пятнышко при моем приближении не
исчезло  бесследно. Это  заинтересовало меня  настолько,  что  я  предпринял
своеобразное  исследование, то  отдаляясь  от  двери,  то  приближаясь к ней
вновь.  Пятнышко  исправно  появлялось, когда  я удалялся, и исчезало вновь,
стоило лишь мне приблизиться к двери на расстояние метра.
     В конце концов, используя  коврик у входной двери в качестве  источника
пыли,  мне  удалось  установить, откуда именно  исходил  этот едва  заметный
красноватый луч света.
     Он был похож на луч слабого лазера,  какие обычно используют в системах
оптического  наведения  на  цель.  Пылинки,  попадая в  зону  его  действия,
вспыхивали хорошо заметными красными огоньками.
     Периодически  встряхивая   коврик   и   стараясь  не  задевать  луч,  я
продвинулся от своей двери до противоположной глухой стены. Здесь не было ни
шкафов, ни  дверей, ни какой-нибудь щели.  Казалось, луч исходил из  глубины
глухой каменной  стены. Это  обстоятельство почему-то меня  разозлило.  Мало
того,  что на  мою  дверь какой-то  ненормальный  навел луч лазера, он еще и
сумел  замаскировать его источник  в каменной кладке, там,  где добраться до
него было  весьма  проблематично.  Решив  не  сдаваться  и  довести  начатое
исследование  до конца, я  нашел в кладовке у Спейса подходящий  инструмент,
что-то  вроде  короткой  кирки.  Вооружившись  еще  и  тяжелым  молотком,  я
приступил к разрушению капитальной стены жилища своего хозяина. Однако после
первого же удара кирка ушла в стену, как  в масло. Оказалось,  что  источник
луча  прикрывала некая  имитация,  похожая  на  лист  картона  и  так  точно
передающая  фактуру стены, что отличить ее от настоящей штукатурки с первого
взгляда было невозможно.
     Расчистив в  стене  квадрат,  примерно  полметра  на  полметра,  я смог
заглянуть внутрь  ниши, уходившей в  глубь стены не меньше чем  на метр. Дом
Спейса  был построен  впритык к городской крепостной стене,  и,  видимо,  из
экономии  материала, строители  использовали  часть  этой  стены  как  стену
жилища. Это обстоятельство и объясняло ее непомерную  толщину, а также и то,
почему именно  здесь  появилась  ниша. С  противоположной  стороны городской
стены можно было вести любые работы, не привлекая к  себе внимание городских
патрулей. Правда, по самой стене ходила стража, и это означало, что солдаты,
по какой-то причине, предпочли не замечать неведомых "строителей".
     В  глубине  открывшегося  передо  мной  отверстия  стоял,  опираясь  на
короткую треногу, боевой  арбалет  со  стальным  набором  плоских  пружин  и
короткой   стрелой,   заканчивавшейся   широким   и  острым,   как   бритва,
наконечником.  Это  было  вполне современное  оружие,  оснащенное  лазером и
автоматическим  спуском. Когда  я  представил  мой  череп,  после  того  как
затылочную кость  пробила  бы  тяжелая  стальная стрела, мне стало нехорошо.
Переждав,  когда  пройдет  приступ  дурноты,  я  с  удвоенной  осторожностью
продолжил свои исследования.
     Нужно было установить, почему  не произошел выстрел. Я пересекал луч не
один раз, еще до того как обратил на него внимание.
     Вскоре мне удалось обнаружить тонкую, как волос, проволочку, протянутую
от спускового  механизма к моей двери. Она была углублена в стену и спрятана
под паркетом, так что мне пришлось порядком изуродовать прихожую, прежде чем
я  очистил все детали этого адского приспособления  и установил  принцип его
действия.
     Спусковой  механизм  срабатывал  лишь   в  том  случае,   если   кто-то
одновременно пересекал луч и, открыв дверь, разрывал проволоку.
     Тот, кто поставил здесь смертоносное  приспособление, учел все: арбалет
не  должен  был  обнаружить свое присутствие из-за случайного посетителя. Он
срабатывал лишь в  том случае,  если  открывалась дверь моей комнаты. Причем
открывший  ее  человек  должен  был  стоять  на  линии  прицела. Именно  это
обстоятельство  и  контролировал  луч лазера. Если бы свет в прихожей  горел
поярче, я  бы не заметил светового пятна на двери и открыл ее. В этом случае
меня бы уже не спасла никакая реакция.
     Но   больше  всего   меня  удивила  даже   не   изощренность  подобного
приспособления,  а  то,  каким  образом  его   удалось   установить   внутри
капитальной каменной кладки. Ниша  в стене была  вырезана недавно и каким-то
очень  мощным, неизвестным  мне  инструментом,  это  не  вызывало  сомнения.
Создавалось впечатление,  что камень на внутренней поверхности ниши оплавлен
плазменным резаком,  однако  этот громоздкий механизм  невозможно  незаметно
протащить в  дом и уж тем  более установить снаружи, не  привлекая  внимания
случайных прохожих. Проделали эту работу в наше  отсутствие.  Но вчера здесь
не  было никакого арбалета. (В противном случае я бы уже покинул мир живых.)
Устройство установили  в  течение одного дня и той части ночи, пока я бродил
по городу.
     Возможно, где-то совсем рядом, в соседнем здании,  например, притаились
те,  кто  пристроил  здесь адскую  машину. Они ждут  уже  довольно  долго и,
возможно, начинают терять терпение оттого, что жертва до сих пор не попала в
ловушку.
     Вскоре  им  захочется выяснить,  что  здесь  происходит. Мне  следовало
подготовиться к приходу нежданных гостей, вооруженных отнюдь не примитивными
мечами...



     Какое-то время я ждал, прислонившись  к стене и сжимая в руках арбалет,
который мне удалось освободить от спускового устройства. Теперь он стал моим
единственным оружием. Не то чтобы я на  него особенно полагался,  но  все же
чувствовал   себя  уверенней.   Вот   только   одной   стрелы  против   моих
могущественных  врагов,  способных  прожигать  каменные  стены,  явно   было
недостаточно.
     У  самого входа  висел  старый  гобелен,  на  котором  Спейс развешивал
образцы древнего оружия, он говорил, что такие украшения в  моде и имеются в
домах  всех уважаемых  горожан.  Кроме ни на что  не  пригодного  старинного
барахла,  здесь были полуметровые дротики, для  метания  которых требовалось
особое  умение --  владение  короткой веревочной  петлей,  закреплявшейся на
плече метателя.  Без петли это были просто длинные палки. С первого  взгляда
они  меня  не заинтересовали,  тем более  что рядом висела  целая  коллекция
кремневых  ножей.  Спейс  очень  гордился  этими  ножами,  поскольку их  ему
доставили   из  столицы   Федерации.  Шаранкарская  колония  еще  не  успела
опуститься  до уровня  каменного века, так что  подобные изделия  могли быть
только  привозными и потому ценились особенно  высоко. Но  мне от  этого  не
легче. Было бы гораздо лучше, если бы на гобелене висел, к примеру, бластер.
     Приходилось довольствоваться подручными  средствами. В конце концов мне
в голову пришла  довольно удачная  мысль  приспособить метательные дротики в
качестве  дополнительных  стрел  для арбалета.  Они были  слишком  длинными,
пришлось укоротить  их  почти  наполовину,  но, главное, они  были  снабжены
тяжелыми бронзовыми наконечниками, и, испытав одну такую самодельную стрелу,
я  убедился,  что  с близкого  расстояния она вполне  способна  пробить даже
металлические доспехи.
     Засунув  дюжину  этих  импровизированных  стрел  за  пояс, я передвинул
табурет так,  чтобы видеть отверстие в стене  и дверь одновременно, довольно
удобно устроился на своем боевом посту и стал ждать, когда пожалуют незваные
гости. Позже, обдумывая свои действия, я должен был признать, что  не оценил
в должной мере угрожавшую мне опасность.
     Затянувшаяся прогулка  по городу и изрядное количество пива, выпитое во
время сидения  в кабачке, слегка меня утомили, и вскоре меня начал одолевать
совершенно неуместный в моем положении сон.
     Пришлось встать и  раза два пройтись из прихожей  в каминную и обратно.
По  пути я отметил, что уже  довольно  поздно, судя  по  каминным  солнечным
часам.  До полночи оставалось  минут  тридцать. Эти часы являлись постоянным
источником моего  изумления.  Здесь  было чему удивляться, потому что солнце
никогда  их  не освещало,  а  тень от  остроконечной  пирамидки,  заменявшей
стрелку,  тем  не  менее  присутствовала постоянно и  исправно  меняла  свое
положение, показывая точное время даже ночью.
     Если мне придется стоять на страже до самого утра, то, рано или поздно,
я усну. Не этого ли ждали мои враги? Как бы там ни было, вскоре они, видимо,
потеряли терпение, и, прежде чем  я придумал надежный способ борьбы со сном,
входная дверь задрожала от тяжелого удара.
     Я мгновенно переместился в дальнюю часть  прихожей и, приподняв арбалет
на  уровень  груди,  стал ждать дальнейшего развития событий. Второй удар  в
дверь  весьма тяжелым предметом  заставил задрожать весь  дом.  Скоба засова
вылетела из  стены,  и после третьего удара дверь  распахнулась  настежь.  В
комнату   ворвались  человек  двенадцать  вооруженных  людей,  но  при  виде
форменной  одежды  стражников  лорда  Грегориана  я  отчего-то  почувствовал
облегчение. Не  знаю,  кого  я  ждал,  но рассказы  Спейса о  ночных  ужасах
Шаранкара в свое время произвели на меня большое впечатление.
     Стражники, увидев меня, бросились по узкому коридору в  мою сторону все
разом, толкаясь  и мешая друг другу. Один из них, опередивший остальных, уже
заносил над моей головой короткий меч.
     -- Убить мерзавца!  -- заорал за его спиной человек, командовавший всей
операцией. Я  сразу же узнал  в нем своего недавно приобретенного врага. Это
был, разумеется, капитан О-Нил.
     Чтобы  избежать  удара меча,  мне  пришлось  нажать  на спуск арбалета.
Теперь  я лишился  своей единственной стрелы.  Воспользоваться торчавшими  у
меня  за  поясом  обломками   дротиков  уже  не  было  никакой  возможности.
Вырвавшийся  вперед  стражник  упал, но  зато  теперь передо  мной  оказался
разъяренный О-Нил.
     Защищаясь от  града  обрушившихся  на  меня  ударов, я довольно  удачно
использовал арбалет. Его  ложе, сделанное  из легкого и прочного  металла, и
стальные пластины пружин оказались неплохим защитным приспособлением. И хотя
я не мог  нанести ответный удар, зато защищался довольно успешно. Вскоре мне
удалось защемить меч О-Нила между пружинами арбалета. Воспользовавшись своей
необычной  силой,  не  покидавшей меня  при любых  обстоятельствах,  я легко
обезоружил противника. Вот только спасшая меня от капитана во время поединка
на  площади  неимоверно быстрая реакция на этот раз не появилась,  и я знал,
что долго не продержусь.
     Как только меня оттеснят в просторную  каминную, находившуюся у меня за
спиной,  нападающие воспользуются своим численным преимуществом и,  окружив,
покончат  со мной очень быстро. Именно это они и собирались сделать. Команды
О-Нила не оставляли ни малейшего сомнения в его намерениях.
     Не  дожидаясь, пока это произойдет, я  сам бросился в  каминную,  и это
позволило  мне выиграть несколько драгоценных секунд, для того чтобы вложить
в арбалет самодельную стрелу.
     На этот  раз  я  не стал повторять ошибку и тратить  заряд на  рядового
воина.  Нужно было вывести  из строя самого О-Нила. Я  надеялся на то,  что,
оставшись без командира, солдаты поубавят свой пыл.
     Как только напавшая на меня орава вслед за мной ворвалась в каминную, я
направил толстенный бронзовый наконечник в грудь капитану и нажал спуск.
     Раздался вопль, который я долго буду  помнить. В  нем  не  было  ничего
человеческого,  так  мог  реветь  разве  что  разъяренный,  раненый  тигр. К
сожалению, мои самодельные стрелы не отличались особой точностью.
     О-Нил покачнулся,  но, опершись  рукой на одного из  солдат,  продолжал
двигаться  ко мне.  Стрела застряла  у него в плече,  не причинив серьезного
вреда, и теперь он жаждал добраться до меня еще сильнее, чем раньше.
     И все-таки с того момента, когда мои противники вслед за мной ворвались
в каминную,  что-то  изменилось.  Прежде всего  в комнате оказалось  гораздо
меньше  солдат, чем их  было  в начале штурма. Один  из  солдат, державшийся
позади  всех,  выглядел  довольно странно.  Его  форменную  одежду прикрывал
просторный плащ, не имевший никакого отношения к военной форме, а лицо этого
человека невозможно  было рассмотреть из-за  глубокого капюшона. Он сжимал в
руках короткий окровавленный  меч, но я хорошо помнил, что моей крови на нем
не было...
     Неожиданно  отбросив оружие в сторону, странный визитер издал свист, от
которого кровь  заледенела в  жилах. Солдаты,  мгновенно растеряв весь  свой
воинственный пыл, сбились в кучу вокруг капитана.
     В  этот момент солнечные часы  на камине  пробили полночь. Мелодичный и
глубокий звук  этих  необыкновенных  часов  лишил  солдат последних остатков
мужества. Подхватив  своих раненых и убитых и хоть в этом  оставшись верными
своему долгу, они бросились к выходу. Даже капитан не пытался остановить их.
Видимо, боль  от  раны и  появление  таинственного незнакомца  заставили его
отложить расправу надо  мной на более подходящее время. Изрыгая проклятия  и
угрозы, он ретировался вместе со всеми.
     Собираясь поблагодарить своего неожиданного  спасителя,  я повернулся к
тому месту у камина,  где  он  только что  стоял.  Но человек исчез. Секунду
назад он еще был в комнате,  но теперь его уже не было. Правда, исчезновение
не прошло бесследно... На полу осталась груда одежды, сапоги, маска  и плащ.
За  мгновение до  этого  таинственного исчезновения мне послышалось хлопанье
птичьих крыльев, а из каминной трубы до сих пор сыпались хлопья сажи.
     Когда этот черный дождь несколько поутих, я обнаружил  в глубине камина
упавшее из трубы перо ночной птицы, похожее на перо совы.
     Прождав с полчаса у  разбитой входной двери, я  понял,  что  солдаты не
собираются  возвращаться, и вновь устроился  на  своем сторожевом посту,  на
табуретке  в конце коридора.  Рано или поздно Спейс  вернется и объяснит мне
все загадки этой ночи, которая, казалось, никогда не кончится.
     Даже  во  время  ночных дежурств  в штурманской  рубке  корабля  мне не
хотелось  спать  так,  как  сейчас.  Правда,  там  у  меня  под  рукой  были
стимуляторы, а здесь не было даже кофе. Человеческая натура противоречива, и
часто нам хочется именно того, чего нельзя делать ни в коем случае.
     Спейс  оказался  прав.   Хозяйка  Багровой   планеты   узнала   о  моем
местонахождении,  и  теперь  меня  не  оставят  в покое. Я не  привык  ждать
опасности,  забившись  в угол. Но что я мог сделать?  Слишком могущественные
силы выступали против меня, рано  или поздно  они со  мной  покончат, -- это
лишь вопрос времени. Но, как ни странно,  чем  больше я осознавал угрожавшую
мне опасность, тем сильнее  хотелось  спать. Парадокс? Возможно... Я думал о
парадоксах, а сон, тем временем, наплывал на меня изо всех углов, как туман.
     Когда во входной двери  щелкнул ключ, я  проснулся и некоторое время не
мог  понять, почему валяюсь на полу в развороченной прихожей, сжимая в руках
бесполезный, разряженный арбалет. Лишь секундой позже события прошедшей ночи
восстановились в памяти.
     Выходит, я все-таки заснул,  прямо  на  отведенном для  обороны рубеже.
Оставалось,  правда,  совершенно  необъяснимым,  каким образом  я  умудрился
свалиться  с  табурета на  пол  и  при этом  не  проснуться... Похоже,  сон,
сморивший меня,  не был  обычным  сном, и  мои противники получили несколько
дополнительных очков. Ставки на мою жизнь стремительно падали.
     В толстой шторе, которой я задернул окно сразу после прихода, появилось
отверстие, не  замеченное  мной  ранее.  Сквозь  него в комнату врывался луч
света.
     Значит,  я заснул  уже довольно давно и  проспал не один  час. Отличный
шанс, чтобы  хорошо  подготовиться  к  повторному штурму  и  захватить  меня
врасплох.
     Ключ в двери продолжал скрежетать,  но это меня несколько  приободрило.
Те,  кто  могут устанавливать  арбалеты  внутри каменной кладки  и разбивать
двери тараном, вряд ли станут утруждать себя долгой возней с замком.
     И все  же,  когда дверь наконец  распахнулась, я понял, что все обстоит
хуже, чем я предполагал. Во-первых, то,  что я принял  за  дневной свет,  на
самом деле было светом полной луны,  стоявшей  в самом  зените. Во-вторых, в
дверях  никого не  было,  но  кто-то  тем  не менее ее  распахнул.  Вряд  ли
случайный порыв ветра мог  справиться  с тяжелой дубовой дверью, к тому же я
совершенно  отчетливо  слышал, как  кто-то  возился со сломанным замком. Нет
ничего хуже ситуации,  когда ты не знаешь, с каким противником имеешь  дело.
Через  пару долгих,  как часы, минут послышался  характерный свист,  который
издает струя пара, проходящая сквозь  узкое  отверстие, и в комнату  влетело
облако  темного тумана. Оно было не  слишком большим -- метра два в диаметре
-- и довольно прозрачным, сквозь него просвечивал свет газового рожка.
     Слабый свет  этого рожка мешал мне рассмотреть детали ночного визитера.
И  я совершенно  не  представлял,  что мне теперь  делать, не стрелять же из
арбалета  в  облако.  Другого  оружия  у  меня  не  было.  А  иррациональный
человеческий  страх  перед  всякой  нечистью  сковал  мою волю.  Облако  тем
временем уютно устроилось  на книжной  полке,  где  Спейс  держал свои самые
ценные манускрипты,  и  что-то  там делало, переливаясь и  все  время  меняя
форму.
     В  конце концов  оно  превратилось  в рогатый  шар,  с  двумя  большими
выростами по бокам, похожими на слоновьи уши, и заговорило:
     --  Червяк  Крайнев,  тебе надлежит вернуться  в  мир,  называемой вами
Багровой планетой. Покинутый тобой без надлежащего разрешения.
     Может быть, от наглости этого заявления мой первоначальный страх  перед
ночным   гостем  несколько  поубавился.   Противник,   который   вступает  в
переговоры, уже самим этим фактом демонстрирует свою слабость.
     -- Кто ты такой? -- спросил  я, поднимаясь с  пола  и наводя  арбалет в
центр облака. -- Что тебе здесь надо?
     --  Летаю вот. Слушаю. Передаю  послания.  -- Голос из облака гудел  на
одной басовитой ноте, слова различались с трудом, и, кажется, моя угрожающая
поза не произвела на противника ни малейшего впечатления.
     Следовало что-то немедленно предпринять. Я знал, что на  столе у Спейса
есть  немало магических  предметов, обладавших большой  внутренней  силой. К
сожалению, я не умел ими пользоваться  и в этот момент пожалел о том, что не
прислушался к его мудрым наставлениям, не пожелал изучать основы магии и вот
теперь снова влип в историю.
     Осторожно, боком, я начал пробираться к столу, надеясь хотя бы напугать
своего противника.
     -- Ты вот что,  стой  на  месте! Кому  говорю?! -- Облако издало  звук,
похожий  на кудахтанье большого  петуха, и  вытянулось в мою сторону. Теперь
оно походило на длинную змею, конец хвоста  которой  по-прежнему цеплялся за
книжную  полку, а полупрозрачная  пасть, быстренько  отлившаяся  из  редкого
тумана в нечто весьма плотное и зубастое,  теперь раскачивалась  буквально в
десятке сантиметров от моего лица.
     --  Что  здесь  происходит,  черт побери?!  -- прогремел  у входа голос
Спейса. -- Ты что, не видел пентаграммы у входа?!
     --  Нет   там  никакой  пентаграммы!  --   прошипело  облако,   заметно
поубавившись в размерах.
     Спейс,  совершенно не  похожий  на человека, которого я знал,  стоял  в
дверях.
     Сейчас  в нем было никак не  меньше  двух метров росту, и голова  этого
великана касалась дверной притолоки. Звезды  на его халате сверкали голубыми
льдистыми  искрами,  а голос  гремел  и,  казалось,  исходил одновременно из
нескольких  мест.  Он приподнял  правую  руку,  и сверкающая  голубая молния
сорвалась с его массивного кольца. Она ударила в голову туманной змеи, и та,
завизжав,  съежилась, уменьшилась в размерах, вновь  превращаясь  в  рогатый
шар.
     -- Я  сижу  на  совете,  занимаюсь важными  делами,  и  вдруг  приходит
известие, что какой-то наглый слухач осмелился проникнуть в мое жилище!
     -- Простите, мастер! Я не знал! Я не мог предположить, что вы вернетесь
так быстро!
     -- Он не  знал! А нужно было знать, прежде чем протягивать свои грязные
лапы  к  моему  жилищу!  -- Вторая  молния ударила в  слухача, и  тот  вновь
завизжал, запрыгал, и еще заметней уменьшился.
     --  Вон  отсюда, поганое отродье, пока я не  развеял  тебя на атомы,  и
передай  своей хозяйке, что  если она еще раз попробует сунуться  ко мне, то
пожалеет об этом!
     Слухач черной молнией метнулся к камину и исчез в его трубе. Но черного
дождя  сажи, которого я  ожидал,  не последовало. Похоже,  эта дорога в  дом
Спейса была известна не только птицам.
     Ключ в двери все еще скрежетал, а знакомый голос вновь произнес недавно
услышанную мной фразу:
     -- Что здесь происходит, черт побери?
     Лишь сейчас я окончательно проснулся и  понял, что по-прежнему лежу  на
полу в развороченной прихожей,  сжимая в руках арбалет. Значит, я, незаметно
для себя, вновь уснул, и все последующее мне привиделось во сне? Спейс стоял
у дверей. Он плотно  затворил ее  за собой, не  забыв  опустить  массивный и
совершенно бесполезный теперь засов в выдернутую из стены скобу.
     Выглядел  мой  хозяин на  этот  раз вполне обычно,  и я невольно  повел
глазами  в  сторону  книжной  полки,  на  которой  совсем  недавно, как  мне
казалось, сидело нереальное существо из ночного кошмара.
     Теперь  на  этом  месте на стене явственно были видны  потеки  копоти и
куски разломанной и обгорелой штукатурки, именно туда били молнии  из кольца
Спейса, и это  самое кольцо,  между прочим, до сих  пор сверкало у  него  на
пальце.
     --  Вы  хотите  сказать,  --  прохрипел я, поднимаясь с пола и с трудом
распрямляя затекшую  спину,  --  что  ничего  не знаете  о  том,  что  здесь
произошло?
     -- Именно  это я и хочу сказать! И я хотел бы знать,  кто превратил мою
квартиру в мусорную свалку? Убери эту штуковину! Ты же не умеешь  обращаться
с арбалетом!
     В  этом  он был,  безусловно,  прав,  хотя  я  до сих  пор  с гордостью
вспоминал выстрел, повредивший плечо О-Нилу.  Я отложил в сторону  арбалет и
по порядку  изложил  Спейсу  все ночные  события,  включая  его  собственное
появление с молнией  в руке. В этом месте моего рассказа  Спейс одобрительно
усмехнулся.
     --  Это  хорошо, что  ты  такого  высокого  мнения  о  моих  магических
способностях, а вот все остальное, к сожалению, чертовски плохо. Теперь  уже
нет ни малейшего сомнения в том, что они знают, где ты находишься, и сделают
все,  чтобы  от тебя избавиться.  Арбалет с  автоматическим спуском  --  это
только  начало,  проба   сил,  так  сказать.  Наверно,  им   было  интересно
посмотреть,  как   ты   поведешь  себя  в  этой  ситуации.  Они  никогда  не
повторяются, и следующая их попытка может оказаться гораздо более опасной.
     Сейчас  восемь часов  утра.  Днем  в  мое  жилище никто  не сунется, по
крайней мере, пока я здесь. Значит, до вечера тебе ничего не грозит, и у нас
достаточно времени, чтобы собраться и приготовиться.
     -- Приготовиться  к чему?..  --  выдавил я  из  себя, чувствуя уже, что
Спейс затевает очередную потасовку, и, конечно же, не ошибся.
     -- К ночному бою, разумеется. Днем нам  через город  не прорваться.  На
пороге  моего жилища кончается  экстерриториальность, а моя  дипломатическая
неприкосновенность на тебя не распространяется, так что придется пробиваться
ночью.  Ночью становятся сильнее прихвостни твоей бывшей  хозяйки, зато люди
лорда Грегориана  стараются  не высовывать  носа из  своих  жилищ  без самой
крайней необходимости. У ворот  крепости будет  стоять наряд, и нам придется
заставить  солдат  открыть  ворота,  -- но  с  этим,  я  думаю, тебе удастся
справиться. Арбалетом, как я вижу, ты научился пользоваться.
     -- Куда мы, собственно, собираемся?
     --  Хороший  вопрос...  Раз  уж ты  свалился  на  мою  голову,  я  хочу
позаботиться о том,  чтобы  этим  тварям пришлось  дорого заплатить за  твою
жизнь.
     В этой фразе мне многое не  понравилось и многое по-прежнему оставалось
неясным.
     -- Вы хотите сказать, что в конце концов они меня прикончат?
     --  Разумеется. Но  в монастыре Светозара ты будешь в безопасности и до
тех пор, пока там останешься, можешь не беспокоиться за свою жизнь. Проблема
состоит лишь в том, как нам добраться до монастыря.
     -- Проблема состоит совсем в другом! Я что, теперь всю оставшуюся жизнь
должен  провести  в   этом  монастыре?  Помогите  мне  лучше  добраться   до
космопорта! Я не желаю больше оставаться на вашей свихнувшейся планете.
     -- Он не  желает!  Скажите,  пожалуйста! Да кто  тебя  держит? Ты  ведь
знаешь, как  открывается эта  дверь, и  имеешь  полное право  выбрать вместо
монастыря тюрьму лорда Грегориана. Вряд ли  они  тебя сразу казнят.  Сначала
попробуют  узнать,  с  чего  это ты  такой  шустрый.  У  них  там есть много
приспособлений, чтобы развязывать  людям языки. Вопли несчастных  узников по
ночам не дают спать горожанам, которым посчастливилось жить вблизи крепости.
Так что, дерзай. Тебя там ждут с нетерпением.
     --  Мне нужно  попасть  в космопорт, и вы должны мне помочь  хотя  бы в
этом!
     -- Я тебе ничего не должен. Космопорт здесь  есть, но он закрыт уже лет
двести. Я говорил тебе, что корабли в нашу колонию не ходят.
     -- Но у вас тем не менее есть связь с Федерацией!
     -- Связь есть. Но ты не настолько важная шишка, чтобы за тобой прислали
специальный рейдер.
     Вскоре  я понял, что  дальнейшее обсуждение этого вопроса ни к чему  не
приведет. Спейс твердо решил спровадить меня в монастырь,  и я его  понимал.
Чужие  проблемы  решать  никому  не  хочется.  Какое-то время  мне  придется
провести в монастыре, пока я не придумаю способа, как отсюда вырваться.
     За  долгий  день, пока Спейс  занимался приготовлениями  к предстоящему
ночному походу, я почти свыкся с этой мыслью.  Без особых сожалений я покину
его дом и этот ненормальный город, и лишь одно обстоятельство, одна мысль не
давала мне покоя. Девушка с желтыми глазами  птицы... Вряд ли я когда-нибудь
увижу  ее  снова. Да  и  какое это имеет  значение? Она наверняка давно  уже
забыла  о случайном прохожем,  оказавшемся  вместе  с  ней под  смертоносным
градом.
     Пока тянулся этот бесконечный  день,  приправленный моими сожалениями о
несостоявшемся  знакомстве с девушкой,  к  нам  дважды, довольно настойчиво,
стучали, но Спейс запретил мне отвечать  и  не обращал ни малейшего внимания
на то,  что снаружи кто-то бешено лупил  по двери тяжелым  предметом. Однако
открыть нашу дверь, даже лишенную запоров и наполовину разбитую, так никто и
не осмелился.
     -- Ворваться  ко  мне  они не могут, пусть себе  пока  развлекаются, --
флегматично изрек Спейс, продолжая укладывать две дорожные котомки, довольно
сильно  отличавшиеся друг от друга. Заплечный мешок Спейса заполняло  разное
магическое  барахло, с  моей  точки зрения, совершенно бесполезное: какие-то
мази,  порошки, корешки и камни. Весь запас  пиши, воды и оружия пришелся на
второй, предназначавшийся мне мешок.
     --  Как  только  мы покинем жилище,  до самых городских ворот моя магия
будет  бессильна.  Магия  лорда Грегориана  подавляет здесь все  посторонние
влияния. Так что нам придется полагаться только на оружие.
     -- Эти жалкие мечи и самострелы вы  называете  оружием? Я бы  предпочел
бластер!
     -- Ты мало что знаешь  об этом мире. Магу, тем  более такому  могучему,
как лорд Грегориан, ничего не стоит  вывести из  строя  любое энергетическое
оружие. Так что забудь о нем. Если хочешь защитить свою жизнь, тебе придется
научиться пользоваться холодным оружием.
     -- Вы хотите сказать, что против мечей магия бессильна?
     --  Это не совсем  так. Но мечи легко можно  защитить  от  постороннего
магического влияния. Кстати,  хорошо,  что  ты  мне  об этом напомнил. -- И,
бормоча  какую  то  абракадабру  на незнакомом мне  древнем  языке, он начал
натирать наши мечи разными порошками из  своих магических  запасов.  Мне это
совсем не понравилось. Если уж он об этом забыл, то вполне  мог упустить  из
виду и что-нибудь гораздо более важное.
     Наконец этот долгий, выматывающий нервы день кончился. Приоткрыв штору,
Спейс убедился в том, что луна показалась из-за городской стены.
     -- Теперь пора,  --  изрек  он, вручая  мне оба меча и небрежным жестом
закидывая за спину свою котомку -- Нам может понадобиться помощь.  Во всяком
случае, пока мы не выберемся из города...
     Можно подумать, раньше  он  об  этом  не  знал. Не сказав ни  слова,  я
направился   к   двери,  понимая  уже,  что  первый  удар  засевших  снаружи
обладателей тяжелых предметов мне предстоит принять на себя.



     Не  успели мы пройти  и двух кварталов вдоль городской стены, как Спейс
заметил преследование.  Небольшой отряд пикерменов из личной  гвардии самого
лорда Грегориана  следовал за нами на небольшом расстоянии, не приближаясь и
не отставая.
     --  Какого  черта им от  нас надо? -- Я давно  заметил, что в лексиконе
Спейса  слово  "черт" занимало  почетное  место,  хотя  мне  было  запрещено
употреблять его. На этот раз я мысленно  согласился со своим  провожатым. --
Их  время кончилось,  они  должны сидеть  в крепости, а  не  разгуливать  по
городу! -- продолжал возмущаться Спейс.
     --  Что  будем  делать?  --  лаконично  спросил  я, прервав  поток  его
недовольных высказываний.
     -- Они от нас не отстанут до самых ворот, а там объединятся с охраной и
тогда нападут. Придется нам сделать это первыми. Начинай!
     -- Почему я?
     -- Потому, что ты сильней и моложе меня!
     -- Но мне не справиться с отрядом из пяти человек!
     -- Тебе и  не надо справляться! Надо задержать их  до тех пор, пока  не
взойдет  луна.  --  Я  не  совсем  понял,   какое  отношение  имеет  луна  к
преследовавшим нас солдатам, но порассуждать на эту тему мне не удалось.
     Видимо, пикерменам надоело ждать, пока  мы продолжим  путь к воротам, и
они  сами  бросились в атаку.  Двое из нападавших  в мгновение ока оказались
рядом со мной. Но это не произвело  на  меня должного впечатления.  Странное
состояние отрешенности  неожиданно нахлынуло  на меня.  Происходящее меня не
касалось. Я опять словно очутился  в  зрительном зале и наблюдал за тем, как
наконечники пик, сверкавшие в  свете  ближайшего  газового фонаря,  медленно
приближались к  моей  груди.  Мне  было интересно  узнать, куда  именно  они
вонзятся. Но даже любопытство было приглушенным и каким-то неярким. Я хорошо
запомнил это полусонное состояние, потому что впоследствии понял, что именно
оно предшествует  многократному  ускорению  моих  реакций.  Организм  словно
замирал, собирая все силы в туго взведенную пружину.
     Пики неожиданно замедлили свое движение.  Они двигались все медленнее и
в  конце  концов остановились в нескольких  сантиметрах от  моей груди. Было
очень странно  видеть  тела  нападавших, застывших  в  неустойчивой  позе, с
резким наклоном вперед.
     Присев и подождав, как мне показалось, не меньше  минуты,  я оказался в
том положении,  которого и хотел добиться. Обе  пики уже находились над моей
головой, а пикермены еще не поняли, что происходит, и не успели занять более
устойчивую позицию. Я ударил  обоих  снизу,  одного  за другим,  не  слишком
спортивным ударом  ниже  пояса,  правда,  все  еще не  применяя лезвие меча.
Впрочем, им  хватило  и рукоятки.  Оба свалились на то  самое  место,  где я
только что находился. Теперь  я  стоял  позади  неподвижно лежавших на земле
пикерменов и с интересом наблюдал, как оставшиеся трое солдат набросились на
Спейса.  Не то, чтобы  я  не  собирался  ему  помогать, --  мне просто  было
интересно  посмотреть,  как он  выпутается  из  этой ситуации,  без  оружия,
которое все, до последнего ножа, находилось в моей котомке.
     Спейс вертелся, как юла, бормотал заклинания, приподнимал руку со своим
волшебным кольцом,  но ничего не происходило. Заклинания за порогом его дома
не действовали. Я понял, что если немедленно не вмешаюсь, эти трое не в меру
прытких ребят покончат с моим гостеприимным хозяином.
     Но,  прежде  чем  я   достиг  места  схватки,  взошла  луна,  и   Спейс
пронзительно свистнул.
     Какая-то  серая  тень  сорвалась с  крыши  ближайшего дома, ударилась о
землю и обернулась женщиной. За всем, что  последовало потом, я наблюдал, не
веря собственным глазам.
     В  руках  у  незнакомки,  между  прочим совершенно обнаженной, не  было
никакого  оружия, но  это  продолжалось  всего  секунду. Трое нападавших  на
Спейса пикерменов замерли на месте,  и я  их  хорошо понимал. Если на вас из
темноты   неожиданно  бросается  обнаженная   женщина,  обладающая   формами
греческой  богини,  любой  мужчина  задумается, прежде чем поднимет  на  нее
оружие. А ей этой секундной растерянности наших врагов оказалось достаточно,
чтобы выхватить из заплечных ножен одного из солдат его  собственный меч, и,
прежде чем  солдаты успели  опомниться,  уже два меча льдисто сверкнули в ее
руках.
     Было слишком  темно, для того чтобы  я мог рассмотреть лицо незнакомки,
но гибкость ее движений, округлость форм и  копна светлых,  почти прозрачных
волос, летавших следом за  ней,  показались мне знакомыми.  "Где-то я ее уже
видел..."  И  это  было все,  что  я  успел  подумать,  прежде чем  с  тремя
нападавшими на Спейса пикерменами  было покончено. Она  буквально искромсала
их на куски, ни на секунду не  прекращая движения  стальной мельницы в своих
руках.
     Обернувшись в сторону двоих, сбитых мною с  ног нападавших, которые уже
пытались подняться, она очутилась рядом с ними в невероятно длинном  прыжке.
Вновь сверкнуло лезвие, брызнула кровь, и  у меня мороз прошел по коже, -- у
этого существа, кем бы оно ни было, лучше не становиться на дороге...
     -- Еще трое прячутся в  кустах  у стены, --  произнесла  она мелодичным
голосом,  обернувшись  ко мне. -- Займись ими. Мне надо расчистить дорогу  к
воротам.
     Не  люблю, когда мною командуют, особенно если  это  женщина,  особенно
если это такая женщина... Я все  еще  не узнавал  ее... Что-то во мне упорно
сопротивлялось  объединению  в   одно  целое   образа  моей   спасительницы,
дорисованного   собственным  воображением  до  ангельского  совершенства,  с
образом безжалостной ночной убийцы.
     Но  делать было  нечего, еще миг, и я уже  знал,  что это один и тот же
человек... Прежде чем она  исчезла, столь же стремительно,  как появилась, я
успел заметить на ее атласной коже пятна чужой крови.
     Раздумывать  над этим  не  было времени,  трое  солдат уже выбрались из
засады и  собрались  заняться  Спейсом,  выбрав для атаки  наиболее  слабого
противника. По опыту  прошедшей стычки я уже знал, что в  рукопашной схватке
он  ни  для  кого  не   представляет  угрозы.   Заметив  мое   стремительное
приближение, все трое немедленно оставили Спейса в покое. Они отнюдь не были
трусами  и сидели в засаде,  лишь выжидая удобного момента  для нападения. Я
понял это по той скорости, с которой они ринулись на меня, едва я оказался в
пределах досягаемости их пик. Эта скорость неприятно меня поразила.
     Замедление  в  движениях  противников,  которым я буквально упивался  в
начале  схватки,  теперь исчезло.  Нас разделяла  невысокая  полоса  кустов,
которую солдатам пришлось  преодолевать, но я не сумел воспользоваться этими
драгоценными   мгновениями,   вновь  превратившись  в   космовика,   неплохо
разбиравшегося в звездных координатах и не слышавшего о существовании мечей.
     Когда вырвавшийся вперед пикермен уже  собирался  наколоть меня на свою
пику,  я совершенно  случайно споткнулся, зацепившись за какой-то камень, и,
падая, выронил меч.
     Нападавший  не  успел  вовремя  изменить  направление  своего  удара  и
оказался в невыгодном положении. Это позволило мне  ухватиться за древко его
пики, и в тот же момент я понял, что, хотя моя реакция стала вполне обычной,
сила энергана, сконцентрированная в мышцах, осталась. Пикермен пролетел надо
мной и тяжело рухнул под ноги Спейсу, оставив пику у меня в руке.
     У  меня не оставалось  времени, чтобы  проследить, справится ли Спейс с
обезоруженным  противником,  поскольку  второй  пикермен  ринулся  на  меня,
собираясь завершить начатое своим менее удачливым соратником. Я еще не успел
подняться  на ноги и сидя ждал его, направив трофейную пику в сторону нового
противника. Он попытался с ходу  отбить  лезвие наконечника моей пики, и это
было  роковой ошибкой. С таким же  успехом  он мог бы попытаться сдвинуть  с
места скалу.
     Не ожидая такого сопротивления,  он потерял равновесие, и  я достал его
наконечником своей пики. Удар получился слабым,  скользящим. Собственно, это
был не удар, а  легкое прикосновение наконечника к его груди.  Но совершенно
неожиданно для  меня этого  оказалось  достаточно, чтобы  распороть  кожаный
нагрудник,   плотно  обшитый  металлическими   полосами  и   предназначенный
специально для того, чтобы отражать такие удары.
     Струя горячей  солоноватой  крови  брызнула  мне  в  лицо,  мой  второй
противник закричал от боли и скорчился на земле, выронив свою пику.
     Теперь,  наконец,  я  смог  вскочить  на ноги и  броситься на  помощь к
Спейсу.  Но он сумел все-таки справиться с обезоруженным  мною  противником.
Третий солдат, увидев, что случилось с его товарищами, не захотел испытывать
судьбу и торопливо покинул место схватки.
     Очутившись рядом со Спейсом,  я смог наконец перевести дыхание и задать
мучивший меня вопрос.
     -- Кто она?
     -- О  ком ты говоришь?  -- с невинным видом  спросил Спейс, вкладывая в
ножны трофейный меч.
     --  Кто эта женщина  и  почему она свалилась  на  нас с крыши какого-то
дома?
     -- Потому что она там сидела.
     -- Может, все же ты объяснишь, что это значит? Обычные женщины по ночам
не сидят на крышах!
     --  Тут ты прав. Она не совсем обычная женщина. Она владеет  некоторыми
приемами перевоплощения, которым я ее научил. Это моя племянница Ария. И она
говорила  мне,  что  ты  уже  успел  с  ней познакомиться во время  прошлого
драконеста.
     Выходит,  я  не  ошибся. Это все-таки была она,  та самая  таинственная
незнакомка,  что спасла меня на площади во время града ядовитых  яиц, -- это
была та  самая  девушка, из-за которой,  если  уж  быть  честным перед самим
собой, я так не хотел покидать город.
     Но теперь к ее образу, сложившемуся в моем сознании, примешалось что-то
темное.  Если  человек  до  такой  степени  пропитан   магией,   что   может
перевоплощаться  в какую-то ночную  птицу, возникает  вопрос:  можно ли  его
по-прежнему  считать человеком? И если женщина  с  такой легкостью проливает
чужую кровь, можно ли к ней по-прежнему относиться с тем трепетным чувством,
которое  возникло  во  мне  во  время  безрезультатных  поисков  исчезнувшей
незнакомки?
     Ответа  на этот чисто философский  вопрос у меня не было, и я предпочел
отложить его разрешение до лучших времен.
     Медленно пробираясь вдоль  городской  стены и  стараясь  везде, где это
было возможно, не покидать ее густой  тени, мы приближались к воротам. Луна,
не собиравшаяся  нам помогать, светила изо всех сил, хотя и стояла  пока еще
низко, у самого горизонта.
     В двух местах мы наткнулись на трупы стражников. Глубокие раны от мечей
на  их  телах  свидетельствовали  о  том,  что им  пришлось  слишком  близко
познакомиться с искусством  рукопашного  боя, которым в совершенстве владела
Ария.
     -- По-моему,  это нечестно отвлекать мужчин во время боя своей наготой!
-- заметил я с излишней горячностью.
     --  Ну, эта древняя хитрость используется еще со времен амазонок. А что
касается честности,  то  всякий бой занятие не  слишком честное. Когда  речь
идет о жизни или смерти, каждый старается победить любой ценой.
     -- Существовали ведь рыцарские правила поединков!
     -- Не было никаких правил. Их придумали позже те, кто описывал поединки
в своих романах. Была только кровь и грязь, как здесь.
     Больше  до  самой   сторожевой  башни  нам  не  встретилось  ни  одного
патрульного. Когда  до городских ворот осталось несколько десятков метров, я
вновь  увидел Арию  и неизвестно почему  почувствовал облегчение оттого, что
теперь она была в трофейной одежде одного  из стражников. Вид ее обнаженного
тела действовал не только на врагов...
     -- Шестеро  стражников на башне и еще четверо  у ворот. Наряды удвоены.
Будем  атаковать?  --  спросила  она  у  Спейса,  совершенно  игнорируя  мое
присутствие.
     -- Отступать  теперь поздно.  В крепости наверняка поднята  тревога,  и
обратного пути для вас нет, -- ответил он.
     Мне  не понравилась в  этой фразе ее концовка, и я постарался уточнить,
что именно имел в виду Спейс.
     -- Это значит, что как  только мы вырвемся из города, вам придется идти
одним  до  самого монастыря. Я не могу  надолго покидать свою резиденцию. Не
забывай,  что  я  здесь  посол  Федерации  и   на  меня  возложена   большая
ответственность.  К  тому же  я  занимаю  должность  мага  при  дворе  лорда
Грегориана,  и,  если утром не явлюсь  пред  его светлые  очи,  трудно  даже
предположить,  что  за  этим  последует.  Оставаясь в городе,  я  постараюсь
направить  погоню  по   ложному  следу   и  дать  вам  время  оторваться  от
преследователей.
     Я  подумал,  что  как  от бойца, от  Спейса  все равно  мало толку,  но
перспектива остаться наедине с  Арией  меня  совсем не  обрадовала, хотя еще
недавно я мечтал о встрече с ней...
     Стараясь не смотреть на ее испачканную кровью одежду, я спросил Спейса,
каким  образом  он собирается  прорваться  через  хорошо  охраняемые ворота.
Шестеро  арбалетчиков,  сидевших в  сторожевой  башне наверху, изрешетят нас
стрелами, прежде чем мы сумеем подойти к воротам.
     -- Об этом не беспокойся. Ими займется Ария.
     --  Есть  еще кое-что...  Энерган перестает  действовать.  Я больше  не
чувствую ускорения своих реакций.
     --  Ты  израсходовал  слишком  много  энергии в предыдущей схватке,  со
временем твои силы восстановятся естественным образом, но времени у нас нет.
Придется тебе помочь.
     Спейс  долго копался в своей котомке и  наконец извлек из  нее банку  с
каким-то желтым порошком. Отсыпав  пригоршню этого вещества  на  ладонь,  он
велел мне вдохнуть его через нос.
     -- Вы вроде бы говорили, что здесь ваша магия бессильна... -- попытался
я слабо возражать против нового эксперимента над своим организмом.
     -- Это не магия. Корень мандрагоры наполнен силой.
     Пришлось  подчиниться.  Горло  обожгло, и мне  стоило  огромных  усилий
сдержать приступ кашля.  Мы находились слишком  близко от  стражников, любой
посторонний звук мог  привлечь их внимание. Справившись с приступом кашля, я
вытащил  один  из   мечей,  готовясь  к  атаке.  Ария  наблюдала  за   моими
приготовлениями  с  ехидной  улыбкой,  которую  не  могла   скрыть  даже  ее
полумаска,   сооруженная  из   плаща  убитого  стражника...   Чтобы   как-то
компенсировать утраченное  достоинство,  я  спросил,  не на маскарад ли  она
собралась? За нее ответил Спейс:
     --  Если Арию узнают, отвечать за ваш побег придется мне. В этом городе
моя племянница знакома каждому стражнику.
     Через  минуту  я стал  свидетелем  превращения  девушки  в  птицу.  Все
произошло почти мгновенно, темнота мешала рассмотреть детали, но и того, что
я  увидел,  было вполне  достаточно, чтобы  надолго  отбить у меня  привычку
задавать ненужные вопросы.
     Ее тело  начало  стремительно  уменьшаться, превращаясь в  бесформенный
комок. Странный и печальный крик,  уже совершенно не  человеческий, заставил
похолодеть кровь  в моих жилах. Думаю, что на стражников у ворот он произвел
не меньшее впечатление.
     Затем  серая тень ночной совы взмыла в воздух с того места, где  только
что стояла  девушка, оставив  на земле  лишь  бесформенную  груду одежды. На
секунду ночная птица мелькнула на фоне темного неба и исчезла в проеме одной
из бойниц сторожевой башни.
     Почти сразу  же оттуда послышались  звон  стали  и  вопли стражников. Я
представил  себя на  их  месте, когда на  тебя  из темноты бросается  что-то
бесформенное,  нечеловеческое, через мгновение  обретающее  форму обнаженной
женщины со смертоносным клинком в руке...
     Они  не успели  опомниться  и  вряд  ли сумели  оказать  хоть  какое-то
сопротивление.  Через  несколько  секунд на башне  все  затихло. Стражники у
ворот попытались выяснить, что происходит у них над головами.
     И это было  далеко не лучшим решением. Как  только  двое из них  начали
подниматься на башню, я бросился в атаку.
     Порошок  Спейса  подействовал  --  я  вновь  обрел   прежнюю  форму   и
почувствовал это сразу же по той скорости, с которой очутился у ворот.
     Дурные примеры заразительны. Племянница  Спейса  заставила меня наконец
воспользоваться мечом  не только  как  дубиной. С  двумя оставшимися у ворот
пикерменами я покончил в несколько секунд, затем догнал тех, что поднимались
по лестнице. Их кровь  залила ступени, теперь мне оставалось  лишь наблюдать
за тем,  как сверху, перешагивая через  трупы, спускается  Ария. Нагота  ей,
видимо, совершенно не мешала и не вызывала даже тени смущения.
     -- Хорошая работа, -- похвалила она, -- вы делаете успехи.
     -- Учусь у настоящих  мастеров. --  Видимо,  мой  ответ показался ей не
слишком  искренним,  возможно,  она почувствовала невольный  холодок  в моем
тоне, потому что, не сказав больше ни слова,  обошла меня так,  словно я был
всего лишь неодушевленным препятствием на ее пути.
     Мне  удалось догнать ее уже за воротами крепости. Теперь на  ней  вновь
была форма убитого солдата,  сидевшая довольно  мешковато.  Пожалуй, сейчас,
немного свыкнувшись с ее видом, я бы не стал  возражать против прежней формы
одежды, вернее ее полного отсутствия, но  моего мнения на этот счет никто не
собирался спрашивать.
     Спейс простился с нами, и его напутственные слова прозвучали не слишком
обнадеживающе.
     -- За  этими  воротами власть лорда Грегориана заканчивается.  Но между
вами и монастырем лежит более двадцати миль дикого пространства. Эта область
непригодна  для  жизни.  С тех  самых  пор,  как  там  обосновались горлуды,
пересечь пустошь считается подвигом. Будьте осторожны.
     -- Если нам это удастся, Ария тоже останется в монастыре?
     --  Увы,  мой  юный  друг,  она  нужна  мне  здесь,  в  крепости  лорда
Грегориана. -- Я  порадовался тому, что ночная тьма  скрыла краску  на  моем
лице.
     -- Я совсем не это имел в виду! Как будет она одна добираться обратно?
     -- Без вашей надежной  защиты  мне  будет очень нелегко, мой рыцарь! --
Насмешка  в  ее  голосе подсказала  мне, что этот поход  может оказаться еще
труднее, чем я предполагал.
     Управлять  поступками  этой  женщины,   или  птицы,  вызвавшей  у  меня
двойственное  чувство, совершенно  невозможно, и  если  возникнет  ситуация,
требующая слаженных  и мгновенных действий,  я  вряд ли смогу положиться  на
свою  спутницу.   Ее  способностей   в  рукопашном   бою   может   оказаться
недостаточно, если мы  столкнемся  с  сильным противником. Я подозревал, что
таинственные горлуды могут  остаться равнодушными  к ее красоте, и тогда  мы
лишимся нашего главного оружия.
     --  Ария много  раз доставляла в  монастырь мои  послания.  Это один из
немногих бастионов света, еще оставшихся  на нашей планете.  Я поддерживаю с
его настоятелем постоянную связь. Ночью в воздухе Арии ничто не угрожает, --
заверил Спейс.
     Таким образом, получалось, что  это  она меня  собиралась защищать  ото
всех опасностей предстоящей дороги. Заметив  мою  реакцию  на слова  Спейса,
Ария рассмеялась и этим еще больше усилила мои опасения.
     Наконец с  прощаниями и напутствиями было покончено.  Спейс вернулся  к
воротам  крепости, а  мы  двинулись к зарослям, плотной непроницаемой массой
подступавших к  замку с северной стороны.  Ария  шла  впереди меня, уверенно
выбирая дорогу. Чувствовалось, что она  хорошо  знает местность. Подтверждая
мою мысль, она сказала:
     --  Если  понадобится,  я смогу нарисовать для  тебя  подробную  карту.
Сверху хорошо видно  каждую  звериную тропу,  но днем я ориентируюсь гораздо
хуже, чем ночью.
     Видимо, ее зрение сильно отличалось от моего,  потому что я ни черта не
видел в плотном мраке, окутавшем лес, да и луна, похоже, уже зашла. Я не мог
рассмотреть ее диска сквозь плотный  полог листвы, скрывавшей  от нас теперь
даже звезды. Чтобы не отстать и окончательно не заблудиться, мне приходилось
держаться почти вплотную к своей проводнице, и временами я ощущал ее  запах,
немного странный, непохожий  на запах женщины,  но, в общем, приятный. Порой
Ария  была  вынуждена останавливаться  и  даже возвращаться назад, чтобы  не
потерять меня в густых зарослях.
     Колючие  ветви  кустов сильно  затрудняли  движение.  Часа  через  два,
почувствовав, что подобный способ передвижения стал  мне сильно  докучать, я
спросил Арию, не лучше ли сделать привал  и  продолжить движение утром,  при
свете дня? На мой взгляд, мы уже достаточно отдалились от замка, и даже если
за нами будет погоня, найти нас в этих зарослях вряд ли возможно.
     Ответ Арии меня озадачил:
     -- Я не могу двигаться днем. Мои глаза устроены иначе, чем твои. Днем я
буду  спать. -- Эта новость  мне совсем не  понравилась. Мало того, что я ни
черта  не  видел  в  чернильной  тьме,  окружавшей  нас, ежесекундно  рискуя
провалиться  в какую-нибудь  яму,  сломать  ногу или  завязнуть  в топи,  я,
видимо, буду  вынужден все светлое время  дня нести  дежурство, оберегая сон
своей спутницы. Догадавшись, о чем я думаю, она сказала.
     -- Я сплю очень чутко и могу услышать любой шорох,  шаги  любого зверя.
Ты тоже сможешь спать днем.
     -- Я не умею спать днем!
     -- Ну, если хочешь живым добраться до монастыря, тебе многому  придется
научиться.
     Возразить  на  это я не  смог и,  стиснув зубы,  продолжал  продираться
сквозь заросли.



     Когда  до  рассвета  оставалось  часа полтора, мы заметили  впереди,  в
густых  зарослях между  двумя  поросшими  лесом  холмами,  отблески  костра.
Заметила его, разумеется, Ария. Время  от времени она поднималась в воздух и
совершала короткие  облеты местности. Самих превращений женщины в птицу я не
видел. По крайней мере, ей хватило такта не  подвергать  мою нервную систему
этому нелегкому испытанию.
     Просто  из  зарослей  неожиданно  вырывался  темный  комок,  и на  фоне
светлевшего  неба  появлялся  силуэт  летящей  птицы. Затем, через  какое-то
время, совершенно  бесшумно и  неожиданно  для  меня, она  вновь оказывалась
рядом, уже поменяв свой облик. Каждый  раз ей приходилось возвращаться на то
место,  где  оставалась ее  одежда,  и,  по  молчаливому  согласию,  я  ждал
неподалеку, пока она вернется.
     -- Кто это может быть?  --  спросил  я через несколько  минут  после ее
сообщения, когда и сам заметил отблески огня на стволах деревьев.
     -- Во всяком  случае,  не  люди. Ночью  в  этот лес  не сунется ни один
нормальный горожанин.
     --  Так что мы  должны  делать?  Обойдем  костер  стороной, пока нас не
заметили?
     -- Единственная тропа  проходит как раз там, где горит огонь. Мы должны
узнать, кто сторожит здесь дорогу. Есть еще обход через  Вторую падь, но так
мы потеряем слишком много времени, утром нас могут настигнуть всадники лорда
Грегориана. Он пошлет их в погоню, как только узнает, что тебя нет в городе.
     -- Что ему обо мне известно, почему он меня преследует?
     -- Он получил  указание от своей хозяйки.  А то,  как мы обошлись с его
стражей у ворот, добавит ему желания расправиться с тобой. Жди меня здесь, я
попробую узнать, кто развел огонь.
     Мне  не  хотелось отпускать ее одну к неведомой опасности,  поджидавшей
нас  впереди, но,  прежде  чем я успел  что-нибудь возразить, за моей спиной
раздалось хлопанье крыльев, и силуэт совы, мелькнувший  среди деревьев,  тут
же растворился в предрассветном полумраке.
     Нет ничего хуже неизвестности и ожидания. Я сжимал в ладонях  скользкие
рукоятки мечей, ставших вдруг  невероятно тяжелыми, и  шептал  про  себя  не
слишком  приятные  слова в адрес  Спейса, всей его  затеи с ночным походом в
монастырь, и  своей собственной глупости, приведшей меня в этот ненормальный
мир. Я дал  себе слово выбраться  отсюда во что  бы то ни стало, и собирался
уже,  не дождавшись возвращения Арии, направиться к  костру, чтобы выяснить,
что  там происходит,  когда  вновь  послышалось  хлопанье крыльев и раздался
протяжный ухающий крик совы...
     -- Могла  бы хоть  промолчать для  разнообразия, вовсе  не  обязательно
оповещать весь лес  о нашем  присутствии! --  Встретил  я  Арию  не  слишком
приветливо,  но  она, как всегда,  пропустила  это замечание мимо ушей. Лишь
довольно  усмехнулась,   словно  мои   слова   доставили   ей   необъяснимое
удовольствие.
     -- Там трое летунгов. Ждут рассвета, и оказались они здесь, разумеется,
неслучайно. Кто-то их предупредил о том, что мы идем в монастырь.
     -- Кто такие летунги?
     -- Скорее  обезьяны, чем люди.  У них есть крылья, и днем летунги могут
неплохо летать, поэтому особенно опасны они именно днем.
     -- Летающих обезьян не бывает!
     -- Бывает, бывает. Скоро ты в этом убедишься.
     -- В таком случае  лучше напасть  на  них  сейчас, пока  они  не  могут
воспользоваться своим преимуществом!
     Ария посмотрела на меня с одобрением.
     --  Это  хорошая  идея.  Только  помни -- летунги опытные воины, а твое
умение обращаться с мечами оставляет желать лучшего. Если нам удастся дожить
до утра, я дам тебе пару уроков фехтования, а пока держись за моей спиной.
     Лучше бы  она этого не говорила. Не в моих правилах прятаться за спиной
женщины. Тем более женщины, не раз уже выручавшей меня, и то, что она больше
походила на птицу, чем на человека, ничего в этом не меняло.
     Я ринулся  сквозь  заросли  на  свет  костра,  ломая  кусты  и  изрыгая
проклятия, вместо того чтобы подобраться к нашим противникам незаметно.
     Возможно, именно этого и добивалась Ария. Воспользовавшись тем, что все
внимание наших противников было поглощено моим  приближением, она неожиданно
оказалась  у них в  тылу.  Впрочем, мне  уже было  не до нее. До  ближайшего
противника оставалось чуть больше двух метров, и теперь я отчетливо увидел в
свете костра, что это действительно обезьяна. Макушкой  она доставала мне до
пояса, но в обеих, непропорционально длинных руках, задевавших за землю, она
сжимала двуручный меч и уже повернулась в мою сторону.
     Во время атаки поле зрения сужается, перед собой видишь лишь ближайшего
противника, и  требуется большой опыт, чтобы замечать в момент схватки  все,
что происходит вокруг. Я этим опытом не  обладал и целиком сосредоточился на
ближайшем противнике, совершенно выпустив из виду остальных.
     Обезьяна,  неожиданно для  меня, подпрыгнула вверх метра  на  два, и за
спиной у нее захлопали два темных, перепончатых крыла.
     Видимо, по привычке она попыталась напасть на меня сверху, но ночью это
было плохой  идеей, потому  что свет костра  слепил  ее, и она промахнулась.
Зато  я хорошо  видел темный силуэт  на светлом  фоне  неба, успел  изменить
позицию и выставить свой меч навстречу падавшему сверху противнику.
     Сталь с  хрустом  распорола жесткую кожу,  меня обдало  струей  вонючей
жидкости,  и  напавший  на  меня  летунг,  уже  неспособный   к  дальнейшему
сопротивлению,  откатился  в  сторону,  трепеща  крыльями,  словно  огромная
раненая птица. Лишь теперь у меня  появилось время, чтобы оценить обстановку
и положение других противников.
     Обстановка,  прямо  скажем, оставляла желать лучшего, поскольку одна из
двух оставшихся у  костра  обезьян целилась в меня  из арбалета, и  целилась
весьма старательно, держа длинное  деревянное ложе обеими руками, словно  на
учении.  Я видел,  как  заостренный кончик стального арбалетного болта  ищет
цель на моей незащищенной груди, и понимал, что уже ничего не успею сделать.
     Тетива звонко  щелкнула,  но  удара  я  почему-то  не  почувствовал,  а
арбалетчик неожиданно стал заваливаться в сторону, выронив свое оружие. Лишь
сейчас я увидел стоявшую за его спиной Арию, с ее неизменными двумя мечами в
руках,  один  из  которых  только  что  разрубил  тетиву на  арбалете  моего
противника. Ударом второго меча она свалила летунга на землю.
     С третьим  противником  совместными  усилиями  мы покончили в несколько
мгновений, и теперь я мог отдышаться и осмотреть место схватки, изо всех сил
стараясь не глазеть на сверкающее наготой в свете костра тело моей спутницы.
     -- Кто такие эти летунги? Как им удается летать? Они слишком тяжелы для
того, чтобы оторваться от земли. -- Вообще-то меня сейчас интересовали вовсе
не летунги, но я счел своим долгом поддерживать непринужденную беседу.
     -- У нас невысокая  гравитация.  Раньше их было больше,  и эти существа
являлись настоящим бедствием для  всех племен, живущих на суше. Они нападали
всегда неожиданно, сверху, и похищали женщин. Убивая всех остальных.
     -- Зачем им женщины?
     --  Это запутанная история,  связанная с их  биологией. После  того как
летунги  проиграли схватку с Левраном, они дали клятву не нападать на людей.
С тех  пор их племя  постепенно сокращается. Хотя каждый  из них живет сотни
лет, их осталось немного, и встретить их удается  нечасто. Должны возникнуть
какие-то  особые обстоятельства, чтобы заставить их ввязаться в  схватку. До
сих пор не понимаю, почему они устроили на нас засаду.
     -- Может быть, они ждали здесь кого-то другого?
     -- Через этот лес, да еще ночью никто не рискнет пройти. Нет, они ждали
именно  нас.  Видимо, твоя персона представляет особый интерес  для тех, кто
способен повелевать летунгами.
     -- А  может  быть,  они  ждали тебя?  Соскучились  за столько  лет  без
дамского общества и решили изменить своей клятве ради такой женщины, как ты.
В этом нет ничего удивительного.
     -- Я рада, что ты  обо мне такого высокого мнения. И перестань стрелять
глазами в мою сторону, -- я сейчас оденусь.
     -- Так кто же этот наш таинственный недоброжелатель? Лорд Грегориан?
     -- У лорда не хватит золота,  чтобы заставить летунгов рисковать своими
драгоценными жизнями. Я думаю,  за эту  засаду  ты должен благодарить Джину.
Кстати, ты ее видел? Как твоя дейма выглядит? Она красива?
     Это был чисто  женский  вопрос, не имеющий  отношения к  делу.  Сейчас,
когда Ария  наконец оделась и я обрел способность трезво рассуждать, я вновь
вспомнил Джину и скалу "Прощаний"...
     -- Она выглядит, как дейм. В ней нет ничего человеческого.
     Я  бросил затравленный  взгляд  на  поляну со следами  ночной  схватки.
Сегодня или завтра, не летунги, так другие слуги  Джины расправятся со мной.
Но я не собирался жить вечно. Рано или поздно смерть настигает каждого, надо
помнить  об этом  и постараться  прожить отведенное тебе  судьбой время так,
чтобы было о чем вспомнить в свой последний миг.
     Я вновь внимательно посмотрел и на свою спутницу. Рассвет уже полностью
вступил в права, и огромные желтые глаза Арии то и дело подергивались тонкой
пленкой. В  ее  человеческом облике я все время  замечал  характерные птичьи
черты, и,  наверно, именно они мешали мне по-настоящему оценить красоту этой
женщины. Правда, я совершенно об этом забывал, когда  видел ее обнаженной...
Но и без  этого  в любом обществе ее тонкий разлет бровей, точеная  фигура и
совершенные  черты лица производили  бы неотразимое впечатление, не будь так
заметна  ее  непохожесть  на  других  людей:  эти  странные  птичьи глаза  с
удлиненными зрачками, волосы, напоминающие снежное  облако... Заметив, что я
внимательно ее разглядываю, Ария усмехнулась.
     -- Ну и как, ты уже пришел к определенному выводу?
     -- О чем ты?
     -- Думаешь, я неспособна заметить оценивающий мужской взгляд?
     --  Разумеется, способна.  Я  слышал,  что  фрейлины  лорда  Грегориана
проходят специальный курс обольщения. Это так?
     -- В общем, да -- хотя ко  мне  это  не имеет отношения.  У меня другие
задачи. Лорд  ценит  мою  способность  замечать массу интересных  деталей во
время его дипломатических приемов и пиров.
     -- Для  чего вообще ты  оказалась  во дворце? Ведь это,  наверняка,  не
безопасно.
     --  Кто-то  должен  помогать  дяде.  Спейс  связан со  многими  людьми.
Монастырь лишь небольшая часть его интересов. Он  мечтает избавить страну от
правления тирана.
     Мы оставили позади место ночной  схватки и шли уже больше часа, когда я
заметил,  что  Ария  с  трудом выбирает  дорогу.  Только  теперь  я  наконец
догадался предложить  ей  остановиться на  дневной привал.  Видимо, гордость
мешала ей признаться в собственной слабости. Идеальное ночное зрение девушки
при  свете  солнца  оборачивалось  своей обратной  стороной, и она  попросту
слепла.
     Мы выбрали для лагеря открытое место на вершине невысокого холма. Здесь
росло  одинокое  дерево  с  толстыми  перекрученными  ветвями,  создававшими
неплохое  укрытие для Арии.  Я  расположился внизу,  среди  выбивавшихся  на
поверхность  корней,  расстелил плащ  в  густой  мягкой  траве  и  попытался
заснуть. Но, несмотря на заверение Арии  в том, что она  услышит приближение
любого врага, тревога не оставляла меня. Слишком свежи  еще были впечатления
ночной схватки.
     Я попал в мир, которым  управляли непривычные для меня законы, -- жизнь
человека стоила здесь слишком мало, и выживал лишь тот,  кто мог постоять за
себя.
     Время текло медленно,  надоедливые насекомые мешали  уснуть, и, в конце
концов,  я,  оставив эти безнадежные попытки,  встал  и  спустился с холма к
ручью, протекавшему у его подножия. Нужно было смыть  с  себя дорожную пыль.
Воспользовавшись  тем,  что моя спутница уснула, я  собрался раздеться. В ее
присутствии я бы не смог  на это  решиться,  хотя сама Ария, похоже, считала
наготу вполне естественным состоянием.
     Вода  в  лучах утреннего солнца казалась расплавленной  драгоценностью.
Она сверкала, переливаясь  на небольших  перекатах всеми  цветами радуги. Из
глубины  леса  ветер  приносил  незнакомый  пряный  аромат каких-то  цветов.
Жестокий мир планеты  выглядел  в это солнечное утро умиротворенным и вполне
безопасным.  Если  бы он  на самом  деле был таким,  каким  казался!  Но  за
обманчивым  блеском  чувствовалась  скрытая  угроза. И именно  это  ощущение
заставило  меня  внимательно осмотреться, прежде  чем  начать  умывание.  На
противоположном  склоне оврага,  по  которому протекал ручей,  что-то белело
сквозь  ветви  кустарников,  и это "что-то",  как мне показалось, отличалось
подозрительно правильной  формой. Какой-то невысокий купол проступал  сквозь
растительность. Предмет был  совершенно неподвижен, и чувство любопытства, в
конце концов, подавило  во мне врожденную  осторожность. Через пару минут  я
уже был рядом с ним.
     Огромное яйцо, не  менее  двух метров в  поперечнике, лежало на поляне.
Его скорлупа  отливала  на солнце перламутровым блеском. А размеры буквально
подавляли.  Я лихорадочно осмотрелся, пытаясь отыскать следы того,  кому мог
принадлежать этот зародыш будущей жизни.
     Но  вокруг   не   было   ни  следов   птичьих  лап,   ни   поврежденной
растительности... Не  было  и  никаких  признаков  гнезда.  Яйцо  одиноко  и
сиротливо  лежало  на  солнцепеке.  Трудно  было  даже  представить  размеры
существа, которое могло снести подобную громадину.
     Я осторожно прикоснулся к  скорлупе ладонью  -- она  казалась  теплой и
живой, моя ладонь ощутила какой-то стук, легкое сотрясение внутри  огромного
купола. Нужно было убираться отсюда,  пока хозяин этого чудовищного яйца  не
заинтересовался моей персоной.
     Я  вновь поспешно  спустился к ручью  и пошел  вниз  по его  течению, к
месту, где находился брод. Позади послышался легкий треск, но я лишь ускорил
шаги, стараясь поскорей оказаться как можно дальше от своей опасной находки.
Умываться я раздумал.  За  моей спиной  все время слышалась какая-то  возня.
Когда  мне  показалось, что я  уже достаточно  отдалился от  опасного места,
густые кусты на склоне оврага, по дну которого я пробирался, раздвинулись, и
морда, которая могла привидеться разве что  в кошмарном сне,  уставилась  на
меня.
     Треугольная зеленая пластина, не меньше метра в поперечнике, прикрывала
широкий  лоб. Ниже  ее,  на  коротких  стебельках,  поворачивались  в разные
стороны два весьма подвижных глаза. Зрачков не было, и оттого глаза казались
слепыми. Лишь позже я рассмотрел их фасеточное строение и понял, что, скорее
всего,  они  принадлежат какому-то огромному  насекомому.  Я замер, чувствуя
себя  совершенно  беспомощным. Оружие  и  большая часть одежды остались  под
деревом, на ветвях которого безмятежно спала Ария.
     Малейшее  движение могло стать  для  меня  последним. Меня отделяло  от
чудовищной зеленой морды не более пяти метров, и в зарослях угадывалось тело
монстра, пока что невидимое. Однако по тому, как тряслись верхушки ближайших
деревьев, я мог судить о его размерах и мощи.
     В  мозгу  лихорадочно  проносились  все  сведения,  которые  я  знал  о
насекомых. Их  фасеточные глаза способны  замечать лишь движущиеся предметы.
До тех пор, пока я  стою неподвижно,  --  я для него  невидим. Но долго ли я
смогу сохранять нелепую позу, в которой застыл  в тот  момент,  когда увидел
морду? Ноги уже затекли, и холодный пот слепил глаза.
     Мой  противник тоже стоял неподвижно, вращались только глаза, однако он
находился в  гораздо более выгодном положении. Скорее всего неподвижная поза
была ему  свойственна изначально.  Затаившись в засаде, он высматривал  себе
жертву  и,  наверно,  мог  часами   сохранять   полную  неподвижность  перед
завершающим стремительным броском.
     Верхушки деревьев  вокруг монстра больше не двигались, и это мне совсем
не  нравилось.  Нужно было  что-то  предпринимать,  пока  я  не  выдал  себя
непроизвольным движением. Мышцы  затекли, и я чувствовал, что сил оставалось
совсем немного. За  спиной у меня находился довольно крутой склон, и влажная
глина его поверхности казалась не подходящей для стремительного бегства.
     Я  понял,  что   окончательно   проиграл  этот   неравный  поединок   в
неподвижности, выпрямился во весь рост и, скрестив руки  на груди, уставился
на монстра.
     Его  глаза, заметив движение,  мгновенно повернулись и теперь неотрывно
следили за мной.
     --  Ну, давай.  Чего ты ждешь?  --  спросил я, смирившись  с судьбой  и
понимая, что выхода из ловушки, в которую я попал, не было.
     Морда как-то странно, почти жалобно  заверещала,  словно  извинялась за
что-то. Затем гигантское  насекомое  медленно  двинулось ко мне. Сначала  из
зарослей показалась одна суставчатая лапа,  затем  другая, обе были  покрыты
острыми  пластинами  хитина  с шипами  и напоминали  лапы земного  богомола,
увеличенные в размерах до нескольких метров.
     "Вот  так  нелепо это все и  закончится", -- мелькнула последняя мысль,
перед тем как существо одним гигантским прыжком оказалось рядом со мной.



     Чудовище больше не  торопилось и двигалось медленно и плавно, словно во
сне. Скованный смертельным ужасом, я замер, вытянувшись, сожалея лишь о том,
что  не  сумел сдержаться  и  за секунду  до  этого  проиграл  состязание  в
неподвижности.
     Я  понимал,  что  бежать  бесполезно   --  это  существо  было  слишком
стремительным, когда в этом возникала необходимость, и могло бы догнать меня
одним  прыжком. Но даже  если  бы я  этого не  знал, я  бы все  равно не мог
сдвинуться с  места. Мышцы словно  заледенели, и в голове не  было ни единой
мысли -- какая-то звенящая  пустота, внутри  которой мои глаза автоматически
отмечали мелкие детали происходящего.
     Вот  треугольная голова,  более  широкая, чем моя  грудь,  придвинулась
вплотную  и  коснулась моей обнаженной  кожи... Кажется, я успел расстегнуть
рубашку перед умыванием,  и теперь  даже этой иллюзорной преграды между нами
не существовало.
     Хитиновая  пластина  на  голове чудовищного  насекомого  показалась мне
странно теплой. Треугольник лобового щитка заканчивался четырьмя скрещенными
жвалами,  или,  возможно,  челюстями,  пока  еще плотно сомкнутыми  в единое
целое.
     Нетрудно  было  представить, во что  они превратятся, когда раздвинутся
сразу во  все  четыре  стороны... Но  мне  казалось,  что  главную опасность
представляли  вовсе  не  жвала,  а  передние, приподнятые  над землей  ноги,
которые теперь раскачивались высоко над моей головой. Именно от них я не мог
отвести глаз -- от этих гигантских зеленых пил, каждая из которых по толщине
не уступала стволу векового дерева. В них чувствовалась несокрушимая мощь, и
я  подумал,  что,  если лапы  сомкнутся на моей  груди,  все кончится  очень
быстро...
     Однако  чудовищный  монстр  почему-то  не  спешил  покончить  со  своей
беспомощной,  парализованной  ужасом  жертвой. Он словно исполнял надо  мной
некий  ритуальный,  медленный  и ритмичный  танец.  Вновь  послышался  звук,
непохожий на голос живого существа, печальный и словно просящий о чем-то...
     Краем глаза я заметил на спине  монстра посторонний предмет, лоскут или
осколок с неровными краями, выделявшийся своим белым перламутровым цветом...
Где-то совсем недавно я видел этот цвет...
     Но  лишь после того,  как я узнал  в  странном предмете,  застрявшем на
спине монстра, обломок скорлупы гигантского яйца,  увиденного мною на склоне
ручья, ко мне  понемногу  стало возвращаться  мужество.  Хотя  оснований для
этого  было совсем  немного. Стоявшее надо  мной существо скорее всего  было
"птенцом"  или,  вернее,  только   что  вылупившимся   детенышем   какого-то
гигантского насекомого.  Хотя  и в этом  я был не  совсем уверен,  поскольку
никогда  не слышал о теплокровных насекомых. Но его чувство  голода  вряд ли
стало   меньше  от   "теплокровности",  с  его  точки  зрения,  я,  наверно,
представлял собой вполне подходящий объект для завтрака. Меня даже ловить не
нужно было.
     Но  ничего  не  происходило,  и  постепенно  я вновь обрел  способность
двигаться. Медленно, сантиметр за сантиметром, я стал отодвигаться в сторону
от упиравшейся в мою грудь  зеленой головы,  жесткой, шершавой и  к  тому же
горячей.
     "Оно" издало недовольное  ворчание  и повернуло  голову вслед за  мной,
однако с места не сдвинулось,  хотя  прямой  контакт между  нами был  теперь
нарушен.
     -- Послушай,  что тебе, наконец, нужно? -- спросил  я нежным  и  слегка
ворчливым  тоном, каким обычно разговаривают с неразумными  щенками. -- Если
ты собираешься завтракать, то давно следовало начать. Если же нет, то почему
бы тебе не оставить меня в покое?
     --  Румма,   --  сказало  "оно"   и  вновь  приблизило   ко   мне  свою
отвратительную голову.
     -- Ладно. Если ты надумаешь завтракать, я по-прежнему к твоим  услугам,
если же нет, то извини. Мне пора.
     Решительно  повернувшись, я пошел  к дереву, на  ветвях  которого спала
Ария, но, услышав за собой шаги,  от которых вздрагивали  верхушки ближайших
деревьев,  был вынужден остановиться и вновь обернуться. "Оно" следовало  за
мной, как привязанное,  и, видимо, не  собиралось менять этой отвратительной
привычки.
     -- Что тебе  от меня  нужно?!  --  с  отчаянием произнес я, обращаясь к
неподвижной зеленой морде.
     --  Румма!  -- ответило "оно", продолжая стоять неподвижно. Но  едва  я
сделал  шаг по направлению к  дереву, насекомое вновь  двинулось  следом  за
мной,  выдерживая,  впрочем, дистанцию  в несколько метров.  Решив, что  для
Арии,  укрытой  на  верхушке  дерева,  это  существо  не может  представлять
опасности,   я   продолжил  путь,  но  едва  выбрался   на  поляну,  где  мы
расположились на дневку, как вновь был вынужден остановиться.
     -- Румма! -- в который раз повторило "оно",  осторожно подталкивая меня
под локоть и  недвусмысленно указывая  одной из своих  многочисленных лап на
вершину дерева, где скрывалась от солнечных лучей моя спутница.
     Этот  жест  поразил  меня  больше  всего  остального,  потому  что явно
свидетельствовал о каких-то зачатках разума в  этой  треугольной,  ничего не
выражающей и закрытой непроницаемым хитиновым панцирем голове.
     -- Я  знаю  "румму". Это хорошая "румма". Не вздумай ее беспокоить.  --
Решив закрепить наше дружеское знакомство чем-то  более  весомым, чем ничего
не  значившие для существа слова, я направился к рюкзаку и  достал  из своих
пищевых  запасов  кусок солонины. Подумав,  я добавил  к  нему еще  и связку
сушеных  фруктов,  поскольку  не  имел ни  малейшего представления о  вкусах
своего  преследователя.  И уже  не испытывая ни малейшего  страха перед этой
громадиной, направился к ней с угощением в руках.
     С отвращением отвергнув мясо, "оно" осторожно взяло из моих  рук своими
остроконечными жвалами связку  сухих  фруктов и задумчиво  схрумкало их, чем
окончательно    опровергло    мои   гнусные   предположения   о    корыстном
гастрономическом интересе к моей особе с его стороны.
     Окончательно успокоившись,  я развалился  под деревом, решив вздремнуть
до  заката  и  надеясь, что,  проснувшись,  не  увижу  больше  это  странное
существо.
     Разбудил меня крик Арии, раздавшийся с вершины дерева:
     -- Игорь! Там, там, на поляне, ты видишь?!
     -- Ну,  вижу. Это  мой новый знакомый. Он недавно вылупился  из яйца и,
кажется, питается фруктами. Можешь не обращать на него внимания.
     -- Питается фруктами?! Да ты хоть знаешь, что это самый свирепый хищник
на нашей планете? Это же молдром. Считалось, что они давно исчезли, вымерли,
от них остались только страшные легенды! Откуда он взялся?
     --  Я же  тебе  сказал,  -- он  вылупился  из яйца.  Представляю, каких
размеров должна была быть курица, которая его снесла.
     -- Молдромы почти триста лет живут в виде гусеницы,  в  этот период они
питаются  растениями, но затем они окукливаются  и  превращаются в страшного
хищника. Ты скорее всего видел куколку.
     -- Не знаю, что это  было. Внешне  оно напоминало  огромное шелковистое
яйцо.
     -- Ты прикасался к нему руками?
     -- Это имеет какое-то значение?
     -- Еще какое!
     -- Может,  и  прикасался. Когда  проходишь  мимо такого  яйца, невольно
думаешь, какая из него получилась бы  яичница. Возможно, я его  погладил или
постучал по нему, чтобы проверить, есть ли кто дома.
     -- Этого было достаточно.
     -- Достаточно для чего?
     --   Для  того   чтобы  родившийся  молдром  зафиксировал  твой  запах.
Вылупившись из кокона, он нашел тебя, и  теперь будет с тобой  неразлучен до
самой смерти.
     -- Надеюсь, ты шутишь?
     -- Хотелось бы... Только мне не до шуток. Ты не умеешь  им управлять, и
до  тех пор,  пока  ты  этому не  научишься, он будет  представлять огромную
опасность  для окружающих. Я не знаю,  согласятся  ли  монахи  принять  тебя
вместе с этим монстром.
     -- А им можно управлять?
     --  Если  верить  легендам,  в древности,  в  армии  короля  Абиносура,
кавалерия состояла из молдромов. В бою им никто не мог противостоять.
     Если Ария права, защита молдрома могла бы мне  пригодиться на Шаранкаре
с его  бесчисленными  опасностями и  ведущими за мной  охоту слугами деймов.
Инстинктивно я чувствовал, что мне не следует опасаться этого  существа,  от
него не исходило никакой угрозы,  скорее,  наоборот,  я  чувствовал странное
умиротворение,  когда  смотрел на  его  неподвижно застывший  посреди поляны
силуэт. Это  чувство было  сродни  тому, которое  возникает,  когда  гладишь
сытого кота, вопрос лишь в том, как долго этот кот останется сытым...
     --  Может,  наконец, ты соизволишь подать мне мою одежду? -- донесся  с
дерева  вопрос Арии, и лишь теперь я обратил внимание на то, что все ее вещи
по-прежнему лежали под деревом. Обычно, еще до превращения, она просила меня
отнести  одежду в  укромное  место, но на  этот  раз все  произошло  слишком
неожиданно, и присутствие молдрома помешало ей одеться.
     Признаюсь,  я выполнил эту просьбу не без тайного удовольствия. Увидеть
лишний раз ее идеальную фигуру было приятно, -- особенно сейчас, когда закат
только начался, света еще  было достаточно, а  на  девушке не было ни клочка
материи.
     -- Может, ты уже слезешь с этого дерева и займешься своим молдромом?
     С некоторым разочарованием мне пришлось  выполнить ее  просьбу. Молдром
приветствовал меня своим традиционным "румма"  и приветливо помахал усом. Он
щипал на  поляне сочную траву и  аппетитно ею хрустел. Полным  вегетарианцем
он, безусловно, не был, но в ближайшее время голод ему, похоже, не грозил.
     С каждым часом я все  лучше  понимал его  настроение. Иногда  мне  даже
казалось,  что  я  улавливаю  простейшие  мысли  этого  странного  существа.
Очевидно, телепатия была ему свойственна изначально. По крайней мере, сейчас
я уловил  что-то вроде  того,  что: "трава вкусная,  а солнце уже  зашло,  и
хочется спать".
     -- Нам пора двигаться. Ты  сама-то собираешься спускаться с  дерева? --
спросил я Арию.
     -- И не подумаю, пока твой монстр не уйдет с поляны.
     Я  попытался  передать молдрому команду отойти  подальше,  но из  этого
ничего  не получилось.  Он  лишь  уставился на  меня  одним глазом  и  начал
складывать  свои суставчатые  лапы одну за другой,  поудобней устраивая свое
огромное тело в лежачее положение. Если он не собирается идти за  нами ночью
-- его дело. В конце концов, это избавит меня от многих проблем.
     Ария спустилась с  дерева  лишь после того,  как молдром  превратился в
неподвижную,  едва  различимую  в полумраке гору. Подобрав свое  оружие, она
обошла молдрома стороной и остановилась на опушке, поджидая меня.
     "Что ж, дружище, прощай. Жаль, что наше знакомство было таким коротким.
Ты, пожалуй, немного великоват для меня".
     Не знаю,  уловил  ли  он  мою  мысль.  Во  всяком  случае,  он  остался
неподвижен и после того, как я догнал Арию, и мы оба скрылись в ночном лесу.
     Этот  переход  оказался  самым  коротким. Мы  вышли  слишком  поздно  и
потеряли много  времени из-за молдрома.  Ария то  и дело  останавливалась  и
совершала  дальние  облеты местности,  опасаясь  засады.  Но  я считал,  что
дополнительная потеря времени гораздо опасней несуществующих засад. С каждой
минутой  вероятность  того, что нас нагонят  всадники лорда, становилась все
более реальной.
     К утру лес кончился, и мы вышли на открытую песчаную равнину предгорий.
Рассвет своими мрачными кровавыми красками охватил полнеба за лесом,  словно
предупреждая о том, что настоящая опасность кроется за нашей спиной.
     -- Почему твой лорд хочет уничтожить меня? Что я ему сделал?
     --  Лорд всего  лишь выполняет приказ  своей хозяйки. Монастырь для его
армии недоступен. Он расположен в  труднопроходимой горной местности, хорошо
укреплен,  кроме  того, орден,  его  основавший, весьма  воинственен и умеет
постоять  за  себя.  Несколько  раз  войско  Грегориана  пыталось  захватить
монастырь,  они  устраивали  многомесячные засады  на  всех  горных тропах и
неоднократно приступали к штурму, но каждый раз вынуждены были ретироваться.
     Уже  сам  факт  существования на его территории независимой  вотчины не
дает  Грегориану покоя, а тут  еще ты. Если ты  сумеешь попасть в монастырь,
силы враждебного лорду ордена значительно окрепнут.
     -- Что может значить в этой борьбе один человек?
     --  Достаточно много,  если он  знает секрет  энергана. У монахов  есть
связи с  внешним  миром.  Грегориану сообщили,  что тебе известны координаты
Багровой планеты. Деймы  опасаются  преждевременного раскрытия своих планов.
Одного этого  достаточно, чтобы стремиться тебя уничтожить. И уж,  во всяком
случае,  они сделают все  от них зависящее,  чтобы секрет  энергана не  стал
достоянием ордена.
     Становится слишком светло.  Я  слепну, и  нам  пора  останавливаться на
дневной привал.
     -- Остановка на открытой местности -- довольно опасна. Может быть, тебе
лучше вернуться в лес и там переждать день? Ночью ты меня догонишь.
     --  Спейс просил меня  не оставлять тебя одного. Поверь, он  знает, что
делает. Если ты случайно встретишь патруль  монастыря, тебя примут за врага.
Только я могу это предотвратить.
     -- Но если Грегориан послал за нами погоню, эта потеря времени позволит
им догнать нас. Они сразу же нас обнаружат. Здесь негде укрыться.
     Неожиданно  наш спор потерял всякий  смысл.  С двух сторон, огибая лес,
показались всадники.
     В двух отрядах их  было не меньше сорока  человек, и почти  сразу стало
ясно, что  вернуться  в лес мы уже  не  успеем. Они  хорошо рассчитали время
своей атаки и, растянувшись в цепочку, отрезали нам отступление.
     Оставалось двигаться вперед,  к видневшимся впереди горным вершинам, но
я  понимал,  что  самое  большее через  полчаса всадники нас настигнут. Ария
двигалась с трудом, спотыкаясь на каждом шагу, я понял, что неравной схватки
не избежать и никакой надежды у нас не осталось.
     Я  остановился,  достал меч из заплечных ножен  и  повернулся  лицом  к
приближавшимся всадникам, решив для  себя, что в  плен они меня не  возьмут.
Слишком свежи еще были воспоминания о днях рабства на Багровой планете.
     --  Еще  не поздно,  -- обратился  я  к Арии.  --  Совсем необязательно
погибать  здесь  обоим. Ты  еще  успеешь превратиться в птицу  и  улететь. С
такого расстояния  они ничего не поймут и  не станут тебя  преследовать.  Им
нужен только я.
     -- Я не могу летать днем. И  не оставлю  тебя. Если я останусь с тобой,
им  придется дорого заплатить за наши  жизни.  Не отвлекайся, лучше вспомни,
чему учил  тебя  дядя.  Сосредоточься --  вызови свою  силу, она нам  сейчас
пригодится...
     Я  знал, что  Ария могла  оставить  меня  одного.  Ей  достаточно  было
отлететь на несколько десятков метров в сторону, чтобы затеряться в песчаных
холмах,   поросших   колючими   кустами.   Но    она   не   сделала   этого.
Самоотверженность и благородство этой  женщины тронули меня настолько, что я
дал себе слово, если случится чудо и мы  останемся живы, я никогда этого  не
забуду.
     В  минуту  смертельной  опасности,  когда выхода  нет и гибель  кажется
неизбежной, человек ищет точку опоры, любую точку. Если ему удается ее найти
-- его  силы  увеличиваются многократно. И мне  показалось, что я нашел ее в
этой женщине-птице.
     --  А  знаешь,  --  неожиданно  сказала  она, --  мне  жаль,  что  наше
знакомство оказалось таким коротким.
     К сожалению, у меня в этот момент  не было возможности  по  достоинству
оценить  ее слова. Воинство лорда Грегориана приблизилось настолько, что уже
можно было различить комья земли, летящие из-под лап звероподобных животных,
заменявших им лошадей.
     Высоко над  всадниками кружилось несколько больших  птиц. Возможно, это
были летунги, выполнявшие роль разведчиков у наших врагов.
     Всадники держали в руках короткие пики с  длинным обоюдоострым лезвием,
заменявшие им мечи. При  кавалерийской атаке такое оружие оказывалось  более
действенным, и я подумал, что очень  скоро эти лезвия найдут свою цель... Но
сейчас не  время было предаваться подобным размышлениям. Если воин проиграет
схватку в своем сознании,  он проиграет ее и в  действительности. Этому учил
меня Спейс... Отбросив  все посторонние мысли, я  попытался сосредоточиться,
стараясь    вызвать   из   глубин   подсознания   знакомый   прилив   тепла,
предшествовавший   многократному  ускорению  моей  реакции.   Обычно   такое
состояние длилось недолго, минуту, самое большее две, но за эти две минуты я
успею сделать многое... Жаль, что я так и не научился вызывать это ускорение
всех  реакций в любой момент по  собственному желанию.  Мое  подсознание  не
хотело подчиняться  насилию над  собой, и ускоренная реакция  не появлялась.
Что-то меня все время  отвлекало, мешая  полностью сосредоточиться. Какой-то
посторонний звук, похожий на стрекот вертолетного мотора.
     "Здесь не бывает  вертолетов, --  пытался я  образумить  себя. -- Здесь
есть  только  эти  всадники  и  их  короткие пики,  которые  через несколько
мгновений превратят  твое тело  в кровавое месиво,  если  ты  немедленно  не
возьмешь себя в руки..." Все было  бесполезно. Всадников отделяло от нас уже
несколько метров, и они окружили нас со всех  сторон. По воплям, которые они
издавали, по  выражению их лиц я  понял,  что эти вояки  не собираются брать
пленных. На этот раз лорд Грегориан решил избавиться от нас навсегда...
     И в этот  момент что-то изменилось.  Темные силуэты  летунгов, бесшумно
носившиеся  над  нашими головами, вдруг  неожиданно, все  разом, метнулись в
сторону,  а  всадники  натянули  поводья  так  резко,   что  морды  животных
запрокинулись за спину, и их передние лапы прочертили в мягкой почве длинные
борозды.
     Огромная  тень,  похожая  на тень  облака,  накрыла  место предстоящего
сражения, а стрекот, похожий на звук  вертолетного  мотора, перешел в рев  и
свист.  Запрокинув  голову,  я  увидел,  что  сверху  на  всадников,  широко
распластав прозрачные  стрекозиные крылья, падает огромная  туша,  угрожающе
расправившая  мощные  пилы  своих   передних  лап.  Затем   началось   нечто
невообразимое:  очутившись  на  земле  и  подмяв под себя  весь  первый  ряд
нападавших,  молдром пронесся сквозь их  ряды, как хорошо отлаженная  боевая
машина.
     Это  была настоящая мясорубка --  вторая  пара  передних лап  молдрома,
заканчивавшихся мощными клешнями, подбрасывала всадников в воздух  вместе  с
их  лошадьми,  а  острые,  расправленные  в   стороны   надкрылки  разрубали
человеческие  тела, словно  куски масла.  Молдром несся  по  кругу,  отсекая
нападавших,  и  когда он  замкнул  свой смертоносный  путь,  лишь  несколько
всадников  из тех, что вовремя успели обратиться в бегство, неслись к лесу и
вскоре скрылись из глаз.
     Молдром  не стал их преследовать. Сложив свои надкрылки, он приблизился
к  нам   и   что-то  тихо  прострекотал.  Образы-слова,  проломив   преграду
непонимания, хлынули в мое сознание:
     "Я спал. Тебя  не  было.  Я  искал. Долго  искал. Враги хотели напасть.
Причинить вред. Я всегда защищать. Должен быть рядом".
     --  Ты понимаешь,  что  он  говорит? --  спросила  Ария,  с  изумлением
наблюдавшая за этим монологом.
     -- Кажется, да.
     --  Я слышала,  что древние умели  разговаривать с  молдромами,  но это
искусство  было  навсегда утрачено.  Если ты его понимаешь,  ты  сможешь его
приручить, и тогда на этой планете никто не сможет противостоять тебе.



     Последующие наши переходы прошли без  всяких происшествий  под надежной
охраной молдрома. К вечеру четвертого дня  на вершине ближайшей горной гряды
мы увидели здание  монастыря,  словно вырезанное из ажурной бронзы на темном
фоне вечернего неба.
     -- Тебе лучше  оставить своего  зверя здесь.  Монахи  могут  не принять
такого  гостя.  Я  даже  сомневаюсь,  сможет  ли  твой  друг  поместиться  в
монастырском дворе. Лучше  уговори его не  появляться вблизи монастыря, хотя
бы  первое  время. Лет  двести  назад монахи  этого ордена считали молдромов
нечистой силой.  Они были для  них  чем-то  вроде драконов. Некоторые смелые
рыцари,  с  благословения ордена, отправлялись на  охоту  за ними,  но почти
никто не возвращался обратно.
     -- Не уверен, что это у  меня получится. Малыш  не  желает отходить  от
меня, и уговоры могут на него не подействовать.
     -- Для тебя очень  важно произвести  на монахов  хорошее впечатление. В
древности им был известен секрет дороги деймов. Возможно, они сохранили  его
до сих пор.  В подвалах монастыря  есть библиотека из  старинных свитков, но
посторонним  туда  вход запрещен. Ты  уж  постарайся  договориться  со своим
зверем. Мне кажется, с каждым днем молдром понимает тебя все лучше. Попробуй
сохранить вашу телепатическую связь на расстоянии. Если тебе это удастся, он
не будет чувствовать себя покинутым.
     -- Мне давно не хватало такого подопечного.  Посмотри  на его жвала, на
них до сих пор не обсохла кровь...
     Молдром повернул в мою сторону один глаз и что-то обиженно проворчал.
     Ладно, перебьешься -- он, видите ли, недоволен.
     Вовсе  не  обязательно было крошить всех подряд. Они бы разбежались  от
одного твоего вида.
     Закончив  свои наставления,  я  направился  к  молдрому  и,  достав  из
заплечного  мешка  нечто  вроде  самодельной  щетки, приступил  к  операции,
доставлявшей моему  монстру  особое  удовольствие.  Она состояла  из  чистки
подкрылков от гнездившихся там  паразитов  и последующего мытья. Завершающую
часть операции молдром не  любил. Он громко ревел и щелкал своими  клешнями,
однако терпеливо сносил все до конца.
     Вскоре  над  горной грядой погасли последние краски заката,  и  молдром
отправился искать себе подходящее лежбище для ночлега. После долгих раздумий
я  решил  оставить своего устрашающего  друга, пока  он  спит,  и попытаться
связаться с  ним утром. Обычно  после нашего ночного перехода проходило часа
два, прежде чем молдром нагонял нас, и я  надеялся, что  этого времени будет
достаточно, чтобы предотвратить его появление в монастырском дворе. Если это
мне  не удастся -- он найдет меня и  в монастыре.  С этим  я  ничего  не мог
поделать. И, положившись на судьбу, решил оставить все как есть. Если монахи
меня не  примут,  с молдромом я обойдусь  и  без их защиты.  Только  надежда
узнать что-то новое о дороге  деймов заставила меня на время  покинуть моего
странного друга.
     За  ночь  мы  проделали  последний переход  и к  утру были уже  у ворот
монастыря.
     Ария, чтобы  не раздражать монахов, заранее приняла облик женщины. Хотя
они  не  раз видели ее  и  в обличье птицы,  это  постоянно  вызывало  у них
неудовольствие.  Сейчас   же   нам   обоим   хотелось  произвести   наиболее
благоприятное впечатление. Слава богу, молдром  еще  не проснулся, я  всегда
знал,  когда  он  просыпается,  потому  что начинал  улавливать обрывки  его
простых мыслей и  желаний.  Это  означало, что на переговоры  с  монахами  в
запасе у меня было часа два свободного от него времени.
     Колокольчик,  за высокой каменной  стеной монастыря,  зазвонил хрипло и
надтреснуто,  мне показалось,  что его шелестящий  звук неспособен разбудить
даже мышь,  однако вскоре у  ворот  раздались шаги,  звон  оружия,  открылся
глазок над калиткой, а затем и она сама.
     Стража у  ворот,  хорошо вооруженная, в  стальных  панцирях, блестевших
из-под монашеских накидок,  на  меня не обратила ни малейшего внимания, что,
однако, не относилось к Арии.
     Вначале я решил, что службу охраны несут какие-то  наемники,  но  позже
узнал, что члены этого  ордена сами способны постоять за себя и не допускают
в свои ряды посторонних.
     Наконец появился вызванный  посыльным старший брат.  Это был  высокий и
худой  старик, однако  и на нем под монашеской накидкой я разглядел кольчугу
из мелких стальных колец.
     Вряд ли  в этой обители господа  течет спокойная, отрешенная от мирских
забот жизнь, если все они с утра облачаются в боевые доспехи.
     Старший брат, в отличие от стражников, не  обратил на Арию ни малейшего
внимания, зато на  меня  уставился  так, словно узрел  привидение.  Наконец,
сообразив,  должно  быть,  что  представителю  ордена  не  пристало подобным
образом встречать гостей, он пробормотал что-то вроде приветствия.
     -- Мы  были  извещены о вашем  приходе... Однако, предсказано было, что
сей чужестранец сопровождаем будет смертоносным зверем, лик которого ужасен,
а ярость безмерна... -- Старший брат говорил на  смеси современного языка со
старинным и все время бросал тревожные взгляды по сторонам, словно искал там
притаившегося зверя.
     --  Зверь сейчас спит, и мы сочли за благо не  беспокоить ваших братьев
его появлением, -- пояснила Ария.
     -- Это разумное решение. Весьма разумное. Однако я  хотел  бы убедиться
и,  так  сказать,  лицезреть сего  зверя.  На  безопасном  расстоянии,  если
возможно.
     Меня  эта  просьба  обрадовала,  поскольку  позволяла   не  вступать  в
бесплодные пререкания с молдромом, который наверняка откажется  оставаться в
одиночестве.
     --  Моего зверя вы обязательно увидите. Часа  через два он сюда явится,
не сомневайтесь.
     -- Ну, что же. Порядок тебе известен, -- обратился старший брат к Арии,
перейдя со своего витиеватого монашеского жаргона на нормальную человеческую
речь.  -- Допустить  тебя внутрь  ограды я не могу.  Сейчас принесут  хлеб и
воду,  ты сможешь подкрепиться  перед обратной  дорогой.  Твоего спутника мы
оставим  в монастыре, как о том  просил Спейс.  Разумеется,  если он пройдет
испытание.
     --  Ни  о каком испытании  речи не  было!  -- попытался я возразить. --
Дорога у нас была нелегкой. Вы должны позаботиться об этой женщине! Она ведь
не нищенка, чтобы отделываться от нее куском хлеба!
     --  Молодой человек! Вы позволяете себе  слишком много для гостя.  Наши
порядки неизменны.
     -- В таком случае я останусь с ней.
     -- Это ваше право.
     --  Не беспокойся обо мне, -- решительно вступила в разговор Ария. -- Я
проделывала  дорогу  до  монастыря много раз.  Не  забывай,  что,  в  случае
необходимости, я могу довольствоваться малым, а лес -- моя родная стихия. Мы
скоро  увидимся.  Как  только Спейс  пошлет меня  к  настоятелю с  очередным
поручением, я дам тебе знать. Если ты останешься со мной, ты испортишь все и
не сможешь воспользоваться помощью монахов.
     В  конце концов мне пришлось согласиться с  ее доводами.  Я  смотрел ей
вслед  до  тех пор, пока ее фигурка  не исчезла  в лесу. И старший брат,  не
возражая, терпеливо ждал, пока я последую за ним.
     Внутренний  вид  монастырских зданий  производил  впечатление  глубокой
старины.  Казалось, тысячелетия  пронеслись  мимо этих  стен, оставив на них
глубокие следы и шрамы от многочисленных осад.
     Поросшие  мхом  тяжелые  глыбы,  слагавшие  крепостной вал,  окружающий
монастырь,  высотой каждая не меньше трех метров, должны были весить десятки
тонн, -- и я сильно сомневался в том, что даже корабельная лебедка "Алькара"
смогла бы справиться с подобным грузом.
     Встречавшиеся нам  во дворе монахи торопливо  уступали дорогу  старшему
брату  и замирали  неподвижно, с опущенными головами, пока он проходил мимо,
не  удостоив  их  даже  взглядом.   Чувствовалось,   что  дисциплина   здесь
поддерживалась на должном уровне.
     Пройдя мощенную плитами площадь перед центральным зданием, мы оказались
внутри  вестибюля. Я  собирался увидеть скромную обитель отшельников  и  был
буквально ошарашен внутренним убранством здания.
     Дорогие, тончайшие  вазы, мраморные лестницы, устланные  коврами ручной
работы, гобелены  и оружие,  развешанное  повсюду, производили  неизгладимое
впечатление. Заметив мое удивление, старший брат усмехнулся.
     --  Это все военные трофеи. Устав нашего ордена позволяет  использовать
добытое в бою на благо общины.
     Неплохой устав они для себя придумали. Впрочем, эта история повторялась
почти  в  каждой  монашеской  обители,  вставшей на  военную тропу. В  конце
концов,  всегда находился  человек, решившийся изменить  строгие правила  на
пользу братьям.
     Миновав  длинную  галерею, мы  оказались перед дверью, у которой стояли
двое стражей  в  полном вооружении. Их присутствие  мне не понравилось. Кого
так боятся монахи, если вынуждены  устанавливать  посты  охраны даже  внутри
монастыря?  Все это еще предстояло выяснить, как,  впрочем, и многое другое.
Внутреннее  убранство кельи, охраняемой  стражами,  резко контрастировало  с
общественными  залами.  Узкая  жесткая койка, коврик  для медитаций, стол  и
глиняный кувшин -- все это больше напоминало камеру узника. Вряд ли подобная
келья могла принадлежать самому старшему брату, и  вскоре я убедился  в том,
что моя догадка верна.
     -- Здесь вы будете жить.
     -- А охрана зачем?
     -- Вы не являетесь  членом общины. Много раз  к нам пытались проникнуть
шпионы лорда. Есть и другие люди, заинтересованные в том, чтобы добраться до
наших  секретов. До тех пор,  пока вы  не пройдете  испытание,  вам придется
мириться  со стражей, которая будет  сопровождать  вас повсюду.  Кстати, это
необходимо и для вашей собственной безопасности.
     -- Вот как, и кого же я должен опасаться?
     --  Этому зданию  тысячи лет. В его стенах живут существа, о которых вы
наверняка даже не слышали. Вы знаете, кто такие спирулеты?
     -- Впервые слышу.
     -- Вот видите!  Если  им  встречается  человек,  незнакомый с  приемами
магической защиты, они начинают вертеться вокруг него до тех пор, пока разум
несчастного не покинет его бренное тело. Здесь есть комнаты, в которые можно
войти, но из которых невозможно потом выйти. Уверяю  вас,  все наши  правила
весьма разумны и направлены на благо.
     -- А в чем будет состоять испытание, о котором я все время слышу?
     -- Ничего  особенного.  Вы  можете считать,  что оно уже  началось.  Мы
должны  знать, с  кем имеем дело, и тот  ли вы  человек, которого мы  ждали.
Давайте присядем, и вы расскажете мне всю свою историю. С самого начала. Кто
вы  такой?  Каким  образом  появились  здесь? Почему  за вами охотятся  люди
Грегориана?  В общем,  рассказывайте  все  по  порядку и  помните -- я сумею
распознать любую ложь. И не торопитесь. Времени у нас сколько угодно.
     Конечно. Все очень мило.  Однако мне  совсем  не  нравились  стража  за
дверью и прием, который мне оказали. Поэтому  я начал не совсем с того, чего
ожидал от меня старший брат.
     -- Прежде чем я начну свой в общем-то непростой рассказ... Кстати,  как
я должен вас называть?
     -- Зовите меня, как все остальные, старшим братом.
     -- Означает  ли это, что, кроме вас, существует еще какой-нибудь, более
старший брат?
     -- У нас довольно сложная иерархия, со временем вы с ней познакомитесь.
     -- Отлично, старший брат! Так вот,  прежде чем я начну  свой рассказ, я
хочу кое-что  уточнить. Спейс говорил  мне,  что  я буду  обучаться  в вашем
монастыре, но он ни словечка не обронил о том, что я буду здесь пленником.
     -- С чего вы взяли, что вы пленник? Вы можете в любую минуту покинуть и
эту  келью,  и сам  монастырь.  Охрана  лишь  оберегает вас  от необдуманных
поступков внутри здания и заботится о вашей безопасности до тех пор, пока вы
остаетесь в монастыре.
     -- Прекрасно. Раз мы уточнили этот вопрос, я, пожалуй, начну.
     И я начал. Я выдал ему все, не заботясь о том, поймет ли он мой рассказ
и поверит ли в него. Мне было все равно, потому что мне уже начали надоедать
странные порядки этого заведения. И единственное, что меня заставляло сидеть
перед хмурым  старцем и нести, с его точки зрения, невероятную чушь, так это
желание хоть что-то узнать о дороге деймов, занесшей меня на эту планету.
     Я рассказал  о  своем  знакомстве с  Джиной,  об энергане,  рабстве  на
каменоломнях и, наконец, о своей казни.
     До этого места старший  брат, несмотря  на  недоверчивую мину на  лице,
слушал  меня очень внимательно, ни  разу не  прервав  мой рассказ, и  только
когда  я  дошел  до  описания  процедуры  самой  казни,  он  остановил  меня
совершенно неожиданным вопросом:
     -- Какого цвета была плита, на которую вас сбросили?
     -- Какого цвета?.. Вы, надеюсь, шутите? Если бы вас сбросили со скалы в
пропасть, вы сумели бы определить цвет камня, о который разбились?
     --  Но вы не разбились.  Поэтому напрягите  свою  память и постарайтесь
вспомнить, -- это очень важно!
     -- Она была черная! Черная, как ночь!
     -- И в глубине ее вспыхивали маленькие голубые огоньки. Так?
     -- Вы-то откуда это знаете?
     Не  ответив, он  поднялся  и направился  к двери. Уже у  самого  порога
старший брат повернулся ко мне и сказал,  окинув меня  на прощание еще одним
взглядом, значение которого я так и не сумел разгадать:
     -- Будем считать, что официальную часть испытания вы выдержали и можете
приступать к обучению. -- Он произнес это  с явной неохотой, было видно, что
мое появление здесь, да и я сам не доставляют ему особой радости.
     -- Официальную? А что, существует еще и неофициальная?
     -- Существует. Когда придет срок, вы об этом узнаете.
     Оставшись  наконец один,  я  почувствовал, насколько вымотал меня  этот
поход и утомительная беседа со старшим братом. Несмотря на сильный голод, не
дождавшись приглашения к утренней  трапезе, о  которой  упомянул  старец,  я
добрался до своей койки и рухнул на нее, не раздеваясь.
     Мне снились кошмары. Летающие монстры с перепончатыми  крыльями умыкали
Арию, и я преследовал  их  верхом на молдроме. Ледяной черный  ветер, бивший
мне в лицо, становился все  сильнее и, в конце концов,  выбив меня из седла,
сбросил в черную пропасть, на дне  которой  вспыхивали и гасли  бесчисленные
голубые огни...
     Я летел  среди них и думал  о том,  что ничем не  сумел помочь девушке,
которой был обязан жизнью... В замке на  скале летунгов ее  ожидала страшная
судьба. Я ничего не знал об этой девушке, она  существовала лишь в  глубинах
памяти, недоступной в обычном состоянии. И она совсем не походила на Арию, с
которой  начался  этот  сон...  Я  хотел  вернуться,  остановить  неумолимое
падение,  но  оно  становилось  лишь  все  стремительней, и  огни постепенно
превращались в полосы света, проносившиеся  мимо  меня. Ни один мир не желал
меня принимать, и я несся все  дальше, в холодную пустоту, у которой не было
конца.
     Проснулся я от яростного колокольного звона.  Колокол  на  монастырской
звоннице надрывался  так, словно начался  пожар. И этот истерический звон уж
точно не был приглашением к трапезе.
     Сейчас  мне пригодилось  то, что я валялся  на койке,  не раздевшись. Я
вскочил с кровати и бросился к двери.
     Двое стражей по-прежнему  стояли снаружи, хотя было видно, что на месте
их  удерживает  лишь чувство  долга.  Они  не остановили  меня и с  радостью
двинулись следом за мной к выходу.
     -- Что случилось? -- спросил я на бегу.
     --  Дракон! Прилетел дракон! Мы не видели их сотни лет, но этот колокол
звонит, только когда прилетает дракон!
     Разумеется, это  был  не  дракон. Явление молдрома,  разыскавшего утром
своего хозяина, вызвало весь  этот переполох. Он сидел посреди монастырского
двора,  изогнувшись  в боевой позе, и, выставив  вперед  свои страшные пилы,
угрожающе стрекотал.
     Монахи, метавшиеся по наружной стене, обстреливали его из арбалетов, но
стрелы, не причиняя молдрому ни малейшего вреда,  отскакивали от  его брони.
До поры до времени. Рано или поздно одна из этих  стрел могла попасть в глаз
моему страшному другу или в мягкое сочленение между сегментами его туловища.
И тогда весь двор превратится в кровавое побоище.
     -- Немедленно прекратите! --  крикнул я стражникам на стене, бросаясь к
молдрому. -- Прекратите, или он сожрет вас!
     Не  знаю, услышали  ли они меня. Я бежал к молдрому сквозь смертоносный
дождь,  ежесекундно  рискуя получить арбалетную  стрелу  в  свою,  ничем  не
защищенную грудь. Увидев, какой  опасности подвергается  его хозяин, молдром
издал  вибрирующий  свист, которого я никогда раньше у него не слышал.  Звук
все время усиливался, переходил  в тонкий неслышимый свист  и, похоже,  имел
строго направленное воздействие, поскольку я  не ощущал ничего, кроме боли в
ушах, а дождь стрел немедленно прекратился.
     Стрелки   побросали  свое  оружие,   схватились  за   голову  и  начали
бессмысленно метаться по стене. Только высокая  внешняя ограда  с  бойницами
предохраняла их от падения вниз.
     Наконец во дворе появился старший брат и  отдал какую-то  команду, вряд
ли  относившуюся  к  молдрому, -- однако тот  немедленно прекратил свистеть.
Стрелять, впрочем, тоже больше никто не пытался.



     Появление молдрома, а  главное,  чудесное от  него  избавление по  моей
команде, произвело на членов ордена неизгладимое впечатление. Сразу же вслед
за  этим меня пожелал  увидеть  самый старший  брат, что, на  обычном языке,
видимо, означало что-то вроде отца настоятеля. Стало ясно, что в день нашего
прибытия  со  мной беседовало не самое  высокое начальство. Монастырь, с его
ханжескими  порядками, скрытой от посторонних взглядов роскошью и постоянной
слежкой друг за другом, произвел на  меня двойственное  впечатление. С одной
стороны, перечисленные факты не вызывали  во мне  должного уважения к  этому
заведению,  с  другой  стороны,  обрывки  услышанных  разговоров и  короткие
случайные  беседы  с  монахами  позволяли  сделать вывод  о глубоких научных
знаниях  членов  ордена  и  их  достойном  уважения  мужестве,   позволявшем
монастырю столько лет противостоять тирании лорда Грегориана.
     Я судил слишком поспешно, и мои знания  о монастыре, скрывавшем в своих
глубинах немало тайн, оставались слишком поверхностными.
     Апартаменты отца  настоятеля располагались  в  восточной башне,  на  ее
верхнем  этаже,  и  напоминали  современный  пентхауз,   обнесенный  широким
балконом.
     Здесь я  увидел  множество  неизвестных  мне растений.  Их корни лежали
открыто на каменном полу балюстрады и, очевидно,  подпитывались  гидропонной
системой. Неплохая техника, особенно если вспомнить о средневековом оружии и
средствах передвижения, ограниченных верховыми животными.
     Некоторые  кусты с  широкими листьями были выше  человеческого роста  и
обильно цвели мелкими пахучими цветами -- запах показался мне неприятным, но
о вкусах не спорят.
     Наконец,  продравшись через этот сад по  узким  извилистым дорожкам, мы
оказались  перед широченной дверью  с разноцветными  витражами,  заменявшими
стекла.  Рисунок,  слагавшийся   из  геометрических  фигур,   показался  мне
абстрактным,  но, всмотревшись  пристальней, я понял, что художник попытался
изобразить здесь некую легендарную  сцену из древней  земной  Библии.  Я  не
настолько хорошо знал историю, чтобы понять, что эта сцена  изображала. Один
человек пытался зарезать другого, и кто-то ему в этом препятствовал. Контуры
размытых  в  цветном  стекле  фигур  были  едва  намечены,  а  сама  техника
изготовления  подобных витражей; выплавленных  в виде целого листа, была мне
незнакома.
     Миновав первую  дверь,  мы  очутились  в просторном холле, и я невольно
обернулся,  чтобы  еще раз  посмотреть на странную картину, застывшую внутри
витража.  К  моему  удивлению,  с   противоположной  стороны  она  выглядела
совершенно по-другому. Даже сюжет изменился.
     Оба человека,  тот, кого пытались  зарезать,  и  тот, кто собирался это
сделать, теперь обнялись и шествовали к разгоравшейся  впереди заре. Тот же,
кто помешал совершиться преступлению, восседал на облаке и, казалось, больше
не проявлял никакого интереса к удалявшимся фигурам.
     Провожавший меня  к  настоятелю офицер  охраны терпеливо  ждал,  пока я
закончу осмотр  картины, видимо,  он  привык  к  тому  впечатлению,  которое
производило убранство обители настоятеля на тех, кто попадал сюда впервые.
     Миновав  холл  и  длинную галерею, украшенную  статуями,  изображавшими
незнакомых  мне  существ  самого  необычного  вида,  мы наконец  оказались в
огромном зале с фонтаном. В углу этого зала,  больше подходившего для музея,
стоял   простой   письменный  стол,  заваленный   кристаллами   мнемопамяти,
вперемешку со старинными свитками древних рукописей.
     При  нашем  появлении невысокий лысый человек в  просторном  монашеском
балахоне,  ничем  не  отличавшемся  от  одежды  остальных  членов  братства,
поднялся нам навстречу.
     Я  шел  к настоятелю  не  торопясь,  внутренне собравшись и  готовясь к
серьезному  разговору.  От него  зависело  и  мое положение  в  монастыре, и
возможность получить знания, столь необходимые мне во  враждебном мире, и та
степень  свободы,  которую  мне здесь  предоставят. Самым главным  для  меня
оставалась возможность получения хоть  каких-то  сведений о  дороге  деймов,
меня  не оставляла и  надежда на то,  что настоятель  имеет отношение к  так
называемому  "заброшенному  космодрому",  о  котором  неоднократно  упоминал
Спейс.
     Местные власти  предпочитали скрывать существование связи с Федерацией,
видимо,  это позволяло им безнаказанно игнорировать некоторые неудобные  для
них  законы, но то, что такая связь существовала, уже не составляло для меня
секрета.
     Такие  предметы,  как эти  оживающие витражи  над  входной дверью,  или
кристаллы  мнемопамяти,  не  могли  быть  продуктом  местной  технологии  и,
следовательно, каким-то образом доставлялись из внешнего мира.
     Узнать  об  этом  все, что возможно, и  было для  меня  теперь  главной
задачей.
     Настоятель, брат Арен, как  он представился, был опытным  дипломатом, и
за  его  показной любезностью  я  сразу  же  почувствовал настороженность  и
тщательно скрываемое опасение, почти страх.
     Что-то ему было нужно от нашей встречи, не  в меньшей степени, чем  мне
самому. И оттого, как  быстро я  сумею понять,  что именно он от меня  ждал,
зависел результат  того невидимого эмоционального поединка, который начался,
едва я переступил порог роскошных апартаментов настоятеля.
     Небрежным жестом отослав  сопровождавшего меня лейтенанта охраны,  Арен
усадил  меня  в  удобное  кресло  напротив  окна,  из   которого  открывался
прекрасный вид на горную гряду и расположенный далеко под нами зеленый лес.
     С этой стороны граница утеса,  на котором  стоял монастырь, подходила к
самому  окну,  и  создавалось ни  с  чем  не сравнимое  ощущение полета  над
пропастью.
     --  Красиво,  правда? Я очень люблю этот  вид.  Он  всегда  разный,  --
изменчив, как настроение капризной женщины.
     Усевшись в кресло рядом со мной и как бы отказавшись, таким образом, от
превосходства своего положения, брат Арен перешел наконец к делу.
     -- Обычно я не встречаюсь с  учениками нашего аббатства. Только  в день
посвящения в члены братства они удостаиваются подобной  чести. Но  вы -- это
совершенно другой случай.
     -- Спейс говорил мне  о возможности ученичества в вашем монастыре, но я
еще не принял относительно этого окончательного решения. Мне не совсем ясно,
что представляет собой процесс обучения,  какие конкретно знания я приобрету
в результате, а главное -- какие  обязательства мне придется на себя взять в
качестве платы за обучение.
     Я уловил на себе  быстрый колючий взгляд настоятеля,  в  котором  вновь
прочел тщательно скрываемую тревогу.
     -- Старший брат  поведал мне вашу историю, и я вижу, что он не ошибся в
своем главном выводе. Вы обладаете огромной внутренней силой, но пока что не
имеете  ни малейшего представления  о  том,  как  ее  использовать и как  ею
управлять.  Так почти  всегда  случается с теми,  кто получает  подобный дар
случайно, а  не  идет  к  нему  постепенно,  путем  длительных тренировок  и
упражнений.
     --  Если  я  правильно  понял моего  первого наставника в  вашем  мире,
мастера Спейса, вы могли  бы научить меня  управлять этой силой. Собственно,
для этого он и отправил меня сюда.
     Я  решил не  афишировать  то обстоятельство,  что Спейсом  прежде всего
руководило  желание  избежать  возможных  неприятностей,  связанных  с  моим
пребыванием в городе.
     -- Это было верное решение. Мы действительно можем вам помочь. Проблема
состоит в том, что, научившись управлять силой, которую вы получили вместе с
соком энергана, вы обретете ни с чем не сравнимое могущество.
     -- И что же в этом плохого?
     -- Для вас  --  ничего. Но, прежде чем  передать  в ваши  руки подобную
власть, мы должны быть уверены в том, что  она никогда не будет использована
во вред интересам нашего ордена. Надеюсь, это вам понятно?
     -- Я готов дать любые обещания. Не в моих правилах причинять вред тому,
кто мне помог.
     --  Словесных гарантий недостаточно. Со  временем ваши  намерения могут
измениться.
     -- И что же вы предлагаете?
     -- Лучше всего было бы  оставить все, как есть, и  не пробуждать спящий
вулкан. Но, к сожалению, вы уже знаете о своем  даре, и,  если сейчас мы вам
откажем в помощи, не исключено, что вы найдете себе других учителей. Поэтому
решение принять вас в  ученики аббатства вступит  в силу в тот самый момент,
когда вы докажете свое лояльное отношение к нашему ордену.
     -- Прежде чем что-то доказывать, я хотел бы узнать, чему вы можете меня
научить?
     -- Управлению вашей силой. Сейчас она проявляется спонтанно и далеко не
всегда. Очень часто вы  неожиданно оказываетесь один  на один с противником,
не имея  возможности использовать свои  скрытые возможности  и в то же время
инстинктивно  на них полагаясь, а это, как вы понимаете, очень опасно. Любая
неожиданность в рукопашном бою -- чревата. Мы научим вас  вызывать состояние
"остановленного  времени", как вы его  называете, в любой момент, по  вашему
желанию, и удерживать его столь долго, сколько это потребуется.
     Этот человек знал обо мне слишком много. Причем он знал вещи, о которых
я ничего не говорил  старшему брату, только  Спейс  мог  ему сообщить  такие
подробности о моем даре,  но  вряд  ли  Спейс стал бы  передавать все  это в
коротком послании. Я должен быть с этим  монахом очень осторожен. Следить за
словами, да и мысли надо научиться держать на замке...
     -- Действие этого "сверхсостояния"  не может  быть  долговременным, оно
выкачивает из меня слишком много энергии, -- заметил я.
     -- Конечно. Но  время будет зависеть только от вашего  мастерства и  от
того, как много вы будете готовы пожертвовать в каждом конкретном случае.
     -- Пожертвовать? О чем вы?
     -- На  самом деле  никакого  замедления  времени  не  происходит.  Ваши
внутренние биологические часы на протяжении действия этого феномена начинают
работать в сотни раз быстрее, соответственно  ускоряются все ваши  реакции и
сокращается  жизнь... Увы, за все приходится платить. Однако, если вы будете
готовы  расстаться  с  несколькими  годами  жизни,   такое  состояние  можно
поддерживать в течение часа.
     Представляете,  сколько   всего  сможет  сделать  человек,   целый  час
находящийся   в   неподвижном  мире,   который  совершенно  неспособен   ему
противостоять? И  какую опасность для окружающих  может он  представлять?  А
если  к этому  еще добавить  ваше неожиданное приручение молдрома, то станут
понятны и наши опасения.
     Научившись  управлять  своей  внутренней  силой,  вы  улучшите  и  свои
телепатические  способности.  Уровень  общения  с  молдромом  повысится.  Не
исключено, что  вам даже  удастся превратить  его в свой летающий транспорт.
Есть сведения, что некоторым воинам в древности это удавалось.
     И  поэтому,  как  я уже говорил, прежде чем начать обучение,  вы должны
будете доказать свою лояльность ордену. Теперь,  надеюсь, вам стало  понятно
это требование и то,  что оно  продиктовано исключительно  нашей собственной
безопасностью.
     -- Каким же образом я смогу доказать свою лояльность? -- Меня уже начал
раздражать извилистый ход беседы, и я не скрывал раздражения.
     --  Вам вскоре представится  такая  возможность.  Вы,  конечно, помните
стычку с летунгами?
     -- С этими летающими обезьянами?
     --  Они  вовсе  не  обезьяны.   Это  очень  древнее  и  некогда  весьма
могущественное племя. Но однажды  они похитили не ту женщину... Впрочем, это
совсем другая история. Важно то, что после этого они проиграли  свою главную
схватку и  на долгие годы  исчезли из нашей истории, затаившись в своем,  не
доступном никому замке.
     Но недавно, с  появлением в нашей вселенной Багровой планеты, они вновь
зашевелились.  Существует  какая-то  древняя связь  между  ними  и  деймами.
Летунги  живут очень долго и,  возможно, поэтому  никогда  не прощают гибель
своих  соплеменников. У  нас давно  назревал  конфликт с этими существами, а
ваша стычка с ними должна ускорить развязку.
     Под сомнение поставлено само существование ордена... Летунги никогда не
нападают  одни,  они находят себе  союзников  в  болотных  странах, когда-то
принадлежавших деймам. Там осталось много древних племен, о которых мы почти
ничего не  знаем. Если летунги найдут могущественных  союзников, орден может
проиграть битву. У нас  уже  есть один  серьезный враг на равнине. -- Теперь
голос  настоятеля   звучал  угрюмо,   он  больше   не  пытался  скрыть  свою
озабоченность. И беседовал со мной, как с равным.
     -- Вы имеете в виду лорда Грегориана?
     --  Мы  почти не сомневаемся в  том, что этот так называемый "лорд"  не
принадлежит к человеческому племени. Кстати, он сам себе присвоил этот титул
и  уже давно стал посланником  деймов. Теперь он тайно объединяет все темные
силы,  готовя их к походу против  монастыря.  Ему хорошо  известно,  что наш
орден  никогда  не согласится с господством деймов  на Шаранкаре. Времени на
подготовку к  решающей битве осталось  совсем немного, и ваше  появление  --
добрый знак.
     Всерьез противостоять летунгам можно только  в  их  родной  стихии.  От
того,  как скоро вы научитесь  управлять  молдромом до  такой степени, чтобы
превратить его в своего крылатого коня, возможно, будет зависеть  исход всей
схватки, -- сделал вывод настоятель.
     -- В этой  ситуации мне кажутся непонятными все ваши слова об испытании
в верности  ордену. Простите меня, самый старший  брат, но у  вас просто нет
выбора. Если вы не попросите меня о помощи,  без всяких испытаний и  клятв в
верности, вы останетесь один на один с превосходящим вас противником.
     -- Вам  нельзя  отказать  в  проницательности,  молодой человек,  но не
забывайтесь.  Пока что мы  говорим лишь о  ваших потенциальных возможностях,
которые  еще  нужно  воплотить  в жизнь.  И сделать  это  могут только  наши
учителя.
     -- Какую, собственно,  роль  вы  собираетесь мне отвести  в предстоящей
схватке?
     -- Вы могли бы стать нашей главной ударной силой и прикрыть монастырь с
воздуха -- откуда он наиболее уязвим.
     --  Я не могу на это  согласиться, потому что при нынешней  организации
обороны  монастырь не  продержится и трех дней.  Я не сомневаюсь  в том, что
большинство   членов   ордена   --   неплохие    воины.   Но   использование
фортификационных сооружений вашей крепости оставляет желать лучшего.
     -- Откуда это известно вам --  помощнику капитана торгового звездолета?
Что вы понимаете в фортификационных сооружениях?
     Наконец он  проговорился  о том,  что моя профессия не представляет для
него секрета  и  не вызывает недоумения. Из этого следовало, что он  знает о
земном звездофлоте гораздо больше того, что хотел бы показать.
     -- Я не всегда был помощником капитана, но и эта должность прежде всего
предполагает  умение  управлять  людьми.  А  что  касается  фортификационных
сооружений, -- я служил в космодесанте, до того как попал в торговый флот. И
поскольку я предполагал, что  рано или поздно у вас здесь начнется серьезная
война,  я  воспользовался  той   небольшой  степенью  свободы,  которую  мне
предоставили,  и осмотрел  крепость. Должен признаться, этот осмотр произвел
на меня удручающее впечатление. Фундамент восточной стены едва держится. Лет
двести  его не ремонтировали, и  частые тектонические подвижки покрыли стену
целой   сетью  мелких,  незаметных  на  первый   взгляд  трещин.  Достаточно
нескольких хороших ударов тарана, и она рухнет.
     -- С этой стороны нападение невозможно!  Восточная стена  нависает  над
пропастью,  именно  поэтому  там и не  производили ремонт, к ней  невозможно
подступиться с наружной стороны.
     --  Не  забывайте о  летунгах. Объединившись  в  небольшие группы,  они
вполне могут воспользоваться таранами именно там, где  вы этого не ожидаете.
Стену давно следовало укрепить, хотя бы с внутренней стороны.
     --  Я вижу,  вы  действительно  знакомы с военным делом. Я распоряжусь,
чтобы впредь  вам не  чинили никаких  препятствий,  а все  ваши соображения,
касающиеся обороны, будете докладывать непосредственно мне.
     --  В  таком случае услуга  за услугу. Расскажите, что вы знаете  о так
называемом   "заброшенном  космодроме".   Существует   космическая  связь  с
Федерацией или нет?
     --  Официально  она  не существует.  Сорок лет  назад, после индирского
конфликта,  Лима  расторгла договор с Федерацией.  Но  космодром остался,  и
иногда  там совершают  посадки  контрабандисты.  Их  рейсы нерегулярны. Наша
планета  находится  слишком далеко от Федерации, мы,  так сказать, выпали из
сферы ее интересов.
     -- Лима -- богатая планета... Странно, что торговая гильдия согласилась
с расторжением договора...
     Чего-то  он не договаривал. Но информация о космодроме  была  для  меня
слишком важна, и  я собирался проверить  ее  при первой возможности.  Однако
сейчас не стал  продолжать эту тему. Я  чувствовал, что не стоит  показывать
свою чрезмерную  заинтересованность. Спроси  я сейчас  прямо,  где находится
космодром, и  настоятель  поймет,  что  возвращение  домой  интересует  меня
гораздо  сильнее  любых  местных  конфликтов.  Тогда он сделает все, чтобы я
узнал о космодроме как можно меньше.
     Существовал и другой,  более проблематичный, но зато и  более  короткий
путь домой. Дорога деймов... И, вполне возможно, ключ к ней находится именно
здесь, внутри этих древних стен.



     Однообразная  монастырская жизнь и почти  военный распорядок постепенно
затягивали меня. После моей встречи с настоятелем охрану убрали, и я получил
почти полную свободу передвижения по  монастырю,  за  исключением,  пожалуй,
наиболее интересного для меня  места  -- подвалов, где находилась библиотека
и, судя по  отдельным,  услышанным  в трапезной фразам,  что-то еще, гораздо
более интересное.
     Но   подвалы  тщательно  охранялись,   и  вход  туда  без  специального
разрешения  настоятеля был запрещен  даже членам братства.  Не говоря уж обо
мне. Я  решил,  что  рано  или  поздно удобный  случай  представится, а пока
старался  узнать как  можно больше. К  сожалению,  за  моим столом разговоры
между  учениками   ограничивались  самым  необходимым,  и  мои  сотрапезники
старались избегать посторонних тем. Я оставался для  них  чужим, пришельцем,
человеком  без  родины и  чувствовал  это  постоянно.  В  такие  минуты меня
охватывала  глухая  тоска,  хотелось  все  бросить,  уйти   из  монастыря  и
отправиться  на  поиски  заброшенного  космодрома.  Без  карты,  без  знания
местности это было бы верным самоубийством.
     Удерживало меня от подобного поступка сознание  того, что с каждым днем
занятий в  монастыре я становился  сильней  и чувствовал  себя уверенней.  Я
понимал, что долго эта  спокойная размеренная  жизнь не могла продолжаться и
следует тщательнее готовиться к грядущим событиям.
     Жители,  привозившие  в монастырь из  долины  продовольствие  и  свежие
овощи, рассказывали,  что нападения болотных тварей участились, они все чаще
собирались  в стаи,  а  не охотились,  как  раньше,  поодиночке.  Активность
летунгов также  значительно  возросла,  почти  ежедневно мы видели в небе их
разведчиков, державшихся на недостижимой для наших арбалетов высоте.
     Занятия  делились  на  две совершенно разные части. Первая половина дня
проходила или  во  дворе  монастыря,  или  в фехтовальном зале, если  погода
портилась.  Эти  занятия,  целиком  посвященные  приемам  владения  холодным
оружием, казались мне пустой тратой времени. Я  с ними мирился  лишь потому,
что  они проводились  в  группе  с  другими учениками  и во  время  коротких
передышек я получал хоть какую-то информацию о внешнем мире.
     Большая  часть учеников  жила  не в  самом  монастыре,  а  в  небольшом
городке, расположенном за горным хребтом в долине. К сожалению, мне так и не
удалось по-настоящему  сблизиться ни с одним их этих парней.  Они  держались
очень  настороженно  и,   видимо,  считали  меня,  единственного  в   группе
послушника,  не   покидавшего   стен   монастыря,   чем-то   вроде   шпиона,
приставленного следить за ними.
     Должна  была  существовать  и вторая, наиболее  важная часть занятий, о
которой  предупредил меня настоятель и  которая  вызывала  во мне наибольший
интерес, но  ее начало было почему-то отложено  на целых десять дней, и лишь
сегодня, после обеденной  трапезы, должна была состояться моя первая встреча
с учителем магии.
     На Земле много говорилось и писалось о возникших в федеральных колониях
различных школах и сектах,  так или иначе связанных с магией, однако всерьез
к  этому никто  не  относился.  Считалось,  что  какие-то  ловкие  фокусники
пользуются природными особенностями своих  планет -- повышенным магнетизмом,
насыщенностью  атмосферным  электричеством  --  и  используют  эти природные
явления для того, чтобы морочить людям головы.
     Так ли это, мне и  предстояло сегодня выяснить.  Я надеялся, что  магия
поможет  мне  управлять  силой  энергана  или  увеличит  мои  телепатические
способности для  общения с молдромом, ведь именно это обещал мне настоятель,
когда уговаривал остаться в монастыре. Но ожидание затянулось, и я уже начал
терять  терпение,  когда  наконец  мне  объявили  о  предстоящей  встрече  с
учителем. Трапеза, как всегда, проходила  в гробовом молчании. Члены ордена,
все,  кроме старших братьев, собирались за одним общим столом.  Разговоры во
время   обеда  никто  не   запрещал,  но  считалось   неприличным   нарушать
сосредоточенность братьев  на  своем внутреннем  мире,  особенно сильную  во
время приема пищи. В  зал они входили твердой походкой  воинов, все как один
широкоплечие,  не снимавшие кожаных панцирей или металлических кольчуг  даже
во время обеда.
     В  полной тишине,  не поднимая глаз,  члены  братства рассаживались  по
своим  местам.  Их  было  сорок человек  --  этих  закаленных  в  стычках  и
проповедях бойцов. В скором времени нам придется сражаться плечом к плечу на
стенах монастыря, и от того, как поведут себя в бою эти люди, будет зависеть
моя жизнь.
     Мне хотелось  узнать о них побольше, но все мои попытки завязать беседу
оканчивались неудачей. Не в трапезной, здесь это было совершенно бесполезно.
Я  пробовал, но  они лишь  усмехались  в ответ и отводили взгляд, всем своим
видом  показывая,  что  я  нарушаю  приличия.  Но  даже  во  дворе, во время
общественных  работ,  в  которых  я  иногда принимал  участие, они  отвечали
односложно,  ограничиваясь минимально необходимым набором слов, и  сразу  же
обрывали завязавшийся разговор.
     Почему  они  вели  себя  так  отчужденно?  Возможно,  сегодня  мне  это
откроется,  поскольку  один из  них должен  был  стать  моим  индивидуальным
учителем.  Занятия  магией не проводились в  группе. Только один  на один --
учитель со своим учеником -- мог совершать это таинство.
     Уже  одного  этого  было  достаточно,  чтобы  желать  скорейшего  конца
затянувшегося обеда. Однако никто не собирался торопиться. Монастырская пища
отнюдь не  способствовала  воздержанию.  Блюда  сменяли  друг  друга,  и  их
качество всегда  было отменным. Но  количество  пищи,  потребляемой  членами
братства, неизменно  оставалось,  с  моей  точки  зрения,  мизерным.  Следуя
примеру моих соседей, накладывавших из  общих  блюд на свои тарелки одну-две
ложки  превосходных,  ароматных вкусностей,  мне  тоже  приходилось  умерять
аппетит, чтобы не выглядеть обжорой.
     Наконец долгожданный  монастырский  колокол ударил  дважды, и все сорок
человек, как один,  поднялись из-за  стола. Трапеза  закончилась, и  теперь,
наконец, я мог проследовать  в  западную  башню, где  меня  уже  должен  был
поджидать пока еще незнакомый мне мой будущий учитель.
     Он сидел за столом, изучая какие-то древние свитки и, когда я постучал,
приподнял  голову и внимательно смотрел на меня, пока  я шел  от двери к его
столу.
     Помещение, отведенное для наших занятий, было огромным, настоящая зала,
с большими  окнами со  всех  сторон.  У  него было  время меня  рассмотреть,
впрочем, и у меня тоже.
     На вид ему было лет сорок,  худощавое  интеллигентное  лицо, нормальная
одежда -- свитер, брюки,  заправленные в сапоги, никаких следов доспехов или
оружия. И вообще никаких атрибутов, свидетельствующих о его принадлежности к
магии или воинству монастырской братии.
     Пожалуй,  этот его цивильный  наряд поразил меня  больше  всего.  После
знакомства со  Спейсом я не ожидал  чего-то подобного. Учитель был невысок и
полноват  по  сравнению  с  остальными братьями.  И  с  его  губ не  сходила
приветливая улыбка.  Почему-то вначале она  показалась мне неуместной, почти
заискивающей.  Внешний  вид  этого  человека  совершенно  не  соответствовал
сложившемуся в моем воображении образу.
     --  Меня  зовут метр Лагран, -- сообщил он  еще до того, как я закончил
свой долгий путь от порога к его столу.
     -- Если хотите, я буду  называть вас просто учителем, -- предложил я не
без  некоторого  высокомерия, чем вызвал  еще более  широкую улыбку  на  его
губах.
     -- Я еще не решил,  достоин ли я такого звания,  -- возразил он не  без
сарказма, -- так что  зовите  меня просто Лаграном. Приставку  "метр" можете
опустить, если вас больше устраивают короткие имена.
     -- Хорошо, метр.
     --   Это  как  раз  то,  чего  я   опасался.   Вашей   строптивости.  И
самонадеянности.  Видите  ли,  в  той  области  науки,  которой  нам с  вами
предстоит заниматься, очень важна точность. Малейшая ошибка может привести к
трагическим последствиям для ученика и к катастрофическим -- для окружающих.
Вы должны  весьма старательно следовать  моим указаниям, если, конечно,  вам
дорога жизнь.
     -- Хорошо, метр Лагран. Я постараюсь.
     --  Так уже лучше.  Хотя  я  вижу,  вы  по-прежнему относитесь к  моему
предупреждению  без  должной серьезности.  Прежде чем  мы  начнем занятия, я
хотел бы услышать  от вас ответ на один,  но,  пожалуй, самый важный вопрос:
зачем вам нужны занятия магией?
     Я не раз  задавал  себе этот вопрос, и ответ  на него, что  называется,
вертелся на кончике моего языка:
     -- Чтобы овладеть своей  внутренней  силой,  если, конечно, то, что  вы
называете "наукой", способно мне в этом помочь.
     --  Магия  способна,  можете  не  сомневаться.  И  если  наукой принято
называть средство  познания неизвестных  нам  ранее свойств вселенной,  то я
занимаюсь именно этим. Зачем вам сила? Что  вы  собираетесь с ней делать? --
спросил  он,  чуть  помедлив.  В  глазах его продолжали  плясать насмешливые
искорки, все время сбивавшие меня с толку. Я не мог  понять,  что кроется за
его вопросами и как я должен на них отвечать.
     --  Собственно, я  не  искал никакой силы.  Так  уж получилось.  Просто
стечение  обстоятельств,  в  результате  которого мне  пришлось  выпить  сок
деймовского растения.
     --  Конечно, встреча с  молдромом и  сок энергана  должны  казаться вам
случайностью. Хотя на самом деле  это не  так. Случаем можно управлять, и им
управляют.  Я пока еще не знаю, какие силы заинтересовались вами, но то, что
они существуют, -- для меня несомненно, -- заявил Лагран.
     Он продемонстрировал  знание моей истории,  но в остальном я был слегка
разочарован. Передо мной  сидел человек меньше  всего  похожий на мага, и во
всей  этой комнате, если не считать нескольких старых свитков на его столе и
непонятного круга, нарисованного на полу комнаты, в самом ее центре, не было
ничего необычного.
     --  Это не круг.  Это  охранная пентаграмма.  -- Его  неожиданная фраза
поразила меня, словно вспышка молнии.
     -- Вы можете читать мои мысли?
     -- Это было бы неэтично. Достаточно было проследить за вашим взглядом и
за вашей мимикой, которую вы не умеете скрывать. И конечно, вы разочарованы.
Вы  ожидали  чуда.  Того самого  чуда, о  котором мечтает  каждый ребенок. И
ожидание которого так хорошо научились скрывать взрослые.  Вы хотели узнать,
можно  ли  им  управлять,  этим  самым  чудом,  можно  ли  его  вызывать  по
собственному  желанию.  Но  помните, мы с  вами  будем  заниматься отнюдь не
чудесами, а очень опасной и могущественной областью науки.
     -- Вы называете магию  наукой. Однако  ученые во всем  мире  считают ее
шарлатанством.
     -- Конечно, они так считают. А что им  остается? Магия переворачивает с
ног на голову  все их фундаментальные теории  о  строении вселенной. Дело  в
том,  молодой  человек, что магия управляет энергиями  иных  измерений, само
существование которых официальной  наукой не признается,  хотя некоторые  ее
прикладные области  весьма успешно пользуются этими  измерениями -- возьмите
хоть тот же оверсайд.
     -- Вы  хотите сказать, что теория пространственного коридора  связана с
параллельным пространством? -- удивился я.
     -- Это весьма сложный теоретический вопрос,  и у  нас здесь не  научный
диспут, а всего лишь первое занятие прикладной магией. Давайте лучше начнем.
Итак, что вы знаете о кристаллах?
     -- В  кристаллических  решетках  молекулы упорядочены в  геометрические
структуры.
     --  Верно,  но это  далеко  не  все. Почему  кристалл  рубина  способен
концентрировать свет, собирать  его в строго параллельный пучок и превращать
в луч лазера? Почему не все кристаллы обладают подобной особенностью?
     Ответа на этот  вопрос я не знал и  подумал, что наши  занятия начинают
сильно  смахивать на урок физики. Но в это время  на ладони Лаграна появился
кристалл  рубина,  размером  с  палец, абсолютно  прозрачный  и красный, как
кровь. Он казался наполненным внутренним светом. Я готов был поклясться, что
за  секунду до этого никакого кристалла  не было ни на  столе, ни где-нибудь
поблизости. Он просто образовался из воздуха, возник из ничего.
     -- Возьмите его в левую руку и крепко сожмите!
     Я повиновался, не без некоторой опаски. Кристалл показался мне горячим,
и он становился с каждой минутой все горячее.
     -- Вы  не  должны  выпускать  его из рук, несмотря на сильную боль.  Вы
можете управлять и собственными ощущениями, и свойствами этого кристалла. Он
полон энергии -- высвободите ее, и кристалл станет холодным.
     -- Я не умею этого делать!
     --  Конечно,  пока еще не умеете,  --  так  учитесь!  Когда  боль стала
нестерпимой, что-то щелкнуло у меня в мозгу, и кристалл стал холодным.
     -- Видите, как много внутри вас неуправляемой спонтанной силы. Мы будем
повторять это  упражнение  до тех пор, пока вы не научитесь  гасить кристалл
простым усилием воли, прежде чем он сожжет вам руку.
     --  Не скажу,  чтобы  мне  это нравилось... -- произнес я, рассматривая
красную от ожога  ладонь.  Потрясение,  вызванное  этим экспериментом,  было
настолько сильным, что у меня не нашлось более веских возражений.
     --   Вам  придется   мириться  с   самыми  различными   неудобствами  и
подвергаться  многим,  весьма  серьезным опасностям и  испытаниям,  если  вы
собираетесь получить власть над  скрытой внутри вас энергией. Кстати, вы так
и не ответили толком, зачем она вам?
     -- Ну, для начала... я хотел бы избавиться от боли.
     -- Не  обращайте внимания  на подобные  пустяки и не  отвлекайтесь.  --
Лагран мельком глянул  на мою руку, и след ожога неожиданно исчез. -- Вы все
еще не ответили на мой вопрос.
     -- Я хотел бы  вернуться. Вы знаете, как я попал сюда.  Видимо, вход на
дорогу деймов может открыть только магия. Меня  не радует ваш мир. Все здесь
для  меня чужое. По ночам  мне снятся березы...  Вы знаете, как выглядят эти
деревья?
     Лагран отрицательно покачал головой.
     --  Здесь другая  растительность.  Но ваша тоска мне понятна. Только вы
сами не знаете, чего хотите. Нет ничего проще, чем попасть на дорогу деймов.
     -- Нет ничего проще?.. Вы шутите?
     Он  усмехнулся, вновь отрицательно качнул головой и  неожиданно  сделал
странный жест, словно отталкивал от себя нечто невидимое.
     Круг  в центре комнаты  на долю  секунды вспыхнул  ослепительным  синим
светом  и  тут же  стал угольно-черным,  таким, каким бывает только глубокий
космос  на  обзорном экране космического корабля. Мне  даже показалось,  что
где-то в глубине бездонного черного пятна вспыхивают пятнышки далеких звезд.
     -- Вот вам вход.  Вы этого хотели? Один  шаг  за  границу  круга, и  вы
попадете в иной мир.
     Совершенно парализованный зрелищем  открывшейся мне бездны, я  медленно
встал и шагнул в сторону круга.
     -- Я бы не советовал вам этого делать, -- голос Лаграна долетал до меня
слабо, словно нас уже разделили огромные расстояния звездной дороги.
     "Почему он  меня отговаривает?  --  подумал  я.  -- Наконец-то я попаду
домой!"  Я  сделал еще один  шаг.  Теперь  до  огненного круга,  опоясавшего
космическую пропасть, оставалось не больше полуметра.
     --  Эта дорога не  имеет обратного конца. По ней невозможно  вернуться.
Дорога  деймов  соединяет между  собой  тысячи  миров.  Большинство  из  них
необитаемы, многие непригодны для жизни. Проблема не в том, чтобы попасть на
дорогу  деймов,  -- проблема  в  том,  чтобы  выбраться из  ее  бесконечного
лабиринта. Никто  не знает,  как  управлять движением внутри  дороги.  Место
вашего  прибытия  непредсказуемо,   вам  просто  сказочно  повезло,  что  вы
оказались здесь, на нашей планете, в относительно благоустроенном мире.
     Его слова  едва достигали  моего сознания. Я уже стоял у  самой границы
круга. Один шаг... Один  только шаг -- и  я навсегда покину этот  мир...  Но
разве этого  я хотел? Я хотел вернуться  на Землю, а не плутать по звездному
лабиринту...
     -- Но ведь те, кто ее построил, должны были уметь управлять движением!
     -- Возможно,  они  и умели. Дорогу построили архи,  за  тысячи  лет  до
нашествия  деймов. Говорят, деймы  тоже умели управлять своим полетом внутри
звездного лабиринта, но больше это не удавалось никому.
     -- Значит, остается единственный путь. Заброшенный космодром.
     -- Может  быть,  вы  и правы.  Кстати, не такой уж он  заброшенный.  Им
довольно часто  пользуются  пираты и контрабандисты.  Космодром расположен в
малонаселенной части планеты,  отрезан  от большинства  дорог.  Именно это и
привлекает к  нему  разный  сброд. Вы могли бы  добраться туда и  попасть на
корабль не в  качестве  раба или пленника, если сумеете полностью  подчинить
себе  молдрома.  Но  для  этого нужно  учиться. Овладевать заложенной в  вас
силой.  И помните, прямых путей не  бывает. Если вы  всерьез начнете изучать
магию, ваши цели могут измениться. И я обязан предупредить вас  еще об одном
обстоятельстве.
     Круг  у  моих  ног  постепенно светлел,  теряя  свою  бездонную  черную
глубину. Возможно,  я упустил свой шанс и  теперь  невольно  жалел об  этом.
Несмотря на ничтожную вероятность, все же существовала возможность того, что
дорога деймов могла вынести  меня к родной планете. Может быть, я должен был
испытать судьбу и сделать свой последний шаг в неизвестность?
     -- Если когда-нибудь я все же решусь уйти по этому пути, вы сможете еще
раз открыть для меня вход?
     --  Вы сами  сможете  это сделать. Только помните,  когда  вы научитесь
открывать двери в иные пространства -- необязательно  на дорогу  деймов, наш
мир  окружают сотни параллельных миров,  и контакт с этими  мирами  входит в
практику  любого  мага,  так  вот,  как  только  вы откроете  дверь  в  иные
измерения,  никто  уже не сможет уберечь  вас от опасностей,  которые в  них
таятся. Вы останетесь с ними один на один.
     --  Уберечь от  опасностей?  Мне кажется, вы решили  меня  окончательно
запугать. Какие могут быть опасности в иллюзорных мирах? -- Разочарование от
погасшего у моих ног круга, от захлопнувшейся передо мной двери все еще было
очень сильным, и я  не собирался скрывать от Лаграна свое настроение, словно
хотел ему отомстить за то, что у меня не хватило мужества на последний шаг.
     -- Иллюзорных? Что ж, так считает  большинство начинающих, и  для того,
чтобы заставить их серьезней относиться к моим предостережениям, я пользуюсь
этим ключом. -- Лагран  открыл  нижний ящик  своего  стола и  достал из него
огромный, заржавленный ключ.  -- Это не ключ от иных измерений, а всего лишь
ключ от монастырского подвала, в котором вам тоже хотелось побывать.
     -- Откуда вам об этом известно?
     -- С той  минуты, как вы переступили порог  этой комнаты, мне многое  о
вас стало известно. Так вот, о подвалах. Они имеют некоторое отношение к тем
опасностям, о которых  я вас предупреждал.  Существа  из параллельных  миров
взяли привычку туда просачиваться. Не самые страшные и не самые опасные. Эти
монстры не в состоянии преодолеть установленную нами магическую защиту, но и
тех,  которым это удается,  вполне  достаточно  для  того,  чтобы строптивый
ученик хорошенько подумал,  прежде чем принять окончательное  решение, стоит
ли ему заниматься магией.
     -- Вы хотите сказать, что я обязан спуститься в эти подвалы?
     --  Вовсе  нет.  Это целиком  зависит от  вашего желания. Но  именно  в
подвалах хранятся древние рукописи, описывающие  дорогу деймов, которая  вас
так  интересует,  и  именно  в  этих  подвалах  время   от  времени  находят
по-настоящему ценные вещи: талисманы или магическое оружие.
     -- Откуда они там берутся? Разве подвалы не принадлежат монастырю?
     --  Лишь   частично.   Нам   не  удается  полностью  контролировать  их
бесконечные коридоры, построенные задолго до основания самого монастыря. Три
столетия назад  настоятель Ивон решил  очистить  подвалы от гнездившейся там
нечисти. Но, несмотря  на то, что он  был могущественным магом  и  входил  в
избранный круг  мастеров,  ему это  так  и не удалось. К  тому  же он  плохо
кончил. Так что я вовсе не заставляю вас посещать наши подвалы. Больше того,
я вам этого не советую.
     Ехидная усмешка  вновь появилась  на губах  Лаграна, и я понял, что  он
действительно узнал обо мне  немало, если сумел выбрать  безотказный  способ
заставить меня отправиться в монастырские подземелья.
     -- Но ключ вы все же возьмите. Эту ночь он проведет у вас под подушкой.
А завтра вы вернете мне его и расскажете, удалось ли вам  избежать соблазна.
Считайте  это  своеобразным  испытанием.  Испытанием  на  благоразумие.  Нам
осталось  выяснить  до конца этого урока  еще одно  обстоятельство.  Давайте
представим, что вам удалось преодолеть собственную нерешительность и сделать
последний  шаг,  ведущий в бесконечный  лабиринт  миров. Давайте  представим
дальше, что  вам безумно повезло и вы оказались на Земле. Вы знаете, что вас
там ждет?
     -- Дом. Просто дом.
     -- Хорошо,  если дом в безопасности. Но раз  уж деймы появились в нашей
вселенной, они не ограничатся  властью над одним или несколькими  планетами.
Они всегда расширяют свои владения до тех  пор,  пока их не  остановят. Рано
или поздно, они придут и на Землю.
     Как вы будете себя чувствовать, если стены дома, о котором вы мечтаете,
начнут разрушать враги, а вы не сможете им противостоять только потому,  что
слишком поспешили вернуться и отказались изучить науку  воина.  Подумайте об
этом на досуге.
     -- В таком случае скажите, учитель, какое отношение имеет к Земле война
ордена с лордом Грегорианом? Настоятель говорил мне, что именно в этой войне
необходимо мое участие. Разве это не так?
     -- Это так. Именно  здесь,  на  Лиме, в ее столице  Шаранкаре,  у тебя,
возможно, будет  шанс помочь ордену.  Если нам удастся одержать победу,  это
ослабит деймов, помешает им захватывать новые колонии, задержит их приход на
Землю. Но  дело не только в  этом. Главное  -- наша общая планета даст  тебе
дополнительное время, и ты  станешь сильнее. А там, кто знает... Пророчество
говорит,  что  должен  появиться  человек, который  покончит  с владычеством
деймов на их собственной планете. Возможно, ты с ним еще встретишься.



     Ключ оказался слишком большим и, пожалуй, слишком  жестким. Он жег меня
сквозь подушку, не давая уснуть, я не мог думать ни о чем другом -- только о
подвале и  о  том,  что  там  скрывали  от посторонних  глаз. Время тянулось
бесконечно  медленно. Лагран сказал, что замок в  подвале  откроется ровно в
полночь -- только после третьего удара ночного  монастырского колокола -- не
раньше и не позже. Я подозревал, что  все  это было придумано специально для
психологической  обработки новичков, но должен  был  признать, что придумано
было хорошо и действовало безупречно.
     Монастырский  распорядок  отнюдь не  способствовал  посещению  подвала.
Отбой  звонили  в  восемь  вечера,   и  после  этого   появляться  во  дворе
запрещалось.  А вот подъем  к заутренней молитве  звонили  в  пять утра, и я
чувствовал, что заснуть в эту ночь мне вообще не удастся. Если меня  поймает
ночная стража, наказание  будет суровым.  Карцер. Три дня на воде и  хлебе в
каморке,  лишенной света,  весьма способствуют самоуглубленному  созерцанию,
как сказал один из братьев.  Хотя, по сравнению с тем, что могло оказаться в
подвалах, это, наверно, были сущие пустяки.
     Наконец светящийся циферблат на моих наручных часах показал приближение
полночи. Я встал, оделся в рабочую блузу, взял  ключ и осторожно выскользнул
во двор. Хорошо хоть во внутренних помещениях монастыря не было стражи, если
не считать той, что охраняла мою келью в первые дни пребывания в его стенах.
Сейчас в коридоре никого не было.
     Я  не  взял с собой  оружия,  даже ножа. "Вооруженному  человеку  дверь
открыть не удастся",  -- сказал Лагран, а после того, как он запросто создал
окно, ведущее на дорогу деймов, я верил ему безоговорочно.
     Еще  он  сказал, что в подвале можно найти любое оружие. И что я вообще
могу не вернуться, а в этом случае оружие мне тоже не понадобится. Последней
сентенции Лаграна я предпочел  не поверить. Из  его слов трудно было понять,
чего он  от меня добивается и в чем именно состоит испытание -- в том, чтобы
я  провел  ночь  в  своей  постели, несмотря  на  искушение  узнать  кое-что
интересное  об этом проклятом подвале, или хотел заставить меня во что бы то
ни стало оказаться там  сегодня ночью. Одно бесспорно, он специально запутал
все условия, заставив меня самого решать, как следует поступить.
     Обдумывая все  это,  я  благополучно  пересек  монастырский  двор в его
задней части, где располагались различные хозяйственные постройки. Ночь была
темной и безлунной. Хотя обоим спутникам Лимы полагалось быть на небосклоне,
их не было. И  мне приходилось пробираться от постройки к постройке почти на
ощупь. Мне  предстояло  еще незаметно миновать главный  вход в  подвал,  где
постоянно находился сторожевой пост. Ключ открывал заднюю потайную дверь.
     Я  с  трудом  нашел ее  среди  замшелых  глыб  восточной: стены. Дверца
оказалась  совсем крохотной, в  отличие  от ключа,  и я засомневался  в том,
сумею ли протиснуться в нее.
     Как  только  часы  на  башне начали  бить  полночь, я нажал на  заранее
вставленный в скважину ключ. Он  легко, без скрипа, повернулся, и дверца тут
же  распахнулась, словно  приглашая  меня  войти. Из  нее  пахнуло плесенью,
гнилью  и еще  чем-то, непередаваемо мерзким.  Сейчас  еще  не  поздно  было
вернуться. Я чувствовал  себя персонажем  странной, не мной придуманной игры
-- но ход уже был сделан, и отступать я не собирался.
     Я  в  последний  раз  окинул  взглядом двор,  на  фоне которого  смутно
угадывались крыши хозяйственных строений, и протиснулся в дверь. Не такой уж
она  оказалась и узкой. Мои ноги в полной темноте нащупали ступени скользкой
каменной лестницы, сплошь поросшие мхом, я едва удержался от падения.
     Как ни странно, чем глубже я спускался, тем светлее становилось вокруг.
     Наконец  ненадежная лестница кончилась, и я  оказался в начале длинного
сводчатого коридора, вдоль стен  которого по обеим  сторонам горели  факелы.
Они   выглядели  необычно,  поскольку  не  чадили,  горели   ровным,  слегка
голубоватым пламенем, в воздухе не  чувствовалось даже  запаха  гари. Может,
они газовые? Я  не стал вдаваться в выяснение данного вопроса, хозяева этого
места могли себе позволить любое освещение.
     В  конце коридора  двери  не оказалось, зато  здесь  имелось т-образное
пересечение  туннелей, и  мне предстояло решить первую  местную задачу. Куда
поворачивать? Налево  или  направо? Внешне оба  туннеля ничем не  отличались
друг  от друга, но возникла проблема,  что делать, если они и  дальше  будут
разветвляться? Как я найду обратную дорогу?
     Лагран ничего  не говорил о том, что в подвале можно  заблудиться, хотя
общая  длина  его туннелей,  построенных  еще архами, никем  не измерялась и
могла равняться многим километрам. Туннель, в котором я теперь находился, не
выглядел слишком уж древним. Возможно, кладку его стен сделали позже, уже  в
ту эпоху, когда возводилось здание самого монастыря.
     Постояв с  минуту  в раздумье, я, в конце  концов, повернул  направо  и
вскоре  об  этом пожалел, поскольку  метров через триста  туннель закончился
глухой стеной. Пришлось возвращаться.
     Левое ответвление  вскоре  расширилось  и вывело меня  в  большую залу,
стены  которой до самого потолка были заставлены огромными дубовыми бочками.
Что-то вроде винного погреба.
     Я  не  испытывал ни малейшего  желания познакомиться с содержимым  этих
бочек  и потому  пошел дальше. Не то, чтобы я  был таким уж трезвенником, но
серьезные проблемы предпочитал решать на свежую голову. То, что меня впереди
ждет немало  сюрпризов, я  понял  еще перед этим  погребом,  наткнувшись  на
довольно коварную ловушку.
     Если бы  не мой опыт космического десантника, я бы наверняка провалился
в колодец, достаточно широкий,  чтобы его сложно  было  обойти, и  с  хорошо
замаскированной  крышкой.  Странная  мера  предосторожности против  незваных
гостей,  решившихся отведать местного  вина.  Странная и  довольно жестокая,
поскольку дно колодца было утыкано острыми кольями.
     Миновав  винный зал,  я  заметил,  что  стены  туннеля стали  выглядеть
необычно.  Шероховатая структура  грубо  обработанного камня сменилась некой
неопределенной,  мутноватой  поверхностью без  швов  и  трещин.  Создавалось
впечатление, что я смотрю на  стену сквозь  грязное  стекло. Еще шагов через
двести стены потеряли свою первозданную четкость вовсе. Теперь казалось, что
они состоят из колеблющихся клубов дыма. При этом освещение от факелов везде
оставалось неизменно ярким, и я, в конце  концов, решил остановиться,  чтобы
подробнее исследовать это странное явление.
     Однако моя попытка приблизиться  к стене успехом не увенчалась.  Едва я
сделал шаг в боковом направлении, как стена отодвинулась от меня. Не поверив
собственным  глазам,  я  сделал  еще  несколько  шагов  и  потерял  из  виду
противоположную  стену. Теперь я  стоял внутри  какого-то  дымового мешка  и
рисковал  совершенно  потерять  ориентацию.  Пришлось   срочно  возвращаться
обратно, пока я еще помнил, где находилась осевая линия туннеля.
     К счастью, она оказалась  на  прежнем месте.  Через  какое-то время,  в
течение которого  я продолжал двигаться в прежнем  направлении, вдоль осевой
линии, стены вновь обрели четкость, однако шагов через сто исчезли вовсе.
     Совершенно ошарашенный, я  неожиданно очутился  посреди песчаных холмов
пустыни.
     В лицо  мне ударил раскаленный ветер, а яркое дневное  солнце  ослепило
меня на какое-то  время, но, прежде чем я  понял, что собственно  произошло,
прежде чем успел осмотреться,  туннель вновь вернулся на свое место, окружив
меня прохладой и полумраком.
     Теперь я  стоял неподвижно, боясь сдвинуться с места, ничего не понимая
и испытывая тот первозданный ужас, который  может охватить человека только в
ночном  кошмаре, когда окружающий мир становится неуправляемым,  а привычные
логические установки теряют всякий смысл.
     Прежде чем  я  пришел в себя  от шока,  туннель снова  исчез и  я опять
очутился посреди пустыни.
     Затем,  секунд через пятнадцать, вновь возник  туннель.  В  этих сменах
декораций был заложен  какой-то ритм,  и, как ни странно, это обстоятельство
помогло  мне взять себя в руки, попытаться  хоть как-то логически обосновать
происходящее. Пятнадцать  секунд пустыни, затем пятнадцать секунд подвала. Я
оказался  в неком мерцающем  мире. Видимо, пустыня,  в  которую  превращался
подвал  или  которая  его  замещала,  находилась  на  большом  расстоянии от
монастыря. Возможно, на противоположной стороне планеты, или вообще в другом
мире.  Там,  где  находился монастырь со своим подвалом,  недавно  наступила
полночь.
     Уяснив себе это, в общем-то, не такое уж значительное обстоятельство, я
почувствовал  большую  уверенность.  Иногда  подобные  мелочи в  критической
ситуации  помогают  вернуть  самообладание.  Нужно  лишь выделить  из потока
событий какое-то звено и, ухватившись за него, не дать распасться привычной,
логической картине мира. Всему существует объяснение. Порой мы его не знаем,
но оно существует. И если об этом помнить, становится легче.
     Хотя, какой черт, легче! Привыкнуть к ослепительным вспышкам солнечного
света, чередующимся каждые пятнадцать  секунд с почти полной  темнотой, было
не просто. Стиснув зубы, я  решил двигаться вперед в прежнем направлении  и,
чтобы  не  потерять  его  и  окончательно  не  выпасть из  мира,  в  котором
находился,  перемещался теперь  короткими скачками только  в  те  промежутки
времени, когда оказывался в подвале.
     Почти сразу же я  заметил, что после начала движения внутри подвала мое
положение в пустыне тоже стало изменяться.
     Невысокая гряда холмов, опоясавшая небольшое плоское плато, приподнятое
над  остальной  местностью,  стала приближаться  ко мне  с  каждым очередным
скачком. Причем масштабы этого перемещения совершенно не соответствовали тем
коротким броскам, которые я проделывал внутри подвала.
     Кроме того, с каждым  метром пространства туннеля, оставленного позади,
изменялся ритм  смены  миров. Теперь он  удлинился.  Каждая фаза длилась  не
меньше  двух минут.  Появилась надежда, что  на  каком-то  отрезке пути миры
разъединятся вовсе.  Вот только было непонятно,  в каком из  них я останусь,
когда эта свистопляска прекратится.
     Вскоре  я заметил, что мое движение внутри туннеля все быстрее изменяет
мое положение в пустыне.  Сейчас  каждый шаг перемещал меня  едва  ли  не на
километр пустынного пространства.
     Время каждой фазы также значительно удлинилось и занимало,  наверно, не
меньше получаса. Хотя мое  представление о времени в  этом мерцающем двойном
мире сильно исказилось.
     Стоя  под раскаленным  солнцем, обливаясь  потом и мучаясь от жажды,  я
мечтал о том, что, если  выберусь из этой  переделки живым, то выскажу метру
Лаграну все,  что о нем  думаю.  Предупреди он меня хотя бы о  пустыне --  я
захватил  бы с  собой запас воды.  Но сейчас я мог об  этом  только мечтать.
Полчаса,  проведенные на ярком солнце, позволяли зрению  привыкнуть к резкой
смене освещения,  и  теперь  у  меня  появилась возможность присмотреться  к
окружающему.
     Я  стоял  уже  у  самого  подножия  плато  и  благодаря  его  наклонной
поверхности  мог рассмотреть на нем некоторые детали, не имевшие отношения к
пустыне.
     Повсюду  были  щедро рассыпаны какие-то  посторонние  предметы,  и хотя
марево  раскаленного  воздуха,  поднимавшееся от песка,  мешало  рассмотреть
детали, я надеялся после следующего перемещения выяснить, что же это  такое.
Перемещение  внутри  пустыни  явно было  связано  с  моим  движением  внутри
подвала, и, скорректировав его несколькими шагами в сторону одной из стен, я
оказался  после очередного  "скачка" на  плато, среди  заинтересовавших меня
предметов.
     Плоская,  местами оголенная  ветрами  поверхность  плато  была завалена
обломками доспехов, оружием и костями...
     Неведомые армии, состоявшие из незнакомых мне существ,  скелеты которых
не имели ничего общего с человеческими, сошлись здесь в яростном  сражении и
усеяли его своими останками.
     Похоже, сражения  вспыхивали  здесь неоднократно.  Об  этом  можно было
судить по различному  состоянию останков, по  ржавчине  на обломках  оружия,
наконец,  по тому, насколько сильно наносы покрыли  следы сражений. Наверно,
это плато занимало важное  стратегическое положение или  просто было удобным
местом для того, чтобы противоборствующие армии могли развернуть здесь  свои
боевые порядки, не увязая в песках пустыни.
     В напластованиях этого поля смерти можно было определить даже различные
эпохи. Среди полностью проржавевших доспехов, превратившихся в рыжую пыль, и
костей,  распавшихся в прах,  я заметил  и совсем  недавние  останки воинов,
слегка   подсушенные   безжалостным   солнцем,   но   все   еще   издававшие
отвратительный смрад.
     К центру поля картина менялась. Там было  больше  почти нового оружия и
доспехов странной формы, не приспособленных к человеческим телам...
     Неожиданно  волна холода  сковала  меня  в сердце  этого  смертоносного
пекла.
     В сотне метров,  ближе  к границе плато, виднелась фигура  поверженного
рыцаря в серебряных доспехах, сверкавших на солнце так ярко, словно они лишь
вчера покинули кузницу...
     Поразили  меня не  доспехи,  а  то,  что очертания фигуры  поверженного
рыцаря, несмотря на его огромные размеры, были вполне человеческими...
     Две  ноги, две руки, туловище  трехметрового  роста  и лицо,  прикрытое
забралом... Песок, заметавший следы былых  подвигов и поражений, уже  сделал
неразличимыми  кисти  рук  и нижнюю  часть  головы,  неприкрытую  расколотым
шлемом...
     Кто  он, этот витязь? Откуда  он здесь взялся? За какую правду сражался
на этом поле брани, усеянном костями существ из иных миров?
     Эти вопросы показались мне настолько важными,  . что я рискнул нарушить
правило,  которое неукоснительно соблюдал до  сих пор,  -- не  изменять свое
местонахождение  в  пустынном мире до полного  завершения  цикла.  Это  было
совершенно  необходимо  для  того, чтобы мое  положение внутри подвала после
завершения  цикла оставалось  неизменным.  Из-за  узких  стен подвала  после
перемещения,  я мог  оказаться  замурованным в  толщу  породы  или вообще не
вернуться в свой мир.
     Я  не  знал,  чем  кончится  для  меня  передвижение  в  мире  пустыни.
Произойдет ли после него обратный переход, или я погибну здесь, на этом поле
брани под раскаленным солнцем, лишенный глотка воды...
     Несмотря на  эти опасения,  я сделал шаг, другой... И вскоре,  отбросив
все страхи и все предостережения, нашептываемые мне благоразумием, я уже шел
к  поверженному  витязю,  местами  по  колено  увязая  в песке  и  с  трудом
переставляя ноги. У меня был в запасе всего один час. Я точно знал, что если
к концу цикла не  успею  вернуться на  прежнее место,  то  лишусь последнего
шанса на возврат. И все же я шел дальше.
     В конце концов, каждый из нас  имеет  право надеяться на  то, что после
гибели в бою люди, за которых он  сражался, хотя бы узнают его имя... Таково
одно  из правил космического десанта. Есть и другое  правило -- не оставлять
на поле брани павших непогребенными.
     До сих  пор мне  не представлялось  случая проверить, насколько глубоко
въелись  эти  правила  в  мою  сущность,  теперь  я  это  узнал...  Даже  то
обстоятельство, что  этот рыцарь, возможно, лишь внешне походил на человека,
ничего не меняло.
     Опустившись  на колени  перед  серебряным  гигантом, я  подобрал  кусок
металла, похожий  на  наплечник, и,  используя  его в качестве  ковша,  стал
отгребать песок вокруг головы  и правой  руки  воина,  вытянутой  вперед, по
направлению к видневшемуся невдалеке высокому холму.
     Наконец  я  преуспел в  этом  занятии  настолько, что  смог расстегнуть
застежки забрала и откинуть защитную решетку.
     Прямо мне в душу глянули пустые глазницы человеческого черепа. Не знаю,
что  я ожидал увидеть, но это зрелище  заставило  меня без сил опуститься на
песок. Что-то было во всей этой фигуре, в ее положений, в последнем повороте
головы, в последнем движении руки величественное и трагическое одновременно.
     Чуть ниже,  под нагрудником, блестел серебряный огонек  амулета. Обычно
именно в этом месте рядовые воины десанта носят свои опознавательные номера,
и, возможно, это обстоятельство заставило меня снять амулет.
     Пять кабалистических знаков, выгравированных  на  серебряной пластинке,
ни о  чем мне не говорили.  Если  это было имя, написанное на незнакомом мне
языке, то  я выполню  свой  долг  и  доставлю  его людям.  Возможно,  Лагран
преуспеет в расшифровке этой надписи.
     -- Я  не знаю, с  кем и за что ты  сражался, витязь...  -- прошептал я,
едва шевеля  губами. -- Прости, что не могу  исполнить достойный  тебя обряд
погребения. Но, возможно, это и не так важно...
     -- Зато важно  другое...  --  прошептал незнакомый,  сухой,  как шелест
песка, голос. -- Холм, который ты видишь перед собой, всего лишь череп моего
врага. Ты должен добраться до него и унести с собой мое оружие. Оно осталось
там -- в его голове...
     Голос  смолк. Лишь ветер  завывал  среди  обломков  оружия  и  иссохших
трупов. Мне показалось?  Вой пустынного ветра накануне  бури может напомнить
голос  близкого  человека...  Где-то   я   слышал  эту  легенду.  Мне   пора
возвращаться, времени остается меньше  получаса. Если я начну  пробираться к
холму, я не успею  вернуться.  Сейчас я как раз нахожусь на той черте, из-за
которой уже нет возврата...
     Благоразумные мысли суетились в моей голове, но я уже шел вперед, туда,
куда указывала правая рука витязя.
     До  холма, о котором он  говорил,  было не так уж и  далеко. Всего пару
сотен метров разделяло нас. Если бы  не жара, усиливающийся с каждой минутой
ветер  и сухой,  сыпучий, засасывающий, как трясина,  песок  под  ногами,  я
преодолел бы это расстояние  за пару минут, теперь же минуты  растягивались,
превращаясь в бесконечность...
     Но даже тот, кто перешел безвозвратную черту, рано  или поздно приходит
к цели, из-за которой совершил свой безумный поступок.



     И  цель  эта  вырастала передо  мной,  с каждым  шагом  заслоняя  собой
горизонт... Я уже  не  видел впереди ничего,  кроме странного холма, который
постепенно  превращался   в  гигантский   череп,  отполированный  ветрами  и
пустынным зноем.
     В  первый  момент мне  показалось,  что  передо  мной  череп  какого-то
насекомого. Может быть, гигантского муравья или молдрома. Но  потом я увидел
пустые, человеческие  глазницы.  Да и  вся его форма -- широкая  кость  лба,
пещера, над которой некогда находился нос,  наконец, зубы верхней челюсти --
необъятные в своей ширине, но все же вполне человеческие по форме.
     Казалось, в поперечнике черепа никак не  меньше десятка метров, и  было
непонятно,  как  такого  гиганта могла  носить  на  себе  земля.  Вокруг, на
абсолютно гладкой площадке, почему-то не затронутой вездесущим песком,  я не
заметил ни одной кости -- только этот чудовищный череп.
     Было и еще кое-что... Ощущение холода... Словно ледяным ветром потянуло
мне навстречу от этих  мертвых  костей. И это  в пустыне, в  которой  солнце
стояло  в зените, а  жара  стала невыносимой.  Стихло  все вокруг,  замерло.
Казалось, даже небольшое облачко на горизонте прекратило свое движение.
     "Пора  наконец  остановиться!  --  подумал я, стараясь подавить в  себе
приступ  несколько запоздавшего благоразумия.  --  Неужели ты не чувствуешь,
чем  все это закончится? Ты найдешь  здесь лишь собственную гибель, и ничего
больше!"
     Но ноги все  еще продолжали нести меня вперед, действуя самостоятельно,
независимо  от  моей  воли,  словно  подчинялись  некой,  заложенной  в  них
программе.  И  еще через пару шагов  я заметил отблеск  металла, сверкнувший
высоко  надо  мной.  Точно  посередине  между  глазницами  блестел  какой-то
посторонний предмет.
     Выходит, мне не послышался голос павшего витязя...
     Неужели мертвые, в особо важных случаях, могут общаться с нами?
     Я  обернулся,   стараясь   рассмотреть  место,  где  остался  витязь  в
серебряных  доспехах, но  с  возвышения, на котором  лежал череп чудовищного
великана, поле боя выглядело иначе.
     Мне показалось,  что  останков существ в черных  доспехах стало меньше,
зато мертвое воинство белого витязя словно бы увеличилось...
     Ветер усилился и нес над полем сражения  песчаную поземку, скрадывавшую
детали   и  придававшую   неподвижным  предметам  иллюзорную  вторую  жизнь,
заставляя двигаться мертвые тени... Конечно, это был мираж, вызванный жарой,
безжалостным солнцем и ветром, но он  становился все реальнее, словно кто-то
прокручивал  на  гигантском  природном  проекторе эпизоды  отшумевшей  здесь
некогда битвы.
     Вот  из  песчаных вихрей  возникла кавалерия белых и пошла  в  атаку на
холм,   спиной  к   которому  я  теперь  стоял.  Казалось,  пики  призрачных
кавалеристов нацелены прямо в мою грудь. Но всадники промчались сквозь меня,
оставив после себя  лишь порыв ледяного ветра  и звуки...  Скрежет  металла,
удары мечей, крики павших... Или  это был  всего лишь вой ветра,  хранившего
память о давней битве?
     И вот,  наконец,  появился  он -- великан  на белом  коне, в серебряных
доспехах.
     Размахивая длинным  мечом,  он  прорывался  к холму  сквозь  круговерть
призрачной битвы. Ряды черных  витязей разлетались  под копытами  его  коня,
словно волны у  подножия  утеса, но  их было слишком  много, а белый  витязь
остался в одиночестве,  после того как его кавалерия пошла на штурм холма. Я
знал, что это не холм, я должен был  обернуться, чтобы увидеть его. Но ужас,
выросший у меня за спиной, не позволял увидеть того; кто превратил кавалерию
белых в груду  мертвых  тел.  Я  слышал  лишь  его  дыхание,  похожее на вой
урагана, и грохот доспехов, от которого содрогалась земля.
     И  все  же  белому  витязю  удалось  прорваться  сквозь  кольцо черного
воинства  и  остаться один на  один со своим врагом. Белый витязь занес  над
головой свой  сверкнувший  на  солнце меч  и  ринулся  вперед,  в последнюю,
завершающую атаку.  Но тут из-за моей  спины и сверху,  словно  удар  черной
молнии из высоко летевшей тучи, пал черный меч.
     Он был огромен,  как башня, я видел, как его широкое лезвие вонзилось в
грудь белого витязя и,  сорвав  с  коня его  тело, отшвырнуло  далеко назад,
туда, где он и лежал до сих пор.
     Казалось, все было кончено -- битва окончательно проиграна. Но нет, она
все   еще  продолжалась...  Белый  витязь,  несмотря   на  чудовищную  рану,
разворотившую его грудь, в  последний раз приподнялся над  полем смерти. Его
правая  рука, в которой уже не было меча, сняла с пояса  какой-то сверкающий
круг  и  вытянулась вперед. Круглая стальная  молния  сорвалась с его боевой
перчатки и пронеслась над моей головой.
     И вот тогда, преодолев свой страх и чувствуя себя  ничтожной козявкой в
этой битве титанов, я все-таки обернулся.
     Лучше бы я этого не  делал.  Вид черного великана, подпиравшего головой
низко летевшие тучи, мог парализовать ужасом кого угодно.
     Но в награду за свою  смелость я увидел, как белая металлическая молния
ударила его между  глаз, и услышал рев,  от  которого  содрогнулись  далекие
отсюда скалы.
     Он  пошатнулся,  этот бессмертный великан, сила которого  не знала себе
равных  во  всех  известных  мне  мирах.  Он  выронил свой чудовищный меч, и
гигантское  лезвие,  плашмя  ударившись  о  поверхность  пустыни,  взметнуло
высокую волну песка.
     Он падал медленно, словно рушилась гора после землетрясения. Сначала он
опустился на колени и, опершись руками о землю, еще раз попытался подняться,
но это ему не удалось, и тогда тяжкий стон боли и отчаяния потряс пустыню. И
шепот...  Или,  может  быть,  крики в  беспорядке побежавших  со всех сторон
черных...
     -- Пал Аристарх! Аристарх убит! Спасайтесь!
     Они  бежали мимо меня, волна  за волной, роняя  оружие, срывая  с  себя
доспехи.  Их никто не преследовал. Некому было это делать -- на поле  смерти
уже не осталось живых.
     Целую вечность я стоял неподвижно, скованный ужасом. Солнце  всходило и
садилось за горизонтом,  превратились в прах  тела погибших,  в  рыжую  пыль
обратилась  сталь, а я все стоял, не  в силах пошевелиться. Так вот  как оно
было... Теперь  я знал.  И когда наконец я вновь обрел способность двигаться
--  любопытство, это странное человеческое  свойство, помогло мне преодолеть
ужас и  приблизиться к  тому,  что некогда было головой  черного великана. Я
хотел знать, что за волшебный предмет сокрушил эту неслыханную мощь, я хотел
его видеть...
     Да  и не осталось  у меня теперь иной цели... Я давно перешел черту, за
которой уже не было выхода из этого мира гибели.
     Мне было  страшно прикоснуться  к мертвым  костям, и все  же я заставил
себя  это сделать.  Меня словно  ударило  разрядом ледяной энергии, движения
замедлились, и  боль медленно растекалась  по  всему телу, но я все еще полз
вперед и вверх...
     Там был не меч и не топор --  нечто другое. Оружие, которого я  никогда
не встречал.  Пять  или  шесть коротких,  сантиметров  по сорок лезвий  были
соединены  вместе  своими  рукоятками.  Собственно,  рукояток  не  было.  Их
заменила  одна  круглая  пластина.  Было   непонятно,  как   таким   оружием
пользоваться.  Но  безумное  желание завладеть  этим волшебным предметом уже
охватило  меня. Он не  должен был оставаться в этой  мертвой пустыне. Не для
того ковали его нечеловеческие руки в стенах золотого замка...  Откуда я это
знал?  Почему  до сих пор  не бежал  прочь?  Чья  воля,  прорвавшаяся  из-за
пределов  смерти, руководила  мной?  Этого я  не  знал,  но,  как в  трансе,
продолжал осуществлять свое безумное намерение.
     Оружие засело  в черепе так  глубоко, что, даже  повиснув на  нем  всей
тяжестью своего тела, я не смог расшатать  его и уж тем  более выдернуть его
оттуда.
     Требовался  какой-то инструмент. И мне не осталось ничего другого,  как
спрыгнуть  вниз, подобрать валявшийся рядом обломок секиры и вновь проделать
свой смертельно опасный путь к глазницам мертвого черепа.
     Ударов  тока  больше  не  повторялось,  видимо,  и одного  было  вполне
достаточно.  Я  вспомнил  о  проклятье  древних  фараонов,  погубившем  всех
исследователей, вскрывавших  их  гробницы. Здесь передо мной притаилось зло,
масштабы которого  были  несравнимы  с магией  земных  фараонов.  Что,  если
проклятие  черного витязя поразило меня вместе с этим  странным ударом тока?
Ведь зло  такой  силы  не  могло  исчезнуть полностью,  что-то  должно  было
остаться... Я постарался отбросить эти  мысли, забыть  о них и яростно начал
врубаться в череп, освобождая из векового плена оружие белого витязя.
     Вот когда слова  старинной  песни  обрели для меня свой  прямой роковой
смысл...  Мгновения... Они свистят, как пули у виска...  Давно прошло время,
когда я  мог  вернуться в свой мир, -- я оставался  в пустыне  и теперь уже,
похоже, навсегда...
     Но, несмотря на отчаяние, охватившее меня, на жару, на пот, застилавший
глаза,  на жажду,  сжигавшую мои внутренности, на проклятие черного  витязя,
которое  наверняка должно было покарать того,  кто  потревожит его могилу...
Несмотря  на  все  это,  я лишь удвоил  свои  усилия, решив закончить  дело,
которое начал, вопреки судьбе, вопреки логике и здравому смыслу.
     Когда сверкающий круг лезвий  наконец  поддался  моим усилиям и впервые
покачнулся в  своем  костяном ложе,  я  услышал шорох, почему-то заставивший
меня еще раз, несмотря на жару, покрыться холодным потом.
     Может быть, оттого, что звук шел извне и нес в себе смертельную угрозу,
гораздо  более  реальную,  чем жара, жажда и все  иллюзорные  картины битвы,
восстановленные моим  воображением.  Наверно, это было предчувствие.  Что-то
обязательно  должно  было случиться.  Тот,  кто осмелился  поднять  руку  на
останки черного витязя, будет наказан.  Здесь наверняка должны были остаться
стражи, охраняющие его могилу... И наконец я их заметил.
     Четыре  узкие,  длинные тени  приближались  ко мне с  разных  сторон. В
первое мгновение  я принял их  за собак. По  размеру, во всяком случае,  они
напоминали именно собак. Но в следующее мгновение я увидел их длинные морды,
похожие на морды  муравьедов  и  заканчивавшиеся  узкой  и  длинной  пастью,
утыканной мелкими острыми зубами. Их были сотни, этих зубов, расположенных в
несколько рядов.
     Движение вертлявых  узких  тварей  напоминало  движение змей -- их тела
зигзагообразно   извивались   при   каждом   шаге   шести    пар   коротких,
приспособленных  к  песку  лап.  Я  заметил  их  слишком поздно, --  путь  к
отступлению  был  для  меня  уже  отрезан.  Впрочем,  это не  имело  особого
значения,  я ни на секунду не  сомневался в том, что на ровной местности они
сразу же настигнут меня. Теперь же, по крайней мере, моя спина была защищена
мертвой громадой черепа.
     Сжимая  в  руках  свой  инструмент,  вновь  превратившийся в оружие,  я
обреченно ждал  нападения, собираясь подороже  продать свою  жизнь. Но твари
почему-то   медлили.  Остановившись  на  расстоянии   броска,   они  застыли
неподвижно,   пристально   разглядывая   меня  бусинками   блестящих   глаз,
расположенных вдоль верхней челюсти.
     И  тут  я  это  услышал...  Конечно, это  был не  звук, а уже знакомый,
похожий на шелест песка голос, звучавший у меня в мозгу.
     -- Как ты думаешь, он съедобен?
     -- Конечно, съедобен. Он пахнет человечиной.
     --  Тогда  почему  он  ковыряется  в костях? Может  быть,  он  питается
костями, как лорхи? Лорхи несъедобны! Я ненавижу даже их запах!
     -- Говорю тебе, он не пахнет лорхами!
     -- Он не выглядит опасным.
     -- Все же будьте осторожны, следите  за  его  руками, он все-таки может
оказаться опасным.
     Этот  шепот  несколько  приободрил  меня.  Телепатические  импульсы  их
простеньких мыслей сказали мне, что к мистическим стражам эти твари не имели
отношения. Скорее всего, это были просто шакалы этого мира.
     Через секунду тела  двух из них превратились  в стремительно летящие ко
мне тени. Две  другие твари благоразумно ждали, чем закончится  нападение их
собратьев.  Я сжался, стараясь стать как можно меньше и выставив перед собой
обломок секиры и заржавленный меч.
     Как  хотелось  бы  мне в  эти  последние  мгновения  остановить  время,
заставить  его работать  на  себя, но ничего не  происходило. Мои реакции не
ускорились  и  остались  реакциями  обычного  человека.  Вместо  того  чтобы
прислушаться к  советам учителя,  я отправился в  эту экспедицию, на  верную
смерть.
     Додумать эту  мысль мне помешала  дикая боль. Одна  из  тварей, успешно
избежав обоих лезвий, которыми я пытался прикрыться, вцепилась мне в плечо и
повисла на мне,  не разжимая намертво  сомкнувшихся  челюстей. Зато  вторая,
наткнувшись на секиру, рухнула на песок, и, кажется, была уже не в состоянии
повторить нападение.
     Правда,  вслед  за  ней  последовала и  секира, выскользнувшая  из моей
поврежденной руки. Теперь я мог рассчитывать только на короткий меч с тупым,
искореженным лезвием.
     Третья  и  четвертая тварь, заметив, что нападение  частично увенчалось
успехом, ринулись вперед. У меня оставалось всего несколько  секунд.  Правая
рука повисла  беспомощной плетью,  я попытался справиться с болью, забыть  о
ней, вывести ее за пределы сознания.
     Частично мне это удалось и, точно рассчитав удар старого меча, зажатого
в левой руке, я обрушил его  на голову терзавшей мое  плечо твари. Завизжав,
она  разжала челюсти. Лезвие  меча прочно  засело в ее  теле, и,  дернувшись
после удара, она вырвала из моих рук последнее оружие.
     Тварь беспомощно извивалась на  песке, орошая его своей  темной кровью.
Но  мне от этого  было  мало пользы.  Я  оказался совершенно  безоружен, сил
отразить нападение  оставшихся двух  противников у меня уже  не было.  Да  и
времени тоже.
     Я все еще пытался  волевым усилием  ускорить  реакции,  вызвать к жизни
потаенные  свойства  энергана, но  все  напрасно... Именно тогда, когда  это
нужнее всего, совершенно невозможно сконцентрировать волю на чем-то одном.
     Два  темных  тела,  оторвавшись от земли, уже летели ко мне в последнем
броске.
     Совершенно  инстинктивно  моя  здоровая  рука вцепилась в  единственное
оружие,  остававшееся  в  пределах  досягаемости. Круг  лезвий,  засевших  в
черепе,  качнулся...  Большая часть  работы была  уже проделана, требовалось
лишь завершающее усилие,  и тогда, не обращая внимания на боль в рассеченной
острым лезвием ладони, я рванул его на себя, вкладывая в это усилие все свое
отчаяние и  всю  надежду,  которая  остается с  нами  до  самого  последнего
мгновения.
     Дальнейшее  я  помню  смутно. Что-то  хрустнуло  в  костях  чудовищного
черепа, и сверкающий круг лезвий неожиданно оказался в моей левой руке.
     Размахнувшись,  слабым,  беспомощным  толчком  я  послал  их  навстречу
летящей ко мне клыкастой смерти. Лезвия издали неожиданный, тонкий, звенящий
звук.  Проигнорировав все  известные  мне  законы  физики,  они ввинтились в
воздух,  словно  пропеллер,  и  унеслись  навстречу моим  врагам. Что именно
произошло  в  месте  столкновения,  рассмотреть я  так  и  не  успел.  Куски
окровавленного  мяса, в которое превратились тела нападавших,  шмякнулись на
песок,  а лезвия вновь оказались в моей  руке, прежде чем  мое сердце успело
завершить единственный удар.
     Они легли в  руку с  ювелирной точностью, даже не оцарапав кожи, и лишь
теперь я смог рассмотреть свой трофей. Я смотрел  на него, как завороженный,
еще не придя в себя  от потрясения. Такое чувство я испытал лишь однажды, во
время  собственной казни,  когда  смерть, вопреки логике, выпустила меня  из
своих когтей.
     У него  было восемь лезвий, а не шесть,  как показалось мне вначале. На
стальном круге не было никаких украшений. Но рукоятка  у этого оружия все же
была. Ее роль отводилась одному из лезвий, сглаженному и закругленному таким
образом, чтобы его было удобно держать во время броска.
     Было и еще кое-что.
     Пять  рун, пять  кабалистических знаков, выгравированных  по окружности
вдоль всего центрального круга. Они показались  мне  знакомыми,  потому  что
напоминали руны, увиденные мной  на  талисмане  белого витязя, и, прежде чем
вернулось  прервавшееся от волнения  дыхание, я  уже знал, что держу в руках
именно его оружие.



     На  поиски отмеченного мной камня, возле  которого  я  очутился,  когда
произошел последний фазовый переход, ушло  часа два.  Я  прекрасно знал, что
искать его  совершенно  бессмысленно.  Фазовый  переход  в  этом  месте  уже
невозможен.  Планета  вращалась,  место  перехода постепенно  изменяло  свое
положение в пространстве.
     Я  понял  это  еще  там,  в подвале,  когда  начались  первые  короткие
переходы.  Каждый  новый  переход заканчивался  в  ином  месте.  У  меня был
единственный шанс вернуться. Я должен был оказаться в нужном месте в  нужное
время.  Но этот  шанс  безвозвратно  упущен.  И теперь я  знал, что жить мне
осталось совсем недолго. Но надежда в человеке умирает последней, и я упрямо
продолжал поиски,  пока не оказался  возле  знакомого камня.  Увидев его,  я
испытал  ничем  не  обоснованную радость.  Возможно, оттого, что  умирать  в
знакомом месте, хоть  как-то  связанном  с  миром живых людей,  было намного
легче.
     Солнце уже  склонилось к  горизонту,  и жара  немного спала,  зато рана
разболелась  нестерпимо. Я  присел у  камня  и  осмотрел  свое изуродованное
плечо. Кровь продолжала  сочиться  сквозь тугую повязку, которую мне удалось
сделать одной рукой  из  обрывков рубахи. Рана была слишком  глубокой, кроме
того, я продолжал терять остатки влаги. Надвигалась ночь, а с нею пожалуют и
местные хищники. Теперь у меня было оружие, но не было  сил им пользоваться.
Если я потеряю сознание, вряд ли мне удастся очнуться. Но с этим я ничего не
мог  поделать.  Голова  кружилась,  а   песчаные  холмы,   окружавшие  меня,
постепенно теряли свои резкие очертания.
     Я сидел под камнем уже  часа два -- ничего не происходило. Ничего и  не
могло  произойти,  во всяком  случае,  ничего  хорошего.  Силы  стремительно
покидали  меня,  и  помощи в  этом  безжалостном  месте, где  обитала только
смерть, ждать было неоткуда.
     Я закрыл  глаза и  попытался  вспомнить  что-нибудь  приятное  из своей
богатой  неожиданными поворотами  жизни.  Но  вспоминались лишь  бесконечные
корабельные будни, короткие вылазки  на враждебные планеты, схватки, кровь и
новые походы.
     Семьи у меня не  было, да ее  и не  могло быть при таком  образе жизни.
Встречи с женщинами были  коротки и спонтанны, но никогда я  не опускался до
того, чтобы покупать любовь за  деньги. Была диспетчер в космопорту Гридоса.
Черноглазая  маленькая брюнетка.  С ней мне  удалось  встретиться  раз  пять
подряд, потом базу перевели  в другое место. Кажется, ее  звали Лейлой. Была
Таила.  Она  любила  меня  и хотела  иметь  от  меня  ребенка.  Но  вскоре я
завербовался на "Алькар", и мы расстались.
     Были другие женщины, имена которых я  уже не помнил,  и была,  наконец,
Ария.  Женщина-птица,  с  которой меня связывали  такие странные  отношения.
Тогда почему я о ней вспомнил сейчас? Почему сквозь мои скудные воспоминания
все время прорываются ничего не значившие эпизоды нашего похода к монастырю,
единственного  времени, когда  мы  были  вдвоем...  Вот она,  стоя у  ручья,
расчесывает  свои волшебные,  полупрозрачные  волосы,  вот ее  узкие, желтые
глаза вопросительно, с каким-то странным ожиданием смотрят на меня... Почему
я был тогда так сдержан? Почему упустил, возможно, свой единственный шанс?
     Может  быть, потому, что  никогда не видел создания подобной, неземной,
почти  сказочной  красоты?  Или  причина заключалась  в  ее  непохожести  на
остальных людей, в ее иномирном происхождении, в том, что на моих глазах она
могла превратиться в птицу?
     Это зрелище до сих пор вызывало у меня чувство внутреннего протеста, но
сейчас, наедине с самим собой, подводя итог своей жизни, в которой мне так и
не  удалось достигнуть ничего значительного и даже найти место, где хотелось
бы остаться надолго,  бросить  якорь и построить  свой  дом; так вот сейчас,
связывая воедино  обрывки  своих, прерываемых вспышками боли воспоминаний, я
мог не лукавить больше перед самим собой,  отбросить все лишнее и  признать,
что, возможно, этот короткий переход через лес вдвоем с Арией  и был  в моей
жизни самым значительным эпизодом.
     Воспоминания  о нашем совместном  походе заставляли в  какой-то степени
забыть о боли и о жажде, сжигавшей мои внутренности.
     Солнце  наконец зашло,  и  сразу  же  вслед  за  этим  из-за  горизонта
выкатились  две  огромные  луны,   словно  ожидавшие,  чтобы  им  освободили
небосклон.
     Я достал из заплечной сумки мечелет белого витязя. Я не знал, как иначе
назвать  это оружие. Наверно, для такого гиганта, как он, это был всего лишь
небольшой метательный нож.  Но для меня круг из шести  стальных полуметровых
лезвий был  мечелетом.  Я  положил  его перед собой  так,  чтобы  легко было
дотянуться  до рукоятки,  не  порезавшись  о  соседние, острые,  как бритвы,
лезвия.
     Ночные  хищники  осторожны,  они  наверняка  дождутся,  пока  я ослабею
настолько, чтобы потерять сознание. Тогда  мечелет мне не понадобится. Ждать
этого  момента  им осталось совсем недолго.  Время  уже двигалось  для  меня
скачками. Я то проваливался в небытие на несколько минут, то вновь выбирался
на поверхность сознания и отмечал эти провалы по положению лун на горизонте.
     Наконец,  в  очередной  раз  открыв  глаза,  я  заметил,  что  на  фоне
красноватого диска, занимавшего едва ли не шестую часть горизонта,  появился
какой-то темный  силуэт. Он явно  приближался,  увеличиваясь в размерах,  и,
поскольку ничего хорошего от местных тварей я не ждал, я потянулся  к своему
оружию.
     Но новый  приступ сильнейшей боли в  плече  скрутил меня  и не позволил
дотянуться до рукояти мечелета.
     Силуэт птицы,  резкий и четкий на фоне огромной луны, развернув широкие
оперенные крылья, планировал прямо на меня. Птица была небольшой, во  всяком
случае, не настолько большой, чтобы нападать на человека.
     Но она пикировала прямо на меня и  с  каждым мгновением увеличивалась в
размерах.
     Я  сделал отчаянное усилие, пытаясь ухватить рукоять лучемета, и тут же
провалился в небытие.
     Огромные желтые глаза, смотревшие на меня в упор, заставили почти сразу
же очнуться. Кажется, я закричал, пытаясь прогнать наваждение. Но прохладная
ладошка Арии  опустилась на мой  лоб. И струя живительной влаги  оросила мои
губы.
     --  Тише,  Игорь.  Тише,  нас могут услышать...  Какое  счастье,  что я
все-таки  нашла  тебя. Ты думал  обо мне,  и только  поэтому я  смогла  тебя
отыскать.
     Она  была  совершенно  обнаженной,  как  всегда,  после  превращения  в
человека,  и  на  этот раз ее одежда осталась  далеко  отсюда. Но,  кажется,
теперь это ее нисколько не смущало. Да  и  для меня  сейчас это уже не имело
никакого значения.
     Она опустилась на колени  передо мной и стала осторожно снимать повязку
с  моего изувеченного  плеча. В  лунном свете  ее тело  казалось  отлитым из
голубого серебра. Я все еще  не мог поверить в реальность происходящего. Мне
казалось, что передо мной всего лишь прекрасное  видение, сплетенное из моих
воспоминаний и вызванное к жизни горячечным бредом.
     -- Как тебе удалось? Откуда ты здесь взялась? Тебя не может быть в этом
мире!
     -- Лагран помог мне преодолеть барьер. В  теле совы  я  вешу немного, и
только поэтому  ему удалось  это  сделать. Тебя занесло на  самый край нашей
Галактики. Никому еще не  удавалось добраться до Черной планеты... Почему ты
не воспользовался обратным переходом? Почему застрял здесь?
     --  Долго рассказывать...  Я  опоздал, и  точка  перехода  сместилась в
другое место.
     -- Теперь нам придется искать ее заново.
     -- Разве это возможно?
     -- Только если нам помогут.
     --  Но ведь  ты  могла заблудиться,  застрять  между  мирами  и  сейчас
рискуешь навсегда остаться со мной здесь, в этом гиблом мире.
     -- Я была к этому готова.
     Простота ее ответа поразила меня.
     -- Но почему?
     -- Ты все еще не догадался?
     Какое-то время я пытался поймать ее взгляд, но это мне не удавалось. Да
и зачем? Разве ее слова нуждались в подтверждении?
     Ария, занятая  моей раной, не обращала  внимания на мои взгляды, а они,
несмотря на боль, становились все более красноречивыми. Да и  какой мужчина,
даже  умирая,  смог  бы  остаться  равнодушным,  видя  пред собой  это  тело
мифической богини? Она тем временем сняла повязку и нахмурилась, изучая  мою
рану.
     -- Сейчас  я помогу тебе. Боль пройдет. Возможно, мне удастся  хотя  бы
частично  залечить ее --  рана  очень  глубокая  и  сильно  заражена.  Зубы,
повредившие твое плечо, наверняка были ядовиты.
     Она положила руки на мое плечо, с двух сторон от раны, и закрыла глаза.
Мне показалось, что ее руки начали светиться в полумраке,  во всяком случае,
ее  прохладные ладошки вдруг стали теплыми, а затем горячими. И это странное
тепло потекло внутрь  меня, обволакивая  изнутри поврежденные  ткани, снимая
боль. Казалось, частица самой Арии вошла в меня  и соединилась с моим телом.
Я  испытывал необычное чувство,  гораздо более  глубокое  и полное, чем  при
физической близости...
     Через какое-то время,  когда  боль полностью отступила, я притянул ее к
себе и поцеловал, сначала нежно, желая выразить свою благодарность, а затем,
забыв  обо всем, стал  покрывать поцелуями  ее тело.  И  вдруг, в совершенно
неподходящий момент, она попыталась вырваться. Но я, посчитав это мимолетным
капризом, разновидностью сексуальной игры, лишь крепче прижимал ее к себе и,
опрокинув на песок, стал целовать ее грудь.
     -- Нет! Нет! Не делай этого! Не сейчас!! -- она почти кричала. Но разве
в  такой момент мы слушаем, что говорит женщина? Я  зажал ей рот поцелуем  и
овладел  ею  почти  силой,  считая,  что  тем   самым  доставляю  ей  особое
удовольствие.
     Когда наконец все закончилось, она не  произнесла ни слова. Беспомощная
и сломленная, Ария напоминала сейчас подстреленную птицу.
     Молча  притянув  к  себе  мой  плащ, валявшийся  в  стороне, она  зябко
закуталась в него и долго  сидела неподвижно, глядя на луну, словно прощаясь
с ней, потом повернулась ко мне и, не глядя мне в глаза, сказала:
     -- Теперь тебе придется возвращаться одному.
     -- Это еще почему?
     -- Нас двоих Лаграну не вытащить...
     --  Но  ведь  ты можешь превратиться  в  птицу!  Сова почти  ничего  не
прибавит к моему весу!
     -- Да. Конечно. Но нам еще  нужно  найти проход. Лагран  обещал сделать
видимым энергетический поток, которым он направляется...
     В тот  момент я  ничего не понял. И лишь  позже  узнал,  каким кретином
оказался в эту судьбоносную для  меня ночь. Мы бродили по пустыне  часа два,
иногда меняя направление.
     Жажда,  несмотря на  ночную прохладу,  вновь  начала мучить  меня,  тот
небольшой запас воды, который Ария принесла в своих ладонях, лишь смочил мои
губы, и  я  начал  сердиться  на  нее,  не понимая,  почему она  не летит на
разведку, как делала это раньше, и не ускоряет наши поиски.
     Но прежде  чем я успел  спросить ее  об этом, столб света,  появившийся
из-за края ближайшей скалы, сделал ненужными дальнейшие поиски.
     --  Ты пойдешь первым, --  сказала Ария,  когда мы  остановились  перед
камнем, лежавшим в основании голубого светоносного столба. --  Времени почти
не осталось. Переход  вот-вот начнется. Поспеши, ты должен встать так, чтобы
свет полностью покрывал тебя.
     -- А ты? Почему ты не превращаешься в птицу?
     -- Я же сказала, вдвоем переход невозможен. Я прилечу позже!
     Почему  я поверил ей  в  тот  момент?  Может  быть, потому,  что  хотел
поверить?  Нет,  это неправда.  Тогда я ничего  не знал  и действовал  почти
бездумно, полагая, что она позаботится обо всем. Лишь позже, когда под моими
ногами обозначился  вход в туннель, когда  вокруг меня стали возникать  пока
еще призрачные стены монастырского подвала, а образ Арии стал таять на  фоне
огромной чужой луны, до меня долетели ее последние слова:
     -- Прощай, Игорь! И не вини себя  ни в чем,  я сделала это, потому  что
любила тебя.



     Очнулся я в монастырском подвале  и долго не  мог вспомнить,  как здесь
очутился.  Я  лежал на холодном каменном  полу, и мне казалось, что приятней
этого ощущения  холода в мире  не бывает ничего.  Моя кожа  потрескалась и в
открытых местах покраснела  от ожогов. Во  рту было отвратительное  ощущение
сухости, словно я наглотался песка.
     Вдруг мне пришло в голову, что кто-то другой может сейчас испытывать те
же  самые  ощущения.  Кто-то, кто  помог  мне выбраться из  мира  смерти.  Я
отмахнулся  от подобного предположения.  Сейчас  не  время об  этом  думать,
сначала нужно позаботиться о себе.
     И  эта  несколько необычная  для меня  мысль не  вызвала даже  ощущения
тревоги.
     С трудом  приподнявшись, я осмотрелся. Помещение показалось незнакомым,
и только  привычный  сводчатый  потолок  и  неизменный ряд негасимых факелов
свидетельствовали о том, что я переместился именно в монастырский подвал.
     Последним моим сознательным действием в мире пустыни были поиски камня,
от которого я начал свое продвижение к мертвому полю. Нашел я его без особых
проблем -- вот только сил к тому времени уже не осталось -- солнце клонилось
к  закату,  высосав  из меня за  этот бесконечный  день все силы и последние
остатки влаги. Мне помнится,  я опоздал ко времени перехода, я лежал у камня
и думал о неизбежной смерти.
     А потом  что-то  произошло...  Позже, когда взошла  луна... Не надо  об
этом. Сейчас не время для воспоминаний.
     Первое, что я должен  сделать  -- найти воду. Я не знал, есть ли  она в
этом подвале, зато я хорошо запомнил зал с  огромными бочками и пополз вдоль
коридора, как мне казалось, в  нужную сторону. Сил на то, чтобы перемещаться
в нормальном положении, уже не осталось.
     Часа через два, а может, через два года я нашел этот проклятый зал. Для
того чтобы пробить отверстие в плотно законопаченной бочке нижнего ряда, мне
нужен был какой-то инструмент -- и только сейчас я кое-что вспомнил, вопреки
собственной  воле...  Сердце  бешено забилось в  груди, и моя  дрожащая рука
потянулась к поясу, но бесценное оружие было не там.
     Я нес  его  в  прочной кожаной  сумке, сооруженной мной  из подходящего
боевого  нагрудника, найденного на поле  брани. Боясь до  конца  поверить  в
собственную  удачу, я  извлек  свою находку на  свет  факелов.  Так  значит,
мечелет  не пропал, не  растворился бесследно в результате перехода и не был
плодом моего горячечного бреда. Он сверкал у меня в руках, словно был сделан
из бриллиантов, и издавал тонкий, едва слышный звук.
     Одного прикосновения острого, как бритва, лезвия  к днищу дубовой бочки
оказалось  достаточно  для  того, чтобы  струя  опьяняющей  темной  жидкости
ударила мне в лицо.
     Это было  старое, хорошо  выдержанное вино. Я упивался им, я подставлял
под струю плечи и грудь,  насыщая влагой свою иссохшую кожу. От вина исходил
божественный аромат, от которого  кружилась голова, а стены подвала медленно
начали вращаться вокруг меня. В конце концов я вновь потерял сознание.
     Очнулся я оттого, что лежать в луже  вина было не слишком удобно, кроме
того подо мной оказался какой-то острый и жесткий предмет.
     Я  приподнялся,  сел,  осмотрел  винный  подвал и  вытащил из-за  спины
предмет, на котором лежал. Неземное оружие, сокрушившее черного  великана. Я
держал его перед собой, и чувство  невероятной гордости переполняло меня  до
краев.  Возможно, это  было следствием выпитого  вина, но, подспудно, я  уже
понимал, что дело совсем в другом.
     Почему-то  в  этот  момент  мечелет показался  мне  живым,  наполненным
собственной  волей  и  силой.  Опьянение не  проходило.  Алкоголь  не  может
заменить  воду, так что жажда только усилилась, хотя от  прохлады и выпитого
вина,  содержавшего  в своем  составе  достаточно влаги,  мне  все  же стало
полегче.
     Тем не менее, если я собирался когда-нибудь выбраться из этого подвала,
воду  следовало  найти  как можно  быстрее, пока  еще  оставались силы на ее
поиски.
     Неожиданно я почувствовал приступ гнева. Лагран обязан был предупредить
о  том, что ожидало меня за пределами подвала, или хотя  бы встретить  после
всех  злоключений. Десятки  раз я  мог  погибнуть, не  вернуться обратно, и,
похоже,  никому не  было до этого никакого дела!  И  это  называется  уроком
магии? Правда, в конце концов мне кто-то помог, но к Лаграну это не имело ни
малейшего отношения. Разве так встречают героев? Здесь  должен быть почетный
караул, оркестр и ковровая дорожка. Но ничего этого не наблюдалось.
     Я  брел вдоль  темного  сводчатого прохода, беспокоясь  о том,  что  он
исчезнет, как это  случилось, когда я впервые  очутился в подвале. Тогда мое
драгоценное  тело, и  без того  иссушенное солнцем, может вновь  оказаться в
пустыне.
     Но, слава богу,  хоть этого  не произошло. Легкое  опьянение постепенно
уходило, и вместе с ним меня покидали остатки сил,  я едва переставлял ноги.
Возможно, этот подвал  вообще не имеет  конца и мне  суждено  бродить по его
туннелям до самой смерти, тем более, что, если  я немедленно не  найду воду,
это случится совсем скоро.
     И тут  я  услышал  звук, который заставил  меня  остановиться,  целиком
обратившись в слух. Совсем недалеко впереди, за очередным поворотом туннеля,
звенела капель.
     Сочные полновесные капли влаги срывались с потолка и летели вниз, затем
они разбивались в  лужице, или, может  быть, даже  в озере, наполняя мои уши
волшебным звуком.
     Я бросился  на  этот звук,  не разбирая дороги, и вскоре оказался перед
небольшим углублением в каменном полу, в которое медленными, редкими каплями
падала вода. Здесь было, наверно, не меньше литра. Я выпил всю воду до дна и
вылизал  каменное  основание.   Пока  накапает  следующая  порция,  пройдет,
возможно, не меньше часа.
     Странно, но мне  в  голову даже не  пришла  мысль о том, что вода может
понадобиться кому-то еще. Что следовало оставить хотя бы небольшой запас для
того, кто должен был прийти вслед за мной...
     Все мои  мысли, восприятие  окружающего,  даже  сама  память непонятным
образом изменились, после того как я  прикоснулся к черепу черного великана.
Словно меня ужалила ядовитая змея... Сейчас я вспомнил, что в глубине черепа
ворочалось  Нечто. Нечто  настолько  ужасное,  что,  выберись оно  наружу, я
превратился бы в прах от  одного его вида. Впрочем, возможно, выбираться ему
было необязательно... Я отогнал прочь эти непрошеные мысли и пошел дальше.
     Двигаться  стало  намного   легче.  Хотя  знакомые  коридоры   пока  не
попадались, а подземный лабиринт подвала  по-прежнему казался бесконечным, я
бодро шел вперед, и самолюбование наполняло меня от пяток до кончиков волос.
Я даже начал мурлыкать  под  нос некий незамысловатый мотивчик. Почему бы  и
нет?  Я  имел  на  это  полное право. Мне удалось  завладеть оружием  Белого
рыцаря, оружием, равного которому не было в этом мире. Я смогу наказать всех
своих  врагов. Каждый,  кто встанет на  моем  пути, будет  уничтожен. А  все
остальные... Очень скоро они поймут, как сильно недооценивали меня.
     Коридор  раздвоился,  затем  свернул налево, и неожиданно  я очутился в
зале, о котором много раз слышал в монастырской трапезной.
     Это  был  потайной   зал  монастырской  библиотеки.  Главное  сокровище
монастырского ордена. Довольно  узкий  и высокий,  он уходил  в непроглядную
даль. В  обеих стенах  бесконечного  прохода  были  вырезаны  каменные ниши,
забитые древними фолиантами, свитками, рукописными текстами и даже печатными
книгами, привезенными невесть из каких миров.
     В  центре зал немного  расширялся, там стоял простой деревянный стол со
стулом.  На  столе  горела  свеча,  лежала  краюха хлеба,  кувшин  с водой и
одна-единственная рукописная книга, раскрытая посередине. Выглядело все так,
словно  неведомый чтец только что покинул это место, на секунду отлучился  к
полкам за  новой книгой.  Но текли минуты,  и никто не  появлялся, а  в зале
царила замогильная тишина, нарушаемая лишь звуками моего дыхания.
     Несмотря   на  всю   свою   недавно   обретенную  самоуверенность,  мне
потребовалось мужество, чтобы  подойти к этому столу, сесть на  этот  стул и
обратить внимание своего драгоценного организма на кувшин с водой. И снова я
вылакал  ее всю, залпом, до самого дна. Вслед за водой  последовала и краюха
хлеба. Угрызений  совести  я не испытывал.  Хотя по всем  законам  приличия,
нельзя без приглашения  есть чужой  хлеб и уж тем более нельзя его есть весь
до конца, не оставив хозяину даже крошек.
     Теперь настала очередь книги, я придвинул ее  к  себе  и  с  удивлением
уставился на гравюру, занимавшую целую страницу словно  специально раскрытой
для меня в этом месте книги.
     Там был изображен  лежавший на земле  человек и  опускавшаяся  на  него
сверху птица, наполовину сова, наполовину женщина...
     Ощущение  было  такое,  словно меня  вновь, во  второй раз,  как в  тот
момент, когда я прикоснулся к черепу черного великана,  ударили  отравленным
кинжалом...
     Только сейчас я вспомнил Арию и все, что она сделала для меня...
     С  противоположной  от  гравюры  стороны  разворота   следовал   текст,
выписанный чьей-то  старательной  рукой,  под  крупным витиеватым заголовком
"Суламиды".
     Я  стал  читать, и мне показалось,  что текст набран огненными буквами,
навсегда выжигавшимися в моей памяти.
     "Суламиды  -- женщины-птицы.  Существа белой  магии  могут стать весьма
полезными для тех, кто сумеет их  приручить. Они могут находиться в одном из
двух состояний. Но если в  то время, когда оные суламиды находятся в  образе
женщины, кто-нибудь  из человеческого рода  посягнет на их тело, они надолго
потеряют  свое магическое  искусство  и могут  навсегда  остаться  в  образе
смертной женщины".
     Значит, вот что  я сделал... Значит, она  не могла вернуться из-за моей
несдержанности, из-за моего эгоизма...  Она пожертвовала  собой ради  меня и
навсегда, осталась в мертвом мире пустыни, среди  костей древних побоищ, без
капли воды, без проблеска надежды...
     Шорох среди полок отвлек меня от рукописи, и неожиданно  я почувствовал
приступ  беспричинной,  ни  на  чем  не  обоснованной  ярости. Кто-то  смеет
отвлекать  меня от чтения, кто-то шляется среди  полок,  прячется  в  тенях,
шуршит  бумагой, кто-то любезно приготовил для  меня  эту книгу, нашел в ней
нужное место и зажег свечу! Рука сама собой потянулась за спину, к оружию. Я
знал, что мечелет найдет противника и в том случае, если тот невидим.
     --  Кто там?! --  спросил я  на всякий случай, не желая стать  причиной
гибели ни в чем не повинного существа.
     -- Это я, Ксант, библиотекарь этого подвала, Великий Рыцарь!
     -- Подойди ко мне! Явись на свет!
     Вновь  послышался  шорох,  и на  этот  раз  я  заметил тень,  торопливо
спускающуюся с полок.  Наконец  существо попало  в круг света, отбрасываемый
ближайшим факелом, и я смог его рассмотреть.
     Больше всего оно походило на ленивца или лемура.  Невысокого роста, оно
едва достало бы мне до пояса. Гладкая шерсть покрывала все его тело, и нечто
вроде  рабочего   комбинезона,   напяленного  на  него,  не  скрывало  этого
обстоятельства.  Привыкшие  к  полумраку  огромные,  как  плошки,  глаза  на
грустной, осунувшейся морде уставились на меня.
     Я   опустил  мечелет,   продолжая  пристально  разглядывать   странного
библиотекаря.
     -- Это ты приготовил мне книгу?
     -- Да, Великий Рыцарь!
     --  Откуда  ты  знал,  что мне понадобится именно эта  книга? Откуда ты
знал, что ее надо открыть именно на этой странице?
     -- Я  был  бы  плохим библиотекарем,  если бы  не знал  этого,  Великий
Рыцарь!
     -- Перестань, как попугай, повторять  "Великий Рыцарь". Я не  рыцарь, и
уж точно не великий, хотя, кто знает...
     -- Как  же мне вас  называть? Простой смертный не  может попасть в этот
зал.
     -- Называй сударем, например.
     -- Хорошо, Великий Сударь.
     Я едва удержался от смеха.
     -- Великих Сударей не бывает. Зови просто сударь, и  извини, что я съел
без разрешения твой хлеб.
     -- Все так делают... -- он печально вздохнул.
     --   В  следующий  раз  я   обязательно  захвачу   с  собой  что-нибудь
вкусненькое, прежде чем отправлюсь к тебе в библиотеку.
     -- Все так  говорят, но никто не  приносит. Забывают, наверно... --  Он
опять грустно вздохнул.
     -- Раз ты знал, какая мне нужна книга, ты наверняка должен знать, зачем
она мне понадобилась.
     -- Никак нет, сударь. Это предчувствие и только.
     Когда сюда  приходит новый  гость, я  обязан угадать  то, что ему может
понадобиться.
     -- Хорошо. Пусть так. Ты знаешь, как можно попасть отсюда обратно в мир
пустыни?
     -- Я знаю лишь  то, что  относится к книгам этой библиотеки. Мои знания
весьма ограниченны.
     --  Но  ты  знаешь, в  какой книге могут  содержаться  нужные кому-либо
сведения? Ведь ты сказал, что обязан это знать без всякой просьбы со стороны
посетителя?!
     -- Конечно, я это знаю!
     -- Тогда в чем проблема? Найди мне книгу о дорогах архов и о  мерцающих
туннелях монастырского подвала!
     -- Такая книга есть. Но она написана на языке архов,  который давно уже
никто не понимает.
     -- И никто не пытался сделать перевод?
     --  На  нашей  планете слишком много  древних  языков  и  слишком  мало
переводчиков.
     -- Все равно, найди мне ее!
     -- Как вам будет угодно, сударь. Это не займет слишком много времени.
     Потеряв часа два на ожидание,  я получил запыленный том, написанный  на
каких-то металлических пластинах, на которых вместо букв вспыхивали радужные
огоньки дифракционного отражения.
     Никакого смысла  в этой  пляске  огней я обнаружить не  смог  и  вскоре
понял,  что толку  от библиотеки для меня не будет. И  лишь  теперь до  меня
дошло  главное: я не имел права  попусту терять время, возможно, у  Арии его
оставалось совсем немного.
     Захлопнув книгу, я поднялся из-за стола и посмотрел на тень, в  которой
скрывался библиотекарь. Его грустные глаза блестели даже в полумраке, словно
наполненные внутренним светом.
     -- Как мне отсюда выйти? Как добраться до монастыря?
     -- Этого я  не знаю, сударь. Магия защищает вход в этот зал, но раз  вы
вошли сюда, то, наверно, сможете и выйти.
     Стараясь   держаться   уверенно,   чтобы   не   потерять   собственного
достоинства,  я двинулся  к тому  месту, где,  как мне казалось, за  полками
скрывалась дверь.
     -- Прощай, смотритель. Береги и дальше  свои никому не понятные истины.
Когда-нибудь, возможно, найдется человек, которому они будут полезны.
     --  Спасибо на добром  слове,  сударь!  Позвольте  же  и  мне,  в  знак
благодарности, дать вам один совет.
     -- Советы недорого  стоят  для  того, кто их  дает,  но могут оказаться
бесценными  для того,  кому предназначаются. Если, разумеется, он сможет ими
воспользоваться. Так что давай.
     -- Никогда не  бросайте  своих  друзей. Даже тогда,  когда темные  силы
овладевают  вами.  --  Он  словно  кипятком меня  обдал  на  прощание.  Но я
сдержался, не дал вырваться на волю своему гневу и был за это вознагражден.
     -- Это я уже понял. Спасибо.
     -- У вас есть одни сутки, чтобы спасти Арию.
     --  Есть  ли в  этом  мире человек, который знает, как  мне вернуться в
мертвый мир?
     -- Такой человек есть. Его зовут лорд Грегориан.
     Дверь вывела меня из библиотечного зала в знакомый коридор.
     Ключ   все   еще   торчал   с   внутренней   стороны   двери   --   моя
предусмотрительность себя оправдала, и я беспрепятственно вышел  наружу, все
еще до конца не веря в собственную удачу, даже когда оказался в монастырском
дворе.
     Стояло  промозглое  раннее утро, накрапывал мелкий  дождь,  нередкий  в
местных   горах,  звонили  к  заутренней,  и  с  каждым  ударом  колокола  я
чувствовал,  как безвозвратно  уходит то немногое время, которое у меня  еще
оставалось, чтобы спасти Арию.
     Соблюдать формальности теперь  было  некогда, и я  направился  прямо  в
апартаменты  настоятеля. Отстранив с  дороги двух заспанных стражей, которые
так  и не  успели понять,  что, собственно,  происходит, я  оказался  в  его
спальне.
     Его святейшество изволили кушать свой завтрак, не вставая с постели  и,
увидев меня, на пороге, от неожиданности выронили вилку.
     Однако   надо  отдать  должное   самому  старшему  брату,   он   быстро
сориентировался в обстановке и одним мановением рукава своего ночного халата
удалил из комнаты весь обслуживающий персонал.
     -- Что случилось? Пожар или, может быть, война?
     --  Пожалуй,  война,  святой отец.  Я  собираюсь атаковать замок  лорда
Грегориана и хотел бы получить ваше благословение.
     Собственно, мне нужно было не благословение, а монастырская дружина, но
я знал, что получить ее будет непросто.
     --  Но это же безумие!  У  лорда хорошо  обученная армия,  а  его замок
никому  не удавалось  взять  приступом. Если  вы потерпите неудачу, его гнев
обрушится на нашу общину. С чего вы взяли, что сможете одолеть войско лорда,
какая муха вас укусила?
     -- Кроме моего  молдрома, способного сокрушить стены любой крепости,  у
меня есть теперь для лорда еще один сюрприз.  Так что от вас мне понадобится
всего лишь парочка катапульт, чтобы отвлечь  внимание гарнизона перед атакой
молдрома. Сможете вы мне в этом помочь?
     -- Можно узнать, что за сюрприз приготовили вы для лорда?
     Меня начал раздражать этот  тщедушный человек,  больше всего  на  свете
ценивший свой собственный покой.
     Небрежным жестом я достал  из заплечных ножен мечелет, и  комната сразу
же  наполнилась  его   сверканием.  Лицо  настоятеля  мгновенно  изменилось,
недоверие  сменилось  ужасом. Он  вскочил с кровати, забыв о своем наряде и,
близоруко прищурившись, приблизился ко мне вплотную.
     -- Невероятно! Простой смертный не  может  держать в руках это  оружие!
Это же Кордерол, карающий меч Мстислава! Откуда вы его взяли?
     Реакция была не совсем той, которую я ожидал...
     --  Это так важно?  Я собираюсь атаковать замок лорда  Грегориана. Ваша
дружина поможет мне?
     -- Да, Великий Витязь!
     "И этот туда же", -- подумал я, пряча мечелет обратно в ножны.



     Теперь мне  предстоял еще  один чрезвычайно неприятный  визит  к  моему
учителю, метру Лаграну, не без  участия которого я попал  на Черную планету.
Конечно, я мог и не встречаться с ним. Сейчас в стенах этого здания никто не
осмелился бы мне приказывать.  Но тогда я лишусь необходимой мне  магической
помощи, а ведь  именно магия составляла главную силу моего противника, замок
которого я собрался штурмовать.
     И это  было  еще далеко не все, я  многого  не  понимал  из  того,  что
произошло на Черной планете. Мне нужно было выяснить, что собой представляет
амулет  Мстислава,  да  и вообще,  как  это  ни  странно в  моем  теперешнем
положении,  я   все  еще  чувствовал  зависимость  от  своего  учителя.  Мне
требовалось  если  и не  разрешение,  то хотя бы  его  одобрение атаки замка
Грегориана.
     Но едва я покинул апартаменты настоятеля и вновь очутился во дворе, как
стены  монастыря содрогнулись от рева молдрома,  и от ворот с  воплями ужаса
побежала стража. Пришлось на время отложить визит к Лаграну.
     Моляром сильно  изменился  за те  несколько  дней  которые  я провел на
Черной  планете. Его  надкрылки  стали больше и приобрели  золотистый  цвет,
глаза тоже увеличились, в глубине их вспыхивали странные желтоватые искры, а
его телепатическая передача приобрела несвойственную раньше четкость.
     -- Тебя слишком долго не было, хозяин.
     -- Ну-ну, не так уж долго,  --  постарался я его  успокоить,  собираясь
приступить  к  столь любимой им процедуре  по очистке надкрылков.  Однако на
этот раз он отстранился.
     -- Мне не нравится твой запах.
     -- В самом деле? Извини, я еще не успел помыться.
     -- Это внутренний запах. Вода не может смыть его.
     Последние слова молдрома встревожили  меня, но  я не стал  придавать им
большого  значения.  Словно  с  сомнением  покачав  своей  огромной  зеленой
головой, он продолжил:
     -- Тебя не было много циклов.
     Я все еще  не понимал, что он имеет в виду, но догадка о том, что время
на Черной планете могло идти иначе, уже промелькнула в моей голове.
     -- Это неважно. Теперь мы снова вместе.
     -- Это важно.  Молдром уходит. Давно уходит. Я ждал, сколько мог, чтобы
увидеть тебя еще раз.
     -- Подожди! Куда уходит молдром?!
     -- Далеко. Не могу объяснить. Хозяину туда нельзя. Только молдромы.
     --  Но  мне  нужна  твоя  помощь!  Завтра  я  начинаю  битву  с  лордом
Грегорианом, неужели ты бросишь меня одного в такой момент?
     -- Молдром поможет. Завтра последний раз. Вечером молдром уйдет.
     Я расспрашивал его почти час, но так ничего и не добился. Что-то  с ним
случилось, что-то произошло,  пока меня  здесь не было,  и, наверно,  только
Лагран мог разрешить  эту  загадку. Больше я не  мог  откладывать  встречу с
учителем. Он один был способен мне объяснить,  что произошло с моим странным
другом и почему молдром собирался меня покинуть.
     -- О, Великий Воин вернулся! Господин воин решил навестить мое скромное
жилище? Какая честь для меня!
     Я ожидал чего-нибудь подобного, но не до такой же степени! Даже сарказм
Лаграна должен иметь какие-то границы!
     -- Это был всего лишь урок магии. Разве не так? Ведь  это  вы дали  мне
ключ от подвала и не предупредили о том, куда он может меня занести!
     -- Это так. Но я не просил тебя задерживаться на  Черной планете, и  уж
тем более, я не поручал тебе  приносить  в  наш мир чужое  оружие.  Это было
твоим собственным решением отсрочить переход ради куска железа, и мне стоило
огромных усилий  вызволить тебя с помощью Арии. Кстати, почему ее до сих пор
нет? Вы должны были вернуться вместе. Что случилось?
     Его  вопрос  мгновенно  заставил  замереть   все  возражения,   которые
вертелись у меня на языке. Я знал, что рано или поздно мне  придется во всем
перед ним отчитаться, и вот теперь этот миг настал.
     -- Она не смогла превратиться в  птицу. Она обманула меня, сказала, что
последует за мной в переход, и не сделала этого.
     -- Почему же она  не смогла? Все  суламиды  в любой  момент способны на
превращение! Есть лишь одно исключение... Постой! Не может быть!  Ты  сделал
это?!
     -- Откуда  мне  было знать! Никто не  соизволил  сказать мне об этом ее
странном свойстве!
     -- И она согласилась? Она не возражала?
     -- Ну... Не совсем...
     -- Подойди-ка  ко  мне поближе,  мой дорогой ученик! Чего-то  я не могу
понять... Так и есть, я вижу на  тебе  черный след...  Прикосновения к силам
такого могущества не могло пройти  безнаказанно. Непонятно только, почему ты
жив до сих пор и почему тебя вообще выпустили оттуда.
     --  Ненадолго,  учитель.  Я намерен вернуться и  исправить  собственную
ошибку.
     -- Вот как? И каким же образом ты это осуществишь?
     -- Я  собираюсь заставить  лорда  Грегориана  отправить меня обратно на
Черную планету.
     --  Да  неужели?!  Заставить!  Уж  не вознамерился  ли  ты  в  одиночку
сразиться со всей его армией?
     -- Настоятель  выделяет мне  небольшую  дружину,  и  я надеюсь на  вашу
помощь...
     --  Твое  безумие гораздо глубже,  чем я предполагал вначале. -- Лагран
встал из-за стола и обошел меня  вокруг,  словно увидел  впервые. Но на этот
раз в нем  не ощущалось никакого  сарказма. На его липе  читалось  искреннее
недоумение. Чувствовалось, что он глубоко встревожен и в то же время чего-то
не понимает.
     -- Это хорошо, что ты решил вернуться, несмотря на всю нелепость твоего
плана.  Я только не понимаю,  почему  ты так  решил.  Если на человеке стоит
черная  печать, все его поступки  определяются лишь собственным  эгоизмом. С
тобой этого не случилось, и я, честно говоря, поражен.
     --  Может  быть, из-за этого? --  Я медленно расстегнул  ворот рубахи и
извлек на свет медальон  белого  витязя. Поверхность серебряной  пластины  с
кабалистическими  рунами  тускло блеснула  в свете  газового  рожка. Лагран,
близоруко прищурившись, взглянул на пластину и медленно вернулся к столу.
     --  Я становлюсь  слишком  стар, если не почувствовал сразу присутствия
магического предмета подобной силы. Откуда он у тебя?
     -- Он был прикреплен к доспехам витязя, сокрушившего Черного великана.
     --  Амулет Мстислава.  Да,  он мог защитить тебя. Но знаешь  ли ты, что
действие  подобных  вещей  не  ограничивается одной защитой. Невозможно даже
предсказать, чем это для тебя кончится.
     -- Вы не хотите рассмотреть его получше? На нем есть какие-то письмена.
     -- Он полон чужой, древней магией. Мне  даже прикасаться к нему опасно.
Только  невежда мог  поступить столь легкомысленно и нацепить на  себя такой
амулет.
     -- Так мне снять его?
     -- Этим  ты только ухудшишь свое положение. Тебе остается положиться на
судьбу, которая до сих пор благоволила к тебе.  Если  ты его снимешь, темные
силы, поселившиеся в тебе, получат полную свободу.
     Кажется,  только  сейчас  я начал  понимать  всю  неосмотрительность  и
легкомыслие  своих поступков. Я отправился  в чужой мир,  как  на  прогулку,
внутренне не  подготовившись к тому, что могло  меня там ожидать,  и  теперь
расплачивался за это.
     -- Утром мы выступаем. Вы пойдете с нами?
     --  Отчего такая спешка? Почему  бы тебе  не подготовиться к походу как
следует?  Ты собираешься штурмовать  замок одного  из  самых  могущественных
чародеев, ничего не зная о способах магической защиты!
     --  У меня больше нет времени на учебу. Всего  один день  остается, для
того чтобы спасти Арию.
     -- Откуда ты знаешь, что у тебя остался единственный день?
     -- Мне сказал об этом Ксант.
     -- Так ты был и в библиотеке?
     Я  утвердительно кивнул. Лагран  встал и  нервно прошелся  по  комнате,
затем он остановился напротив широкого окна, выходившего в сторону восточной
пропасти, и долго  смотрел  вниз, словно  пытался что-то  разобрать в клубах
тумана, лежавшего на ее дне.
     --  Я  все время узнаю  что-то  новое о  своем  ученике. Еще никому  не
удавалось  с первого раза попасть в библиотеку. В тебе слишком много скрытой
силы,  о которой ты ничего  не  знаешь,  и  мне  жаль, что у меня  было мало
времени,  чтобы  научить  тебя  ею  пользоваться.  Как  встретил  тебя  твой
воинственный друг? Он тоже принимает участие в походе?
     -- Он обещал, но с ним тоже что-то произошло. Он намерен меня покинуть.
А вы говорили, что он останется со мной до конца жизни...
     -- Это так и есть. Только его жизнь в той форме, которая тебе известна,
заканчивается. Тебя не было слишком долго. Ему пора  превращаться в куколку,
и он боится, что, проснувшись после превращения, не узнает тебя. В древности
те, кто занимался  молдромами,  чаще  всего  погибали именно в  этот период.
Когда  молдромы  это  поняли,  они  стали   уходить  до   наступления  срока
превращения, чтобы не причинить вреда тем, к кому были привязаны.
     -- Но он уже был куколкой, когда я его встретил!
     -- Таких  циклов  у них  бывает  не меньше десяти, и с  каждым  из  них
молдром становится сильнее и мудрее. Твой -- совсем еще птенец.
     -- Все говорят, что меня не было  слишком долго!  Но я провел на Черной
планете не больше четырех дней!
     --  Там другое время... -- Неожиданно Лагран остановился на полуслове и
резко  повернулся ко мне. -- Ксант  мог ошибаться. Хотя нет. Я говорю не то.
Ксант никогда не ошибается, но ты  мог его неправильно понять. Мне  кажется,
он имел  в  виду время Черной планеты, когда  говорил с тобой о сроках. Один
день там -- это примерно месяц у нас. Ты успеешь.
     --  А  если это не так? Я  не могу рисковать. В любом случае  завтра мы
выступим. Если молдром не подведет, сдержит слово, у нас будет неплохой шанс
прорваться к замку.
     -- Он  не подведет, но  никаких шансов победить Грегориана  у тебя  все
равно не будет. Слишком неравны силы.
     И  тогда я  не выдержал. Перед тем  как прийти к  Лаграну, я  тщательно
укрыл мечелет  в заплечной сумке и решил  не говорить  о нем  вовсе.  С меня
хватало нравоучений  учителя и по всем  другим поводам, я опасался,  что  он
найдет к чему придраться и в случае с моим волшебным оружием. Конечно, молва
о том,  что  я  принес с собой  иномирное  оружие, уже дошла  до Лаграна, но
никто, кроме настоятеля, толком не знал, что оно собой представляет.
     Мне  хотелось  сделать сюрприз из  своей  находки --  показать  Лаграну
оружие во время боя, во всем блеске его силы. Но сейчас я не выдержал.
     Я  расстегнул  сумку  и  осторожно  извлек  из  нее мечелет,  мгновенно
зазвеневший  всеми своими лезвиями. Он всегда начинал эту боевую песнь, едва
только  появлялся на свет.  И  все его  шесть лезвий наполнили келью Лаграна
ослепительным сверканием.
     -- Мы не сможем победить даже с этим?
     Лагран попятился к стене, и я увидел, как сильно он побледнел.
     -- Убери его сейчас же! Спрячь его!
     -- Это мечелет Мстислава! Его называют Кордерлом! С ним я тоже не смогу
победить?
     -- Я знаю, что это такое!  Спрячь его немедленно! Великая сила приносит
с собой и великую  беду. Мне  не дано  знать, чем  все это  кончится,  но ты
своими легкомысленными поступками  вызвал к жизни такие силы,  справиться  с
которыми  не сможет  ни  один  маг. Кто-то  незримый и очень  могущественный
управляет потоком событий, в который ты попал. Хорошо, если это Мстислав. Но
мне страшно подумать, что с тобой будет, если это сам Черный мастер...
     Так и не добившись от Лаграна определенного ответа насчет его участия в
походе, я покинул келью своего бывшего учителя. Бывшего, потому что больше я
не  чувствовал себя его учеником, хотя об этом не было сказано ни слова. Все
изменилось, после того как  я вернулся  с  Черной  планеты. И  я  знал,  что
причина этого кроется во мне самом.
     Последняя  фраза Лаграна заставила меня задуматься. Если он  прав, если
моя  судьба находится в  руках  темных  сил,  мне нельзя вновь появляться на
Черной планете. Нужно держаться от нее как  можно дальше.  Я чувствовал, что
если  снова там окажусь, если снова увижу голову  Черного великана,  влияние
этих сил на меня может усилиться настолько, что я утрачу контроль над  собой
и превращусь в зомби, исполняющего чужие команды.
     --  А как же Ария? --  прошептал совсем слабый голос моей совести. Я не
стал с ним спорить и  отложил  решение на завтра. В  конце концов, впереди у
меня была целая ночь, чтобы все взвесить и принять надлежащее решение.
     Я долго не мог уснуть на  своей жесткой  монастырской постели. Несмотря
на все усилия выбросить из головы непрошеные мысли, они преследовали меня. Я
вспоминал Арию и ту безумную ночь, что связала нас навсегда и погубила ее.
     Жестокая  внутренняя борьба не оставляла меня. Я знал, что Лагран прав,
что завтра мой крошечный отряд будет разбит  под стенами замка Грегориана, а
сам я  погибну. Так нужно ли приносить  себя в жертву? Что это изменит?  Чем
поможет Арии? Шанс все-таки оставался, пусть даже не  на победу.  Я не знал,
что может произойти, какие силы придут мне на помощь, какие события повернут
в сторону колесо судьбы, грозящее раздавить меня, как букашку. Я обязан хотя
бы  попробовать.  Если  этого  не  сделать,  всю  оставшуюся  жизнь  я  буду
вспоминать последнюю ночь с Арией и то, как я ее предал.
     Лишь под утро я забылся легким и зыбким сном. Сквозь его полупрозрачный
покров  я увидел золотой замок. Он стоял высоко в горах, в местности, где  я
никогда не был,  но сейчас, в этом странном сне, я видел все так  отчетливо,
словно находился там наяву.
     Воинство белого витязя  уходило  в  поход на свою  последнюю  битву. На
битву, которую  оно  проиграло. Именно  после их поражения в  нашу вселенную
ворвалась Багровая планета. Только благодаря победе в этой битве темные силы
смогли  осуществить  свой  план.  Это  знание  вошло  в  мой  мозг,  подобно
раскаленной игле, принеся с собой боль и горечь.
     Но  борьба  все  еще продолжалась. То странное неустойчивое равновесие,
которое установилось после гибели обоих главных персонажей великой битвы, не
могло продолжаться вечно.
     В такие  моменты  многое зависит от  сущего пустяка, от  решения одного
человека, от участия  простого смертного в той бесконечной  битве  с темными
силами, которая продолжалась и поныне на других уровнях, в иных мирах...
     Последние сомнения оставили меня еще до того, как закончился этот вещий
сон. Решение было принято.
     Утром я повел в поход против лорда Грегориана свое крохотное войско.



     Мы медленно удалялись от монастыря  по  узкой тропе, извивавшейся между
скал. Два  всадника  здесь не  могли проехать рядом, и это сильно затрудняло
движение. Рассвет уже  окрасил над нашими головами вершины гор  в неожиданно
яркий  багрянец,  и  мои  воины  тревожно  зашептались, истолковав появление
багряной зари как дурной знак, предвещающий пролитую кровь.
     Настоятель от своих щедрот выделил  мне сорок всадников. Это составляло
примерно десятую часть монастырской дружины -- не так уж плохо, если учесть,
что он, в  свою очередь, каждый  день ждал нападения грегориановских войск и
не верил в мою победу.
     Мне  отдали также  две изрядно обветшавшие,  поношенные,  с пересохшими
канатами катапульты, нуждавшиеся  в  срочном ремонте. Но это было лучшее, на
что я  мог  рассчитывать. В конце  концов, вовсе не  эта  устаревшая техника
решит судьбу предстоящей битвы.
     Почти  час  я потратил на  уговоры  молдрома, желавшего последний  день
провести рядом со мной. Мне тоже этого хотелось, но я холодел от одной мысли
о  том,  что  случится  с моим отрядом,  если  в границах видимости появится
молдром.
     В конце концов, мне удалось заставить его  двигаться поодаль, ни в коем
случае не показываясь на глаза моим  людям. Я все  еще не мог поверить в то,
что вижу его последний день. Я успел привязаться к этому странному разумному
зверю,  он стал моим другом, несмотря на  его устрашающий  вид.  Но  мы  еще
успеем проститься, меня не оставляла надежда найти какой-то выход, задержать
отлет молдрома  или  отменить его совсем.  После посещения Черной планеты  я
стал неоправданно самонадеян, мне казалось,  что  даже силы природы я  смогу
теперь преодолеть.
     Сейчас некогда было заниматься молдромом. Нужно было  сохранить  боевой
дух моих воинов, хотя  бы до начала штурма. А дух  этот был изрядно подмочен
монастырским вином, которое виночерпий отпускал перед боем без всякой меры.
     Не  успели мы  отъехать  от монастыря и двух миль, как послышался  стук
копыт догонявшего  нас всадника.  Я  не  ждал из  монастыря  никаких хороших
вестей и потому даже не обернулся, до тех пор  пока всадник не поравнялся со
мной. Это был метр Лагран,  собственной персоной,  и, увидев его, я не  смог
сдержать радостную улыбку.
     Свои  неизменные поучения  метр начал задолго до того,  как  я  мог его
расслышать:
     -- Вы отдаете себе отчет  в  том,  что произойдет, после того  как  вас
разобьют?  Я  потратил  массу усилий, чтобы  держать в узде этого проклятого
лорда и не давать ему  повода для нападения  на монастырь.  Теперь из-за вас
все пойдет прахом.
     -- Знаете, метр, ночью мне пришла в голову мысль, что последствия наших
поступков, кроме их прямого, видимого результата, имеют еще и  гораздо более
важный, внутренний смысл, выходящий за рамки нашей привычной логики. Не  так
уж  важно, разобьют  нас или  нет. Важно, что мы  выступили  в  этот  поход,
преодолев собственный  страх  и  желание  отсидеться  за стенами  монастыря.
Важно, что вы едете с нами.
     Мои  слова поразили его так сильно, что он надолго  замолчал.  А  потом
ворчливо заметил, что нам пора поменяться местами и ему следует поступить ко
мне в ученики.
     Я вел вперед свое  маленькое  войско, не давая ему  ни минуты отдыха, и
переход, который занял у нас с Арией целых два дня, закончился к  вечеру. Мы
достигли этого ценой загнанных лошадей. Здешние  твари,  их заменявшие, были
намного  выносливей земных,  но  и  они к концу  целого  дня  бешеной скачки
совершенно выбились из сил. Для предстоявшей атаки они мне были не  нужны, а
ко всем, кто немедленно не  мог оказаться мне полезным,  я стал относиться с
непонятным равнодушием.
     Мы не стали  разрабатывать сложных стратегических планов, и, как только
показались стены города, я приказал начать атаку с ходу.
     Лишь одну уловку я решил применить. Катапульты должны были оставаться в
резерве.  Они  станут  сюрпризом для противника в тот момент, когда начнется
штурм  самого замка.  Городская  стена  не  представляла для  нас серьезного
препятствия, она была недостаточно прочной и недостаточно высокой.
     Я послал телепатический приказ летевшему далеко в стороне молдрому. Как
только он появился над городом, в рядах противника началась паника. Я видел,
как  находившиеся  на   стене  горожане   обратились   в  бегство  с   такой
поспешностью,  что  многие не  успели  воспользоваться  лестницами.  Молдром
ударил в стену с лета всего один раз, и в ней образовался пролом.
     Теперь главной задачей стало  привести в боевое  состояние  собственный
отряд. При виде молдрома, разваливающего стену, словно  она была  сложена из
спичечных коробков, моих людей тоже охватила паника.
     Вот когда мне понадобилась помощь Лаграна,  и я попросил его уничтожить
страх в головах наших солдат. С минуту мы молча рассматривали друг друга.
     -- Я по-прежнему не одобряю твои планы. Но, надеюсь, ты  понимаешь, что
творишь...
     Затем, не слезая с лошади, он откинул капюшон и пробормотал заклинание.
Мои люди сразу же перестали  бессмысленно мотаться перед проломом. Они вновь
слушались  команд  и  единым  потоком  устремились  вслед за молдромом через
пролом в стене,  на центральную площадь города. Здесь, над всеми  остальными
строениями возвышались мрачные башни замка Грегориана.
     Наконец я  до  него  добрался.  Много времени  лорд  меня  преследовал,
выполняя  приказы своей хозяйки. Он  ставил  на  меня ловушки,  словно я был
диким  зверем.  И,  в  конце  концов,  вынудил  покинуть город. В  том,  что
произошло  с  Арией, была  и  доля его  вины. Теперь  он  заплатит  за  все.
Приказать молдрому стереть с лица земли проклятый замок мне мешало лишь одно
обстоятельство -- лорд Грегориан нужен был мне живым.
     Через  минуту   выяснилось,   что   я   несколько   преувеличивал  свои
возможности. Атака молдрома не смогла разрушить даже  наружную стену  замка.
Мой  ужасный  дракон лишь  зашипел и  отскочил в сторону, словно  испуганная
ворона.
     -- В чем дело? Что произошло? -- отправил я свой телепатический вопрос.
И тут же получил ответ:
     -- Боль. Страшная боль.
     Причину этого пояснил уже Лагран.
     -- Замок охраняется магической защитой. Молдрому здесь не пройти.
     -- Так снимите ее!
     -- Магия лорда Грегориана сильнее моей. Если бы я мог с нею справиться,
я бы сделал это давно.
     В этом проклятом  мире все было устроено не так, как  мне бы  хотелось.
Ничего. Я все изменю, когда придет срок...
     Баллистики, тем временем, по моей команде  развернули нашу "артиллерию"
и попытались атаковать двор замка навесным огнем катапульт.
     Но  каменные  ядра,  каждое  из  которых   было  величиной  с  теленка,
отскакивали в сторону, соприкоснувшись  с магической защитой замка. В местах
их ударов вспыхивало заметное издалека желтоватое пламя. Это  выглядело так,
словно замок был прикрыт мощным энергетическим колпаком защитного поля.
     Сразу, как  только началась  наша атака, на  стенах  замка, высоко  над
головами моих воинов,  появились лучники  в черных доспехах. Они стреляли из
длинных луков и арбалетов тяжелыми стрелами, летящими на большое расстояние.
Мой маленький  отряд стал  еще меньше от этого смертоносного  дождя.  Пришло
время применить мое главное оружие.
     Я достал  мечелет, и  тонкий печальный звон его стальных,  смертоносных
лепестков напомнил о том что он готов собрать свою смертоносную жатву.
     -- Это  бесполезно, -- проронил  Лагран, не  отрывавший  тем  не  менее
восхищенного и одновременно озабоченного взгляда от Кордерола. -- Нет оружия
способного  пробить магическую защиту замка. А если даже  он это сделает,  в
будущем тебе придется об этом пожалеть.
     После возвращения с Черной планеты я во многом перестал понимать своего
учителя и  старался поменьше обращать внимание на его предупреждения. Ничего
другого мне и не оставалось.
     -- Что ж, посмотрим.
     Легким  плавным  движением  правой  руки  я послал  вперед цветок своей
стальной ромашки. Он затрепетал  в воздухе  всеми лезвиями,  словно  радуясь
полученной смертоносной свободе  и, вращаясь,  понесся  к  замку, постепенно
увеличивая скорость.
     На какое-то время мы потеряли его из  виду, но почти сразу  же в  месте
соприкосновения  мечелета  с   защитным  полем  возникло   желтое  свечение,
сделавшее видимой траекторию его полета.
     Огненная петля развернулась в  воздухе высоко над замком и, снижаясь по
спирали,  понеслась  к  его стенам.  Какую-то  долю  секунды  казалось,  что
мечелету  не пробить защиту, но неожиданно он рванулся вниз и стал похож  на
гигантский, окруженный огнем болид.
     Эффект удара  мечелета по щелям  амбразур, в которых скрывались лучники
Грегориана, превзошел все возможные ожидания.
     Сверху на головы оборонявших замок солдат посыпались каменные осколки и
целые зубцы  стен.  Огонь  неприятельских  лучников моментально прекратился,
теперь до нас долетали лишь вопли умирающих и искалеченных людей.
     -- Верни  его!  Это  бесчеловечно  использовать против  людей  подобное
оружие!  -- заявил Лагран. Я с удивлением  посмотрел на него, по-прежнему не
понимая, чего он добивается.
     -- А  разве использование магии против людей разрешено кодексом  вашего
ордена?
     -- То, что может позволить себе черный маг, не является основанием...
     Ему так и не удалось закончить. С верхних этажей  восточной башни замка
в нашу сторону ударила невидимая молния.
     Разряд  магической энергии был  такой  силы,  что на  какое-то время  я
совершенно потерял  ориентацию.  Талисман  Мстислава  на моей груди вспыхнул
ослепительным светом, отводя  удар в  сторону. Он  раскалился.  Мне пришлось
расстегнуть  воротник куртки и  извлечь его  наружу. Больше  всего досталось
всадникам, окружавшим нас с Лаграном. Отраженный удар пришелся на них.
     От  моего  передового  отряда  после  этого  осталось  всего  несколько
человек. Мы с метром почти не пострадали, если  не считать потери ориентации
и  ослепления,  которое  вскоре  прошло.  Лагран лишь покачнулся  в седле  и
выбросил навстречу  летевшей к  нам  черной смерти  свои ладони, включив тем
самым в защитный круг талисман Мстислава и себя самого.
     -- Твой медальон ослабил удар, но теперь должно пройти  какое-то время,
прежде  чем  он  будет способен  к  новому  действию. Если  Грегориан сумеет
повторить магическую атаку достаточно быстро, он нас уничтожит.
     Я обернулся, стараясь оценить масштаб  ущерба, нанесенного  невидимой и
оттого еще более страшной молнией.
     Мой отряд  практически  перестал  существовать. Осталось  всего человек
пять, но, к счастью, совершенно не пострадали стоявшие в стороне катапульты.
     -- Замените  камни  на бочки со смолой и  перенесите огонь на ту  часть
стены, где срублены зубцы! -- отдал я приказ баллистикам.
     Первый же залп подтвердил мою догадку.  Магическая защита замка  в  том
месте, где по стене ударил мечелет, перестала существовать.
     Огненные факелы горящих бочек беспрепятственно миновали стену,  и почти
сразу же  во дворе  замка  вспыхнули  первые  пожары.  Мечелет тем  временем
вернулся в мои заплечные ножны, и я не  стал использовать его  вновь. Мнение
моего учителя все еще значило для меня достаточно много.
     В  восточной башне  замка, в той самой,  откуда недавно  ударил  разряд
магической энергии,  сидел в огромном кресле высохший старик, больше похожий
на мумию. Лорд Грегориан, израсходовавший на этот удар все свои силы, сжимал
в руках огромный светящийся опал, пытаясь вызвать свою покровительницу.
     Вскоре  солнечный свет  в зале померк,  и  огромный  крылатый  призрак,
упиравшийся головой в потолок, появился перед Грегорианом.
     -- Кто разрешил тебе беспокоить меня в неурочное время?
     -- Обстоятельства, госпожа. Чрезвычайные обстоятельства. Мы проигрываем
сражение. Если  он еще раз использует Кордерол,  наша оборона  рухнет.  Даже
одного удара оказалось  достаточно, чтобы пробить в  ней брешь.  Мои люди  в
панике. Я не знаю, что делать.
     --  Тогда вспомни поучение великого Минотирапи.  Что гласит его  первое
правило?
     --  Если не  можешь победить своего  врага, помоги ему осуществить  его
желания, и он погубит себя сам...
     -- Так сделай это!
     Неожиданно для нас в воротах замка показался парламентер с белым флагом
в  руках. К  этому  времени  одна  из  наших  катапульт  уже развалилась  от
старости, а  вторая была вынуждена  прекратить огонь из-за того,  что некому
было подкатывать от обоза новые бочки со смолой.
     -- Неужели они сдаются?!
     В  ответ на мое недоуменное  восклицание  метр Лагран  лишь с сомнением
покачал седой головой.
     -- Это вряд ли. Но им для чего-то понадобились переговоры, и я бы очень
хотел знать, зачем. Наша атака захлебнулась, одна хорошая вылазка могла бы с
нами покончить.
     -- Вы считаете, что мы должны вступить в переговоры?
     --  Несомненно.  Это  наш  единственный  шанс.  Только будь  осторожен.
Грегориан коварен, он  использует любую хитрость, чтобы добиться  своего. Ты
должен выяснить, что происходит в  замке,  почему вместо атаки они предпочли
переговоры.  И  не  спеши соглашаться с  предложениями Грегориана,  потребуй
время на обдумывание.
     Едва парламентер оказался в расположении  наших войск,  выяснилось, что
по  требованию  лорда  для  встречи с  ним мне придется отправиться  в замок
одному, без  охраны  и  сопровождения,  в  противном  случае  переговоры  не
состоятся вообще.
     --  Насколько  это  опасно?  --  спросил  я  Лаграна,  хотя  уже  решил
отправиться  в  замок, несмотря ни на  что. Нельзя  упускать такой шанс. Мне
представилась возможность встретиться с лордом,  а там, кто знает, хитростью
или силой я попытаюсь добиться своего.
     Мне  казалось,  что  мечелета  будет  достаточно  для  защиты  в случае
неожиданного нападения. Да и Лагран меня успокоил:
     --  Вряд   ли  лорд   решится   нарушить  закон  нейтралитета,   строго
соблюдающийся во  всех  официальных  переговорах.  Если он  это  сделает, то
потеряет всех своих сторонников среди местных баронов. Уверен, он  придумает
что-нибудь более хитрое. Мне до сих пор неясно, что он задумал. Повторяю еще
раз, ты должен быть чрезвычайно осторожен. И постарайся выяснить, чего он от
нас добивается.
     Замок встретил меня угрюмым  молчанием.  Я рассчитывал  увидеть приметы
паники  и   разрушительные   последствия  наших  ударов,  но  меня   ожидало
разочарование.  Бреши  уже  заделали,  раненых унесли,  трупы  подобрали.  В
строгом порядке на стене у ниш застыли силуэты лучников. Во дворе было много
воинов, готовых к атаке. А причиной, по которой лорд Грегориан до сих пор не
предпринял  эту,  губительную  для  нас,  атаку,  могло  быть  то,  что  ему
неизвестно о нашем тяжелом положении.
     Мы  приняли все необходимые  меры, чтобы его парламентер  не смог этого
понять. И тем не менее, учитывая магические способности Грегориана, я не мог
быть  уверен до конца в том, что  нам это удалось. Истинную причину странной
пассивности наших врагов еще предстояло выяснить.
     Тревога охватывала меня все больше, по мере того как я, в сопровождении
двух  офицеров  охраны,  пересекал  огромный двор  и  поднимался  в  мрачную
восточную башню -- постоянное обиталище лорда.
     Начальник стражи  перед  входом  в его  резиденцию потребовал, чтобы, я
сдал оружие.  Но я  ни  при  каких  условиях  не  собирался  расставаться  с
мечелетом и заранее предупредил парламентера, что оставлю при себе свой меч.
Теперь мне пришлось повторить, что переговоры не  состоятся, если  они будут
настаивать на своем требовании.
     Дежурный офицер ушел с докладом и, вернувшись, сообщил, что лорд примет
меня. Было видно, что офицер  чрезвычайно недоволен нарушением существующего
повсеместно  порядка.  В  покои  сюзерена  не полагалось  входить  с оружием
никому, кроме его личной стражи. Это правило неукоснительно соблюдалось. Тем
не менее, столкнувшись с моим упорством, лорд предпочел сделать  исключение,
и  это  лишний  раз подтвердило,  что  он не  меньше  моего заинтересован  в
предстоящей встрече.
     Высокие  резные  двери  распахнулись,  и я очутился  в официальном зале
приемов.  Его  внутреннее убранство,  по  контрасту  с монастырскими залами,
поразило меня своей убогостью и запущенностью. Было  заметно, что здесь  уже
много  лет  не проводилось никаких официальных приемов,  и  лорд  совершенно
равнодушен к тому, какое впечатление производит на посетителя его жилище.
     Я слышал о том,  что  Грегориан стар. Никто точно  не знал, сколько ему
лет, многие считали,  что он  правил  здесь всегда,  во  всяком  случае, его
правление помнили отцы и деды поселенцев. Но то, что я увидел, превзошло все
мои ожидания.
     Скелет, обтянутый сухой кожей, с огромной гривой рыжих волос и такой же
бородой,  совершенно  скрывавшей  его лицо, сидел  передо мной.  Только  два
голубоватых  глаза, сверкавшие  из глубины этой волосатой пещеры, говорили о
том, что в его высохшем теле еще достаточно жизни.
     --  Давайте  не  будем  тратить время  на  дипломатические  тонкости  и
перейдем сразу к делу, --  прогудел густой  и  неожиданно громкий  голос. --
Ваше  появление  здесь  произошло  в  неудачное  время.  Оно заставило  меня
прервать завершающую серию чрезвычайно важных магических экспериментов.
     Лишь теперь я заметил, что густая растительность на лице этого человека
скрывает  характерную линию подбородка, свойственную азарам. Эта  раса  лишь
наполовину относилась  к  гуманоидам, она  вела свое  начало от  исчезнувшей
демонической расы, некогда обитавшей на окраинах нашей Галактики. Я не знал,
что между ними и  людьми возможны смешанные браки, но Грегориан, несомненно,
не  был чистокровным  азаром.  Однако даже той  небольшой частицы  их крови,
которая текла в его жилах,  было достаточно для того, чтобы сделать из  него
выдающегося мага, способного управлять планетарными энергиями.
     Этот человек был чрезвычайно опасен и могущественен. И я до сих  пор не
понимал,   зачем  он  тратит  на   меня  свое  драгоценное  время.  Молчание
затягивалось, в  конце концов  мне пришлось нарушить главное дипломатическое
правило -- никогда не начинать беседу первым.
     -- Вы намерены предложить что-то конкретное? Я не собирался вступать  с
вами в войну  по политическим соображениям. Дела этой планеты и ваши  методы
управления меня совершенно не касаются.
     Мой  голос  звучал совсем не  так уверенно, как мне бы того хотелось. И
чувствовалось, что начало этого психологического поединка я уже проиграл.
     -- Тогда почему вы осаждаете мой замок?
     --  Единственная причина состоит в том, что только вы можете мне помочь
снова попасть на Черную планету. Там  остался мой друг, женщина, спасшая мне
жизнь и многим пожертвовавшая ради меня. Теперь я должен спасти ее.
     Я  был  излишне  многословен, слишком  откровенен  и, несмотря  на  все
усилия,  не мог  прервать это  словесное извержение до тех пор, пока  его не
остановила ироническая реплика самого Грегориана:
     -- Как  трогательно! А главное, как логично! Напасть на замок человека,
в чьей помощи вы заинтересованы. Вы всегда так делаете?
     --  У  меня  не  было  другого  способа получить аудиенцию.  Ваш  замок
недоступен для простых смертных.
     -- В этом вы правы.  У меня нет времени на общение с червяками.  Но раз
уж вы попали ко мне  столь оригинальным способом... Так чего вы, собственно,
хотите? Снова вернуться на это кладбище?
     -- Да! Если вы мне в этом поможете, я немедленно...
     -- Нет  ничего проще,  --  вновь  прервал он  меня, -- и  ничего дороже
подобной  услуги. -- Грегориан  повертел на своем мизинце перстень с голубым
опалом. И, словно раздумывая  о чем-то, с минуту  молча созерцал игру камня.
-- Видите ли, тайна управляемых перемещений по звездным дорогам, построенным
архами, была навсегда утрачена после их  ухода из нашего мира. Нам достались
жалкие  крохи. Вот этот  камень,  например, способен ограниченное количество
раз открыть туннель для направленного перехода. Потом его энергия  иссякнет,
и мы до сих пор не сумели найти способ ее пополнения. Поэтому каждый переход
с  использованием камня  ценится дороже золота. Чем вы собираетесь  оплатить
подобную услугу?
     --  Если я правильно понимаю, цена зависит от того, сколько еще энергии
осталось в камне, каким количеством перемещений вы располагаете?
     Лорд  Грегориан мрачно усмехнулся. Казалось, его взгляд прожигает  меня
насквозь.
     -- Вы слишком любопытны для  простого звездолетчика. Эта информация  не
подлежит  разглашению.  Речь идет не о золоте, и определять сумму оплаты вам
не придется.
     -- Так чего же вы хотите?
     --  Вы могли бы  обменять на эту  услугу  свое оружие, свой уникальный,
летающий меч. Как вам нравится такое предложение?
     Старец  прищурил  свои  и  без  того  скрытые  густыми бровями глаза  и
хихикнул,  словно хотел продемонстрировать, что и  сам не относится к своему
предложению серьезно.
     -- Вы знаете,  что это невозможно. На мертвой планете  без мечелета мне
нечего делать. Кроме того, я не имею права передавать этот меч в чужие руки.
     -- Вы умны и достаточно много знаете.  И вам нельзя отказать  в  умении
догадываться о том, чего вы не знаете. Это довольно редкий дар. Ну что же...
-- Он  помолчал с минуту, вычерчивая  на пыльной  поверхности  своего  стола
непонятные узоры. Грегориан, похоже, испытывал мое терпение, но на этот  раз
я сдержался и не произнес ни слова.
     -- Есть и другое предложение, -- наконец продолжил он. -- В лагере моих
врагов довольно видное  место занимает ваш  нынешний учитель, Лагран. Он мне
мешает. Доставьте его в мой замок, и я исполню ваше желание.
     -- Я  не предаю друзей, сэр  Грегориан. Назовите любое, приемлемое  для
меня условие, и я его выполню.
     С минуту он  сверлил меня  взглядом,  не скрывая  своего неудовольствия
моим отказом.  В  какой-то  момент  мне  показалось,  что переговоры на этом
закончатся. Но из волосатой пещеры  его рта  вновь  загудел  голос, по  тону
которого я понял, что  хитрый старик,  как ни странно это  выглядело, вполне
доволен ходом наших переговоров.
     -- Вообще-то  есть другая возможность... Однако гораздо более  трудная.
Ваша  наивная  сентиментальность  не  доведет вас до  добра.  Так называемые
друзья никогда  не  отплатят вам той же  монетой и  предадут вас  при первом
удобном случае.
     -- Мой  жизненный опыт не совпадает  с  вашим. Назовите упомянутую вами
возможность, и, если она не будет противоречить моим принципам, я постараюсь
ею воспользоваться.
     -- Ну, хорошо, раз это ваш выбор... На черепе  мертвого властелина, над
местом,  где  расположена глазница третьего глаза, есть  небольшой  бугорок.
Вскройте его. Под  тонкой  костяной  пластиной  находится камень, по форме и
размеру похожий на  голубиное  яйцо.  Добудьте его для  меня,  и я не только
доставлю вас на мертвую планету, но и верну обратно вместе с вашей девушкой,
после того как камень окажется у вас.
     Некоторое время я  молча  обдумывал его предложение и, вовремя вспомнив
совет  Лаграна,  решил  не  соглашаться сразу,  а  попытаться  выяснить  еще
что-нибудь.
     -- Я  не могу действовать  вслепую. Что собой  представляет камень, для
чего он нужен и почему, если он так ценен для  вас, вы до  сих пор не добыли
его сами?
     -- Вы  задаете  слишком много  вопросов. И  хотите  получить сразу  все
ответы. Это невозможно, юноша. Но на  некоторые из них я отвечу. Этот камень
похож на  обыкновенный  булыжник  и  не  представляет  никакой ценности  для
непосвященных. Для меня это, скорее, реликвия, не больше. А не взял я его до
сих  пор   лишь  потому,  что   энергия   этой   планеты  мне  неподвластна.
Могущественные маги очень часто бывают связаны подобными ограничениями.
     Поле Черной  планеты мгновенно уничтожит меня, если я там окажусь. Да и
не  простое это дело  --  добыть  камень.  У мертвого черного великана  есть
стражи. Вы их разбудили, и теперь они с нетерпением ждут вашего возвращения.
     Но это  предложение  последнее,  другого  не  будет.  Соглашайтесь  или
уходите. Я и так потратил на вас уйму времени.



     Мой путь в туннеле, пробитом ударом энергии, заложенной в перстне лорда
Грегориана,  отличался  от  предыдущих переходов.  Этот туннель  не  казался
прозрачным  и  внешне  чем-то напоминал  туннель  метро.  Движение  по  нему
проходило плавно, без резких толчков  и помрачения сознания, как это  бывало
при переходах через деймовские ворота пространства.
     Когда движение  закончилось, я очутился на пустынной поверхности Черной
планеты.  За моей  спиной  застыли  отчетливо видные  в  неподвижном воздухе
голубые  стены туннеля. Возможно,  сделай  я в эту минуту шаг назад, туннель
унес бы меня обратно, в приемный зал грегориановского замка.
     Но  я  застыл  неподвижно, парализованный  ужасом  от вида  открывшейся
передо мной картины.
     Несколько волкодавов терзали  женщину. Уже беспомощную, уже переставшую
сопротивляться и потерявшую надежду на спасение. Она  стояла ко  мне спиной,
ее лица я не видел, но сразу же узнал Арию. Схватка  была жестокой и долгой.
Победа дорого обошлась волкодавам.  Я видел трупы двух чудовищ, валявшиеся в
стороне,  но этих  проклятых тварей  было  слишком  много.  В  момент  моего
появления  сразу  четыре  волкодава  набросились  на  обессилевшую Арию.  Ее
окровавленный меч был  сломан посередине,  и  крик боли, вырвавшийся из  уст
девушки, ударил меня в самое сердце.
     Я не решался использовать мечелет, опасаясь, что он в своем смертельном
полете заденет  и  Арию,  но больше  медлить было нельзя. Хуже  быть уже  не
могло. Одна из тварей сбила Арию с ног и готовилась разорвать ей горло.
     Свистящий смертоносный круг понесся  к месту схватки, меня  отделяло от
Арии не больше  двадцати метров.  Не  прошло и  секунды,  как три из четырех
набросившихся на  Арию  тварей оказались  разрубленными на части. Фонтаны их
темной крови окатили тело неподвижно лежавшей на земле девушки.
     Замерев,  я ждал окончания своего смертоносного удара.  Мечелет, словно
раздумывая, застыл в воздухе почти неподвижно, и хотя один из волкодавов все
еще оставался невредимым,  я боялся, что следующий смертоносный  удар  будет
направлен совсем не в него...
     Оставшаяся  в живых тварь отличалась от остальных аспидно-черным цветом
и  большими  размерами.  Увидев, что случилось  с  прочими  чудовищами,  она
застыла неподвижно, приподняв морду к повисшему в воздухе сверкающему кругу.
Казалось, волкодава  мучил тот же  вопрос,  что  стучал в моей голове:  "Кто
будет следующей жертвой?" Мне почему-то  казалось,  что неким,  непостижимым
для меня образом волкодав  может  повлиять на траекторию полета смертоносных
лезвий.
     Мечелет,  продолжая  вращаться, снизился  еще  больше,  облетел  вокруг
чудовища и, оставив  невредимыми  обоих  участников схватки, вернулся  в мои
ножны.
     Встряхнувшись и словно  сбросив  с  себя  оцепенение, волкодав,  уже не
обращая внимания на Арию, понесся ко мне длинными скачками.
     Еще  раз выхватив мечелет, я вновь послал  его навстречу  чудовищу. Это
был удачный бросок. Я не сомневался  в том, что, будь у меня в руках обычный
метательный нож, линия его полета закончилась бы  в горле  нападающей твари.
Но, не долетев до  моего врага нескольких сантиметров, мечелет круто изменил
направление полета, и, описав вокруг волкодава круг, вновь вернулся в ножны.
     Волкодав  резко  остановился, присев  на  задние лапы, и теперь сверлил
меня своими ненавидящими, горящими яростью глазами.
     --  Зачем ты  вернулся?  --  прохрипел  зверь,  разбрызгивая  слюну,  и
человеческий  голос, вырвавшийся из его пасти,  не показался мне в ту минуту
чем-то необычным.
     -- Чтобы убить тебя!
     --  Я  могу управлять твоим  оружием.  Ты ничего  не сможешь сделать со
мной.
     -- Ну, это мы еще посмотрим!
     Усилием воли я  попытался  вызвать  ускорение собственных реакций, и на
этот  раз  этот фокус  получился у меня  наилучшим  образом.  Реакции  моего
организма ускорились в сотни раз.
     Облака,  летевшие  над  головой,   застыли  неподвижно,   капля  слюны,
сорвавшаяся  с клыков чудовища, остановилась в  воздухе.  Такой концентрации
мне еще  не удавалось  добиться.  Казалось,  время полностью остановилось. Я
знал, что расплата за это будет жестокой, что несколько секунд спустя, после
того  как закончится ускорение, шок сделает меня совершенно беспомощным.  Но
это будет потом, а сейчас я стал полным хозяином положения. Двумя небольшими
прыжками я сократил расстояние до противника и вытянул вперед  правую  руку,
плотно сжав пальцы ладони.
     Она легко вошла в тело монстра, разорвав шкуру и мышцы. Я знал, что при
такой скорости движения не почувствую преграды. Только пальцы обожгла резкая
боль. Не  обращая на это внимания,  я повернул руку, нащупал  его  сердце  и
вырвал его из груди. В ту же секунду  волна темной энергии,  покидавшая тело
чудовища, накрыла меня.
     Я не знал, что это будет  так мучительно.  Ощутить все, что  чувствовал
монстр в свои последние секунды жизни. Но  кроме этого было еще и знание. На
какую-то долю мгновения мне открылось все, что знал он.
     Никогда  я  не ощущал ничего  подобного,  что-то меня  связало  с  этим
погибающим существом, возможно, та самая частица темной силы, что поселилась
в моем мозгу после знакомства с черепом черного великана.
     И  в это  мгновение  я  понял,  что  если  еще  раз  подойду к  черепу,
прикоснусь  к  камню,  за   которым  послал  меня  Грегориан,   то  опухоль,
обосновавшаяся  в  моем  мозгу,  разрастется  до  неуправляемых  размеров  и
полностью подавит мою волю.
     Именно  этого  добивался  Грегориан,   отправляя  меня  сюда,  никакого
возвращения  не планировалось.  И камень  был ему не нужен,  если  он вообще
существовал.  Я должен  был стать рабом черного великана  или  одним из  его
стражей и навсегда остаться на  Черной планете. Простой и безупречный  план.
Чтобы  выбраться отсюда,  мне следовало вновь подойти  к черепу и попытаться
извлечь камень. План лорда уже почти сработал...
     Вот  только  Грегориан  не мог  предвидеть  неожиданно открывшейся  мне
истины и моего теперешнего знания...
     Я  инстинктивно рванулся  назад, еще не зная,  что  буду делать дальше.
Видимо,  в глубине  моего  сознания жила  надежда на  то,  что  мне  удастся
благодаря сжатому времени, в котором  я существовал в этот момент,  упредить
исчезновение  перехода,  подхватить беспомощную  Арию  и  успеть  вернуться,
прежде чем переход закроется окончательно.  Но титаническая  сила обрушилась
на меня в тот самый момент, когда я попытался сделать шаг назад.
     Словно невидимые щупальца протянулись ко  мне с плато, где лежал череп,
они вцепились в мое тело, в мой мозг, парализуя волю и  властно притягивая к
себе,  как  осьминог  притягивает  жертву, неосторожно приблизившуюся к  его
укрытию.
     Даже энерган ничего не мог с этим поделать. И  амулет Мстислава на этот
раз оказался бессильным. Вот когда  мне пригодились монастырские тренировки,
научившие меня  концентрировать волю и внимание. Я  приказал себе забыть обо
всем, думать только о движении  назад.  Маленький  шаг,  передвинуть ногу на
несколько  сантиметров в обратном направлении... Он был труднее всего,  этот
первый, крошечный  шаг.  Но за  ним  последовал  второй  и  третий. Мое тело
склонилось,  словно  под  напором  невидимого  ветра,  а   ноги,  подчиняясь
сконцентрированному  усилию воли, медленно и неуверенно,  но все же сдвигали
назад непослушное тело.
     Но  все казалось  бесполезным.  Я двигался слишком  медленно  и слишком
долго находился под действием энергана. У меня не хватит сил, чтобы выиграть
этот  неравный  поединок. Лицо  покрылось холодным  липким  потом, а  тонкая
струйка крови от прикушенной губы медленно стекала по подбородку.
     И все  же  я двигался назад,  а  затем и вбок, в  сторону  Арии. В этом
направлении двигаться  было значительно легче, и через какое-то время, через
час, а может быть, через год, я оказался рядом с Арией.
     Ее поза  не изменилась. Возможно, я уже  не  смогу  помочь ей, не стоит
даже пытаться.  Я и  сам  едва двигаюсь. С дополнительным грузом я не  сумею
сделать  ни одного шага. Время действия энергана вот-вот кончится, я потеряю
сознание и останусь здесь, пока не погибну, зачем же умирать обоим?
     Ведь  у меня еще есть шанс,  пусть  он совсем крохотный, ненадежный, но
это мой собственный шанс. Почему я должен им жертвовать ради нее?
     -- Потому  что она, не раздумывая, рискнула своей жизнью, чтобы  спасти
тебя! -- Этот голос, голос моей совести, едва слышный, тем не менее пробился
на поверхность сознания и заставил меня поднять Арию.
     Ее тело оказалось таким легким, почти невесомым! И как только  я сделал
это, черные щупальца,  сковавшие меня, ослабли, словно потеряв большую часть
своей силы.
     Теперь  я  смог повернуться  и убедиться  в  том,  что туннель  все еще
держится,  все еще существует, и вид  его опалесцирующей бездонной голубизны
помог мне преодолеть остатки сковавшего меня сопротивления черной силы.
     Но в тот самый момент, когда  до входа в туннель остался последний шаг,
что-то  произошло.  Некое движение  перечеркнуло  мой  путь,  на  долю  того
краткого мгновения, в которое превратил для меня время  активированный  моей
волей энерган.
     У  самого  входа  в   туннель  возникла   неясная   тень,   через   миг
материализовавшаяся.
     Преграждая мне  путь, у  ворот  перехода появился  невысокий  человек в
темном блестящем  плаще  и в высоком цилиндре. Казалось, он  сошел с эстрады
какого-то  цирка, но только в его лице не было ничего, что  могло бы вызвать
улыбку  у  зрителей.  Оно  было покрыто той мертвенной  бледностью,  которая
бывает лишь на лицах покойников, а его бездонные глаза пылали огнем.
     -- Зачем же так спешить обратно, мой дорогой гость?
     -- Кто вы?  -- Вопрос прозвучал  глупо,  почти беспомощно. И лишь через
секунду,  после  того,  как он сорвался с моих  уст,  я  вспомнил о том, что
движущееся существо  в поле моего зрения может появиться лишь в том  случае,
если его реакции и скорость равны моим собственным...
     --  Я  один   из  стражей.  Всего  лишь  один  из   стражей.  Позвольте
представиться! -- Он  снял цилиндр и слегка наклонил голову в  старомодном и
полном собственного достоинства кивке. -- Бартоломей Арисман.
     -- Я бы с удовольствием  побеседовал с вами, любезнейший Арисман. Но, к
сожалению, я  спешу. Как вы, наверно, заметили, эта девушка истекает кровью,
ей нужна немедленная помощь.
     -- Вы имеете в  виду суламиду? Ну, о ней вы напрасно  беспокоитесь. Эти
существа на удивление  живучи. К тому же вы разогнали свой организм до такой
степени, что биологическое время остальных существ практически остановилось.
Несколько минут, которые вы потратите на  беседу со мной, не будут иметь для
нее никакого значения.
     -- Насколько я понимаю, ваше время столь же быстротечно, как мое.
     -- Что поделаешь. Мне необходимо было  побеседовать с вами,  поэтому  и
пришлось разогнаться до вашего уровня.
     Пока  он  говорил,  я  внимательно изучал  его лицо  и фигуру,  пытаясь
понять, насколько опасен мой новый противник и как  он  себя поведет,  когда
дело дойдет до стычки. Бартоломей был невысок и едва доставал мне до  плеча.
Но  в  его  застывшем,  мертвом  взгляде  чувствовалась огромная  сила,  и я
инстинктивно понимал, что, если дело дойдет до поединка, мне вряд ли удастся
с ним справиться.
     -- Чего вы хотите, месье Арисман? -- сам не зная почему,  я использовал
это французское обращение,  наверно,  из-за того, что в его фигуре, несмотря
на ощущение огромной силы, было в то же время что-то театральное.
     -- Вы знаете, что черный господин просыпается?
     -- Нет. Но думаю, меня это не касается.
     -- Еще как касается. Это ведь вы его разбудили.
     -- Я? Каким это образом?
     --  Оружие  белого витязя, застрявшее в  его  черепе, не позволяло  ему
проснуться.  А  если  мне  не  изменяет  память, именно вы извлекли  мечелет
оттуда.
     --  Ну и что  с того?  Раз вы его страж, то должны радоваться тому, что
ваш господин оживает.
     -- Это не совсем так, гражданин Крайнев.  А вернее, совсем не так. Если
он оживет, ему уже не понадобятся стражи.
     -- И, выходит, вы потеряете работу?
     -- Что-то вроде этого.  Хотя дело  обстоит  гораздо серьезнее,  чем  вы
предполагаете. Есть вещи, положение которых менять не стоит. Слишком большие
потрясения может  вызвать  случайно  сорвавшийся  камень,  если он  лежал  в
основании лавины.
     -- Чего, собственно, вы от меня добиваетесь?
     --  Я хочу,  чтобы  вы вернули оружие, которое торчит  из  ваших ножен,
туда, откуда вы его взяли.
     -- Оно мне нравится, это оружие.  А вы -- нет.  Уйдите с дороги, пока я
не использовал его по назначению.
     --  Помните  черного волкодава? Ваше оружие я сумею остановить. Поэтому
давайте обойдемся без угроз и попробуем договориться.



     Огромное  солнце  Черной  планеты  неподвижно  застыло  на   горизонте.
Ощущение  замедленного  времени не  проходило. В неподвижном  мире лишь  два
существа   сохранили   все   признаки  жизни  и   упорно   продолжали   свой
психологический поединок.
     -- Я ни о чем не  буду  договариваться  с вами и уж тем более ничего не
буду  предпринимать, пока вы не переправите эту девушку  в  ее родной мир, в
лабораторию мастера Спейса.
     Бартоломей недовольно поморщился.
     -- Речь идет о судьбах  многих миров, а вы пытаетесь решить свои личные
проблемы, не слишком ли это эгоистично?
     -- А,  уговаривая меня помешать пробуждению вашего  господина, разве вы
не преследуете личные цели?
     --  В чем-то  вы  правы...  В  споре  очень  важно использовать доводы,
способные изменить мнение вашего  противника о себе самом. Что ж, кладите ее
у входа в туннель.
     -- Я должен видеть,  чем закончится переход! Я должен знать, куда вы ее
отправите.
     -- Вы увидите.
     И я действительно увидел.  Какая-то часть меня вместе с Арией понеслась
сквозь пространство. Одновременно с этим я мог рассмотреть собственные ноги,
стоявшие на песке Черной планеты.
     Переход проходил очень  быстро, гораздо быстрее, чем во всех предыдущих
случаях. Я не испытывал  никаких  ощущений,  поскольку на самом деле сам  не
участвовал в этом переходе. Я был всего лишь зрителем и не успел еще решить,
что буду делать дальше, если все закончится благополучно, как Ария оказалась
лежащей у знакомого мне  камина, в том  самом помещении,  в котором я и  сам
когда-то  появился  на Шаранкаре. Спейса я не  успел  увидеть. Стены туннеля
побледнели  и растаяли  в  раскаленном пустынном  воздухе  Черной планеты, и
вместе с их исчезновением пришло запоздалое  сожаление. Я, возможно, упустил
свой  последний шанс  и  теперь уже никогда  не смогу вернуться. Угадав  мои
мысли, Бартоломей сказал:
     -- Чтобы переправить вас, мне не понадобится туннель, все будет гораздо
проще.  --  И  прежде  чем я успел спросить,  что  он  имеет  в  виду, страж
решительно повернулся  и  направился в сторону плато, небрежно бросив мне на
ходу: -- Следуйте  за мной! -- От его тона меня обдало холодом. Он знал, что
я полностью оказался в его власти, и не собирался этого скрывать. Он не стал
даже ждать моего ответа, словно все уже было решено.
     Но  это было не так.  Я  не сдвинулся  с места,  и  ему  тоже  пришлось
остановиться.
     -- Вы заставляете меня ждать, господин Крайнев!
     --   Возможно,  вам  придется  ждать  очень  долго.  Мы  ни  о  чем  не
договорились, и отправка Арии была всего лишь предварительным условием.
     --  Вы  начинаете  мне надоедать.  Гораздо  проще  будет  вас  попросту
уничтожить.
     -- Так в чем же дело? Почему вы медлите?
     Это походило на картежную игру, где ставкой была моя собственная жизнь,
и  если  я ошибся, если мое предположение  неверно, со мной  будет покончено
очень быстро.
     -- Вам  нужен мечелет? Ну так  возьмите его!  --  Я расстегнул ножны  и
осторожно  положил на  песок свое  драгоценное  оружие.  Мечелет  недовольно
вибрировал,  я  знал, что в неподвижности  он останется всего лишь несколько
секунд, и за это время  я должен был заставить Арисмана открыть  свои карты.
Мне надоело  быть пешкой  в чужой  игре, и сейчас, рискуя жизнью,  я начинал
свою собственную.
     Арисман, не  двигаясь  с места,  бросал на  меня испепеляющие  взгляды.
Казалось, бессильная ярость, которую он  испытывал  в этот момент,  способна
выжечь его собственное нутро.
     --  Ну,  хорошо.  Вы  догадались,  что  никто,  кроме   вас,  не  может
использовать Кордерол. Чего вы добиваетесь?
     --  Предположим, я соглашусь на ваше предложение.  Чем это кончится для
меня лично?  Туннель за  это время,  скорее всего,  закроется,  а  я  лишусь
прекрасного оружия, ничего не получив взамен.
     --  Если  дело  только  за  этим  --  можете  не беспокоиться.  Я сумею
компенсировать вашу утрату. Туннель тоже никуда  не денется. Он  будет здесь
до тех пор, пока я его не закрою.
     Если  это  последнее  обещание  не  было  блефом,  то  Арисман  обладал
могуществом, намного превосходившим даже способности лорда Грегориана.
     -- Если я соглашусь, что  именно можете  вы предложить взамен? Простого
возвращения в Шаранкар мне недостаточно.
     Разумеется,  я не собирался  расставаться с мечелетом.  Эта  фраза была
всего лишь способом прощупать противника, узнать возможности этого человека,
если, конечно,  он  был человеком.  В  этом я сомневался  с  самого  начала,
несмотря на то, что внешне он выглядел как обычный человек,  если не считать
его странного наряда и взгляда, способного расплавить металл.
     Но  первый шаг  к  переговорам был уже сделан,  тот самый шаг,  который
впоследствии может остановить кажущуюся неизбежной схватку.
     Я   почувствовал,   как  изменилось   настроение   моего   собеседника.
Смертельная  угроза,  повисшая  надо  мной,  казалось,  исчезла.  Бартоломей
соизволил даже улыбнуться, хотя эта улыбка больше походила  на презрительную
гримасу.
     -- Ну, например, я смогу доставить вас на Землю. Вы ведь этого хотели?
     -- Каким образом? Пробьете пространственный туннель до самой Земли?
     -- К сожалению, это невозможно.  Ваша планета слишком далеко от нас, но
есть другие, не менее эффективные способы.  После того  как вы  вернетесь на
Шаранкар, за вами придет звездолет.
     --  Насколько  я помню, космодром там  заброшен,  и рейсовые корабли не
посещают эту планету.
     -- За вами пришлют специальный корабль.
     -- Вот как? Я слишком мелкая сошка для подобного мероприятия.
     -- И тем не  менее это  будет сделано. Контора,  которую я представляю,
обладает     неограниченными     возможностями.     Мы    можем     изменять
причинно-следственный континуум на вашей планете.
     -- Контора? Мне помнится, вы говорили о том, что являетесь стражем. При
чем здесь контора?
     -- Мне приходится выполнять множество различных  обязанностей, господин
Крайнев,  вы не представляете, как это хлопотно  и как  дорого стоит  каждая
минута, потраченная на вас.
     -- Я вам сочувствую, месье Арисман.
     -- Приятно иметь дело с серьезным, понимающим человеком.
     Насмешка в его голосе мне совсем не понравилась.
     -- До сих пор я слышал ничем не подкрепленные обещания. Я должен верить
вам на слово?
     -- Придется поверить. Мы работаем с вашей расой уже не одну сотню  лет.
За  это время не были нарушены условия ни одного договора. Со стороны  ваших
соотечественников  имелись  попытки  нарушить  отдельные   пункты,   но  они
немедленно и весьма эффективно пресекались. Что  же касается  нашей конторы,
мы слишком долго занимаемся бизнесом и  давно  уже поняли  одно  из  главных
правил  ведения  дел.  В  перспективе  обман  всегда  обходится  дороже  той
сиюминутной выгоды, которую благодаря ему можно получить.
     Бартоломей замолчал и какое-то  время,  не говоря ни слова,  смотрел на
меня. Должно быть, мой  вид  не убедил его в том, что доводы достигли  цели.
Этому способствовало и  то, что мечелет,  которому надоело неподвижно лежать
на песке, вернулся в ножны у меня за плечами.
     Сейчас Бартоломей уже не  выглядел  таким  самоуверенным,  каким  был в
начале нашей встречи. Вся его спесь куда-то улетучилась.
     -- Мне понятны ваши  сомнения. Но, прежде  чем вы примете окончательное
решение, я хочу, чтобы вы это увидели.
     -- Увидел что?
     -- Увидели, как просыпается наш господин.
     До сих пор у меня не было времени даже для того, чтобы осмотреться. Все
произошло   слишком  стремительно  --   схватка   с  волкодавами,  появление
Бартоломея, отправка Арии к Спейсу. Лишь сейчас у меня появилась возможность
бросить взгляд на плато, куда так упорно приглашал меня Бартоломей.
     Даже отсюда, с  большого  расстояния,  оно выглядело необычно.  Вопреки
всем законам природы над ним клубились  черные грозовые тучи.  Очень странно
выглядела  черная  клубящаяся  завеса, раскинувшаяся  над  одной, отдельной,
частью  пустыни.  Весь  остальной  воздух,  до  самого  горизонта, оставался
кристально чистым.  На небе ярко сверкало беспощадное, раскаленное солнце, и
только  над плато, четко очертив его границы,  висели плотные тучи, время от
времени озаряемые вспышками молний.
     Мне никогда не приходилось видеть грозу в пустыне, и надо признать, это
зрелище вызывало тревогу, почти страх.
     Но был и  другой результат.  Увиденная  мной  картина,  заставила  меня
последовать  за Бартоломеем. Что бы  там ни  происходило, я не мог исключить
того, что имею к этим событиям самое непосредственное отношение.
     Через  какое-то время наше  стремительное продвижение  в  сторону плато
замедлилось, потому что поверхность каменистой почвы, сменившей песок вблизи
горного массива, во  всех направлениях  пересекли глубокие  трещины,  больше
похожие  на тектонические разломы. Я хорошо помнил, что  раньше их  здесь не
было.
     -- У вас что, вулкан просыпается?
     Бартоломей даже не  обернулся, и  мой вопрос остался без ответа. Я бы и
не услышал  его, потому что гром, сопровождавший бушевавшую над плато грозу,
слился в непрерывный гул, напоминавший артиллерийскую канонаду.
     Мы  подошли  к началу тропы,  по которой  я поднимался на плато  в свое
предыдущее посещение. Только теперь я увидел водопад, которого здесь не было
раньше, и остановился, потрясенный открывшимся передо мной зрелищем.
     Со стометровой высоты низвергалась вниз река темно-багрового цвета, она
напоминала гигантскую застывшую сосульку. Наши реакции все  еще не позволяли
видеть никакого движения в окружающем мире. Я уже почти догадался о том, что
это такое, прежде чем услышал ответ на свой невысказанный вопрос.
     -- Это кровь. Нам надо спешить. Времени остается совсем немного.
     Мы полезли вверх по круто уходившей до самой кромки  плато тропе. Почва
содрогалась  от непрерывных  подземных ударов,  сверху  то и дело  срывались
камни и неподвижно застывали  в воздухе. Нам приходилось уклоняться  от этих
булыжников, словно воздушные  шары,  повисших в воздухе.  Я двигался,  как в
тумане, механически повторяя одни и те  же  движения. Должно быть, поэтому я
не заметил момента, когда мои  реакции вернулись к норме и время обрело свой
обычный ход. Раньше, после такого длительного периода ускоренных реакций шок
свалил  бы  меня  с  ног,  --  теперь  же  я  не  чувствовал  ничего,  кроме
нараставшего  ужаса.  Он  низвергался  на   нас  сверху  вместе  с  кровавым
водопадом, и каждый следующий шаг давался трудней предыдущего.
     Бартоломей первым достиг конца  тропы, и теперь стоял, поджидая меня на
краю  обрыва,  скрестив руки  на груди, словно лишний раз  желая подчеркнуть
свое нетерпение. Когда  я,  с  трудом  преодолев  последние  метры  подъема,
оказался рядом, он прокричал, перекрывая непрерывный грохот грома:
     -- Смотрите! Это лишь начало того, что вы натворили.
     Поле  сражения еще  сохраняло  свои прежние контуры,  но  теперь  здесь
остались лишь скелеты черных воинов, и  мне показалось, что некоторые из них
шевелятся,  пытаясь  приподняться. Со  всех сторон неслись стоны, бессвязные
бормотания, проклятия. Скелеты обрастали плотью у меня на глазах.
     Набравшись мужества,  я  наконец перевел  взгляд на  утес,  под которым
лежал череп черного великана.
     Утеса   больше  не  было.  На  его  месте  возвышался  необъятный  торс
гигантского  тела, голова которого  подпирала  кромку  туч. Из  пасти  этого
чудовища, оттуда, из-под облаков, и низвергалась вниз кровавая река.
     Лишь  одна-единственная  мысль билась теперь  в моей голове: прекратить
этот ужас, прекратить как можно скорее.
     Рука сама  собой  потянулась  к  заплечным  ножнам и  нащупала рукоятку
мечелета. В последний момент мне показалось, что черный великан разгадал мои
намерения. Из его  пасти  вырвался ужасный рев, и ошметки свернувшейся крови
обдали нас с ног до головы отвратительным вонючим дождем.
     Мне  даже   не   потребовалось  размахнуться.   Мечелет   сам,   словно
почувствовав,  что  от него требовалось, вырвался из моей  ослабевшей руки и
унесся вверх, к голове черного великана.
     Самого  удара  я  не  видел.  Только  скалы  вокруг нас  содрогнулись в
последний раз,  и  ветвистая молния хлестнувшая оттуда, куда улетел мечелет,
ослепительной вспышкой оборвала мое сознание.



     Очнулся я в своей монастырской келье и долго пытался понять, не было ли
случившееся со мной бредовым кошмаром.
     Я чувствовал слабость  во  всем теле,  руки двигались с трудом,  а  мою
попытку приподняться на постели пресек суровый голос Лаграна:
     --  Тебе рано двигаться!  Неделю  провалялся  без  сознания после такой
пустяковой царапины!
     -- Какой царапины? Что со мной произошло?
     --  Тебя ранило  во время  осады замка  Грегориана  и,  видимо,  слегка
контузило. Рана была ерундовая и вскоре затянулась, но ты так и не  приходил
в сознание до сегодняшнего дня.
     -- Чем закончилась осада?
     -- Да, как сказать... С одной стороны, мы вроде бы потерпели поражение.
С другой  стороны,  наша дерзкая атака  оказалась полной неожиданностью  для
лорда.  Ты нанес его войску  урон, которого  он никак  не ожидал.  Особенное
впечатление произвел  на врага  удар  твоего мечелета...  Есть и  неприятная
новость -- твое оружие так и не нашли. Пикермены говорят, оно исчезло сразу,
после того как в тебя попала молния.
     -- Какая молния? Вы вроде бы говорили о пустяковой ране?
     -- Рана действительно была пустяковой. Но нанесла ее колдовская  молния
лорда, ударившая со стены замка прямо в то место, где мы с тобой стояли.
     -- Это я  помню, но затем, как мне кажется, последовали переговоры. Или
их не было?
     -- Не было  никаких переговоров. Мы отступили сразу  же, после того как
ты потерял сознание. Продолжать штурм уже не имело смысла.
     -- Есть еще новости, о которых вы забыли упомянуть? Ария вернулась?
     -- Почему ты об этом спрашиваешь? Ты ведь не мог знать...
     -- Увидел  во  сне ее возвращение... Как ее раны? Удалось Спейсу с ними
справиться?
     --  Ты и  это  увидел  во сне?  -- Подозрительно  прищурившись,  Лагран
внимательно изучал мое лицо. -- Может быть, это был не совсем сон?
     --  Может быть...  Вам виднее.  В  конце  концов,  это  вы  должны  мне
объяснять все непонятные явления, связанные с магией. Так что с Арией?
     --  Ее раны оказались слишком серьезны. Спейс залечил их, но, боюсь, ей
теперь навсегда придется остаться в птичьем облике.
     Я   рванулся  с  кровати,  не   обращая  внимания  на  попытки  Лаграна
воспрепятствовать этому. Это известие обрушилось  на  меня, как  обвал. Боль
утраты оказалась  слишком сильной. И даже  мысль о  том,  что  мне  все-таки
удалось сохранить жизнь Арии, не смогла ее смягчить.
     -- Я должен ее увидеть!
     -- Это неразумно по двум причинам: тебе нельзя появляться в  Шаранкаре,
шпионы лорда  немедленно донесут о твоем появлении, и его люди схватят тебя.
А кроме того... -- Лагран остановился, задумчиво всматриваясь в меня, словно
решая, стоит ли продолжать.
     -- Кроме того, что?
     -- Кроме того, ты сам не знаешь, хочешь ли видеть Арию в  ее теперешнем
состоянии. Твое появление принесет ей только новые страдания.
     Он был прав -- и понимание этого заставило  меня остановиться на пороге
и вернуться в келью.
     -- Должен быть какой-то  способ возвратить  ей прежний  облик. Помогите
мне!
     -- Я  был  бы рад тебе помочь, и,  тем более, я помог бы самой Арии без
всякой  твоей просьбы, если бы  такой способ существовал. Но ни  я, ни Спейс
его не знаем.
     Значит,  больше  я ее не увижу... Мои  руки никогда  не  прикоснутся  к
ней... Лишь по ночам,  когда светит  полная  луна, а в  воздухе  промелькнет
силуэт ночной птицы, я буду провожать его тоскливым взглядом...
     Почувствовав, как глубоко ранило меня это известие, Лагран продолжил:
     -- Возможно,  так будет лучше для вас обоих. Эта история не могла иметь
продолжения. Ты никогда  бы  не забыл о том, что она не человек... Не совсем
человек.
     И это было правдой. Но правдой было и то, что мир Шаранкара опустел без
Арии. Я лишился здесь своего единственного  близкого  друга. Лагран был моим
учителем, и, несмотря на его искреннее и доброе ко мне отношение, между нами
всегда  сохранялась  определенная  дистанция.  Еще  в  большей  степени  это
относилось к Спейсу.
     Никогда уже не повторится та единственная ночь на Черной планете, когда
мы были вместе. Любил ли я эту женщину-птицу? Но даже на этот простой вопрос
у  меня  не было  однозначного ответа. Так  что же мне  делать? Смириться  с
приговором Лаграна? Я  не  готов был принять решение, я не мог справиться  с
раздвоенностью, поселившейся в моей душе после посещения Черной планеты.
     Было и  еще  кое-что... Еще  одна  пустота, еще одна  утрата. Раньше  я
всегда  мог  почувствовать присутствие  молдрома, где бы  он  ни  находился.
Теперь же телепатический канал связи с ним в моей голове опустел. Я звал его
снова и  снова, стараясь найти  хоть какую-то зацепку, точку  опоры, которая
поддержала бы меня в этот трудный момент.  Но  не было ничего,  ни мысли, ни
даже проблеска его сознания.
     -- Молдром выполнил свое обещание? Он ушел?
     Подтверждая мои худшие опасения, Лагран сказал:
     -- Он улетел. Сразу же после того, как мы отступили. Его ты тоже больше
не увидишь. И мне кажется, что есть какая-то причина, заставившая твою карму
измениться так резко. Причина, о  которой  ты не хочешь со мной говорить. Но
если  это так,  наша беседа  вообще  не  имеет смысла.  Ты помнишь  основное
условие, которое я поставил, когда согласился быть твоим учителем?
     -- Я помню: полное доверие, полная откровенность.
     -- И что же?
     -- Мне нечего сказать.
     Слишком многое на меня свалилось, слишком тяжек был груз. Я  отвернулся
к стене, не  желая  показать учителю свою боль и не  желая больше продолжать
нашу беседу, которая лишь бередила полученную мной душевную травму.
     Видя мое состояние, Лагран молча удалился, оставив меня  один на один с
мрачными мыслями. Возможно, и его я видел в последний раз... В момент, когда
возникла эта мысль, я не смог ее объяснить, но чувствовал, что так и будет.
     Я лежал на узкой  деревянной кровати, застланной матрасом  из ароматных
трав,  я видел над собой  знакомый до последней трещинки  потолок.  Глиняный
кувшин с родниковой водой, как всегда, стоял на небольшом столике. Все здесь
было привычно  и знакомо, но что-то изменилось  с того момента, как я узнал,
что больше не увижу Арию.
     Я понял, что у меня действительно не хватит духу встретиться с ней в ее
птичьем  обличье. Раньше,  когда она в  любой  момент  могла превратиться  в
человека,  я мог с  этим мириться.  Но если  близкая  тебе  женщина навсегда
превращается в сову -- это уже слишком.
     То,  что она  все-таки вернулась,  доказывало -- происшедшее со мной не
было' болезненным бредом. Я на самом деле еще раз побывал на Черной планете,
где  навсегда лишился  своего  волшебного оружия. Еще одна утрата...  Это не
имело для  меня лично  особого значения,  по-настоящему  оно никогда мне  не
принадлежало, я всегда чувствовал, что владею им незаконно, что мне одолжили
его на время, и потому расстался с Кордеролом без особого сожаления. Но зато
большое значение имело его исчезновение для всей монастырской братии. Теперь
я  не смогу  помочь своим  друзьям в монастыре,  если  дело вновь  дойдет до
стычки с войском лорда Грегориана.
     Я чувствовал еще  одну потерю... Моя способность  ускорять  собственные
реакции  и замедлять время  исчезла. Возможно,  это  было следствием слишком
долгого  замедления, к которому мне  пришлось  прибегнуть  на  Черной. Может
быть,  в будущем эта способность восстановится, а  возможно,  я  утратил  ее
навсегда.  Во всяком  случае, сейчас я не смог  вызвать знакомого холодка  в
голове, несмотря на все старания. Так и должно было произойти. Лагран прав.
     В какой-то момент у каждого  из нас  назревает крутой поворот в судьбе.
Тогда все вокруг изменяется, неожиданно  и резко. Возврат к старому, к тому,
что казалось привычным совсем еще недавно, становится невозможен. Именно это
произошло со мной, я вновь стал обычным человеком.
     Завершив  свою  миссию,   я   выпал  из  потока  событий,  до  сих  пор
определявшего мою  судьбу. Учитель, как  всегда, оказался  прав.  Моя  карма
изменилась.
     И  вместе с  пониманием  того,  что случилось,  пришло решение покинуть
монастырь. Рано или поздно шпионы лорда донесут ему о моем местонахождении.
     Можно было не сомневаться в том, что они имеют возможность проникать за
стены   монастыря  хотя  бы  под   видом   обычных  крестьян,   доставлявших
продовольствие. Если это случится, лорд бросит на монастырь все свое войско,
желая  до  меня  добраться и любой ценой  выяснить, что произошло на  Черной
планете. Пострадают  все, кто  здесь находился, а я, растеряв всю свою силу,
Уже ничем не смогу помочь защитникам монастыря...
     Я  ушел на  третий  день, как  только почувствовал  себя  способным  на
длительный  переход. Я ушел  задолго  до рассвета, ни с кем не  простившись,
чтобы избежать ненужных объяснений и уговоров.
     Ничто уже не могло  изменить мое  решение, я  жалел лишь о том, что  не
простился  со  своим  учителем.  Собственно, в этом была  и доля вины самого
Лаграна. За те три дня, что прошли после нашего последнего разговора, он так
и не счел возможным навестить меня. Я давно вышел на самостоятельную дорогу,
и с  периодом  ученичества, которое,  в сущности,  так и не  началось,  было
теперь  покончено.  Я  оставил Лаграну  короткую  записку и надеялся, что он
поймет и простит меня.
     Я взял с собой лишь дорожную котомку с запасом воды и сушеного мяса, из
оружия выбрал самое простое -- широкий короткий кинжал, достаточно  прочный,
чтобы  в  дороге  его  можно  было  использовать  для хозяйственных нужд, да
крохотный самострел  "жало осы", стрелявший метров  на  двадцать  небольшими
отравленными стрелами.
     Все  мои  сбережения,  сделанные еще  в  городе,  составляли  сорок два
кредоса, и  на эти  деньги я мог получить крышу над  головой недели на  две,
когда доберусь до людей. Что я буду делать потом, когда деньги закончатся, я
предпочитал  не думать. Найти работу чужестранцу на  Лиме  было  практически
невозможно.
     Как память  о тех необычных событиях, участником которых я стал, у меня
остался  лишь  талисман  белого  витязя,  по-прежнему висевший на  груди под
рубашкой.  Но я  не знал даже, что он собой  представляет  на самом деле. Не
знал, как его использовать и какое влияние он оказывает на мою судьбу.
     Рассвет  уже  чувствовался  на  сером  небосклоне,   закрытом  плотными
облаками, но до  восхода солнца оставалось еще  часа  два,  когда я  миновал
монастырские  ворота и ступил на  узкую  верховую  тропу,  ведущую  вниз,  в
долину.
     Стража у ворот поприветствовала меня и пропустила,  не  задав ни одного
вопроса.  Здесь  давно  привыкли  к  моей   самостоятельности  и   к  частым
неожиданным отлучкам.
     Мой путь  лежал через  узкую  долину,  в  которой  находилось несколько
небольших  деревень, и в этой  своей  части  был относительно безопасен.  Но
затем мне  придется преодолеть Каменный лес, отделявший  старый космодром от
остальных  владений  лорда.  Собственно,  благодаря этому лесу  вся область,
расположенная  за ним, не контролировалась войсками лорда, хотя  формально и
принадлежала к его протекторату.
     Дурная слава Каменного леса служила надежной преградой для необузданных
притязаний лорда на новые владения, так что если мне удастся его преодолеть,
я смогу чувствовать себя в относительной безопасности.  Вот только выполнить
намеченный маршрут будет  нелегко. У меня  не было серьезного оружия. У меня
не было даже лошади. Разумеется, настоятель монастыря  снабдил бы меня  всем
необходимым, если  бы я  обратился к нему с такой просьбой,  но тогда мне не
удалось бы избежать длительных уговоров и душеспасительных бесед с Лаграном.
     Возвращаться я не собирался, не собирался и менять  свое решение, какие
бы опасности ни поджидали меня впереди.
     Примерно через час,  когда небо над головой ощутимо посветлело, а тропа
стала  видна  метров на  двадцать  в  обе стороны, я услышал  шаги за  своей
спиной.  Странные, однако, шаги... Звук  был такой, словно кто-то равномерно
опускал на  камни резиновые  надувные  Подушки. Хлопок, едва слышный шорох и
снова хлопок. Как только я остановился, чтобы хорошенько  прислушаться, шаги
стихли. Пошел дальше -- и они зазвучали вновь.
     Вскоре это непонятное преследование мне окончательно надоело.
     Не  снижая  темпа  и  не  изменяя  ритма  ходьбы,  я  неожиданно  круто
повернулся и пошел в обратном направлении.
     Я правильно определил место, где это нужно было сделать. За моей спиной
только что осталась скала,  закрывавшая  всю тропинку, и  теперь  я появился
из-за нее совершенно неожиданно для своего преследователя.
     Вам когда-нибудь встречался гиппопотам  размером  с теленка? Мне нет. К
тому  же,  насколько я помнил,  гиппопотамы  не  ходят по  горам и никого не
преследуют. На  Земле это вполне  мирные, травоядные животные, и  огромные к
тому  же. Этот  местный  гиппопотам,  (я решил его  так  называть и  дальше,
поскольку не знал,  как  называется этот зверь и что он собой представляет),
увидев меня, жалобно заскулил и завилял своим кургузым  задом, на котором не
было ни малейших признаков  хвоста. Хоть я и опешил  от его  вида и замер на
месте,  ожидая развития дальнейших событий, особой тревоги я не испытывал. Я
еще  не  успел отойти от  монастыря на большое  расстояние и знал, что в его
окрестностях не водятся опасные звери.
     С другой стороны,  на  этой планете  могло  произойти все  что  угодно.
Человеческие  поселения занимали  едва  ли  полпроцента  ее территории,  все
остальное составляли дикие, неисследованные  земли, и если этот гость пришел
издалека,  от  него  можно ожидать любых сюрпризов. Прошло,  наверно,  минут
пять,  а мы оба продолжали стоять на месте, не пытаясь сократить разделявшие
нас несколько метров. Только сейчас я заметил, что лихорадочно сжимаю в руке
свой  крохотный  и совершенно бесполезный арбалетик,  его  маленькая стрелка
неспособна  была  даже  оцарапать  толстенную   кожу  этого  зверя,  мощными
складками спускавшуюся до самой земли.
     Если  у местной  фауны виляние задом означает приветствие, то мой зверь
не испытывал никаких агрессивных намерений, в чем я, впрочем, был совершенно
неуверен. Какого дьявола он поперся за мной? Что ему нужно?
     Я  никак не  мог  решиться  на то,  чтобы  повернуться к  нему спиной и
продолжить путь. Несмотря на внешнюю неуклюжесть, он мог обладать совершенно
неожиданными  для меня свойствами. Да и  его зубы, выступавшие  над отвисшей
нижней губой, выглядели достаточно внушительно.
     В  конце концов  мне  надоело это  неопределенное  ожидание, и я  начал
медленно пятиться назад. Он и не думал преследовать  меня, стоял все так же,
виляя  задом  и  тихо повизгивая.  Его  скрыла  от  меня скала, я  сразу  же
повернулся  и стремительно двинулся  вниз.  Вскоре  за моей спиной раздалось
знакомое шлепанье. Пришлось  перейти с  бега  на спортивную  ходьбу. Бегущий
человек демонстрирует  собственный страх и может привлечь внимание  хищника,
который вовсе не собирался на него нападать.
     Рассвет тем временем  полностью  вступил в свои  права. Солнце осветило
верхушки деревьев, ночные страхи уступили место наступающему дню.
     Предгорья кончились, передо мной открылась широкая долина, и уже совсем
недалеко я заметил  дымок, вьющийся над крышей дома ближайшего  хутора. Лишь
теперь я  позволил себе  обернуться. Он  был  рядом,  в  каких-то пятнадцати
метрах позади, и не собирался от меня отставать. Десятки тропинок пересекали
наш путь, но его не привлекла ни одна.
     Любого дикого зверя должна  была испугать близость человеческого жилья,
но  этого не испугала. Он последовал за мной до самого порога и  остановился
неподалеку, ожидая, когда мне откроют дверь.  Вполне разумный поступок, если
он решил, что одного меня на завтрак ему будет маловато.
     Однако все, что произошло,  после  того как  дверь  открылась, повергло
меня в полное недоумение.
     Едва на пороге появился хозяин,  как зверь бросился  к нему, виляя  изо
всех сил своим огромным задом.
     -- Вильсон! Где тебя носило, проклятый гулена? Мы тебя обыскались!
     Затем раздались радостные детские визги и крики, девчонка лет  восьми и
мальчишка  лет  двенадцати  мгновенно оказались  на  спине  монстра,  ворота
распахнулись, и эта впечатляющая кавалькада ворвалась во двор.
     --  Спасибо, мистер, что привели  нашего  роста,  мы  уж думали,  он не
вернется!
     -- Скорее,  это  он  меня  привел. Рост?  Это  ваше  домашнее животное?
Никогда о таких не слышал.
     -- Это довольно редкий вид,  мы купили его  на  ярмарке миров маленьким
щеночком, вырастили, и теперь дети в нем души не чают. В нашей местности они
не встречаются.  Мы  вам очень благодарны.  Вы, наверно, устали  с дороги --
проходите в дом, сейчас хозяйка соберет для вас  завтрак. -- Видно было, что
здесь не часто бывают гости и хозяева искренне рады моему визиту
     Мне нужно было узнать наиболее безопасную дорогу  через Каменный лес, и
поэтому я не стал отказываться, несмотря на то, что светлое время дня терять
не хотелось, -- путь мне предстоял не из близких.



     Дом был простой и приветливый.  Его стены, сложенные из  свежеотесанных
бревен, пахли смолой и наполняли ароматом леса всю горницу.
     Как  только  мы уселись  за огромным  обеденным  столом,  рассчитанным,
наверно, на целую дружину, хозяин сразу же приступил  к рассказам о Каменном
лесе, и я весь обратился в слух.
     Возможно,  потому, что  внутренне я  еще  не был готов  к  предстоящему
походу,  ужасные истории,  рассказанные хозяином хутора,  произвели на  меня
большое впечатление.
     Самое  свежее  происшествие  случилось  с  кузеном  Ларсом, живущим  на
соседнем  хуторе,  расположенном километрах в  десяти  к востоку. Ларе хотел
всего лишь запасти дров на  зиму. Считалось, что опушка леса до  самой Лысой
пади относительно безопасна. Видимо, Ларе слишком далеко углубился в лес. Он
пропал на целых  три дня, а с тех пор, как вернулся, никто не слышал от него
ни одного слова.
     Настоящий  лес начинался  за падью,  и  именно  там происходила  разная
чертовщина. То оттуда вылетали  огненные шары,  то выползали жабы размером с
собаку, плюющиеся ядовитой слюной. Жаб никогда  не видели за пределами Лысой
пади,  а  вот  шары  порой  долетали до  самого  хутора.  Симон,  так  звали
крестьянина, оказавшего мне  гостеприимство, видел их однажды. Они прилетели
под самое утро,  расселись на заборе  и висели  там  совершенно  неподвижно,
словно  фонари на  столбах,  до тех пор,  пока  не  взошло солнце,  а  затем
бесследно растаяли.
     -- Я не против дополнительного  освещения, никто из  поселян не стал бы
возражать, -- продолжил  он  свой  рассказ,  -- если бы  дело ограничивалось
только этим.
     Но у скота в загоне, на заборе которого висели шары, после их посещения
начались  необъяснимые  болезни. Половина  животных  вскоре  пала,  и  Симон
благодарил бога за то, что у него хватило ума не выходить из дома той ночью.
     В этом  месте  его рассказ был  прерван  появлением жены, несущей целое
блюдо   с   горячими  пирогами,   только   что  вынутыми   из  печи.  Пироги
распространяли такой соблазнительный аромат,  а медовуха в жбане, стоявшем у
правой руки  хозяина, оказалась  такой  хмельной, что рассказ  на  некоторое
время  пришлось  прервать, а когда  Симон вернулся  к истории кузена  Ларса,
солнце  стояло уже довольно высоко, и я понял, что  сегодня у  меня  нет  ни
малейшего желания отправляться в Каменный лес.
     В  конце концов я  никуда  не  спешил,  и один  день  не  имел  особого
значения. В общем, к обеду я  решил уступить настойчивым  уговорам хозяина и
остаться на хуторе до следующего утра. Это давало мне  возможность выступить
с рассветом и выиграть несколько лишних часов светлого времени.
     Давно я  не был в таком уютном и счастливом доме. Хотя особого достатка
здесь не  чувствовалось,  а повседневный тяжелый труд наложил свой отпечаток
на каждого из хозяев, они не сетовали на судьбу и не мечтали об иной доле.
     -- Если бы не сборщики налогов лорда, регулярно раз в году добиравшиеся
и до самых удаленных хуторов, нам бы всего хватало. Говорят, за лесом немало
свободных земель, но туда не пробиться...
     --  А   кто-нибудь   пробовал?  --  попытался  я  вернуть   хозяина   к
интересовавшей меня теме.
     -- Охотник Маркус пробовал. Он единственный  из поселян, кто  не боится
охотиться в самом лесу и знает там все тропинки.
     -- И с ним ничего до сих пор не случилось?
     -- Это  нам  неведомо.  Он  никогда  не рассказывает  о Каменном  лесе.
Впрочем, никто  и не стал бы его слушать. Люди избегают Маркуса, не покупают
у него дичь и не приглашают в свои дома, даже на праздники.
     Что-то с ним не так,  с  этим Маркусом. Говорят его видели на ярмарке в
Ситле,  а его сосед утверждает,  что в  то же самое время Маркус  весь  день
трудился по  хозяйству  и  не  покидал  собственного  дома.  Были  и  другие
случаи... Те, кто побывал в лесу, меняются. Что-то с ними происходит...
     Я не придал слишком большого значения рассказам хозяина о Маркусе, люди
склонны  преувеличивать  собственные  страхи,  и все  непонятное,  с  чем им
приходится сталкиваться, в их изложении гипертрофируется.
     Такой  человек,  как охотник Маркус,  мог бы  стать  для меня  отличным
проводником через лес, беда  лишь в том, что  мне нечем оплатить его услуги.
Никто не согласится за здорово живешь шататься по лесу в горячую пору уборки
урожая,  когда  каждый день в хозяйстве  ценится  на  вес золота. И все же я
решил встретиться  с Маркусом, хотя бы  для  того, чтобы расспросить о самой
короткой и наиболее безопасной дороге через лес.
     В  ответ  на  мою просьбу отвести меня  на хутор  Маркуса хозяин  долго
уговаривал не  делать этого, утверждая,  что у охотника дурной глаз. Каждый,
кто с ним общался, обязательно, рано или поздно, заболевал. Я подумал, что в
такой глуши,  без всякой медицинской  помощи, это  может  происходить  и без
помощи Маркуса.
     В конце  концов,  мне  согласились  показать, где живет охотник,  но  к
воротам его дома пришлось идти одному.
     Маркус  оказался высоким худым мужчиной, неприветливым и  небритым.  Он
даже в дом меня не пригласил и лишь грубо спросил, облокотившись на забор:
     -- Ну, что нужно?
     -- Нужно  пересечь Каменный лес. Хотел расспросить вас о  дороге,  -- в
тон  ему  ответил  я  так  же  коротко.  Видимо,  форма  моего   ответа  ему
понравилась,  потому  что  он  после  этого  приподнял голову  и  пристально
всмотрелся мне в лицо.
     -- Я вас где-то видел?
     -- Только если бывали в монастыре.
     -- Бывал. Я поставлял им дичь. Монахи не боятся моего сглаза. Постойте!
Вы тот самый воин, который осмелился штурмовать замок лорда Грегориана?
     "Нужно  сказать ему правду, -- подумал я,  --  это явится  своеобразным
тестом.  Если  он  дружен с лордом, я не смогу  доверять полученным от  него
сведениям".
     --  Я  действительно  командовал отрядом,  штурмовавшим  замок.  Штурм,
правда, прошел не слишком удачно.
     Все  волшебно изменилось  после этой  фразы.  Калитка  распахнулась,  и
неприветливое лицо охотника расплылось в дружеской улыбке.
     --  Как же  я не узнал вас сразу!  Простите мою грубость. С местными  у
меня  сложные отношения, а посторонним я не  доверяю.  Но враги лорда -- мои
лучшие друзья. Для вас у меня ни в чем не будет отказа. Одному вам через лес
не пройти -- придется проводить.
     Когда я завел разговор об оплате, он лишь усмехнулся.
     --  Ходить  в лес  --  это  моя  работа. Я терпеть не  могу  заниматься
хозяйством  и живу  за счет дичи,  которую добываю в  лесу.  Мне  давно  уже
следовало проверить дальние западни и капканы.
     Мы  выступили  на  следующий  день  еще  до  рассвета.  Весь  день  шли
проселочной дорогой, окруженной  высокими зарослями осоки и местных камышей,
похожих на  стебли земной кукурузы. К вечеру, порядком вымотавшись от  жары,
разбили лагерь на небольшом холме. Свободные от  зарослей его пологие склоны
позволяли видеть окружающее пространство на сотню метров вокруг.
     Костер   Маркус   разжигать   не   разрешил,   и   на   ужин   пришлось
довольствоваться сухарями и  солониной.  За  годы, проведенные  в космосе, я
привык  питаться  концентратами,  и меня это мало  трогало.  Больше огорчала
необходимость экономить воду. Хотя  нас окружала болотистая местность и воды
было  достаточно,  пить ее Маркус не советовал. Впрочем,  я  и без  него  не
решился бы пить эту стоячую, дурно пахнувшую воду.  Я не ожидал, что путь  к
лесу окажется таким  длинным, и стал приставать к Маркусу с  расспросами. Он
долго  смотрел на меня  так, как смотрят на надоедливого ребенка,  но все же
ответил:
     -- Мы уже давно в лесу.
     -- Где же деревья?
     -- Деревья будут  только в самом конце. Мы пошли самой дальней дорогой.
Так безопасней.
     -- Вы всегда здесь ходите?
     -- Иногда.
     Мне не  понравились его  короткие  ответы. Да  и сам Маркус  не слишком
нравился.  За всю дорогу  он едва ли  произнес больше  двух фраз, отвечая не
слишком вежливым молчанием на  все мои попытки разговорить его. Лицо Маркуса
оставалось угрюмым и замкнутым. Мне не было дела до его характера, но плохо,
когда  ничего не знаешь  о  человеке,  с которым приходится идти  в  опасный
маршрут.
     С самого утра  от охотника веяло неприветливостью и холодом. Я никак не
мог понять, что же заставило его, при таком отношении, добровольно вызваться
быть моим проводником, да еще без всякой оплаты... Возможно, сейчас он жалел
о своем опрометчивом обещании. Охотиться в болотистой  местности, по которой
мы шли,  было практически не  на кого. За весь день пути  мы не встретили ни
одной птицы и не увидели ни единого звериного следа.
     Впрочем, разбираться в настроениях Маркуса было уже поздно. Нам остался
всего день пути. Завтра к вечеру, у ворот Ластера, мы расстанемся навсегда.
     Дежурить  он вызвался  первым,  и я не  стал  возражать,  хотя  вторая,
утренняя часть дежурства всегда самая трудная. Он лучше меня знал местность.
Возможно, в  первую  половину  ночи лес, которого я  пока так и  не  увидел,
представлял наибольшую опасность.
     Я  долго не мог заснуть,  ворочаясь на своей  неудобной постели, наспех
сооруженной из подручных средств. Ночи на Лиме теплые, но слишком светлые. К
тому же сейчас наступило так называемое "двулуние", и оба спутника  Лимы  не
желали прятаться за горизонт.
     Уснуть  в незнакомом месте  всегда сложно.  А тут еще  мешали  странные
звуки,  доносившиеся  из  болота.  Кто-то  там  тяжело  вздыхал   и  чавкал,
пережевывая свой ужин, возможно, состоявший из припозднившихся путников.
     Иногда в  глубине болота, далеко в  стороне от нашего пути,  вспыхивали
непонятные огни, словно кто-то там запускал китайские фейерверки. Завтра нам
предстояла  самая трудная часть  перехода и,  собравшись с силами,  вспомнив
кое-какие наставления Лаграна на этот счет, я заставил себя уснуть.
     Мой сон был легким и прозрачным, и мне снова приснился золотой замок на
высокой  горе и белый витязь в искореженных доспехах. Он ехал мне навстречу,
а я стоял, ожидая, пока он проедет мимо и освободит  узкую  тропу, ведущую к
замку. Но он не спешил. Поравнявшись  со мной, Мстислав придержал коня и, не
поднимая забрала, заговорил:
     -- Твой путь  в  этом  мире подходит  к концу, а  ты  еще  не  готов  к
переходу.
     Я хотел ответить, но не смог произнести ни звука.
     -- Ты сделал правильно, когда вернул мое  оружие на место и не позволил
проснуться черному витязю. Ты помог мне тогда,  а сейчас я помогу тебе. Пора
просыпаться.
     После этих слов я действительно проснулся. Была середина ночи, до моего
дежурства оставалось еще около часа. Тишина стояла плотная и тревожная. Даже
болотные твари, так назойливо  верещавшие и чавкавшие,  теперь замолкли. Обе
луны  почти  касались краев горизонта.  Одна  -- на  востоке,  другая  -- на
западе. Все предметы  под этим  встречным  освещением  отбрасывали  длинные,
двойные тени.
     И  одна  из   таких  теней  падала  на  меня.  Возможно,   именно   это
обстоятельство  помогло  мне  проснуться. С  какой бы  стороны  ни  пытаться
подойти к спящему человеку в это  время, одна  из  теней обязательно  должна
была упасть на него. Наверно, я почувствовал движение тени на своем лице.
     Старая  космодесантная  привычка заставила  меня лишь слегка приоткрыть
глаза,  не  двигаясь  с  места.  "Сначала  оцени  обстановку  и  лишь  затем
действуй", -- гласило одно из главных правил патрулей и десантников.
     Обстановка,  прямо  скажем,  была  хреновая.  В  двух  шагах  от  меня,
выпрямившись во весь рост, стоял человек со  взведенным арбалетом в руках, и
наконечник стрелы  этого арбалета  был направлен  в  левую часть моей груди.
Лишь легкое движение пальца на спусковом крючке отделяло меня от смертельной
грани.
     В первое  мгновение я не сумел  рассмотреть лицо  нападавшего, да и  не
особенно пытался это сделать. Знакомый силуэт Маркуса исчез с вершины холма,
и поскольку я не слышал ни звука, догадаться, кто сумел подкрасться ко мне в
полной тишине, не составило особого труда.
     По-прежнему  изображая  спящего  и  даже  причмокивая  слегка губами, я
медленно подогнул правую руку и, словно невзначай, сунул ее в широкий карман
куртки. Там лежал мой крохотный арбалетик, но ни взвести его, ни вынуть руку
из  кармана,  не  вызывая  подозрений  своего  противника,  я  уже  не  мог.
Оставалось последнее  средство  --  попытаться  с  ним заговорить. Если  мне
удастся втянуть  его в беседу и каким-нибудь образом отвлечь от смертельного
выстрела, возможно, я успею извлечь на свет свое оружие. С такого расстояния
маленькая стрелка, напоенная ядом, мгновенно свалила бы с ног даже леопарда.
Но об этом  я мог только  мечтать.  Любое мое  движение спровоцирует его  на
немедленный  выстрел.  Поэтому я просто широко открыл глаза и, поймав взгляд
Маркуса, спокойным тоном  спросил, делая вид, что не  замечаю наведенного на
меня арбалета:
     -- Пора тебя сменить? Как прошло дежурство?
     -- Хорошо, что ты проснулся. Не люблю убивать людей во сне.
     --  А  зачем тебе  меня убивать?  --  спросил я все  тем  же трезвым  и
совершенно равнодушным  тоном, словно речь шла о ком-то третьем, не  имеющем
ко мне ни малейшего отношения.
     -- Приказано тебя ликвидировать.  Ты не выполнил предписания, отказался
вернуться на планету, с которой  бежал.  Лично  у меня  нет к  тебе  никаких
претензий, прости.
     После этих слов он  нажал  на спусковой  крючок, и стрела с характерным
хлестким свистом,  с  которым  срываются с места стрелы  тяжелых  арбалетов,
способные пробить любой панцирь, ударила в мою ничем не защищенную грудь.
     Боли я не почувствовал, лишь  волна неожиданного горячего  жара  обдала
меня с ног до головы. Ослепительно вспыхнул под рубашкой амулет Мстислава, и
стрела,  словно  наткнувшись  на  танковую  броню, искореженная  собственной
инерцией, отлетела далеко в сторону.
     Маркус,  не теряя  ни секунды и даже не пытаясь  разобраться в том, что
произошло,  немедленно вложил в арбалет  следующую стрелу,  не оставляя  мне
никакого выбора.
     Почти  все  магические  предметы, произведя какое-то действие,  требуют
после него  подзарядки.  Я не знал, сработает  ли защита амулета снова, если
Маркус  выстрелит достаточно быстро.  И потому,  выхватив  из кармана  "жало
осы",  взвел его и, не  целясь, выстрелил навскидку в уже успевшего натянуть
тетиву своего арбалета Маркуса.
     Стрела  угодила  ему  прямо в  горло.  От  неожиданной  резкой  боли он
покачнулся, все еще не выпуская из рук арбалет и пытаясь его приподнять.
     Но монастырские оружейники  хорошо знали свое дело.  Яд  этих крохотных
стрелок  убивал  мгновенно.  Не прошло и секунды, как Маркус тяжело осел  на
песок и выронил арбалет.
     Теперь  я остался совершенно  один в центре  Каменного леса. У меня  не
было ни  карты, ни компаса, я  понятия не имел, в какую сторону нужно идти и
будет ли в этом хоть какой-то смысл.
     Отогнав  эти мрачные  мысли, я  встал на дежурство,  поскольку как  раз
подошло мое время,  а  время.  Маркуса кончилось. До самого  рассвета мне не
давала  покоя  мысль,  было ли это  простым совпадением,  или Маркус заранее
знал, что я появлюсь на хуторе, и ждал там именно меня.
     Джина... Джина...  У тебя сотни лиц и  тысячи рук.  Есть ли у меня хоть
малейшая надежда, нет, не победить тебя, а хотя бы остаться в живых?
     Медальон  под  рубашкой  вновь слегка нагрелся, и  я ощутил  его  живое
тепло.  Не  задела  ли  его  арбалетная  стрела?  Я  извлек  из-под  рубашки
сверкающую  металлическую  пластину,  на  которой  не  обнаружил  ни  единой
царапины.
     -- Ну  и что ты хочешь мне сообщить? Новая  опасность? Знаешь, я устал.
Не пора ли сделать перерыв?
     Вдруг я заметил на краю металлического диска голубую звездочку, которой
там не было раньше. Словно крохотный светлячок присел на его краю.
     В сером предрассветном сумраке я стал внимательно исследовать медальон.
Нет, этот огонек мне  не привиделся, он был вполне реален, я мог закрыть его
пальцем, а мог снова выпустить на волю.
     Огонек не стоял  на месте, едва я начинал поворачиваться, он немедленно
смещался  по краю пластины.  В  его движении была какая-то закономерность, и
вскоре  я  понял,  какая  именно.  Словно  стрелка  компаса,  огонек  упорно
возвращался в  одно  и  то же  положение.  Куда бы  я ни  поворачивался,  он
указывал  в сторону от проселочной дороги, на  густые заросли в самом центре
болота.
     Раздумывал я недолго. Этот  талисман уже не раз спасал  мне жизнь, и не
верить ему у меня  не было никаких оснований. Если мне суждено провалиться в
топь, по крайней  мере, меня  утешит в  самом конце  мысль о том, что такова
воля Мстислава.
     Я  собрал вещи, исследовал  содержимое трофейной  сумки Маркуса,  кроме
дополнительного  запаса  воды  и  пищи,  там  не  оказалось для меня  ничего
ценного, зато  его тяжелый охотничий  арбалет мог  пригодиться в предстоящем
походе. Я пристроил его за спиной на то место, где когда-то висел мечелет, и
сразу же почувствовал себя уверенней.
     И вот уже я свернул с  дороги и  направился к зарослям в центре болота.
После  первых  шагов мои ноги увязли в жидкой  грязи по  щиколотку, затем по
колено. Я упрямо  продолжал  идти  вперед  и вскоре  почувствовал  под слоем
болотной жижи твердую почву. К  обеду я оказался  на острове посреди болота.
Здесь среди  местной осоки росло  с десяток карликовых  деревьев, совершенно
незаметных  со стороны.  У них не было  листьев -- только искореженные сухие
стволы.
     Подойдя  к странным растениям  вплотную, я понял,  что  они  состоят из
камня...
     Каменный лес  -- вот  откуда взялось его название. Внимательно осмотрев
деревья,  но  избегая  к  ним  прикасаться  --  всегда  следует остерегаться
незнакомой  инопланетной  флоры,  --   я  обнаружил,  что   это  не  древние
окаменелости. Некогда, и не так уж давно, здесь росли  совершенно нормальные
деревья, но со временем  их стволы настолько пропитались солями кальция, что
превратились в подобие сталактитов.
     Сделав небольшой привал в  самом центре острова, где почва была посуше,
я перекусил,  выпил строго  отмеренную порцию воды и  вновь достал медальон.
Огонек  не  исчез,  не бросил меня посреди  болота, теперь  он  показывал на
горбатый холм на противоположной стороне топи.
     Начав движение в этом направлении, я вновь  обнаружил скрытую под слоем
грязи  дорогу  и  уверенно  пошел дальше.  Я  уже  не сомневался в  том, что
благополучно преодолею все опасности Каменного леса. Надежный проводник  вел
меня вперед, подальше от оставленных позади проблем, опасностей  и друзей, к
какой-то новой и пока еще неведомой мне жизни.
     Но  теперь  я знал,  по  крайней мере, кто  направляет  поток  событий,
управлявший моей судьбой.







     Я   сидел  в  небольшом   запущенном  кабачке,  неподалеку  от  старого
космодрома, и медленно тянул  вторую и  последнюю на сегодняшний день кружку
пива.
     Местное   пиво  отвратительно  пахло  хозяйственным  мылом,   но   было
достаточно  крепким,  и  после  третьей  кружки жизнь  уже  казалась  вполне
сносной, а после четвертой -- прекрасной. К сожалению, я  должен был  беречь
каждую мелкую монету и не мог себе позволить больше двух кружек подряд.
     Из-за этого неприятного  обстоятельства я  пребывал в некой прострации,
где-то посередине между сносной жизнью и отвратительной действительностью.
     Работы  не  было,  деньги  заканчивались,  а мое присутствие  в  районе
заброшенного космодрома  выглядело совершенно бессмысленным. Сейчас обещание
Бартоломея переправить меня на Землю казалось  таким же  бредом, как  и  все
случившееся со мной на Черной планете.
     Космодром  не  работал уже  лет сто и  напоминал теперь  свалку старого
железа.  Там   даже  сторожа  не  было,   и   некому  было  послать  кораблю
навигационный луч для посадки. Единственным напоминанием о былом процветании
был  этот кабачок,  называвшийся "Левый стабилизатор".  Я спросил у бармена,
почему именно левый, и получил достойный ответ:
     -- На  правом  борту  не бывает ничего хорошего. Все аварии  начинаются
именно с правого борта.
     В кабачке редко  появлялись  посторонние, а  его завсегдатаи,  странные
личности, много лет назад различными  превратностями судьбы  заброшенные  на
эту  планету  космониты,  не  проявляли  друг  к  другу интереса.  Меня  это
устраивало,  хотя и  лишало  возможности  получить  ответ  на животрепещущий
вопрос: как все они оказались на Лиме, если корабли не наведывались сюда уже
более ста лет.
     Изредка  в  кабачок  заглядывали  туристы.  На Лиме  не  так  уж  много
достопримечательностей, тем более это было верно по отношению к  крохотному,
забытому богом городку Ластер, когда-то бывшему главным  космическим центром
планеты.  Так что "Левый  стабилизатор"  являлся одной из  основных  местных
достопримечательностей.
     Обычно  туристами  были  богатые  люди  из  дальних  провинций, которым
благоразумие  не  позволяло отправиться  в полное  опасностей  путешествие в
столицу  протектората.   Они  появлялись   на  несколько  минут,   всегда  в
сопровождении гида и охраны, оставляли за  стойкой пару  кредосов и исчезали
навсегда. Каждое такое  посещение давало завсегдатаям пищу для обсуждения на
несколько дней.  Я все  еще  не вошел в  круг  избранных  и не мог принимать
участия  в  этих увлекательных  дискуссиях,  где заключались пари  на место,
откуда прибыл тот или иной турист.
     Когда  все   ставки   были  сделаны,  бармен  аккуратно  заносил  их  в
специальную книгу, а его подручный рыжий Мак шел в агентство, где служил его
родственник, и возвращался с окончательным вердиктом.
     Я прикончил свою вторую кружку и теперь сидел, бессмысленно уставившись
на притолоку входной двери  и пересчитывая зарубки на ней. Каждый выигравший
больше десяти кредосов имел право оставить  здесь  зарубку и нацарапать свое
имя.
     На  сорок  второй  зарубке  мое  увлекательное  занятие  было  прервано
появлением очередного туриста.
     Входная  дверь скрипнула  и, близоруко прищурившись в темном помещении,
внутрь  шагнул  высокий  человек  в  синтрилоновом комбинезоне ярко-голубого
цвета.  За всеми  столиками  мгновенно  установилась  тишина,  и  все головы
повернулись  в  сторону  незнакомца.  Необычна была  не  только его  одежда.
Волевое загорелое лицо, аккуратно подстриженные  короткие  волосы с сединой,
небрежная  манера держаться,  и раскованность  в  движениях,  несвойственная
жителям Ластера, все говорило о том,  что он прибыл издалека. Если бы я сам,
два  дня  назад, не  побывал на старом космодроме и лично не убедился в  его
плачевном состоянии, то мог бы поклясться, что это космонит, причем космонит
настоящий.  В  этом  убеждала не  только  его  одежда.  Туристы  никогда  не
появлялись здесь  без  охраны, но этот человек был  один, и он направился  к
свободному столику, -- чего никогда  бы себе не позволил  ни один турист. Во
всех   туристических   справочниках  говорилось   о   том,   что   в  "Левом
стабилизаторе"  посторонним  разрешается пользоваться  только  стойкой.  Мне
самому понадобилось почти  две недели ежедневных  посещений кабачка,  прежде
чем я обзавелся здесь постоянным местом.
     Теперь  события  должны  были  принять  непредсказуемый оборот,  и я  с
интересом следил за  их развитием,  не подозревая еще, что все  происходящее
касается меня самым непосредственным образом.
     Посетитель  обвел  все  столики  внешне  равнодушным  взглядом,  и  мне
показалось, что на  секунду дольше, чем на остальных, его  взгляд задержался
на моем.  Я  подумал, что  его  внимание привлекла пустая кружка,  не  успел
развить   эту  мысль,  потому   что  огромная  туша  бармена  Николаса   уже
приблизилась к столику незнакомца.
     Николас,  чья  необъятная  фигура   состояла  отнюдь  не  из  жира,  по
совместительству выполнял в кабачке роль вышибалы и следил за тем, чтобы все
писаные  и неписаные  правила  "Левого стабилизатора" свято  соблюдались его
посетителями.
     --  Вам  следует  пройти  к  стойке. За  столиками  мы  посторонних  не
обслуживаем, -- пророкотал  Николас, впрочем, пока  что вполне миролюбиво. К
тем, кто нарушал правила по незнанию, он относился  достаточно  терпимо.  Но
этот странный посетитель даже не сдвинулся с  места. Он продолжал сидеть, не
меняя  позы,  и  улыбался  Николасу.  Однако  его улыбка,  мягко говоря,  не
соответствовала тому, что он ответил бармену.
     --  Я предпочитаю  сидеть  там, где  мне нравится. И обслужить  вы меня
должны быстро и качественно.
     Ничего  удивительного не было  в  том,  что  Николас завелся после этой
фразы.  Он протянул  к незнакомцу свою огромную  ручищу,  собираясь, видимо,
ухватить  его за ворот комбинезона, но вместо  этого рухнул на стол,  угодив
лицом  в  блюдо  с  недоеденным  салатом,  оставшееся  там  от   предыдущего
посетителя.
     Все находившиеся  в кабачке, включая и меня самого, мгновенно оказались
на  ногах.  Я  знал, что  за этим  последует. Здесь  не  любили незнакомцев,
которые  позволяли  себе подобные выходки. Еще никто толком не сумел понять,
что происходит, а несколько человек уже  бросились на необычного посетителя,
причем  четверо из  нападавших  с  тяжелыми глиняными  кружками  в руках  --
обычным оружием в кабацких потасовках -- оказались у него за спиной.
     И в этот момент я  услышал и  мгновенно  определил короткий стрекочущий
звук  парализаторов.  Причем  сразу  нескольких.  Все  нападавшие  оказались
лежащими на полу. Обернувшись на звук, я заметил в  дверях двоих в  коротких
плащах точно  такого же, как  у первого посетителя, цвета. Оба они держали в
руках направленные на  меня  парализаторы, и, только заметив это, я увидел у
себя в руке "жало осы" со взведенной тетивой. Крохотная смертоносная стрелка
была направлена в живот странному визитеру, а мой  палец лежал на  спусковом
крючке. Причем я даже не успел  заметить, когда проделал все необходимые для
этого движения.
     Несмотря на то что  я  теперь не  мог войти  в настоящий энергетический
транс,  остатки энергана в  моей крови  в  момент  опасности все же ускорили
реакции настолько, что они намного превзошли возможности обычного человека.
     --  Не  советую вам это  делать,  --  проговорил  незнакомец совершенно
спокойно.  И  этим своим  тоном  приостановил  движение  моего  пальца,  уже
давившего  на   спусковой   крючок  арбалета.  Если  не  считать   людей   с
парализаторами  у двери, то в  кабачке на ногах  оставались только мы  двое.
Усмехнувшись, я поинтересовался:
     -- Почему?
     --   Потому  что  ваша  стрела  не  пробьет  мой  комбинезон,  а   удар
парализатора будет весьма болезненным.
     Довод показался мне убедительным, и, медленно  опустив свое бесполезное
оружие, я спросил уже без всякого сарказма в голосе:
     -- Для чего вы это сделали?  Эти  люди не  собирались на вас  нападать,
если бы вы не начали первым.
     --  Я знаю, но мне нужен был повод, чтобы на время  их отключить и  без
помех поговорить с вами.
     -- Поговорить со мной? Именно со мной?
     -- Разумеется, надеюсь, вы и есть Игорь Крайнев, бывший первый помощник
с "Алькара".
     Если он хотел меня удивить  своей осведомленностью, то ему это удалось.
Никто на Лиме не знал моего полного имени, а уж тем более должности, которую
я занимал на своем корабле.
     -- И чего же вы от меня хотите?
     -- Я хотел предложить вам работу.
     -- Какую именно?
     --  Насколько  мне  известно,  вы  находитесь  в  достаточно стесненных
обстоятельствах и согласитесь на любую. Но я собираюсь предложить вам работу
по специальности.
     -- Это дурная шутка.  Здесь нет ни  одного корабля. И сколько бы  вы ни
разыгрывали  из  себя  космонита,  провести меня  вам  не  удастся.  Местный
космодром не может принимать корабли.
     --  А кто  вам  сказал,  что мой  корабль опускался на планету? Сколько
времени вы не были на Земле?
     Вопрос застал  меня врасплох, и мои лихорадочные подсчеты  ни к чему не
привели. Я не знал точной даты...
     -- Достаточно  долго,  как я полагаю, -- прокомментировал  мое молчание
незнакомец. -- Не меньше десяти лет. Техника не стоит на месте. За это время
наши корабли  научились обходиться без посадки.  Вместо  этого  используются
десантные ракетные  боты, способные  опуститься  в любой  точке планеты.  Во
время вашей службы такие боты  были только у дальних разведчиков, теперь они
есть на каждом корабле.
     -- И вы хотите сказать, что предприняли такой далекий и сложный рейс на
Лиму только для того, чтобы нанять себе помощника капитана?
     -- Не всякого помощника. Мне нужен именно Игорь Крайнев.
     Впервые  за  весь этот странный  разговор  я почувствовал  волнение, от
которого  у  меня  пересохло  во  рту.  Потому  что  догадка,  с запозданием
оформившаяся в  моей  голове,  могла означать лишь одно: Бартоломей все-таки
сдержал слово, и за мной прибыл корабль с Земли.
     -- Зачем я вам нужен?
     Я  все еще боролся с  собой, и вместо того, чтобы броситься без оглядки
навстречу  представившейся мне  невероятной,  почти  сказочной  возможности,
продолжал испытывать судьбу. Так уж я устроен. И дело  тут не в сомнениях, я
сразу же поверил этому человеку.
     Но когда неожиданно,  без всякой подготовки, без малейшего  намека  вам
предлагают то,  о  чем  вы мечтали долгие годы, то, что казалось  совершенно
невозможным,  --  волна  противоречия, вопреки  логике  и  здравому  смыслу,
поднимает вас на своем гребне.
     --  Это  долгий  разговор.  Мы  продолжим  его  на  корабле,  если   вы
согласитесь  с  первой  частью  моего предложения. Эти  люди  вскоре  начнут
приходить в себя, и второго удара парализатора они не выдержат.
     -- Вы хотите сказать, что будет и вторая часть? Что же еще ждет меня?
     -- Многое. Вы многого не знаете,  но объяснить я смогу вам это только в
том случае,  если  вы  пройдете  специальные  тесты.  Все  дальнейшее  будет
зависеть от результата этих тестов, а провести я их могу только на корабле.
     --  Каких  тестов?  У  меня  создается  странное  впечатление,  что  вы
пытаетесь всучить мне кота в мешке. Что будет, если я провалю ваши тесты? На
корабле я окажусь в вашей полной власти. Что меня там ждет на самом деле?
     -- Я  с  вами откровенен и говорю все,  что могу  сказать.  Вы напрямую
общались  с могущественными  силами  иной  цивилизации, которая  в настоящее
время угрожает земной Федерации. Обычно такое общение не проходит бесследно.
Любой  человек,  оказавшись  на  вашем  месте,  теряет  собственную  волю  и
становится игрушкой в чужих руках. Судя по  нашим предварительным сведениям,
вам удалось  этого  избежать, но только  после  специального  обследования я
смогу быть полностью уверен в том, что вы... -- Он остановился на секунду и,
слегка прищурившись, впился взглядом в мое лицо.
     -- В том, что я остался человеком?
     -- Совершенно верно.
     --  И  все  же, что  меня  ждет, если результаты  обследования окажутся
отрицательными?
     Я продолжал играть с судьбой и, похоже, уже перешел ту разумную  грань,
перед  которой следовало  остановиться. Но я  не  привык  принимать  решения
втемную, не зная всех  возможных  последствий. Против этого  восставал  опыт
всей моей жизни  и  многочисленные превратности, поджидавшие  меня на разных
планетах.  Я отлично понимал,  что как только попаду  на корабль, моя судьба
полностью  окажется  в руках этого человека, такого обаятельного и мягкого с
виду. Но за этой  внешней мягкостью я уже почувствовал железную волю и знал,
что, если понадобится, он, не поколебавшись ни секунды, уничтожит меня.
     -- Вам ничего не угрожает. Это я  вам обещаю. Самое большее, что я могу
сделать, так это отправить вас обратно, отказавшись от своего предложения.
     Чего-то  он не  договаривал. И весьма  для меня важного.  Шла  какая-то
большая  игра, в  которой  я, сам того  не зная,  принимал  непосредственное
участие. Рейс  специального  корабля  с Земли  стоил огромных денег, и  этот
человек  почему-то  вынужден  считаться  с  моими  желаниями.  Один  выстрел
парализатора  -- и  я давно бы превратился в молчаливый, безропотный груз на
его шлюпке.  Значит, ему нужен не  просто первый помощник, не  просто  Игорь
Крайнев  со всеми его знаниями и  возможностями. Ко  всему  прочему,  он еще
нуждался  в моем добровольном согласии. Почувствовав,  что я все еще не могу
прийти к определенному решению, он сказал:
     -- Как только обследование будет закончено, я расскажу вам  все. Обещаю
это. А сейчас нам пора уходить. Так идете вы с нами или нет?
     -- Не торопите меня! -- с неожиданной для себя резкостью возразил я. --
Одна-две минуты ничего не решают. Лучше скажите мне, кто вы такой?
     -- Я Валентин Павловский, капитан звездолета, присланного специально за
вами с Земли, и я хочу вам напомнить, что это та самая  планета, на  которой
вы  когда-то родились.  Этого вам  недостаточно? Долго  вы  еще  собираетесь
испытывать мое терпение?
     -- Столько, сколько потребуется. Как вы могли узнать, что я нахожусь на
Лиме? Здесь нет станций межзвездной связи.
     --  Зато  они есть  на Зардоне, и оттуда  на Лиму иногда ходят  корабли
контрабандистов.  Минуя ваш  заброшенный космодром, именно они привозят сюда
предметы, созданные с помощью технологий, неизвестных на Шаранкаре.
     -- Но для того, чтобы  определить мое  местонахождение,  вы должны были
располагать весьма разветвленной сетью наблюдателей на всех земных колониях.
     -- Она есть, эта сеть. Тем не менее нам потребовалось несколько лет для
того, чтобы отыскать вас. Довольно  долгое время  вас считали погибшим. Если
бы не это обстоятельство, за вами прислали бы корабль гораздо раньше.
     -- Это настолько важно?
     -- Намного важнее, чем вы можете предположить.



     Меры безопасности, предпринятые во время нашего передвижения по городу,
произвели   на  меня  удручающее  впечатление.  Нас  сопровождал   отряд  из
двенадцати  редженеров,  одетых  в защитные комбинезоны и вооруженных  самым
современным оружием. Кого они здесь опасались, в средневековой вотчине лорда
Грегориана, оставалось для меня непонятным,  но  каждого  встречного  жителя
приветствовал почти беззвучный хлопок парализатора,  после чего он  медленно
опускался на землю, теряя сознание.
     Я  знал  по  собственному  опыту,  каким  мучительным  и  долгим  будет
пробуждение  этих несчастных.  Заметив  мое  возмущение, Павловский неохотно
пояснил:
     --  Чем  меньше людей  будет знать о  нашем посещении и о том,  что  вы
покинули планету, тем  лучше.  Все это мне не  нравилось, но  согласие  было
дано, и отступать  теперь было поздно. Мысленно я уже попрощался с Лимой, на
которой прошли  без малого  четыре года моей жизни. Здесь я встретил  Арию и
навсегда  оставил ее  в  образе  птицы,  который  теперь  она уже  не  могла
покинуть, чтобы  снова стать человеком, в этом была и моя вина... Она готова
была пожертвовать жизнью ради меня, и вот теперь  я покидал ее навсегда, так
и не  решившись  проститься.  Поздние  угрызения  совести  не способствовали
хорошему настроению. Я  вспоминал тех, кто научил меня  жесткому контролю за
подсознанием, основам прикладной магии, владению холодным  оружием и многому
другому. Сейчас, когда  я  навсегда покидал  Лиму,  даже не  попрощавшись со
своими  учителями,  эти  знания  мало мне  помогали...  Несмотря  на  дурные
предчувствия, принятое решение все еще казалось мне правильным.
     Совсем  скоро  мне  предстояло  узнать,  не  было ли оно самой  большой
ошибкой  в  моей  жизни.  Почему  я поверил этим людям на слово? Откуда  мне
известны  их  истинные намерения?  Чем дальше мы  продвигались, тем  большее
сомнение меня охватывало. По бесцеремонному обращению редженеров Павловского
с  местными жителями я понял, что отступать  поздно.  Они все равно доставят
меня на корабль,  если  он существовал. Теперь  я сомневался даже в этом, но
вскоре  среди невзрачных холмов пустыни я заметил легкое марево, выдающее на
близком расстоянии силовое маскировочное поле.
     Посадочный бот находился  всего  в паре километров от  Ластера, и когда
это  поле было выключено, я удивился тому, как в двухметровой  металлической
чечевице могло разместиться столько людей.
     Впоследствии выяснилось, что  шлюпке пришлось сделать не меньше четырех
рейсов,  чтобы   переправить  обратно  на  корабль  эскорт,   сопровождавший
Павловского во время визита на Лиму.
     Корабль  тоже   оказался   небольшим,  гораздо  меньше,  чем   я   себе
представлял.  Это был какой-то старый транспорт, приспособленный для дальних
рейсов. И, однако, несмотря на солидный возраст, он был оборудован новейшими
навигационными приборами, о  которых я не  имел ни малейшего  представления.
Уже после  беглого осмотра корабля мне стало ясно,  что я не смогу выполнять
здесь обязанности не только первого помощника, но и простого механика.
     Моему  знакомству с  кораблем  никто не препятствовал,  хотя  команда и
отнеслась к моему появлению  довольно прохладно. Впрочем,  это  легко  можно
было объяснить: меня еще не представили этим людям, и им было непонятно, что
за странный пассажир доставлен с Лимы.
     На  транспорте  "Ин-48" (именно это краткое название красовалось на его
борту)  соблюдалась  военная  дисциплина,  меня  повсюду  сопровождали  двое
вооруженных охранников, и это мне совсем не нравилось,  слишком уж они своим
поведением напоминали конвоиров,  хотя и не мешали свободно перемещаться  по
кораблю. Наконец мне это надоело, и я потребовал проводить меня к капитану.
     -- Капитан  сейчас  занят. Он готовится  к старту и  вызовет вас, когда
посчитает нужным.  Лучше всего, если вы  пройдете в свою  каюту, старт через
полчаса. Вам  надо  проверить  и  привести  в  готовность  антиперегрузочные
устройства.
     По крайней мере, я узнал что у меня в этом битком забитом оборудованием
корабле, где не оставалось ни метра свободного пространства, будет отдельная
каюта.
     Или,  может быть, камера?  Но даже  после осмотра  предназначенного мне
помещения было трудно решить, что оно собой представляет.
     Герметичной  дверью с  надежным электронным замком снабжались все каюты
на  космических  кораблях,  и  при  желании  любую такую  дверь  можно  было
заблокировать с управляющего пульта.
     В каюте  не  было ничего  лишнего. Узкая койка  с матрацем на магнитной
подушке, столик, шкаф для одежды, переговорное устройство.
     В  шкафу  висел  рабочий  комбинезон  из  серебристой  ткани.  В  таких
комбинезонах щеголяли  все члены  команды, и,  чтобы меньше выделяться среди
них, я решил переодеться.
     Покончив с  этим, я лишний раз проверил замок  и убедился в том, что он
не заблокирован.
     Я   сел  на  койку   и  попытался  собраться  с  мыслями.  Организовать
специальную экспедицию  к одной из  самых дальних  планет Федерации лишь для
того,  чтобы  упрятать  в  тюрьму  никому  не  известного бывшего  помощника
капитана, сбежавшего с  корабля во время бунта, -- вряд ли кому-нибудь могло
прийти в голову подобное расточительство.
     Но  сам  факт появления  здесь этого корабля, капитан которого знал мою
фамилию, казался мне слишком невероятным,  и  ни  одно  разумное  объяснение
этому  факту не приходило мне в голову. Разве что обещание  Бартоломея... Но
его обещание и реальный  корабль  с реальными людьми на  борту слишком плохо
увязывались друг с другом, слишком все попахивало мистикой.
     Тогда я попробовал просчитать другой вариант случившегося. Что, если ни
сам корабль, ни его капитан  не имеют никакого отношения к земной Федерации?
Я знал, что на Лиму иногда заходят корабли контрабандистов. Что, если кто-то
из моих врагов, тот же лорд Грегориан, который наверняка  поддерживал с ними
тесные контакты, решили использовать один из таких кораблей, чтобы  заманить
меня  в  ловушку?  Во всяком  случае,  такое  предположение  выглядело более
правдоподобным, чем специальный рейс с Земли.
     Эти соображения пришли мне в голову довольно поздновато. Но убедиться в
этом нужно было прямо  сейчас, еще  до старта, пока у меня оставался хотя бы
небольшой шанс вырваться  из ловушки -- хотя,  какой  там шанс... Что я  мог
сделать голыми руками против людей, вооруженных самым современным оружием?
     Тем не  менее  я решительно  поднялся  с  койки, распахнул  все еще  не
заблокированную  дверь и, не  обнаружив за ней уже ставшую привычной охрану,
рванул  вдоль  коридора,  не имея  ни малейшего  представления о  том,  что,
собственно, делать дальше.
     Верхнюю палубу я успел неплохо изучить  за время  скитаний по  кораблю.
Если мне удастся беспрепятственно добраться  до грузового  лифта, ведущего в
шлюпочный отсек, у меня появится шанс... Я так и не успел оформить эту мысль
в четкий план действий.
     Чудовищный  удар  перегрузки  швырнул  меня   на  пол,  зубы  лязгнули,
прикусывая язык, соленая кровь наполнила рот, и это было последнее ощущение,
которое я запомнил, прежде чем потерял сознание.
     Очнулся я  в медицинском  отсеке и, видимо,  раньше, чем от  меня этого
ожидали. Я лежал на  узкой койке универсального медицинского  реабилитатора,
отгороженного  от  остального помещения полупрозрачной  занавеской. С другой
стороны двигались две  тени  -- мужская и  женская,  -- они разговаривали, и
поскольку речь, по-видимому, шла обо мне, я весь обратился в слух.
     -- Он в коме?
     --  Нет.  Он  оказался  гораздо  крепче, чем  я  предполагала.  Он  без
сознания, но, я думаю, все обойдется. У него нет серьезных повреждений.
     -- Вот видишь, я же говорил.
     -- Это еще ничего не доказывает.
     -- Но разве ты не провела полное обследование?
     -- Конечно,  провела. Но ты же знаешь, только в момент прямого контакта
можно  быть уверенным в результате. Сейчас у нас нет ничего, кроме косвенных
улик.
     Полное  обследование?  Хотел  бы я знать,  что это означает... Никакого
обследования  без  моего  предварительного  согласия  они  не   имели  права
проводить. Это  надо  запомнить  и  использовать,  если  понадобится,  но не
показывать врачу, что я слышал их разговор. Чем больше я узнаю -- тем лучше.
     -- И о чем говорят эти косвенные улики?
     -- Как обычно. Возможна двойная  трактовка. Он  наверняка находился под
их воздействием.
     -- Это мы знали.
     --  Но  мы  не  знаем,  насколько  глубоким  было проникновение  в  его
сознание. Сохраняет ли он контроль над своим  разумом  постоянно или лишь до
тех пор, пока ему это позволяют?
     -- Нам придется пойти на определенный риск.
     -- Мы ведь  уже проиграли эту  войну,  разве  нет? Правительство, флот,
армия -- все находится под их контролем.
     -- Если он станет нашим союзником, возможно, у нас появится шанс.
     -- Я в это не верю.  Чудес не бывает. Мы получим еще одного посланника,
причем сами доставим его на Землю.
     -- Посмотрим. Даже тебе не все известно о целях нашей экспедиции.
     Одна из  теней исчезла  из  моего поля зрения. Разговор,  из которого я
мало что понял, прервался. Потом женская рука отдернула занавеску, и, увидев
врача, я почти смирился со своим положением беспомощного больного.
     На  ней  был  аккуратный,  почти  кокетливый  медицинский  халатик,  из
синтрилона,  и она  была непростительно  красива для должности  корабельного
врача.
     Мужчину, принимавшего участие в разговоре о  моей персоне,  рассмотреть
так и не удалось,  дверь отсека захлопнулась за его спиной, и я остался один
на один с этой женщиной...
     -- Уже  очнулись?  Странно...  Почему  молчат приборы? Они должны  были
предупредить о вашем пробуждении.
     -- Вашему автомату, наверно, лет двести. Ему давно пора на отдых.
     -- До сих пор я на него не жаловалась. Почему вы на меня так смотрите?
     -- Не ожидал увидеть женщину в роли корабельного врача, тем более такую
женщину...
     Она сделала вид, что  не поняла моего комплимента. Или, что  вернее, не
захотела его принять.
     -- У  нас здесь очень пестрая команда. Женщин назначают на самые разные
должности. Почему вы не включили антиперегрузочные устройства, как вы вообще
оказались в коридоре?
     --  Потому  что  на  всех   кораблях,  кроме  этого,  принято  подавать
предупреждающий сигнал перед пуском двигателей.
     --  С нашей аппаратурой  иногда происходят странные вещи. Возможно, это
работа посланников. Сейчас случай, который едва не погубил вас, расследуется
капитаном. Он вам все объяснит, как только вы сможете ходить.
     -- Мне  это говорили  еще до старта, но  объяснение почему-то все время
откладывается.
     --  Капитан  ждал,  пока  мы  выйдем   в  открытый  космос  и  разовьем
достаточную для оверсайда скорость.
     -- Какое отношение имеет скорость корабля к моей беседе с капитаном?
     -- Самое прямое. После выхода в оверсайд нас невозможно подслушать.
     --  Вы  хотите   сказать,  что   на   этом  корабле   могут  находиться
подслушивающие устройства?
     -- Не устройства. Существа.  Обычные  человеческие существа,  способные
передать информацию  через миллионы километров пространства. Несмотря на все
предосторожности, на  все наши тесты  и  проверки,  здесь наверняка есть, по
крайней мере, один из посланников.
     История  с   включенным   без  предупреждения   двигателем  лишний  раз
подтвердила догадку капитана. У нас на корабле имеется кто-то из них.
     -- Кто они, кто такие посланники?  Разоблачить посланников трудно еще и
потому, что  люди, попавшие под влияние инопланетного разума,  порой даже не
подозревают об этом.
     --  Вы  предполагаете,  что  я... Что со  мной может  происходить то же
самое?
     Я едва не проговорился о том,  что слышал  ее  предыдущий разговор,  но
вовремя остановился.
     -- Вряд ли  они  пытались  бы вас убрать, если бы вы были одним из них.
Хотя, кто знает... Иногда они придумывают весьма замысловатые комбинации для
того, чтобы их посланец не вызывал ни малейшего подозрения.
     --  Но  послушайте...  Я  бы  об  этом  знал.   Поверьте,  я  полностью
контролирую свои действия, и никто извне не может управлять моим сознанием!
     Мой голос звучал  слишком взволнованно.  Слова этой женщины задели меня
так  глубоко, возможно, потому, что ее  внешность произвела на меня  сильное
впечатление. Или у меня были какие-то сомнения на собственный счет?
     --  Этого  не  может  знать никто. К сознанию посланника  внешний канал
управления подключается неожиданно для него самого, и в  памяти  не остается
никакой информации об этом.
     Это  похоже  на временную  потерю  сознания, что-то  сродни  лунатизму.
Только окружающие  могут  заметить странность в  поведении  субъекта в  этот
момент,  сам он,  позже, отмечает лишь потерю времени, в течение которого он
не знает, что с ним происходило. С вами такого не было?
     -- Нет. Я бы определенно об этом знал.
     -- Откуда такая уверенность?
     -- С тех пор как я  попробовал сок энергетического растения на Багровой
планете, мое подсознание и память... Как бы это лучше объяснить... Они стали
более управляемы, более открыты  для меня, поддаются более жесткому контролю
и анализу.
     -- Ну что же, возможно, именно поэтому вы представляете  такой  интерес
для нашего капитана.
     --  Вы   упомянули   о   том,  что  двигатели  корабля   включили   без
предупреждения умышленно. Я правильно вас понял?
     -- Правильно. Кто-то отключил сигнальные устройства оповещения.
     -- Кто-нибудь еще пострадал?
     -- Нет. Только  вы. Акция была рассчитана  очень точно, кто-то отключил
устройство  в  тот  момент,  когда  вы покинули  каюту.  Именно  поэтому  мы
предполагаем, что она была направлена против вас. Если бы не  ваш невероятно
крепкий организм, вас бы уже не было в живых.
     -- Но рядом со мной в тот момент, когда я вышел, никого не было.
     --  Это  совсем  необязательно.  Здесь  в   каждом  отсеке  установлены
оптические датчики.
     -- Вы все время употребляете это таинственное  множественное число. Что
вы имеете в виду? Кто эти "мы" и "они"?
     -- Потерпите немного. Вам все объяснит  капитан.  Через несколько часов
мой кибермедик закончит свою работу, и вы сможете ходить.
     -- Много повреждений я получил?
     --  Ничего серьезного. Несколько переломов, небольшое сотрясение мозга,
легкое  кровоизлияние.  --  Сообщая  мне  этот  диагноз,  она  очаровательно
улыбнулась.
     -- И это у вас называется "ничего серьезного"?!
     -- Могло быть гораздо хуже.  С перегрузкой в двадцать  "Ж" ваш организм
справился просто блестяще.
     Нашу  увлекательную  беседу прервал гудок вифона внутренней связи.  Она
нажала небольшую кнопочку на своем браслете и с минуту  слушала  недоступное
для меня сообщение. При этом ее лицо стало еще прекраснее, она ушла в  себя,
отключившись от  всего  внешнего. Отвечая  собеседнику, она произнесла всего
одну фразу:
     -- Он будет готов,  капитан. -- И затем сказала,  обращаясь уже ко мне:
--  Ваша  встреча  с  капитаном состоится сегодня  вечером.  В  восемнадцать
ноль-ноль по нашему корабельному времени. Постарайтесь не опаздывать.
     --  Ваш  капитан так загружен работой, что назначает встречи с  членами
команды с точностью до минуты?
     -- Во-первых, вы пока еще не член команды, а во-вторых, на этой встрече
будет присутствовать не только капитан.



     Я не хотел, чтобы Павловский  с самого начала составил обо мне неверное
впечатление,  и  постарался  не  опоздать.  Медицинская аппаратура  на  этом
корабле работала неплохо, так  что чувствовал  я себя вполне сносно.  Только
времени на то, чтобы привести себя в порядок, почти  не осталось. Ну что же,
зная, что я выбрался из медицинского отсека всего час назад, думаю,  капитан
простит мой внешний вид.
     Корабельные   часы   едва  успели  закончить  свои  мелодичные   удары,
одинаковые на всех кораблях  космофлота  и называемые  почему-то  склянками,
когда я нажал кнопку у его двери.
     Каюта Павловского оказалась совсем  небольшой и производила впечатление
чего-то временного. Она  походила на гостиничный номер и  на рабочий кабинет
одновременно.
     Капитан  сидел   за  столом  в  окружении  дисплеев  и  голографических
проекторов, способных мгновенно показать любую часть корабля или связаться с
центральным компьютером.
     Конечно,  постоянная готовность к  действию -- вещь похвальная,  но, на
мой  взгляд,  для  этого  существовала  рубка  управления,  а  каюта  должна
предназначаться для отдыха  и  нормальной  жизни. Или у  Павловского на этом
корабле не было возможности для нормальной жизни, или это было началом одной
из многочисленных космических фобий, рано или поздно настигающих космонитов,
слишком много времени проводивших вдали от родной планеты.
     Переступив порог, я ощутил присутствие в каюте  еще  одного человека. Я
не сразу его разглядел, поскольку он сидел  в  глубокой тени, за капитанским
креслом,  словно  хотел сделать свое присутствие максимально незаметным,  но
это ему плохо удавалось.
     От него исходила  эманация властной силы,  и чуть позже,  когда я  смог
разглядеть его лицо, я убедился в том, насколько непрост этот человек.
     Капитан  недовольно  посмотрел  на  меня,  очевидно,  потому,  что  мое
появление  оторвало его  от наблюдения за  приборами  корабля,  и  заговорил
коротко  и  сухо, словно передавал  очередное радиосообщение  по космической
связи:
     -- Как вы уже, наверно, поняли, навигационное оборудование и устройство
этого  корабля  вам  незнакомы.  Тесты, которым вас  подвергли  медики после
гравитационного шока, также не дали никаких определенных результатов. Исходя
из  этого,  я  не  смогу  выполнить  свое  обязательство,  предоставить  вам
должность  первого помощника на моем корабле. -- Чувствовалось, что, сообщая
мне об  этом, Павловский испытывал некоторую  неловкость  и хотел как  можно
скорее закончить неприятный для него разговор.
     --  Но корабль  уже  стартовал, и  вы, как  я  понимаю, не  собираетесь
возвращаться  обратно на  Лиму.  Какую роль в таком  случае  вы отводите для
меня? По штатному расписанию, с которым  я успел  познакомиться, присутствие
пассажиров на  вашем  корабле не  предусмотрено. Ведь не  ради туристической
прогулки вы проделали столь дальний и трудный рейс в малоисследованный район
Галактики? Для чего  в таком случае  я вам понадобился?  И  неужели на вашем
корабле принято обещать человеку определенную должность, а затем ставить его
в двусмысленное положение? Чем я  должен заниматься во  время  этого рейса и
какие еще сюрпризы меня ждут?
     Я не  считал  нужным скрывать раздражение,  Павловский обязан был еще в
Ластере до отлета предоставить мне всю информацию о моей будущей службе.
     -- Получилось  некрасиво.  Тут  вы  правы, --  неожиданно донесся из-за
капитанского  кресла  густой  бас.  Сообщение  капитана  заставило  меня  на
какое-то  время  забыть  о  присутствии  в  каюте  еще  одного  человека. --
Туристические вояжи не входят в нашу задачу, --  продолжал голос незнакомца.
-- К тому  же вы  имеете полное  право знать, почему  вы  оказались на нашем
корабле. Но,  прежде чем говорить об этом, надо кое-что прояснить. Как давно
вы не были на Земле?
     -- Восемь лет. Что-то около этого... Точной даты я уже не помню.
     --  Восемь лет... Тогда  это  только начиналось, и никто  еще  не  имел
представления о том, чем оно обернется.
     -- О чем вы говорите?
     -- О нашествии, господин Крайнев.  О  бескровном захвате Земли деймами.
Точнее, их  посланниками.  Постепенно и незаметно  они  заняли все  ключевые
посты в правительстве, в энергетической и информационной сфере.
     Остается только  удивляться тому,  как  мало усилий им понадобилось для
того, чтобы подчинить себе  нашу цивилизацию.  Им удалось  проделать это так
ловко, что большинство землян об этом даже не подозревает.
     Они проиграли нам первую космическую войну. Двести лет назад их удалось
выбросить  из  нашего пространства. Но  теперь  они вернулись снова. Они  не
стали  подвергать  себя  опасности  столкновения  с  нашим  земным  оружием,
предыдущее  поражение  многому  их  научило.  Они  избрали  совершенно  иную
тактику.  За пределами  нашей Галактики  они  отыскали  подходящую  планету,
лишенную собственного солнца. Они нашли на ней разновидность  энергетических
растений,  способных  существовать в  тяжелейших  условиях  этой планеты,  и
сумели приспособить эти растения для своих целей.
     Оставалось немногое --  превратить  эту планету  в лакомый кусочек  для
земных кораблей и  направить ее в пределы нашей  Галактики.  Мы догадались о
том, что в нашей Вселенной  появилась планета-ловушка, далеко не сразу, лишь
после того, как отряды посланников, отправленных с нее на Землю, захватили в
правительстве все ключевые посты. Но теперь противостоять им в открытую было
уже невозможно.
     Обнаружить и устранить посланника  -- задача  чрезвычайно трудная. Хотя
бы потому, что они ничем не отличаются от обычных  людей, до тех пор пока не
наступает  прямой  контакт с  инопланетным  разумом,  во  время которого  их
подсознание  получает  приказы  и Целевые установки,  действующие  затем  на
протяжении длительного  времени.  Но  сам контакт  длится обычно  не  больше
минуты. И только в течение  этого  времени  можно  безошибочно  и однозначно
определить посланника.
     Мой невидимый собеседник резко подвинул стул и очутился теперь в полосе
света. Его темные  глаза пристально и изучающе смотрели на меня, и невольный
внутренний холодок подсказал мне, что в этот момент решается моя судьба.
     -- Но  в таком случае  вам  приходится подозревать всех  и  не доверять
никому.
     --  Так   оно  и  есть.   Вы,  кстати,  один  из  таких  подозреваемых.
Подозреваемый  номер один, если хотите, --  хотя бы потому, что  в отношении
вас достоверно известно, что вы имели  контакт с деймами  на Багровой. И тем
не менее вы нам очень нужны, и здесь мы не имеем права на ошибку.
     -- Вы все время говорите "мы". Кто это "мы"?
     -- Руководители сопротивления. Представители небольшой группы людей, не
смирившихся  с  порабощением родной планеты. Вначале  был создан официальный
правительственный  комитет  при  президенте, который  возглавил  руководство
всеми операциями.  Но  когда  стало  ясно, что  мы  проигрываем  первый этап
схватки, мы стали готовиться к глубокой конспирации.  Нам удалось  сохранить
на дальних колониях несколько научных центров и кое-какие силовые структуры,
замаскированные под контрабандистов и вольных торговцев. Но  беда в том, что
в отношении этих сил и даже в  отношении  многих руководителей сопротивления
не может быть  полной  уверенности  в  том,  что в какой-то  момент  они  не
предадут нас...
     Что  же  касается вас, господин Крайнев, то ваша фигура вызывала у меня
наибольшие сомнения. Я вообще был против вашего участия в операции.
     -- Какой операции? Может быть, мне,  в конце концов, объяснят, зачем  я
вам понадобился,  и почему вы думаете, что я соглашусь  участвовать в  вашей
"операции"?
     -- Потерпите еще немного, и  я  постараюсь  вам все объяснить. В первую
очередь  в связях с деймами подозревают тех,  кто побывал в дальнем космосе.
Только  там  возможен  прямой  контакт с  ними. В  отношении вас, как я  уже
говорил,  не было никаких сомнений, вы и понадобились нам только потому, что
побывали на Багровой. В  ваших поступках, в тестах, которым  вас  подвергли,
несмотря  на  имевший  место  прямой  контакт  с  деймами,  нет ничего,  что
указывало бы на вашу зависимость  от них.  Именно это противоречие и  мешает
мне быть с вами до конца откровенным.
     --  По моим наблюдениям, на Багровой всего один  дейм,  и к тому же  он
полностью  оторван от  своих  соплеменников. Видимо, его связь  с  их  миром
прервалась много столетий  назад,  с тех  пор как Багровая  вошла  в пределы
нашей Галактики, -- заявил я.
     -- Ваши наблюдения бесценны, если они подлинны.
     -- Как это понимать?
     --  Все,  что  нам  удалось  получить во время  допросов  тех  немногих
посланников,  которые  оказались  в  распоряжении  управления  безопасности,
слишком противоречиво, чтобы быть  достоверным. Память этих людей изменилась
настолько,   что   они   не  в  состоянии  отличить  подлинные   события  от
дезинформации, специально заложенной в их мозг. В вашем сознании тоже  может
находиться  мина замедленного действия,  о которой  вы  ничего  не знаете  и
которая может сработать в самый неподходящий момент.
     --  Тогда  какого  черта вы  тратите  на  меня  время? К чему  все  эти
разговоры, чего, собственно, вы от меня хотите?
     -- Вы  слишком нетерпеливы и не даете мне закончить. К тому же я до сих
пор не знаю, стоит ли вам что-нибудь объяснять. Улавливаете ситуацию?
     Он  помолчал, по-хозяйски протянул руку и достал из  капитанского стола
коробку  с контрабандными сигарами. Неторопливо  раскурил  одну  из  них  и,
выпуская облака ароматного  дыма, продолжил: -- Только после организованного
на  вас покушения я согласился на встречу с вами, хотя Павловский до сих пор
считает, что  покушение могло быть подстроено специально для того, чтобы  мы
вам поверили.
     -- Знаете, господин... Кстати, вы забыли представиться.
     --  Ну,  мою фамилию  знает  вся  команда,  так  что она не  составляет
никакого  секрета.  Меня зовут Эрвин  Грантов. А  вот  о том, что я руковожу
немногими остатками сопротивления, которые  нам еще удалось сохранить, знает
очень небольшой круг  людей. И  то, что я решил вам это сообщить, ко многому
вас обязывает.
     -- Ни к чему это меня  не обязывает, господин  Грантов, поскольку я вас
не  просил  сообщать мне эту чрезвычайно секретную информацию.  Мне нужно от
вас  и от мистера Павловского  совсем немного. Я хочу воспользоваться местом
на вашем корабле лишь для того, чтобы вернуться на Землю. И готов отработать
плату  за проезд  в  любой должности, которую капитан  сочтет возможным  мне
предоставить.  Но я не  собираюсь участвовать в ваших  сложных  политических
интригах.
     Павловский, оторвавшись  наконец  от своих дисплеев, посмотрел  на меня
так, словно я впервые его заинтересовал.
     -- По-моему, он  все еще ни черта не понимает. Зря вы с  ним  возитесь,
Эрвин.
     Не  обратив  на высказывание  Павловского  никакого  внимания,  Грантов
продолжал внимательно изучать малейшую мою реакцию.
     -- Зачем вам Земля, Крайнев? Что вы там собираетесь делать?
     -- А вот это вас не касается!
     --  Еще  как касается! Кроме  конспиративной работы,  о которой  я  вам
рассказал, у меня  есть  и  официальная  должность.  Я  являюсь  инспектором
Управления  внешней безопасности, и в мои прямые обязанности входит розыск и
выявление тех, кто имел контакты с Багровой планетой.
     Я  почувствовал,  как холодная  испарина  покрыла мой лоб. Наконец-то я
начал понимать, почему на Лиме оказался этот корабль. На секунду передо мной
мелькнула ехидно ухмыляющаяся физиономия  Бартоломея. Формально  он выполнил
условия  договора: за мной,  именно за мной прилетел  корабль  с Земли...  Я
попал  в  расставленную  для меня ловушку и  безропотно позволил переправить
себя  на  этот  корабль.  Все,  к  чему  прикасались  лапы  этого  существа,
превращалось  в  ловушку,   в  обман,   в   свою  полную  противоположность.
Соблюдались лишь формальные условия договора, и они были выполнены -- мне не
на что пожаловаться. Я  потребовал корабль на Землю,  и вот теперь  я на нем
нахожусь. Что  именно  должно  было  произойти  со мной на  этом  корабле --
Бартоломея уже не касалось. Больше я не верил трепу о сопротивлении.
     -- Если есть  хоть малейшее  подозрение в том, что человек  находился в
районе Багровой планеты, -- медленно, словно смакуя  каждое слово, продолжал
Грантов, -- он попадает в наше управление, в особый изоляционный бункер, где
над ним проводят  специальные исследования. Оттуда  никто не выходит и живут
там недолго -- от силы несколько дней. Вот что вас ждет на Земле.
     --  Как  же тогда на Землю смогли  проникнуть сотни  посланников?  Ваше
управление плохо справляется со своими обязанностями? -- Я пытался выглядеть
невозмутимым,  но  вряд ли моя бравада  произвела на Грантова хоть  какое-то
впечатление. Я  проиграл  по  всем  пунктам  и не  мог  этого  скрыть.  Даже
собственный охрипший голос показался мне незнакомым.
     -- Вы  правы,  наши сотрудники  давно уже не  занимаются порученными им
обязанностями.   Управление   внешней   безопасности,   как   и  все  другие
правительственные  учреждения, находится  под  контролем  посланников.  Даже
сюда, на этот  корабль, пробрался один из них, и вы имели возможность в этом
убедиться, когда вас попытались убить.
     Именно потому, что управление  в целом оказалось под чужим контролем, в
руки  тех  немногих  инспекторов,  которые еще  продолжают  заниматься своим
делом,   попадают  лишь  жалкие  отбросы,  отработанный  материал,   уже  не
представляющий интереса для своих хозяев.
     Попадают лишь те, кого  сами деймы решили нам передать. Вы, Крайнев, --
особый случай... Все, связанное с вами, настолько запутанно и в то  же время
многообещающе, что мы  решили разобраться с этим, не считаясь  ни  с  какими
расходами.
     Вы  не  только побывали на  Багровой, но и  сумели каким-то  загадочным
способом бежать оттуда. Если бы вы находились под контролем деймов,  вас  бы
тайно переправили на Землю. Но вместо этого управлению становится известно о
вашем побеге  и о вашем новом местонахождении  на далекой, не представляющей
никакого  стратегического  интереса планете. Странно,  не правда  ли?  Самое
странное,  что нам  стало об этом  известно.  Словно деймы,  не сумев с вами
справиться самостоятельно, решили действовать нашими руками.
     -- Как вы узнали о  моем существовании? Каким образом была получена эта
информация?  Почему вы  думаете, что деймы намеренно подбросили ее вам? -- Я
все  еще пытался интересоваться деталями, словно  они  имели теперь какое-то
значение.  Эти люди мне не верили. Я  им тоже  не верил, а моя  доставка  на
Землю  могла  обернуться  лишь страшной гибелью  от  рук  моих "спасителей".
Грантов, не задумываясь, ответил на мои вопросы:
     --   Сообщение   о   маршруте   "Алькара"   было   передано  нигде   не
зарегистрированной станцией связи, и оно, как  ни странно, оказалось верным.
Патрульный  крейсер захватил "Алькар",  как только  он  оказался  в пределах
Федерации.
     -- Я их об этом предупреждал...
     --  Почти все  члены  его  команды,  --  все,  кто  остался  жив  после
абордажной схватки  с  десантниками  крейсера, попали  в Управление  внешней
безопасности.
     Никого  из них уже нет в живых,  мистер  Крайнев. Та  же  самая  судьба
ожидает и вас на Земле, куда вы так стремитесь попасть.
     Возможно,  он  прав, но я  не привык так  быстро менять свои намерения.
Кроме того, я ему по-прежнему  не верил. С самого  начала они  не собирались
доставлять  меня на  Землю.  Я  понадобился  им для какой-то,  пока  неясной
задачи,  не связанной  с  Землей,  и,  возможно, именно поэтому  Грантов так
старательно описывает ужасы, которые меня там ожидают.
     --  Среди членов команды "Алькара" находился один человек, который  мог
представлять особый интерес для вашего  управления. Я  имею в виду  штурмана
Каринина. Кроме меня,  только он  мог вычислить координаты Багровой планеты.
Со стороны  управления было крайне  неосмотрительно  потерять  столь  ценный
источник информации.
     -- Иными словами, вы мне не верите.
     -- Так же, как вы мне.
     --  Неплохая  основа  для  начала  переговоров. --  Грантов  неожиданно
улыбнулся, и эта улыбка осветила его мрачное лицо, словно вспышка молнии. --
Что  касается Каринина, он погиб еще до захвата корабля.  Скончался во время
медицинской  процедуры.  По нашим сведениям, кто-то  намеренно увеличил дозу
наркоза настолько, что его сердце перестало биться. Так что теперь остаетесь
только вы, Крайнев.  Именно  вас  нам  следует  беречь как зеницу ока, и  не
только из-за координат Багровой. Есть более серьезные причины...
     Он   выдержал  долгую  паузу,  словно   предоставляя   мне  возможность
высказаться в последний раз, и лишь  убедившись, что я не собираюсь нарушать
молчание, продолжил:
     -- Как вы отнесетесь к тому, чтобы несколько повременить с возвращением
на Землю и помочь нам в выполнении нашей миссии?
     -- Скажите  ему  прямо  о  нашем  маршруте, -- вмешался Павловский.  --
"Ин-48"  не собирается  возвращаться на Землю, по крайней  мере, в ближайшее
время.
     -- Куда же вы, в таком случае, летите?
     --  В  общем-то, это зависит от вас. Мы  собираемся разыскать  Багровую
планету.  И  вы --  тот самый  человек, который сможет нам  в  этом  помочь.
Однако, если вы не согласитесь с нами  сотрудничать, еще  не поздно изменить
курс и повернуть на Землю.
     Этот человек, привыкший  к допросам  в том самом бункере, о котором  он
недавно упомянул, играл со мной, как кошка, схватившая мышь. В его последней
фразе прозвучала прямая угроза, и я почувствовал, как багровая пелена гнева,
смешанного  с  отчаянием, застилает  мой  разум. Я  позволил себе поверить в
недостижимую мечту  и  попал  в расставленную специально для меня ловушку. И
хотел я сейчас лишь одного -- вырваться отсюда, вернуться в мир, из которого
меня похитили. Да Лима не была Землей, но за эти годы она стала  моим домом.
Там, по крайней мере, я был хозяином собственной судьбы.
     Я  медленно  поднялся   из-за  стола,  чувствуя,  как   время  начинает
растягиваться, а мышцы  наливаются запредельной силой  энергана. Этим  людям
дорого придется заплатить за  мою свободу.  И хотя я не  мог воспользоваться
этим  качеством в полной  мере,  мои  реакции намного  превосходили  реакции
обычных людей.
     Грантов  заметил,  что  со  мной  творится  что-то  неладное, и  первым
почувствовал исходящую от меня угрозу, но не  сделал ни одного движения,  не
схватился за оружие, не вызвал охрану. Вместо этого он произнес:
     -- Успокойтесь, Крайнев, мы еще ничего не решили.
     Возможно,  это  его   спасло.  Спокойный   тон   и  неподвижность  моих
противников подействовали, как  своеобразный  выключатель.  Начавшийся  было
процесс ускорения реакций моего организма  прервался. Чувствуя, как холодный
пот заливает лицо, я буквально рухнул в кресло.
     После вторичного посещения Черной планеты этот процесс полностью  вышел
из-под  моего   контроля...   Достаточно   было   незначительного   внешнего
воздействия,  чтобы вызвать его  спонтанный  рост, и  так же  неожиданно  он
прерывался, лишая меня  даже тех незначительных сил, которыми располагал мой
организм в обычном состоянии.
     -- Вы обманули меня по всем пунктам. Вы обещали мне должность помощника
или штурмана на этом корабле, но оказалось, что я  не в  состоянии выполнять
эту работу.  Вы обещали доставить  меня на Землю,  а вместо  этого пытаетесь
вытянуть  из  меня информацию о Багровой планете. О  каких переговорах может
теперь идти речь? Я вам больше не верю...  -- жалкий лепет, но это было все,
на что я остался способен.
     Для того чтобы восстановить силы  и выбрать более подходящий момент для
открытого   противодействия,   необходимо   было  выиграть  время  и   лучше
разобраться  в обстановке. Что-то  они от меня скрывали -- все  было слишком
запутанно,  неясно.  История с включившимся без предупреждения двигателем не
давала мне покоя. Кто-то здесь желал от меня избавиться, но не Павловский  и
не Грантов,  им я для чего-то нужен. Значит, врагов  на этом  корабле у меня
даже больше, чем я предполагал.
     -- Мы  пока  еще не решили, можно ли  вам  доверять. Если  бы  вы знали
истинное положение вещей,  вы бы нас поняли.  Сейчас  осторожность  --  наше
главное оружие.  Обещаю -- мы  постараемся во  всем  разобраться  как  можно
скорее. Тогда, возможно, вы с большим пониманием отнесетесь к нашей миссии.



     Какое-то  время  Грантов  молча  рассматривал  меня,  видимо,  стараясь
понять, что со мной произошло. Но это вряд ли ему удалось.
     --  Чтобы  укрепить наше взаимное  доверие, мне  придется  вам  кое-что
показать.
     -- Не делай этого, Эрвин! -- выкрикнул капитан.
     --  Рано  или  поздно нам  придется познакомить этого  человека с нашей
задачей. Не мешай мне, Валентин.
     И  не  обращая больше внимания  на  явное  неудовольствие  Павловского,
Грантов  достал  из сейфа толстую папку с  грифом "секретно". В  самом верху
папки   крупным  шрифтом   было  напечатано  название  учреждения,  которому
принадлежали  документы.  "Управление внешней безопасности". Грантов взвесил
папку  на руке, словно решая в последний раз, стоит ли с ней расставаться, и
протянул ее мне.
     -- Здесь отчеты о шести наших неудачных попытках остановить вторжение с
Багровой.  Как вы понимаете, я не мог подготовить все эти материалы лишь для
того, чтобы убеждать вас. Здесь голограммы, переданные по космической связи,
и те немногие материалы, которые дошли до нас различными путями.
     Первые четыре экспедиции были организованы правительством Земли, и  они
сделали все от них зависящее, чтобы высадить на  Багровой хорошо вооруженный
десант. Все эти люди погибли вскоре после посадки.
     Затем  была  пятая  экспедиция, в которой  участвовали  лучшие  корабли
земного  флота.  Им  была поставлена  задача  атаковать  планету с  большого
расстояния,  накрыть  Багровую  мощным  ракетным залпом. Ракеты,  оснащенные
нейтронными  боеголовками,  должны  были  уничтожить на  ее поверхности  все
живое...
     --  На  Багровой  есть пленники,  земляне, не пожелавшие сотрудничать с
деймами или по каким-то причинам не подошедшие для роли посланников. Все они
превращены в рабов, -- вклинился в его объяснения я.
     -- Мы об этом не знали. Но все равно, это бы  нас  не остановило.  Речь
шла  о  существовании  всей  нашей  цивилизации.  Однако  и  эта  экспедиция
закончилась неудачей. Вернулся всего один корабль. Земной флот был уничтожен
задолго до того, как вышел на позицию, пригодную для ракетной атаки.
     Слушая  Грантова,  я  бегло  пролистывал  папку.  Не  требовалось  быть
специалистом,  для  того  чтобы  убедиться  в подлинности  снимков. Особенно
большое  впечатление  производила  последняя  серия, зафиксировавшая  гибель
земного  флота. Снимки,  сделанные  с  огромного  расстояния,  не  позволяли
рассмотреть детали, но того, что на них было,  оказалось вполне  достаточно,
чтобы понять, какая трагедия произошла на космической окраине Багровой.
     На некоторых  снимках был  виден ее темный диск  с характерным  кольцом
светящейся атмосферы. И почти на  каждом снимке  я видел взрывающиеся земные
корабли. Нетрудно  было представить,  сколько людей погибло  в пламени  этих
взрывов,  сколько  жен,  детей  и  стариков на  Земле  получили  официальные
правительственные  извещения  с  траурной  каймой  и  короткой   стандартной
записью: "Погиб при исполнении..."
     -- Нам нужна ваша помощь, Крайнев. И не только нам. Всем землянам, всем
людям нужна ваша помощь. Вы должны принять участие в экспедиции на Багровую.
     Наконец-то  он прямо упомянул о  цели их полета. Но  после того, что  я
узнал  и увидел на  снимках, их желание посетить Багровую  выглядело,  мягко
говоря,  смехотворно. Что может  сделать  один  корабль, с  экипажем в сорок
человек, там, где оказался бессилен весь земной флот?
     -- Вряд ли  мое непосредственное участие в  вашей  миссии сможет что-то
изменить.  Конечно, я был  на  Багровой, но все,  что  я  там узнал,  я могу
сообщить вашим специалистам. Буду рад, если  это хоть  как-то поможет  вашей
борьбе.
     --  Дело вовсе  не  в сведениях, которыми вы располагаете. Ваш организм
изменен воздействием  двух различных видов энергана настолько, что это  даст
вам возможность  некоторое время скрытно находиться на поверхности Багровой.
Только  это  ваше  уникальное  свойство   оставляет  нам  какую-то  надежду.
Возможно, этого времени будет достаточно для того, чтобы изменить ситуацию в
нашу пользу.
     -- Каким образом? Каким образом вы собираетесь ее изменить?
     --  Объединение  всех  растений  планеты  в  единую  систему, способную
выбросить в космос энергетический луч такой разрушительной силы, который был
применен при уничтожении  земного флота, невозможно без управляющего центра.
Только вы  можете обнаружить этот центр и помочь нам  его уничтожить.  После
этого земные корабли получат возможность приблизиться к планете и начать  ее
бомбардировку.  Вы знаете  о Багровой больше  любого  землянина и, повторяю,
сможете какое-то время находиться на поверхности планеты незаметно для наших
противников.
     --  Почему вы думаете, что  мое присутствие  на  планете  останется  не
замеченным охранниками деймов? Откуда у вас такая уверенность?  Мой организм
неоднократно подвергали различным тестам и исследованиям, и каждый раз врачи
не находили в нем ничего необычного...
     Говоря   это,   я  сознательно  лукавил.   Действительно,   медицинское
обследование,  проведенное  мной еще на "Алькаре", ничего  не  показало.  Но
сам-то я знал... Знал, что почти во  всем превосхожу обычного человека и что
показали последние тесты, проведенные доктором этого корабля. Грантов прав.
     Но тогда почему  его слова  вызвали во мне такой  горячий  протест?  Не
страх же мной руководил? Или все-таки страх? Неужели  мне никогда не удастся
преодолеть  воспоминание  о смертельной  процедуре,  во время  которой  меня
сбросили со скалы?  Или причина  в  другом? Кажется,  у меня уже  начинается
паранойя. Я  сам  себе  перестаю доверять. Но, возможно,  я  заразился  этим
качеством от Грантова или Павловского.
     -- Методы исследований совершенствуются со  временем.  Наш врач, доктор
Ленская,  используя   новейший   сканирующий  анализатор,  установила,   что
альфа-ритм вашего мозга полностью соответствует ритму людей, находящихся под
контролем  деймов, но при этом вы остаетесь хозяином своих  поступков. Деймы
улавливают характер мозгового  излучения  человека на огромном расстоянии  и
узнают о появлении людей,  неподконтрольных  им, сразу  после  того, как эти
люди появляются на поверхности Багровой. Именно это обстоятельство и привело
к немедленному уничтожению всех наших десантов.
     Десантные операции небольшими  группами в таких условиях  невозможны, а
высадить войсковое  соединение мы не в состоянии из-за энергетического луча,
разрушающего наши боевые корабли еще до подхода к планете.
     Небольшая  уловка привела к желаемому  результату и  заставила Грантова
прямо признать тот факт, что меня  без моего согласия  подвергли медицинским
тестам. Это мне еще пригодится... Но сейчас я даже не подал  виду, насколько
важно для меня было его упоминание о тестах.
     -- Каким образом  вы собираетесь попасть на планету, на которой не смог
добиться успеха ни один  десантный корабль? -- спросил  я,  уводя разговор в
сторону от медицинской темы.
     -- Тем самым путем, по которому прошел "Алькар" и десятки других земных
кораблей, попавших в ловушку Багровой.
     -- Вы хотите сказать, что, изображая обычного исследователя,  вы готовы
опуститься на  планету, а  затем пожертвовать своим кораблем, жизнью  своего
экипажа и своей собственной ради того, чтобы доставить меня на Багровую?
     --  Ну,  зачем  драматизировать  до  такой  степени?  В  конце  концов,
"Алькару" удалось покинуть планету!
     --  Это  был  особый  случай.  Деймы просто его  отпустили.  Почему  вы
думаете, что вам удастся проделать то же самое? Не забывайте,  что на  вашем
корабле есть  посланник, и ваши  намерения станут известны деймам задолго до
того, как мы доберемся до Багровой.
     -- Пусть вас это не беспокоит. Мы нашли  способ препятствовать передаче
любой  информации  с борта нашего  корабля. Это чисто  техническая проблема.
После посадки никто, кроме вас, не покинет корабль, и,  таким  образом,  все
будет зависеть только от вас.
     -- Даже если вам  удастся  осуществить этот  безумный  план,  безумный,
потому   что  вы   себе  не  представляете  подлинных  возможностей   вашего
противника;  если вам удастся благополучно  приземлиться и доставить меня на
Багровую,  что я  там  буду делать? Я понятия не имею ни о каком управляющем
центре!  Там   вообще  нет   никаких   "центров",  никаких   технологических
конструкций. Цивилизация  деймов основана на другом принципе. Они не создают
машин и не пользуются ими.
     -- И  все  же  какой-то  центр  управления  должен  быть. Необязательно
машинный. Биологический, энергетический, любой, черт  возьми,  но  где-то же
должны  отдаваться  команды, объединяющие  в одно  целое  миллионы растений,
разбросанных по всей планете!
     -- Возможно, он  и существует,  этот  центр. Только я о нем  ничего  не
знаю. Я провел на этой дьявольской планете почти месяц и даже не слышал ни о
чем  подобном.  Сколько времени  будет  у меня  в резерве  после заброски на
Багровую, до того как меня обнаружат и убьют? День, неделя, десять дней? Что
я смогу сделать за такой короткий срок?
     Неожиданно я поймал себя на том, что спорю с Грантовым так, словно  уже
согласился с его  предложением,  словно  нам осталось  всего  лишь  уточнить
мелкие детали...
     И  тогда,   как  протест  против  самой   возможности  такого  решения,
спонтанно, без малейшего волевого усилия с  моей  стороны, знакомое багровое
пламя, впервые в полную силу, вновь вспыхнуло в моем сознании.
     Не слишком отдавая  себе отчет  в собственных поступках, я  бросился  к
двери  и  одним рывком сломал электронный замок,  которым  капитан попытался
преградить  мне  путь.  Двое  охранников  за   дверью  своей  неподвижностью
напоминали каменные статуи, я не стал задерживаться возле них. Мне не  нужно
было оружия для того, чтобы захватить одну из шлюпок. Никто на этом  корабле
не сможет меня остановить. Никто не сможет помешать мне вернуться в  мир, из
которого  меня похитили, заманив, словно крысу  в мышеловку с кусочком сыра,
-- вот только сыр оказался отравленным...
     Я  несся по  коридору верхней палубы, и стрингеры сливались перед моими
глазами в одну сплошную стену, а воздух казался плотным и горячим.
     И все же было нечто, от чего я не мог убежать. Шепот в моем собственном
сознании.  Вкрадчивый, нежный шепот...  "Зачем ты  так спешишь? Разве ты  не
слышал, что этот корабль летит на  Багровую? Разве ты не хочешь попасть туда
еще раз? Снова увидеть меня? Помнишь часовню?.."
     Я помнил часовню и помнил скалу "Прощаний",  а потому лишь ускорил свой
бег по коридору второй палубы, но шепот не прекращался. Он был где-то внутри
меня,  на самой грани  моих собственных мыслей и решений, от него невозможно
было  избавиться   и  почти  невозможно  противиться  исходившим   от  него,
замаскированным под мои собственные желания приказам.
     "Только там, на  Багровой планете, ты обретешь подлинное  могущество  и
станешь, наконец, свободным. Остановись.  Вернись обратно, переговоры еще не
окончены.  Эти  люди  знают координаты  Багровой планеты.  Ты  нужен  им для
чего-то  другого. Ты должен узнать -- для чего. Ты должен выяснить, чего они
хотят на самом  деле... Ты должен узнать во  всех деталях, чего  они от тебя
добиваются. Какой центр им нужен? Как собираются они его разрушить?"
     И  стрингеры перестали  сливаться в  сплошную  туманную полосу. Мой бег
замедлился,  и  через  какое-то  время  я остановился, содрогаясь  от ужаса,
потому что впервые мой собственный разум отказался мне повиноваться.
     -- Вы  все  еще думаете,  что  он может  быть  нам полезен?  -- спросил
Павловский, с сомнением разглядывая искореженную дверь своей каюты.
     -- Никто, кроме него, не сможет осуществить наш план.
     -- Он прошел вторую палубу. Остановить его?
     -- Не нужно. В той миссии, которую я собираюсь ему поручить, необходимо
его добровольное участие,  у нас нет ни малейшей возможности силой заставить
его действовать в наших интересах. После того как мы приземлимся на Багровой
и приступим к  выполнению основной задачи, у  нас не  останется ни малейшего
шанса контролировать действия этого человека.
     --  Но ведь  он  наверняка находится под  контролем  деймов! Им  станет
известно о  каждом нашем  шаге! Мы отдадим в руки наших врагов  единственное
свое оружие!
     -- А вот в этом я не  уверен. Он  не является их посланником. Во всяком
случае, в  той форме, с которой  мы знакомы. Его мозг продолжает  бороться с
внешним  воздействием,  которому  он,  несомненно,  подвергся  на  Багровой.
Результаты  тестов и  мои собственные  наблюдения,  анализ  его  поступков и
решений -- все говорит о том, что он остался человеком.
     Конечно,  риск огромен. Но выбора все  равно  нет. Только Крайнев может
выйти на поверхность Багровой, оставаясь не  замеченным деймами. Мы пытались
десятки  раз и потеряли наших лучших людей. Никто  оттуда не возвращается, а
если и возвращается, то только с полностью измененной психикой.
     -- Все, вернувшиеся с Багровой люди находятся в вашем изоляторе?
     --  Не  все,  к  сожалению.   Слишком  велико  противодействие.  Иногда
подсадным  уткам  в  правительстве  удается, в  обход  официальных  законов,
вывести  из-под  нашего  контроля  наиболее   ценных,  с  их  точки  зрения,
субъектов.
     -- Дела обстоят настолько плохо?
     --  Более  чем... Наша  экспедиция на Багровую -- последняя. Если мы не
уничтожим   деймов,  можно   считать   эту  невидимую   войну   окончательно
проигранной. Вот почему так необходимо участие Крайнева. Если он не добьется
успеха -- никто его уже не добьется.
     --  Боюсь,  он не  собирается  возвращаться.  Он  спустился  на  второй
горизонт, и если не  отдать  приказ остановить  его  немедленно, проникнет в
шлюпочный отсек. Он движется слишком быстро.
     -- Пусть себе проникает.
     -- Но если он захватит  шлюпку и  потребует выйти из оверсайда,  -- нам
придется подчиниться. Иначе корабль будет уничтожен.
     --  Я  помню об  этом. В надпространстве шлюпка, не  защищенная  нашими
полями, превратится в бомбу огромной мощности.
     -- Он знает об этом?
     -- Наверняка. Но если я ошибся, если влияние деймов  на него достаточно
велико --  это  его не остановит. Много  раз  их  посланники доказывали, что
жизнь  субъекта, которого используют деймы, не  имеет для  них ни  малейшего
значения.
     -- Так что же мы должны делать, ждать, пока он нас взорвет?
     -- Именно, капитан. Если он решится на подобное, -- у нас все  равно не
останется  никакой  надежды...  Но  я верю,  что человеческое  начало  в его
психике возьмет верх. Считайте это последним тестом.
     -- Не слишком ли дорого обойдется нам этот тест?! Грантов не ответил, и
тяжелое  молчание,  наполненное ожиданием  катастрофы, повисло в капитанской
рубке.
     Они  могли наблюдать  за продвижением  Крайнева  на  своих  корабельных
мониторах. Они видели, как он остановился посреди второй палубы и, приблизив
на экране его лицо, увеличив изображение до предела, они могли понять, какая
мучительная борьба происходит в этом человеке.
     Наконец  Крайнев  принял какое-то  решение.  Он  медленно повернулся  и
сделал шаг в обратном направлении. Создавалось  впечатление, что к его ногам
привязали невидимые гири. Он шел, сгорбившись, едва переставляя ноги.
     -- Не нравится мне его вид, -- проговорил Павловский. -- Лучше бы уж он
захватил шлюпку. Тогда, по  крайней  мере, мы бы точно  узнали, с кем  имеем
дело.
     -- До конца мы этого никогда не узнаем.
     Я захлопнул за собой дверь отведенной мне каюты и  без сил повалился на
койку. Буря противоречивых чувств бушевала внутри  меня. В  таком  состоянии
нельзя было  ничего  предпринимать. Я  должен был  еще  раз  все обдумать, я
должен был прийти к определенному решению и лишь после этого действовать.
     Но что я мог сделать? Разве  у меня  был какой-то  выбор?  "Выбор  есть
всегда.  В любом положении у  человека  есть выбор". Это говорил  Спейс  или
Лагран -- не важно. У меня и  в  самом деле был выбор.  Я  мог согласиться с
предложением Грантова и принять  участие в его безумных планах... Я мог лишь
сделать  вид,  что  согласился,  дождаться  подходящего момента и  бежать  с
корабля. Нет.  Это чушь. Незаметно  бежать с современного корабля,  набитого
следящей электроникой, невозможно.
     Тогда что же? Отказаться от участия, сделать тем самым бессмысленной их
посадку на Багровую и потребовать  возвращения  на Землю?  И  как же я  буду
чувствовать себя  на  этой Земле, если  ею  уже сейчас управляют  деймовские
прихвостни? И что меня там ждет?
     Все казалось  бессмысленным,  выхода не  было. Любое  развитие  событий
заканчивалось катастрофой.  Но  сейчас  самому  себе  я  мог признаться, что
именно казалось мне  наиболее страшным. Наиболее  чудовищным. Чужой контроль
над моим мозгом. Контроль, противостоять которому я только что оказался не в
силах.
     -- Не можешь  решить, что делать? Но это же так просто!  Каждый  обязан
делать лишь то, что соответствует его интересам.
     Я  обернулся  на  голос.  В  углу  каюты, там,  где тлел  едва заметным
притушенным синим  огнем дисплей внутренней связи, наметились некие контуры.
Что-то туманное и  знакомое проступало из  небытия. Оно все никак  не  могло
сформироваться, расплывалось в облачко, пыталось  собраться в образ, похожий
на  голограмму, но  это ему  плохо удавалось. Впрочем,  в  этом уже  не было
никакой необходимости. Я узнал голос стража.
     -- Все шастаешь по  разным  мирам?  Разве  тебе  не  нужно охранять сон
своего господина? -- язвительно поинтересовался я.
     -- Работаю в конторе по совместительству, обязан следить за соблюдением
договоров. Я же тебе говорил.
     -- Ну и что же соответствует моим интересам?
     --  Разумеется, возвращение на Землю! Ведь именно это я тебе обещал. Но
сейчас ты чуть не  решил согласиться с безумным предложением Грантова и этим
едва не испортил все.
     -- А что меня ждет на Земле?
     --  Только  хорошее!  Я  об  этом  позабочусь!  Все   эти  разговоры  о
посланниках -- клевета. Деймам не нужна ваша планета, а Грантов не думает ни
о  чем,  кроме  месторождения  скандия. Ты хочешь его  туда  привести  ценой
собственной жизни?
     -- Хороший  у меня  советчик, но,  кажется, я знаю,  как заставить  его
заткнуться раз и навсегда!
     Я поднялся с постели и решительно направился к двери, по дороге еще раз
щелкнув  выключателем  обесточенного интеркома. Просто так,  для надежности.
Впрочем, в  этом  уже  не было необходимости.  Бартоломей  исчез в ту  самую
минуту, когда я принял решение.



     Я  распахнул  дверь  медицинского  отсека,   пожалуй,   слишком  резко.
Следовало,  по крайней  мере,  предупредить  о  своем  визите.  Я  вовсе  не
собирался   пугать   милого  доктора,   столь  заботливо  проводившего  свои
исследования над моим организмом, пока я был без сознания.
     Однако мое  дело  не  терпело  отлагательств,  и  я  находился в  таком
состоянии, когда соблюдение норм вежливости становится обременительным.
     Она  приподняла  голову от дисплея  сканера, стоявшего на ее  столе,  и
посмотрела  на меня пристально,  словно  видела в первый  раз. В ее огромных
карих  глазах светился ум и интеллект, но в них  не было испуга. Кажется, на
этом корабле нашелся хотя бы один  человек, которого мое внезапное появление
не ввергало в состояние шока.
     -- Доктор Ленская,  простите за официальное обращение, я не знаю вашего
имени и не знаю, как вас называют пациенты.
     -- Они зовут меня просто доктором. А друзья  называют  Ладрой. Надеюсь,
мы станем друзьями, Крайнев, и тогда вы тоже сможете называть меня по имени.
     --  Я тоже на это  надеюсь. Если, конечно,  для этого будет  достаточно
времени.
     -- Что вы имеете в виду? Перелет нам предстоит долгий.
     --  Не  такой уж  долгий, и, возможно,  его благополучное  окончание во
многом будет зависеть от того, сможете ли вы мне помочь.
     -- Вы  говорите загадками, Крайнев. Помогать пациентам -- мой служебный
долг.
     --  Отлично.  Тогда перейдем  прямо к делу. Мне известно,  что пока  вы
лечили меня  от гравитационного шока, вы провели серию  тестов  и убедились,
что мой организм, мягко говоря, значительно отличается от нормального.
     Она вспыхнула и в гневе ударила по столу своей тонкой изящной  ладонью.
Даже сейчас, во время  этого  напряженного разговора, от результата которого
для меня зависело так  много,  я не мог  не  замечать,  как  совершенна  эта
женщина, каждая черта на ее лице, ее глаза, ее руки...
     --  Кто вам  об  этом  сказал?!  Это  врачебная тайна, она  не подлежит
разглашению!
     --  Не  существует  таких тайн,  которые  рано или поздно не становятся
известны. Но  дело  сейчас не в  этом Мне требуется  ваша помощь. Мне  хотят
поручить одну весьма деликатную  и ответственную миссию.  Но  я  не уверен в
том,  что смогу  с  ней  справиться. Не с самой миссией... Речь сейчас не об
этом.  Дело в том что в определенные  моменты мой  организм испытывает очень
мощное  внешнее  воздействие.  До   поры  до  времени  мне  удается  с  этим
справляться, но  в самый ответственный  миг моя психика может дать сбой. Мне
нужно лекарство. Мощный психический блокиратор.
     Наконец-то я это сказал, хотя до последнего момента  не  был  уверен  в
том, что у меня хватит смелости признаться ей в своей слабости и попросить у
нее  лекарство, применение  которого считается преступлением  почти  во всех
случаях медицинской практики.
     -- Вы хоть знаете, о чем меня просите?
     Я молча  кивнул,  пожирая  ее  глазами,  словно впервые видел  женщину.
Словно пришел к ней на свидание.  Наверно,  мой взгляд сбивал  ее  с  толку,
мешал сосредоточиться и ответить мне так, как ей следовало ответить.
     -- На  этом  корабле не может быть никакого  внешнего  воздействия.  Он
полностью изолирован от внешних  излучений. Его  защиту невозможно  пробить.
Когда в последний раз вы ощущали это воздействие?
     -- Несколько минут назад, перед тем как прийти к вам.
     -- В  таком  случае  источник находится внутри  корабля и не может быть
настолько сильным, чтобы вы не могли с ним справиться.
     -- Вы правы. Но  в скором  времени мне предстоит покинуть корабль и как
раз в таком месте,  где  подобное  излучение может  стать непреодолимым. Мне
нужна гарантия.
     -- Никто не знает, как отреагирует ваш измененный энерганом организм на
действие блокиратора,  а в том, что он отреагирует нестандартно, нет никаких
сомнений. Вы вообще можете превратиться в ходячего зомби.
     -- Мне часто приходится рисковать. Особенно после того,  как я перестал
водить корабли.
     -- Какие корабли?
     --  Прежде чем  стать помощником  капитана,  я  был самым  обыкновенным
штурманом, но даже  тогда  никому  не  приходило  в  голову  подвергать меня
медицинским тестам, не испросив на то моего согласия.
     Она  вновь вспыхнула,  словно  девочка  студентка,  которую  уличили  в
списывании контрольной работы.
     -- Это был прямой приказ капитана. Я не могла не подчиниться.
     --  Сейчас у вас есть возможность исправить бестактность, допущенную по
отношению ко мне.
     Я подобрал наиболее  мягкое  слово, хотя,  направляясь  сюда, собирался
сказать ей совсем другое.
     -- Мне необходимо разрешение капитана.
     -- Он вам его не даст.
     -- Но, в таком случае...
     -- В  таком случае вы  дадите  мне  блокиратор, не спрашивая разрешения
капитана. Вы же не спрашивали у меня разрешения, когда начинали свои  тесты.
Насколько мне известно, медиков за подобный поступок вообще лишают лицензии.
     Это сильно смахивало на шантаж. Но у меня не было иного выхода. Я стоял
перед ней, нагнувшись, упершись руками в ее стол, нависая над ней и стараясь
не упустить ее взгляда. Я чувствовал, что ее сопротивление начинает слабеть,
и это доставило мне странное удовлетворение, словно я одержал победу над ней
совсем в другой области.
     --  Мне все равно придется доложить об этом капитану... --  пролепетала
она, стараясь отодвинуться от меня как можно дальше.
     -- Докладывайте. Как только я получу лекарство, никто уже не сможет его
у меня отобрать. Можете даже сказать, что я угрожал вам и у вас  не осталось
иного выхода.  После  окончания этого  рейса  все  это уже  не  будет  иметь
никакого значения.
     --  Итак,  он  добился  своего,  -- проговорил  Павловский,  недовольно
рассматривая Грантова,  словно видел его впервые.  На самом деле он знал его
уже  лет десять, но каждый раз, встречаясь с  этим человеком, не  переставал
удивляться  его  проницательности и абсолютному  отсутствию  чувства  такта.
Кроме сиюминутной, наиболее важной задачи, выдернутой из вороха  бесконечных
проблем, для Грантова не существовало ничего, и Павловского это раздражало.
     --  Теперь у  него есть блокиратор.  Хотел  бы  я  знать, зачем  он ему
понадобился? Скорее всего  вовсе не  для того, для  чего предназначается это
психотропное средство, рассчитанное на приглушение эмоций обычных людей.
     --  Он   нужен  ему  для   того,  чтобы  в  критический  момент   иметь
гарантированную защиту от внешнего воздействия на его психику.
     -- Вашими бы устами... Но  допустим,  что это так. Вам не кажется,  что
уже  сейчас  он  становится  неуправляем  и  позволяет  себе  нарушать любые
правила?
     --  В  его  поступке  есть один положительный момент,  которого  вы  не
заметили.
     -- Какой же?
     -- Он намерен согласиться на наше предложение.
     До выхода из  оверсайда в районе Багровой  оставалось  два дня, когда я
вновь решился  встретиться  с Лад-рой.  На  этот раз  делового предлога  для
встречи у меня не  нашлось, и я просто позвонил ей по корабельному интеркому
в конце рабочего дня.
     -- Да, слушаю... --  Даже электроника не смогла исказить ее голос, и  я
почувствовал,  как  сердце забилось  быстрее,  а все нужные,  приготовленные
заранее  слова   куда-то  исчезли.  В  конце  концов  я  пробормотал  первую
банальность, которая пришла в голову.
     --  Вы не  могли бы  со мной  сегодня поужинать?  --  Она  не  включила
изображение на своем интеркоме и в отличие от меня не помнила моего голоса.
     -- Кто это?
     -- Крайнев.
     --  Я вас ненавижу, Крайнев!  --  Интерком отключился,  и  я  еще долго
беспомощно вертел в  руках шарик связного устройства. У  нее были для  такой
реакции все основания, но времени  больше не оставалось, я  и так откладывал
нашу встречу до самого последнего момента.  Сейчас  я  наконец спросил себя,
почему я так бездарно растранжирил  долгие дни перелета, почему не попытался
встретиться с ней раньше?
     Ответ  был слишком прост. Я боялся, боялся отказа, того самого, который
только что услышал. Моя пресловутая мужская гордость  была уязвлена. Но дело
заключалось  не только  в  этом  --  сейчас  я  нуждался в ее помощи гораздо
сильней, чем раньше, и понял это лишь вчера, когда Грантов наконец соизволил
познакомить меня с деталями  предстоящей  операции  на  Багровой. Он тянул с
этим  до последнего из  соображений секретности, полагая, очевидно, что  чем
позже  эта  информация станет для меня доступна, тем больше шансов сохранить
ее в тайне от наших врагов. Но в этом он ошибался.
     Он  лишь затруднил мою  задачу по  выявлению канала, по которому  могла
быть  передана эта информация, а без ликвидации  этого канала моя  миссия на
Багровой  теряла  всякий  смысл. Установить, кто из  членов команды является
передатчиком,  необходимо  было  до того,  как  будут  сняты защитные  поля,
блокирующие любой  контакт с  внешним миром. И если капитан, для  того чтобы
беспрепятственно сесть  на Багровой, собирался  изображать  из  себя мирного
торговца, попавшегося на приманку большого куша, снять эти поля ему придется
перед  самым  выходом из оверсайда.  Ни один торговец  не  располагал такими
генераторами защиты, какие были установлены на "Ин-48".
     Выяснить, кто на корабле является посланником, они до сих пор не смогли
потому, что  использовали только  легальные методы.  Но  для меня  больше не
существовало  никаких запретов --  ставки  были слишком  высоки,  а  времени
оставалось в обрез.
     Была и еще одна, пожалуй, самая трудная  задача. Уговорить капитана. На
этот раз без его содействия мне не обойтись. "Ну почему мои соотечественники
настолько  глупы и самолюбивы? Почему личные симпатии и  антипатии  для  них
важней любого дела? --  с  горечью подумал я  и  тут же  оборвал  эти  мысли
короткой доходчивой фразой: -- Давно ли ты сам был таким?"
     После  того  как  я  согласился  сделать  все  от  меня  зависящее  для
уничтожения управляющего центра на Багровой, о котором не имел  ни малейшего
представления,  двери капитанской каюты были для меня открыты в любое время.
Требовалось согласовывать  и  уточнять  десятки мелочей,  связанных  с  моей
миссией на планету, и поскольку о ней по-прежнему  знали всего три человека,
каждую  из возникавших  проблем  приходилось  решать  через  капитана. Такое
частое общение отнюдь не способствовало улучшению наших отношений.
     На этот раз Грантова в капитанской каюте не было, зато здесь был капрал
космодесанта  Ремизов. Этот человек  повсюду следовал  за капитаном,  словно
дворовый  пес, и  выполнял при нем не то функцию ординарца, не то охранника,
хотя ни той, ни другой  должности в штатном расписании корабля не значилось.
Карманы  его  куртки  постоянно оттопыривались от  тяжелых  предметов,  и  я
подозревал, что он носит там отнюдь не столовые приборы.
     Ремизов относился ко мне  с нескрываемой  неприязнью, поскольку  только
мне, из  всех  членов  команды,  разрешалось  выпроваживать  его из  любимой
капитанской каюты. Впрочем, неприязнь  была взаимной. Я  всегда недолюбливал
этот  квадратный тип  людей,  всю жизнь,  не  раздумывая,  выполнявших чужие
приказы.  К  тому же капрал кого-то мне напоминал, иногда его  лицо казалось
странно знакомым,  и меня раздражало это обстоятельство, потому что я не мог
понять, в чем тут дело, обычно моя память не давала подобных сбоев.
     Я  пригладил волосы левой рукой --  условный  жест, означавший, что мне
требуется конфиденциальное рандеву.
     Павловский  сам  предложил эту идиотскую  процедуру, видимо, не желая в
присутствии подчиненных  каждый раз выполнять мою просьбу -- очистить  каюту
от посторонних.
     Не  сомневаюсь,  что  Ремизов   давно  уже  догадался  об   этой  нашей
договоренности, и  сейчас  в его глазах вспыхнуло нечто,  весьма  похожее на
ненависть.
     Наконец,   после  недолгого  препирательства,   которое   в   отношении
начальства может себе иногда позволить любимый ординарец,  он покинул каюту,
и  я  смог  приступить  к  делу.  Понимая,  как  нелегко мне  будет добиться
содействия Павловского в задуманной операции, я начал разговор издалека.
     -- Валентин Карлович! -- Это  неуставное  обращение я употреблял каждый
раз, когда мы  оставались наедине, стараясь  подчеркнуть, что  не являюсь ни
членом  команды,  ни  его   подчиненным.  Такие  простые  способы  действуют
безотказно,  особенно  в среде  военных. Павловский  же,  до того как принял
команду  над  этим, довольно-таки странным  кораблем, дослужился до капитана
первого ранга  и вынужден был оставить пост командира на боевом эсминце ради
сомнительной должности, которую теперь занимал. Видимо, эта  рана у  него до
сих  пор  кровоточила,   и  нетрудно  было   представить,   сколько   усилий
потребовалось  приложить командованию  космофлота, чтобы  подвигнуть  его на
этот шаг.
     -- Что там еще  случилось? -- буркнул капитан,  старательно разглядывая
крышку своего стола.
     -- Осталось всего сорок часов до  момента,  когда мы  начнем  процедуру
выхода из оверсайда,  и,  если я правильно  понимаю  ситуацию,  вам придется
отключить экранирующие поля еще до ее окончания.
     -- Вы  правильно понимаете ситуацию.  Продолжайте! -- произнес капитан,
не отрывая взгляда от своего стола, на полированной поверхности  которого не
было ни  одной  пылинки.  Я  подозревал,  что этот  сверкающий результат был
достигнут не без помощи Ремизова.
     --  Как  только  мы  выйдем  из оверсайда, на Багровую уйдет сообщение,
воспрепятствовать которому никто уже не сможет.  В  такой ситуации все  наши
усилия  по  маскировке корабля становятся совершенно бессмысленными,  так же
как моя миссия.
     При последней фразе капитан наконец прекратил созерцание своего стола и
уставился на меня свирепым взглядом.
     -- Уж не решили ли вы от нее отказаться?
     -- Нет. Но мне пришла в голову идея, которая  поможет нам избавиться от
многих неприятностей.  Мы должны выявить посланника до того, как будут сняты
экраны.
     -- Неужели?  И  каким  же  образом мы  это  сделаем? --  с  откровенным
сарказмом спросил Павловский.
     -- Для этого  всем членам команды придется  сделать небольшую прививку.
Универсальный антибиотик  перед  посадкой  на  чужую  планету не вызовет  ни
малейшего  подозрения,  но  в   него  придется   добавить   небольшую   дозу
блокиратора.
     -- Это еще для  чего? Употребление блокиратора находится под строжайшим
запретом! Что вы задумали, Крайнев?
     --  Его действие  на  обычных  людей,  при той мизерной дозе, которая в
данном  случае  необходима,  сведется к  кратковременному торможению эмоций.
Препарат полностью прекратит свое воздействие уже через несколько часов.  Но
это  относится лишь  к  обычным людям. На посланника блокиратор  подействует
совершенно иначе.
     -- И  каким  же  образом вам удалось  получить  эту  необычайно  ценную
информацию? -- капитан даже не считал нужным скрывать  свое недоверие, и мне
становилось все труднее продолжать нашу беседу в спокойном деловом тоне.
     -- Самым простым. Я попробовал препарат на себе.
     -- И что же? -- не сразу понял капитан.
     --  Реакции  моего  организма  во  всем,  кроме  подчинения,  полностью
идентичны  реакциям посланника. Надеюсь, это не является для  вас  новостью.
Так  вот,  реакция  посланника, принявшего  этот препарат,  парадоксальна по
сравнению  с  обычными  людьми.  Его  разум  на несколько  часов  становится
недоступным для внешнего  воздействия. Ему  невозможно  передать приказ, его
невозможно подвергнуть гипнозу.
     --  И таким образом  вы надеетесь предотвратить  передачу информации на
Багровую?
     -- Конечно, нет.
     -- Тогда чего же вы добиваетесь?
     --  После  того как всем  без исключения  членам команды  будет  введен
блокиратор, вы соберете всю команду в кают-компании, а я постараюсь выявить,
кто из экипажа является посланником.
     -- Довольно  странное  и весьма запутанное предложение. Поясните, каким
образом вам это удастся?
     --  На  короткое  время  мне  придется  подвергнуть  команду  массовому
гипнозу.
     -- Надеюсь, я не ослышался? Вы что, фокусник, циркач?
     --  Вы  не  ослышались,  капитан.  Дело в том, что посланника, в  крови
которого присутствует  блокиратор, невозможно подвергнуть гипнозу,  и только
он  один не станет выполнять  мои  мысленные приказы. Просто потому, что  не
сможет их принимать.
     -- А всех остальных вы сможете превратить в своих марионеток?
     --  С  помощью  блокиратора  и  специальных  технических  средств   это
возможно, хотя, поверьте,  эта процедура мне так же  неприятна, как вам.  Но
обстоятельства...
     -- Оставьте обстоятельства  в покое! Если  вы такой могучий гипнотизер,
почему вы не выявили посланника раньше, до того как он попытался вас убить?
     -- Потому  что  у  меня не было  блокиратора. Потому  что  я  обнаружил
характер его воздействия на свой организм только вчера! Потому, черт возьми,
что без вашего разрешения мне и шагу не дают ступить на этом корабле!
     -- Боюсь, что вы нуждаетесь в гораздо  более  строгом контроле, чем это
было до сих пор. Что за бредовый план? Неужели вы думаете, что я соглашусь в
самый ответственный момент отдать на  вашу милость  всю  команду?!  Пока  мы
будем находиться под гипнозом, вы сможете сделать с кораблем все что угодно!
     -- Да поймите же вы наконец, если бы мне это понадобилось, я не стал бы
вас уговаривать! Не так уж трудно было бы добавить блокиратор в  резервуар с
питьевой водой.  Вы прекрасно  знаете, что он у меня есть. Все  остальное --
дело  техники. Никто ничего  не успел бы заметить. Ваше  согласие нужно  мне
лишь  для того, чтобы собрать всю команду в одном месте и выявить посланника
деймов...
     Последнее  время я  только и  делал, что  нарушал какие-нибудь правила.
Понимая, что обычным путем мне никогда не удастся добиться согласия капитана
на этот рискованный  эксперимент,  я позаботился  о том, чтобы в его графине
заранее оказалась необходимая доза  препарата,  и  сейчас, после  того как я
испробовал все легальные способы  уговоров,  мне  оставалось только включить
крохотный  карманный  магнитофон. Его  звуковой  диапазон  выходил  за рамки
восприятия человеческого  уха,  и  звук  оставался  неслышным.  Волна  этого
излучения  была  настроена  на альфа-ритм  человеческого  мозга,  оставалось
совсем немногое -- ввести капитана  в окончательный гипнотический транс, что
я  и  проделал  без  особых  усилий.  Мои  постоянные упражнения  в передаче
молдрому телепатических сообщений не прошли бесследно.
     Когда капитан проснулся, он ничего не помнил о нашем разговоре. Зато он
прекрасно помнил о том, как ему понравилась идея выявить посланника деймов с
помощью блокиратора... Оставалось решить последнюю проблему.
     По  космическому  уставу,  даже  капитан  не   имел  права  приказывать
корабельному  врачу, если дело касалось применения медицинских препаратов  и
методов лечений.



     Я  перехватил Ленскую в  коридоре  между отсеками, когда она,  закончив
очередное дежурство,  возвращалась  в  свою каюту.  Она  вздрогнула, когда я
произнес ее имя, резко обернулась и сказала:
     -- Никогда не смейте меня так называть! Для вас я доктор. Только это, и
ничего больше.
     То, что она говорила с излишней запальчивостью, и то, что она не сумела
скрыть  своего  волнения, давало мне некоторую надежду. Но  сейчас я  не мог
себе позволить отвлекаться от  своей главной цели даже ради женщины, которая
мне так нравилась.
     -- Хорошо, доктор,  я  буду называть  вас так,  как вы  хотите,  только
выслушайте меня, пожалуйста.
     -- Я устала и не расположена разговаривать с вами в коридоре. Приходите
завтра в медпункт, там и побеседуем.
     -- В  любом другом случае  я бы так и поступил, но сегодня вам придется
меня выслушать прямо сейчас. Мое  дело не  терпит  отлагательств,  и  завтра
может быть уже поздно.
     -- Что, срочно вновь понадобился блокиратор?
     Я сделал вид, что не  заметил сарказма в ее тоне,  и продолжал как ни в
чем не бывало:
     --  Вы  почти угадали. Только на  этот раз блокиратор нужен  не мне. Вы
должны  сделать  прививку  минимальной  дозы  этого  препарата  всем  членам
команды, включая себя и капитана.
     -- Похоже, на вас плохо подействовала предыдущая доза.
     --  Поверьте, мне сейчас  не до  шуток. -- Я  начал объяснять  ей  суть
своего плана, уже не надеясь на то, что она меня поймет и согласится помочь.
Одно  я  знал  совершенно  точно  --  ни  при  каких  обстоятельствах  я  не
воспользуюсь  способом,  к  которому прибег в  случае с капитаном, для  того
чтобы  навязать  собственное  мнение этой  женщине.  Если  она не согласится
добровольно  мне помочь, придется отказаться от высадки, и пусть все летит к
черту.
     Надо отдать  ей  должное,  она выслушала меня, не перебивая,  до самого
конца. За это  время мы успели  пройти весь коридор второго отсека и  теперь
стояли у двери ее каюты. Она старалась вставить квадратик электронного ключа
в предназначенную для него прорезь, и  потому, что ей не удалось сделать это
с первой попытки, я понял, как сильно она взволнована.
     -- Как мне кажется, прежде  чем прийти ко мне, вы должны  были обсудить
этот бредовый план с капитаном.
     -- Я так и сделал.
     -- И что же он сказал?
     -- Дал  "добро" и  отослал к вам. Сказал, что  в этом  вопросе никто не
имеет права вам приказывать.
     Мне показалось,  что спрашивает  она  совершенно механически,  думая  о
чем-то другом, и неожиданно причина ее волнения прорвалась наружу.
     -- Если вы  не выдумали все это, то,  выходит,  что  в  любой из  дней,
проведенных вами на  нашем  корабле, вы могли... -- Она остановилась посреди
фразы, прекратила свои неудачные попытки открыть дверь и. резко обернувшись,
посмотрела  мне  прямо в глаза. --  Вы  могли  изменить мнение любого  члена
команды и даже повлиять на его психику...
     -- Ни  один гипнотизер  не может  сделать того,  о  чем вы хотели  меня
спросить. Даже  под гипнозом нельзя заставить человека  сделать  то, чего он
действительно  не хочет.  Как  медик,  вы  должны  об  этом знать.  А  я  не
гипнотизер.
     -- Как же тогда вам удалось убедить капитана?
     --  Это  мелочи.  Я  говорю о действительно серьезных вещах.  Нельзя, к
примеру,  понравиться женщине  в  том случае, если в  повседневной жизни  ты
вызываешь у нее отвращение или ненависть.
     -- Но тогда почему же... -- она оборвала себя на полуслове.
     -- Вы хотели спросить, почему перестали меня ненавидеть?
     Говоря это, я накрыл своей  огромной лапищей ее тонкую, дрожащую руку и
помог вставить электронный ключ в предназначенную для него прорезь.
     После этого дверь отъехала в сторону, мне  пришлось поддержать Ладру, и
мы оба  неожиданно оказались в  ее каюте.  Современные электронные замки  на
этом  корабле настраивал  опытный программист, и как только  открывший замок
человек  переступал порог (не всегда в единственном числе), дверь совершенно
бесшумно выезжала из стены за его спиной, закрывая каюту.
     Поскольку во время этого маленького происшествия Ладра не произнесла ни
слова, я нагнулся и поцеловал ее в холодные, совершенно неподвижные губы.
     Не знаю, что со мной творилось. Такого приступа  страсти я не испытывал
никогда в жизни. Я знал, что сжигаю за собой все мосты, что она меня никогда
не  простит  за это вторжение в ее каюту и в ее личную жизнь, но  мои  руки,
действуя   совершенно   самостоятельно  и  независимо  от   моего  рассудка,
продолжали расстегивать  пуговицы на ее комбинезоне, и лишь  тогда,  когда я
добрался до  застежек  на лифчике, она наконец спросила  совершенно  трезвым
голосом:
     -- Что вы делаете, Крайнев?
     Но теперь было  уже слишком поздно. Я подхватил  ее  на руки и понес  к
кровати. Она даже не пыталась сопротивляться. Только смотрела на меня своими
огромными, холодными глазами, не  закрывая их даже  тогда, когда  я вновь  и
вновь начинал ее целовать, пытаясь вызвать хотя бы крохотный огонек ответной
страсти.
     Она молчала. Даже тогда, когда я сорвал с  нее последнюю тряпку и начал
целовать ее обнаженное тело, она не сделала ни одного движения мне навстречу
и не произнесла больше ни одного слова.
     Лишь под утро, когда часы на ее столике пропели забавную песенку о том,
что ранний подъем полезен всем зверятам, она сказала:
     --  Мне  было  хорошо  с  вами,  Крайнев.  Но  это  больше  никогда  не
повторится. Забудьте обо всем, что между нами произошло.
     --  Между прочим, кроме  фамилии, у  меня есть  еще  и имя,  меня зовут
Игорем. Забыть я  все равно  не смогу.  А  что касается повторения... Завтра
после посадки я покину корабль и, скорее всего, обратно уже не вернусь.
     По-моему,  только  после  этой  фразы  она  наконец  поняла,  насколько
серьезно все, что я ей рассказал до того, как мы очутились в ее каюте.
     -- Мне трудно называть тебя по имени. Моего погибшего на "Астране" мужа
тоже звали Игорем...
     -- Прости, я не знал...
     --  Ничего. Прошло уже больше года,  боль  притупилась, и все равно мне
кажется, что он вернется. Наверно, потому, что я не смогла его похоронить, я
не могу представить его мертвым.
     Она сбросила с себя простыню и встала,  совершенно не  стесняясь своего
обнаженного тела. Мне было приятно наблюдать за ее медленными  неторопливыми
движениями,  за  тем,  как  набрасывает  она прозрачный  халатик и  включает
кофейный автомат. В этом не было уже ничего сексуального, только сожаление о
том, что  эта женщина никогда не будет принадлежать  мне до конца и эта ночь
уже не повторится. Судьба  не оставила  мне времени для того, чтобы изменить
ее отношение  ко  мне.  Наверно,  в ее памяти я  навсегда останусь случайным
мужчиной,  ворвавшимся  в  каюту,  доставившим  неожиданное  удовольствие  и
навсегда исчезнувшим из  ее  жизни. Словно услышав мои  мысли,  она сказала,
протягивая мне чашечку с синтетическим кофе:
     -- Мне бы не хотелось,  чтобы вы тоже превратились в  призрак, Крайнев.
Если  я смогу  помочь хоть чем-то,  я  это сделаю. Может быть,  вам  все  же
удастся вернуться и вновь нарушить все запреты...
     Дурное  предчувствие  не покидало  меня  весь вечер, перед  назначенным
капитаном на восемь всеобщего сбора. Что-то я сделал не так, чего-то не учел
и стал теперь невольным пленником лавины событий,  которые сам же и вызвал к
жизни.  Прежде  всего это касалось оружия. Павловский наотрез отказался  мне
его выдать, ссылаясь на параграфы космического устава, и я, в конце  концов,
перестал на этом настаивать, резонно предположив, что в предстоящем поединке
вовсе не оружие будет играть решающую роль.
     Но, как показали дальнейшие события, в этом я ошибся.
     Я  вошел  в  зал  чуть  позже,  чем   следовало,  вместе  с  последними
припозднившимися  членами  команды  и,   стараясь   быть  незаметнее,  занял
свободное место в последнем ряду. Капитан уже  стоял у стола в центре зала и
недовольно обводил взглядом ряды  своей  аудитории. Часы показывали без двух
минут  восемь,  и  по  растерянному  взгляду капитана было видно,  что он не
совсем понимает,  для чего собрал здесь всю команду и  что ему  теперь с ней
делать.
     Пора было начинать.  Мой  выход... Я  заранее  ввел в компьютер  нужную
программу,  в  зале  зазвучала  тихая музыка,  свет померк,  и  в  полумраке
раздался голос всеми любимой актрисы видеорамы:
     --  Вы собрались  здесь,  чтобы отдохнуть. Вы устали,  у вас был  очень
трудный день. Отрешитесь от всех забот, расслабьтесь и слушайте музыку...
     Музыка была не совсем обычной. В ней скрыто звучал ритм головного мозга
спящего  человека.  И  слышались   замедленные  удары  сердца.  Этот  прием,
разработанный столетия  назад,  действовал безотказно и  поныне. Дальше  все
зависело от  излучателя, лежавшего у меня в кармане и связанного специальной
линией с  центральным  компьютером корабля. Для того чтобы загипнотизировать
одного или двух человек, подготовленных к  гипнозу  предварительным  приемом
блокиратора, мне не нужны были большие мощности. Но  в зале их было сорок, а
такой массовый гипноз -- задача не из  легких. Чем больше людей, тем труднее
подчинить их своей воле всех одновременно.
     -- Какого черта, что  здесь происходит?  -- донесся  совершенно трезвый
голос из первых рядов. К  сожалению, я не рассмотрел того, кто это сказал, и
не мог отвлекаться. Наступила самая ответственная фаза. Я почувствовал,  что
контроль над всеми  присутствующими в зале установлен, и  сразу  же произнес
неожиданную для них команду: "Всем встать, а затем лечь на пол".
     Все сорок  человек, как  один  хорошо отлаженный механизм, поднялись со
своих кресел и тут же рухнули на пол, включая и самого  капитана. Не слишком
вежливо, зато  эффективно... Впрочем, я ошибся. Их было не сорок -- тех, кто
выполнил  мою мысленную команду. Только  тридцать  девять человек неподвижно
лежали на полу.
     Сороковым был капрал  Ремизов. Вскочив вместе  со всеми,  он  продолжал
стоять  в проходе, рядом со своим  креслом, недоуменно озираясь и не понимая
того,  что  происходит. Идея с командой  "Всем  лечь", пришедшая  мне  на ум
только накануне,  сработала  безупречно. Ремизов рефлекторно вскочил на ноги
вместе со всеми,  и если бы я ограничился только этим, я не смог бы выделить
его из остального экипажа.
     Но когда все вокруг  тебя  неожиданно падают  на  пол, любой нормальный
человек, не находящийся под воздействием гипноза, обязательно задумается над
тем,  стоит  ли  это  делать  и  почему  люди  вокруг него  ведут себя столь
необычно. Именно этого я и добивался -- секундного промедления. Мне его было
достаточно для того, чтобы безошибочно определить, кто  сообщал нашим врагам
все сведения о движении  корабля  и  о  том, что происходит на борту.  Кроме
того,  этот человек совсем недавно пытался меня  убить... Эта мысль  помогла
мне собраться в этот последний решительный момент. Нас с Ремизовым разделяли
восемь рядов кресел, и достать его в броске я не мог.
     Как  только я  двинулся  в  его  сторону,  он  выхватил  бластер и,  не
раздумывая, выстрелил в меня, лишний  раз  подтвердив,  что  я  не ошибся  в
определении предателя.
     Прежде  чем он  успел  нажать  гашетку, я бросился на пол и, извиваясь,
словно  уж,  двинулся  к  передним  рядам  со всей  скоростью,  на какую был
способен.  Сиденье  позади  меня с  треском  вспыхнуло от прямого  попадания
бластера, из его обивки повалил дым. Проклиная Павловского, оставившего меня
безоружным против противника,  вооруженного запрещенным для  всех космонитов
энергетическим  оружием, я продолжал упорно  продвигаться в  сторону первого
ряда, то и дело огибая лежавших на полу людей.
     Площадь  поражения  бластерного  заряда  не меньше  метра,  но  Ремизов
наконец  тоже упал  на пол,  то  ли  с запозданием надеясь спрятаться, то ли
пытаясь  таким  образом  достать  меня  снизу,  но ему,  как  и мне,  мешали
неподвижные тела  других членов  команды,  он не мог вести прицельный огонь.
Что он, однако, с лихвой компенсировал, продолжая, раз за разом, нажимать на
спусковую кнопку. За моей спиной уже пылало несколько  кресел, раздался  вой
сирен пожарной опасности, с  потолка хлынули  потоки пены  из огнетушителей,
добавивших к происходящему еще больше неразберихи.
     Если  только  мне  удастся  выбраться  из этого  хаоса,  я  потребую от
Павловского  отчета,  на  каком  основании он,  лишив  меня  оружия,  сделал
исключение для своего любимчика Ремизова. Сейчас моя жизнь зависела от этого
"исключения". До сих пор меня спасало лишь то, что Ремизов стрелял вслепую.
     Я же, после первого выстрела, резко изменил направление движения и полз
теперь  параллельно проходу между креслами, лишь иногда  ныряя под очередной
ряд и  постепенно приближаясь к Ремизову с  той  стороны, откуда он меня  не
ждал.  Мой  персональный  ускоритель  реакций опять не сработал. Я  двигался
слишком  медленно и постепенно  терял  инициативу. Нужно  было что-то срочно
предпринимать, пока мой  противник  неожиданно  не  вскочил  на  ноги  и  не
расстрелял меня сверху в упор.
     Между  нами  оставались  еще два ряда, когда я, собрав  все  свои силы,
подогнул ноги и, оттолкнувшись от пола, прыгнул  вверх. Именно в этот момент
Ремизову пришла наконец в голову мысль, в свою очередь, подняться с пола. Но
было уже слишком  поздно.  Я обрушился  на  него  сверху,  подмял под себя и
резким ударом выбил  из его рук оружие -- но это  было все, чего мне удалось
достичь. Падая, Ремизов ухитрился вывернуться и оказаться сверху.
     Его профессиональный  захват  сдавил  мне сонную артерию. Этот  опасный
прием лишает обычного  человека  сознания за несколько  секунд, и Ремизов не
знал, что у меня гораздо больший запас времени.
     Его лицо находилось  от меня  так  близко,  что  я чувствовал зловонное
дыхание  этого монстра,  переставшего быть человеком. Продолжая  все сильнее
сдавливать мне  горло,  он растянул  рот в каком-то подобии ухмылки, видимо,
убийство  доставляло ему  наслаждение, и  он думал,  что  в  этот  момент  я
расстаюсь с жизнью.
     Сжав  в  упругий  комок  все  мышцы,  я ждал.  Постепенно  его  ухмылка
превратилась  в гримасу непонимания,  и в  этот момент  растерянности своего
противника  я  нанес  ему удар  сразу  обеими руками  снизу  вверх, разрывая
захват.  Мы одновременно  вскочили  на  ноги и  оказались  теперь  в  равном
положении. Схватка проходила в полном молчании, и лишь бессвязное бормотание
погруженных   в   глубокий  гипнотический  сон   людей  нарушало  тишину   в
кают-компании.
     Не  выдав   себя  даже  движением   глаз,  как  и  полагается  хорошему
профессионалу,  Ремизов совершенно неожиданно  сделал выпад, стараясь ребром
ладони  достать  мою шею,  которую  он только что выпустил.  Но это  ему  не
удалось,  я успел  уклониться.  Даже  в  обычном, неускоренном режиме  я  не
уступал Ремизову в реакции  и значительно превосходил его  в  силе. По моему
внешнему,  довольно-таки  хилому  виду  невозможно  было  догадаться,  какие
стальные, многократно усиленные энерганом мышцы оплетали костяк моего тела.
     Но мне никак не удавалось  воспользоваться этим  преимуществом. Потеряв
захват,  Ремизов  понял,  что  его  противник значительно  сильнее,  чем  он
предполагал, и теперь действовал значительно  осторожнее, держась на дальней
дистанции, и  старался, не  допуская сближения, достать меня одним  из своих
приемчиков.
     Этот изматывающий уход от ближнего боя  ничего хорошего мне не сулил --
рано или  поздно  я допущу ошибку, не  успею поставить блок или  уклониться,
одного пропущенного удара будет  достаточно,  для  того  чтобы покончить  со
мной. Павловский  не  зря  держал  Ремизова в  качестве  телохранителя. Этот
человек блестяще  владел  приемами современной  рукопашной  схватки  ай-дзю,
вобравшей в себя все лучшее из старинных школ рукопашного боя.
     Оставался  единственный   выход  --   спровоцировать  его  на  атаку  и
постараться провести захват, прежде чем он нанесет смертельный удар.
     Мы кружились на узкой площадке между столом и  первыми  рядами  кресел,
около которых вповалку лежали спящие люди.
     Бластер Ремизова после моего первого удачного удара отлетел  к столу, я
его не видел, но хорошо помнил место, куда он упал.
     Наверняка и Ремизов ни  на секунду не выпускал из зоны  своего внимания
угол стола, скрывавший от нас упавшее оружие. Рассчитывая  именно  на это, я
воспользовался подходящей позицией, когда стол оказался у  меня за спиной, а
Ремизов, уходя от моего удара, отпрыгнул к переднему ряду кресел.
     Я молниеносно бросился на пол и, лежа на спине, протянул левую руку под
стол. У  меня не было времени для  того, чтобы  найти оружие, я на это и  не
рассчитывал, сосредоточив все свое внимание  на противнике,  который резонно
предположил,  что  просто  так,  не  видя  бластера,  я  не пойду  на  такой
рискованный прием, поставивший меня в крайне невыгодное положение.
     Издав  какой-то   нечленораздельный  вопль,  он  бросился   в  атаку  и
наконец-то  приблизился  ко мне  настолько,  что я смог  провести захват его
ноги. Неожиданно выбросив из-под стола левую руку, в которой, разумеется, не
было никакого оружия, я успел перехватить его ногу.
     Ремизов потерял равновесие и  упал на меня. Он успел блокировать удар о
пол, выбросив вниз обе руки, но не смог после этого избежать моего захвата.
     Теперь мы лежали на полу рядом, лицом друг к другу, и мои руки сплелись
вокруг его  туловища, сковав  движение и постепенно сдавливая  его  так, что
затрещали ребра.
     Такой захват,  воздействуя на самые  прочные части  туловища,  не может
причинить  особого вреда. Видимо, инстинктивно полагаясь на  это, Ремизов не
успел защититься и только сейчас понял, какую роковую ошибку допустил.  Моей
силы оказалось достаточно, чтобы сломать ему грудную клетку, и, закричав  от
страшной боли, он потерял сознание.
     Теперь  передо  мной  вплотную  встал  вопрос,  о котором я  не подумал
раньше, -- что делать дальше с раскрытым посредником деймов?
     Если  я  оставлю  его живым, Павловский,  соблюдая  нормы  космического
права, наверняка  распорядится о  его заключении  под стражу. Но  как только
генератор экранирующих полей будет отключен, этот человек свяжется со своими
хозяевами, в каком бы отсеке его  ни упрятали, и тогда за жизнь всей команды
нашего корабля никто уже  не сможет поручиться, а моя миссия потеряет всякий
смысл.
     Нет  ничего   омерзительней,   чем  убивать  безоружного,  беспомощного
противника,  но иного  выхода у меня  не  было. Я сам  взял на себя роль его
обвинителя и судьи, а теперь вынужден был выполнить и роль палача...
     Бластер  лежал   с  противоположной  стороны  стола,  и  мне  следовало
поторопиться, потому что некоторые члены команды уже начали просыпаться.
     Напомнив себе,  что  этот  человек недавно  хладнокровно  пытался  меня
убить, я навел на него ствол оружия и нажал на спуск.



     Мы вышли из оверсайда в двух миллионах  километров от Багровой, и почти
сразу  же наши  чуткие приборы обнаружили  энергетический  контрольный  луч,
изучавший корабль. Это был самый опасный момент. Если Ремизов успел передать
сведения  о нашем корабле  до  того, как  мы  ушли в оверсайд в районе Лимы,
вслед за контрольным лучом последует боевой.
     Я невольно вспомнил снимки катастрофы земного флота  во время неудачной
попытки бомбардировки Багровой.
     Деймам понадобилось всего  несколько  секунд для того, чтобы превратить
самый мощный флагманский корабль землян в облако пара. Возможно, та же самая
судьба ожидала теперь и нас.
     Корабль замер, казалось,  даже  часы  в  рубке  остановились,  перестав
отстукивать страшные, растянутые  до бесконечности мгновения. Но они прошли,
и ничего не случилось. Контрольный луч погас. И теперь темный шарик планеты,
окруженный кольцом светящейся атмосферы, выглядел вполне безобидным.
     Я  стоял  в  рубке  рядом  с Павловским,  штурманом и Грантовым.  После
истории  с выявлением посредника доверие ко мне значительно  возросло,  и  я
наконец-то почувствовал себя полноправным членом команды.
     Хотя в моих взаимоотношениях с Павловским ничего не изменилось, похоже,
они даже ухудшились. Во всяком случае, во всем, что не было напрямую связано
с предстоявшей  мне миссией. Скорее всего,  на капитана  повлияла гибель его
любимца  Ремизова.  Он до  сих пор не мог  поверить в  то,  что так ошибся и
сделал  своим приближенным пособника  деймов. Как часто  бывает  в  подобных
случаях, инстинктивно он искал виновного подальше от себя самого...
     Что касается  самой миссии, то подробный план  предстоявшей операции, а
главное,  ее техническое  оснащение  до сих пор  держали  в  тайне от  меня.
Предлог, который для этого использовал Грантов, был достаточно веским -- чем
позже я  узнаю все об операции, тем  больше шансов уберечь  эти  сведения от
деймов. Все-таки они доверяли мне не  до конца  и оттягивали  момент,  когда
будут  вынуждены передать в мои руки завершающий  этап  операции, от которой
зависела судьба всей земной Федерации.
     Я знал лишь то,  что должен буду доставить на поверхность планеты некий
"подарок"   для  деймов,  способный  уничтожить  их  управляющий   центр,  о
местонахождении которого  у нас  не имелось никакой информации. Уже по одной
этой причине миссия смахивала на  авантюру, если, конечно,  не предположить,
что от меня утаили самое важное...
     Воспользовавшись своим новым положением, я спросил у  Грантова, пытался
ли отдел безопасности под видом торговца  или разведчика посылать к Багровой
другие корабли? Для меня до сих пор оставалось непонятным, почему в операции
обязательно должен участвовать  человек,  которого не смогут опознать деймы,
почему не использовать для этого зонды, например.
     --  Конечно, пытались. И не раз.  Но  каждый раз, как  только  корабль,
находясь  на орбите Багровой,  выпускал  зонд или борт корабля покидал любой
другой  подозрительный,  с  точки  зрения  деймов,  предмет,  он  немедленно
уничтожался  энергетическим   лучом  вместе  с  кораблем.  Мне  до  сих  пор
непонятно,   почему  уцелел   ваш   "Алькар".  Вы,  кажется,  говорили,  что
пользовались зондами для съемки?
     -- Это  было еще до  попытки  бомбардировки планеты земными  кораблями.
Возможно, с тех пор деймы стали осторожнее.
     До   посадки  на  Багровую   оставалось  не  больше  сорока  часов.   Я
демонстративно посмотрел на корабельные часы в старинном футляре, украшавшие
штурманскую  рубку,  и  спросил  ровным  тоном,  стараясь не  выдать  своего
возмущения излишней, на мой взгляд, скрытностью Грантова:
     -- Не пора ли вам, наконец, сообщить мне, что я буду делать на Багровой
в том случае, если никакого управляющего центра мне обнаружить не удастся?
     Несколько секунд  Грантов, прищурившись,  изучал мое лицо, словно видел
его впервые и наконец, должно быть, придя к какому-то решению, произнес:
     -- Пойдемте. Пора вам это показать.
     Павловский, стоявший от нас в нескольких метрах, слышал весь разговор и
немедленно вмешался:
     -- Ты слишком спешишь, Эрвин. До посадки еще далеко.
     -- Он должен познакомиться с устройством и подготовиться. После посадки
нам придется соблюдать режим молчания даже внутри корабля.
     Не  слушая   дальнейших  возражений  Павловского,   Грантов  решительно
направился к выходу из рубки, и я последовал за ним.
     Мы  миновали  несколько  палуб.  Стоя  напротив него  в  тесной  кабине
корабельного лифта, я  ждал  объяснений  загадочной фразы  о полном молчании
после посадки. Наконец, избегая  моего взгляда  и словно насильно  заставляя
себя говорить, он произнес:
     -- У  нас есть данные,  что  деймы  могут прослушивать разговоры внутри
корабля, находящегося на поверхности планеты.
     -- Я провел на Багровой много времени и ничего об этом не слышал.
     -- Наверно, вы вращались не в том обществе, -- проронил он с сарказмом.
-- У нас была возможность побеседовать с членами вашей команды и сопоставить
полученную  от   них   информацию  с  разведданными,  пришедшими  из  других
источников. Эти существа обладают невероятным могуществом.
     С этим я  не  стал  спорить. Тот,  кто  мог  останавливать стартовавшие
корабли, наверняка обладал и другими, неизвестными мне возможностями.
     Наконец лифт остановился в реакторном отсеке, нам пришлось облачиться в
защитные  антирадиационные костюмы. Я  продолжал недоумевать, что  нам могло
понадобиться в горячем отсеке.
     В реакторной Грантов попросил всех находившихся там  техников  покинуть
помещение. Старший  команды заявил, что без  приказа капитана не имеет права
покидать свой пост.
     Лица людей скрывали темные светофильтры защитных костюмов, а их фигуры,
неестественно раздутые  блестящей  пористой  тканью, напоминали монстров.  В
этом сравнении, пришедшем мне на ум, не было ничего удивительного. Сейчас мы
находились в  самом  опасном  для здоровья помещении, именуемом  на  жаргоне
людей, которые здесь работали, коротко и точно -- "Ад".
     Наконец  Грантов уладил все формальности,  связавшись с  Павловским  по
селекторной связи. Дверь метровой толщины закрылась за последним техником, и
мы  остались  одни. Убедившись в  том,  что выходной тамбур  надежно  закрыт
автоматическими  замками,  Грантов подошел к одной из трех крышек реакторов,
украшенных   крупной  надписью  "Смертельная  радиация",  и  начал   вручную
откручивать крепящие ее запоры.
     -- Что вы делаете, черт возьми?!
     --  Смотрите  внимательно  и  запоминайте.  После  посадки  вам все это
придется  проделать  самому и  уже  без всяких  объяснений.  Если  возникнут
вопросы, задавайте их сейчас.
     Когда  крышка  откинулась  на  толстенных  шарнирах,  стало  ясно,  что
никакого реактора  за  ней  нет.  Вспомогательный  реактор у  этого  корабля
отсутствовал. Мы вошли  в узкую  стальную  трубу,  на противоположном  конце
которой  виднелась  еще одна  дверь с электронным  кодовым  замком.  Грантов
справился и с этим препятствием, после чего мы оказались в тесном помещении,
освещенном  тусклыми  лампами. На  стальной полке лежал  стандартный  рюкзак
космодесантника  с  карманами,  набитыми   всеми  полагавшимися  по   уставу
мелочами. Больше здесь не было ничего, и, видимо, испытывая удовольствие  от
моего  недоумения, Грантов не  спеша  подошел к рюкзаку  и эффектным жестом,
словно фокусник на сцене, отстегнул его центральный клапан, откинул крышку и
направил на предмет, лежавший внутри рюкзака, луч света от своего фонаря.
     Я увидел металлический  шар размером  с футбольный мяч.  На его матовой
поверхности имелись  две  прорези  для  электронных ключей  и  одна  глубоко
утопленная желтая кнопка.
     -- Это специально разработанное нашими учеными взрывное устройство. Оно
включается  одновременно  двумя  ключами.  Один   ключ   у  меня,  второй  у
Павловского. Мы приведем его в  рабочее состояние после посадки. Вы возьмете
рюкзак,  покинете корабль и постараетесь доставить бомбу на восточный хребет
кратера.
     По нашим данным, управляющий центр находится именно в  этом  районе. Не
беда,  если  вы  не  сможете  точно  определить  его  местонахождение.  Зона
поражения этого устройства достаточно велика.
     От шара веяло ледяным холодом смерти. И  хотя я ждал чего-то подобного,
я почувствовал, как от волнения у меня перехватило дыхание.
     -- Сколько? Сколько, именно?
     --  Около  километра.  Вы успеете покинуть опасную зону и вернуться  на
корабль, прежде чем устройство сработает.
     -- Каков запас времени до взрыва?
     -- Десять часов. Более чем достаточно.
     -- Здесь нет циферблата. Откуда мне знать, на какое время на самом деле
настроена бомба?
     --  Мы  должны доверять друг другу, Крайнев.  В нашем положении --  это
единственный  выход. Кроме того, в случае  крайней необходимости вы  сможете
выключить взрывной механизм. Именно  для этого предназначена  кнопка. Только
помните  -- это  наш  последний  шанс  остановить  вторжение деймов. Если вы
воспользуетесь кнопкой, второй попытки уже не будет.
     -- А первая была? Сознайтесь,  вы ведь пытались  это проделать,  прежде
чем разыскали меня?
     --  Конечно,  пытались.  Как  только на  поверхности планеты оказывался
кто-нибудь из десантников,  они определяли  альфа-ритм его мозга. После чего
просвечивали людей, покидающих корабль,  своими  жесткими радиолучами  и при
малейшем  подозрении испепеляли их ударом  молнии. Никакие защитные оболочки
не спасают. Все превращается в пар...
     Вся  надежда  на  то,  что  они  примут  вас  за  своего  и  не  станут
контролировать ваши действия.
     -- Сомнительная надежда.
     -- Единственная, оставшаяся в нашем распоряжении...
     Это  была  моя  последняя  ночь  перед операцией.  Я  решил  хорошенько
выспаться.  На  Багровой  мне  понадобятся все  силы... Но мысль  о Ладре не
давала  мне уснуть. Я  с  ней  даже  не простился, а  завтра  на  это уже не
останется времени. Вечером я попытался навестить  ее, но  в каюте  никого не
оказалось,  а  в  медицинском отсеке стояла целая  очередь пациентов  -- так
обычно бывает после оверсайда, у людей обостряются все скрытые недуги.
     Я  знал,  как  тяжело   приходится  одинокой  женщине,  особенно  такой
красивой, в  дальних рейсах.  На восемьдесят  процентов  команда состояла из
молодых,  оторванных  от дома  мужчин... Я  не  мог афишировать наши  особые
отношения. Даже  по  внутреннему фону  не стоило  ей звонить. Все  разговоры
прослушивались, а  холодные  официальные фразы меня не  устраивали. Если мне
удастся вернуться, я найду способ  все  поставить на  свои места. Но я знал,
что шансов на это немного, и решил, что так даже лучше -- она скорее забудет
нашу мимолетную, единственную встречу...
     Сон уплывал от меня, несмотря на все усилия расслабиться и раствориться
в  молчаливом  покое. Что-то мешало.  Что-то там, снаружи корабля, за тысячи
километров отсюда, ждало меня... И я слишком  хорошо знал, что это такое. На
этот  раз скалы "Прощаний" не  будет.  Они придумают что-нибудь  понадежней.
Что-нибудь  такое,  что сможет  покончить  со мной наверняка. Так зачем же я
ввязался во все это? Ради чего? Родина? Фактически  у меня не было родины...
Она существовала  на обложках книг, в видеороликах, в передачах планетарного
граммовидения, но не в моих воспоминаниях. Детство прошло в  интернате одной
из федеральных колоний. Затем школа  космонитов и  долгие рейсы от  звезды к
звезде.  На эти бесконечные дороги ушли  лучшие  годы  моей жизни, и  именно
звездные дороги были моей настоящей родиной.
     Но ведь и их не будет, если деймы одержат верх и подомнут под себя нашу
цивилизацию... Нашу... Наверно, в этом все дело.
     Было  и еще  кое-что,  ради  чего стоило  рискнуть  жизнью.  Свобода...
Бесконечные  просторы  космоса  или  рабство  на  плантациях  деймов.  Выбор
выглядел однозначным. Но что-то еще  оставалось, скребло в глубине сознания,
не давало покоя и гнало от меня сон. Я уже почти понял, что это такое, когда
гудок сигнала  над  входной  дверью  оповестил  о том,  что  кто-то  решился
нарушить  мое   уединение,  несмотря  на  приказ  Павловского,   слишком  уж
заботившегося обо мне...
     Сердце ударило всего  лишь  раз и  замерло, на  мгновение. Я был уже на
ногах. Не спрашивая, не желая разрушать  надежду,  не включая изображения, я
широко распахнул дверь своей каюты. И утонул в ее широко распахнутых глазах,
в облаке каштановых волос, в запахе лаванды...
     -- Ты решил сбежать от меня? Ты даже не попрощался...
     -- Я не люблю прощаний...
     -- Я  догадалась, и потому пришла к тебе  сама. Слова стали не нужны. Я
целовал  ее  мягкие  губы, ее волосы и не мог избавиться от мысли, что делаю
это в последний раз.



     И вот это произошло. Я вновь стоял на поверхности Багровой планеты. Под
ее  мертвым  небом,  горевшим неестественным  кровавым цветом.  Передо  мной
простиралась смертоносная пустыня, а позади, в двух шагах, затаился корабль.
     На его  стометровом  черном корпусе не  было  заметно  ни  одного огня.
Сейчас он чем-то напоминал большое испуганное животное, замершее в  ожидании
выстрела невидимого охотника.
     Всякие  переговоры с кораблем исключались. Я был один, совершенно один,
полностью предоставленный своей судьбе.
     Я сделал первый осторожный шаг  вперед, словно пробовал  носком  сапога
текучую  воду. Никакой воды здесь,  разумеется, не было. Нога  погрузилась в
песок по самую  щиколотку. Ранец с бомбой  ощутимо давил  на плечи -- в  нем
было не меньше тридцати килограммов, и я подумал, что такой груз при подъеме
на стену кратера может стать серьезной помехой.
     Возможность выбора осталась на корабле, в прошедшей ночи. Сейчас у меня
его  уже не было.  Теперь я должен лишь завершить начатое.  То, что возникло
задолго до этого  момента. Там, на  скале  "Прощаний"...  Вот  только  былую
ненависть и гнев я не  мог в себе вызвать, несмотря на все старания. Слишком
много времени прошло  с момента моей казни,  слишком  много  разных событий,
нагромоздившихся друг на друга, смазали в моей  памяти тот роковой эпизод. И
в  глубине   этого  сложного  калейдоскопа  мыслей  оставалось   сомнение  в
правильности моего решения.
     Оно родилось прошедшей ночью и оставалось со мной до сих пор. Чего-то я
не понял,  что-то упустил в своих рассуждениях... Я был близок  к  разгадке,
перед тем как позвонила Ладра...
     Сейчас, продолжая равномерно идти  вперед, я постарался  восстановить в
памяти состояние,  предшествовавшее не успевшей оформиться  в  окончательную
мысль   догадке.  Но  ничего   не  получилось.  Возможно,   мне  мешал  звук
собственного  дыхания, усиленный  внутренним микрофоном  защитного  костюма.
Чтобы избавиться от  этого надоедливого звука, я снял шлем. Я уже проделывал
это однажды, ничего страшного не произошло и сейчас.  Разве что запах метана
показался  мне слишком резким,  не таким,  как в прошлый  раз.  Но это  было
пустяком,   на   который   не  следовало  отвлекаться.  Я   вновь  попытался
сосредоточиться  на  том  моменте,  когда  позвонила  Ладра...  Я   думал  о
Павловском,  о Грантове,  о  том,  что  ими движет  и  откуда взялась  такая
самоотверженность   и   бескорыстность.   Они   даже   не   заинтересовались
месторождением скандия.
     Что-то за всем этим скрывалось. Что-то весьма опасное для меня...
     Я включил  прикрепленный к поясу мощный фонарь, и  широкий конус  света
высветил  передо  мной  волнистую  поверхность  песка  на  несколько  метров
впереди. Вскоре  в полосу света попало одно из энергетических растений,  и я
лишний раз получил  возможность убедиться в том, что они не проявляют ко мне
ни  малейшего  интереса.  Для  них я  был  неким местным  объектом, навсегда
помеченным энерганом. Ящеры, видимо, тоже заранее убирались с моего пути. Во
всяком случае,  до самой стены я не  встретил  ни  одного.  По крайней мере,
Павловский и Грантов  оказались  правы в том, что на этой планете я мог себя
чувствовать  в  относительной  безопасности  до  тех  пор,  пока  кто-то  из
охранников Джины не обнаружит меня.
     Пора было  начинать  подъем.  Я  в  последний  раз  оглянулся,  пытаясь
различить в сомкнувшейся вокруг тьме хоть какой-то намек на контуры корабля,
но ничего не увидел в багровом мраке. Корабль слился с поверхностью пустыни,
растворился в ней так, словно здесь его никогда и не было.
     Разумеется,  его засекли на  подлете и во время посадки.  Но маскировка
под  исследовательский  корабль удалась.  Теперь  Джина ждет,  что последует
дальше. Когда к месторождению скандия отправится  первая экспедиция, которой
не суждено вернуться. Она ее не дождется. Все  закончится сегодня. Установив
мину,  я  должен  сразу  же  возвращаться  обратно.  Если  нам позволят,  мы
немедленно улетим  с этой враждебной и смертельно опасной планеты.  Если нам
позволят... Если удастся вернуться...
     Метров через  десять после начала подъема, полностью ощутив всю тяжесть
груза,  висевшего  у меня за  плечами,  я вдруг увидел заблестевший  в свете
фонаря  старый  титановый костыль, забитый здесь  Карининым  много лет  тому
назад.
     Это был  приятный подарок, потому что больше всего сил у меня  отнимало
утомительное   заколачивание  костылей   и   протягивание  через  их  кольца
страховочной  веревки,  которая  была  нужна  в  основном  для  того,  чтобы
обеспечить безопасный и быстрый спуск.
     Теперь  подъем  пошел  намного быстрее,  поскольку костыли  встречались
через  каждые два метра и, обнаружив старую трещину, по  которой мы когда-то
поднимались на кольцевой кратер, я теперь шел по проложенной трассе.
     Часа  через два я уже сидел на  площадке, образовавшейся  под действием
ветра на самой вершине кольцевой гряды. Здесь мы с Карининым разговаривали в
последний раз, здесь разошлись наши пути.
     Слева  от меня,  в нескольких сотнях  метров, находился вход в часовню.
Мне  не  хотелось туда  идти  --  возможно,  потому, что путь  до площадки я
проделал без всяких  осложнений, и мне это не нравилось, поскольку означало,
что  весь  запас  положенных неприятностей скопился где-то в  конце. А кроме
того, я опасался, что именно там мое  присутствие может  быть обнаружено. Но
если где-то и мог быть этот  пресловутый командный центр, то скорее всего он
находился именно в часовне.
     Обстановка  вокруг  слишком  уж  напоминала  мое  предыдущее  посещение
планеты.  Разве что ветер не так свирепствовал да внизу,  на дне кратера, не
видно было пятна света, окружавшего когда-то "Алькар".
     Инстинктивно, желая полностью восстановить сохранившуюся  в моей памяти
картину, я попытался отыскать в багровой неподвижной тьме место, где некогда
стоял  "Алькар",  и, к своему изумлению, обнаружил его.  Разумеется, не само
место,  а яркое пятно света на дне долины, в том месте, где стоял звездолет,
доставивший меня на Багровую во второй раз.
     "Они что там, все с ума посходили? Зачем они устроили эту иллюминацию?"
-- подумал я. Ответа не было,  хотя  в  глубине  сознания  я  ожидал чего-то
подобного...  То   самое,  неразрешенное   сомнение,  догадка,  не  успевшая
оформиться в  окончательное  знание,  сейчас  получила  свое  подтверждение.
Световое пятно сдвинулось с  места,  и  до меня долетел  нарастающий  грохот
стартовых корабельных двигателей.
     "Этого не может  быть!  Один  раз меня уже  оставили на  этой проклятой
планете!  Подобный кошмар не  может  повториться! Судьба не  может быть  так
безжалостна!" Я не  хотел верить, не  хотел  понимать происходящее. Но пятно
света превратилось  в узкий фиолетовый клинок, а рев корабельных  двигателей
заставил задрожать скалы подо мной.
     Мысли  метались в голове, словно звери, запертые в клетку,  но ярость и
осознание того, что произошло,  еще не пришли. Было лишь недоумение, попытка
оправдать  людей,  бросивших меня здесь, словно ненужную вещицу, отслужившую
свой срок и  до конца выполнившую порученное  дело. "Но дело еще не сделано,
они  вернутся!  Что-то   заставило  их  сменить   место  посадки.  Возможно,
энергетические растения проявили неожиданную  активность. Они вернутся!  Они
обязательно вернутся!"
     Пустая  надежда.  Я не  хотел  верить,  не хотел  принять  всю  глубину
человеческой  подлости и  эгоизма.  В  глубине души я  давно понял, что  мое
возвращение не  планировалось.  Я был для них монстром. Для  меня не нашлось
места ни в их обществе,  ни на их корабле.  Я был нужен лишь для того, чтобы
доставить  на  поверхность  планеты бомбу,  висевшую у  меня за плечами.  Но
теперь мавр уже сделал свое дело.
     Корабль  ввинчивался в  верхние  слои  атмосферы и  уходил  все дальше.
Застыв, как неподвижное изваяние, я ждал. Вот-вот это должно было случиться.
Должна ведь существовать хоть какая-то справедливость? Сейчас энергетический
луч,  остановивший  некогда  старт "Алькара",  обрушится на  них и  заставит
вернуться.  Но  рев  корабельных  генераторов  замирал  в  высоте,  а  пламя
реактивных двигателей постепенно превращалось в бенгальскую свечу.
     Ладра ворвалась в управляющую рубку, нарушив все правила,  и, оттолкнув
в  сторону  нового  охранника  Грантова,  пытавшегося  преградить  ей  путь,
оказалась рядом  с терминалом Павловского,  вводившего в компьютер последние
поправки, необходимые для выхода в открытый космос.
     -- Что вы делаете, капитан?
     -- Я стартую, а  что вы здесь делаете, доктор Ленская? Кто разрешил вам
покинуть рабочее место во время старта?
     -- Я пришла, чтобы  сказать, что вы  нарушили  первую  и вторую  статьи
космического устава. Вы оставили на  чужой планете члена команды!  И я подам
рапорт в комитет космофлота, вам придется отвечать  за свою подлость, мистер
Павловский!
     --  Я  понимаю  ваше  состояние,  доктор Ленская. И  потому прощаю  вам
оскорбление. Однако хочу напомнить, что ваш любовник не являлся членом нашей
команды. Вспомните результат медицинских тестов,  которые проводили вы сами.
Этот монстр не являлся даже человеком. Он лишь вернулся туда, откуда пришел,
и сделал это совершенно добровольно.
     Прошел  почти час  с  момента старта "Ин-48". За  это время я не сменил
даже  места, на  котором стоял, и отчаяние внутри меня  постепенно сменилось
гневом.
     Больше  я не верил ни одному слову Грантова. Зона поражения равна  двум
километрам? Или, может быть, двумстам? Или пострадает вся  планета? Но какое
им до этого дело? Какое им дело до тех  сотен несчастных, что влачили жалкое
существование на плантациях Джины? Эти люди привыкли расплачиваться за  свои
решения чужими  жизнями. Жизни пленников, так же  как моя, ничего для них не
значили.
     Нужно было принимать какое-то решение. Всегда есть выбор. И даже в моей
безвыходной ситуации  он был. Я слышал, как тикает в моем рюкзаке взведенный
часовой механизм смертоносной бомбы.  Разумеется, этот звук существовал лишь
в моем  воображении,  электронные  механизмы  взрывного устройства  работали
совершенно бесшумно. Но суть от  этого не менялась -- каждая ушедшая секунда
приближала меня  к тому моменту,  когда механизм сработает. Сейчас я не знал
даже времени, которое у меня оставалось. Десять часов, обещанные Павловским,
тоже могли оказаться ложью. Скорее всего он настроил механизм на тот момент,
когда корабль удалится от  планеты на безопасное расстояние,  и этот  момент
давно наступил, так что взрыв мог раздаться каждую секунду.
     Но   что-то  меня  удерживало  от  того,  чтобы  выключить  взрыватель.
Пресловутая желтая кнопка  могла  оказаться  бутафорией, а могла  произвести
совершенно  обратное действие,  вызвать  немедленный  взрыв.  Но  даже  если
допустить, что  они  мне  не солгали,  воспользовавшись кнопкой  и  отключив
механизм, я уже не смогу  запустить  его вновь.  Устройство,  заключенное  в
литой титановый  корпус, спроектировано так, что его нельзя ни разобрать, ни
повредить. Воздействовать на него можно было или двумя ключами одновременно,
или кнопкой... В моем распоряжении оставалась только кнопка.
     Я  открыл  застежки  на  рюкзаке и  направил в глубь  него  луч фонаря.
Металлический,  тускло блестевший шар выглядел  угрожающе.  В центре,  между
двумя  вырезами,  углубление,  в котором утоплена  кнопка,  не позволяло  ее
рассмотреть,  но  я  и  так  знал, что  она находится на  своем месте... Что
изменится, если я все-таки испытаю судьбу и нажму на нее? Что случится, если
Павловский  и  Грантов не  солгали и  мне  действительно  удастся  отключить
устройство?
     Планета  деймов будет  и дальше отправлять  на  Землю своих  посланцев.
Земная Федерация, разрушаемая  изнутри, придет в  упадок и, в конце  концов,
прекратит свое существование. Время для деймов не имело такого значения, как
для людей,  они могли  ждать, по нашим меркам, неограниченно  долго,  до тех
пор.  пока  какое-нибудь внешнее воздействие  не  разрушит их энергетическую
структуру.
     А что  мне самому даст  этот вариант? Допустим,  я  отключу взрыватель.
Тогда я останусь  на Багровой  и вскоре вновь  попаду в рабство, иного  пути
здесь не было... Не лучше ли закончить все сразу?
     Стоп.  Это совсем необязательно,  существует еще и третий путь... Путь,
по  которому  я  уже  прошел  однажды... Скала  "Прощаний"...  Если я  смогу
добраться до  нее,  прежде чем сработает  механизм бомбы, можно  попробовать
повторить тот смертельный номер, который забросил меня на Шаранкар. Конечно,
нет  никакой гарантии, что это удастся  мне снова. И  все  же здесь был шанс
выхода из ловушки, в которую меня заманили.
     У  меня  есть  право  еще раз  испытать  судьбу... А  бомба?  Нет, я не
прикоснусь к выключателю. Пусть все  идет  своим  чередом.  И  даже если мне
суждено погибнуть,  моя совесть  останется чиста. Я  не сделаю ничего, чтобы
предотвратить  гибель их  энергетического  центра... Центра  ли? Может быть,
всей планеты?
     Хватит  бесплодных  рассуждений,  пора  действовать.  Каждая  упущенная
секунда может стать  последней. Я  выкатил бомбу из рюкзака,  нашел  для нее
укромное место в одной из каверн, которыми  изобиловали изглоданные  ветрами
скалы,  присыпал  осколками камней  и  внимательно осмотрел результат  своих
усилий. Осыпь, скрывавшая бомбу, ничем не отличалась от соседних.
     Я решительно поднялся на ноги, собираясь начать спуск с противоположной
стороны гребня.  Если Грантов не солгал  хотя бы  в этом  и радиус  действия
бомбы ограничен, скалы кратера прикроют меня от взрывной волны.
     Но не  успел я сделать  и  нескольких шагов, как в  воздухе передо мной
высветилось   голубоватое    мерцанье,   через   секунду   уплотнившееся   и
превратившееся в хорошо знакомый мне образ.
     Бартоломей.  Собственной  персоной  он   вновь  предстал  передо  мной.
Возможно,  это  было  всего  лишь его  изображение  --  сути это не  меняло,
поскольку спустя секунду после своего появления Бартоломей заговорил:
     -- Ты совершаешь огромную ошибку. Ты должен отключить устройство, иначе
через двадцать минут ты умрешь. Взрыв уничтожит тебя.
     -- С чего это ты  стал  таким заботливым? Я здесь оказался не без твоей
помощи.
     -- Клевета! Я выполнил свое обещание -- за тобой прилетел корабль.
     -- Речь шла о корабле, который должен был доставить меня на Землю!
     --  Это  зависело  от  тебя.  Никто  не заставлял  тебя соглашаться  на
предложение  капитана,  ты сделал  это  добровольно. Если бы  ты  отказался,
корабль  доставил бы  тебя  на Землю.  Но  тебе захотелось выступить в  роли
спасителя человечества. При чем здесь я?
     -- И куда должен  был доставить меня твой  корабль? В исследовательский
центр?
     -- О том, куда именно ты попадешь на Земле, договора не было.
     -- Чего ты от меня хочешь?
     -- Выключи бомбу!
     -- Зачем? Тебе-то какая от этого выгода?
     -- Я обязан заботиться о тебе! Я обязан предостеречь!
     -- Да пошел ты!
     Я прошел сквозь  него,  словно сквозь  клочок тумана, и начал спуск. Но
уже через несколько метров он вновь возник передо мной.
     -- Ты  совершаешь  непоправимую ошибку!  Ты даже  представить не можешь
всех  последствий своего поступка! Ты  был на Черной планете. Ты  дважды пил
сок  энергана. Неужели  ты  думаешь,  что эти  твои действия  останутся  без
последствий? Неужели ты  не чувствуешь, что принадлежишь нам? И  даже  после
своей смерти ты все равно будешь принадлежать нам!
     Эти  слова заставили меня остановиться и  задуматься, потому  что в них
заключался  определенный   смысл.  Я  действительно   испытывал   внутреннее
сопротивление, нараставшее  с каждым шагом,  словно внутри меня сидела некая
зудящая заноза, постепенно превращавшаяся в раскаленную иглу, сверлившую мое
сознание. "Ты  должен вернуться! Ты должен отключить  бомбу!"  И, увы,  этот
голос,  звучавший внутри меня, вовсе не принадлежал Бартоломею. Это  был мой
собственный голос. Тогда я достал из маленького кармашка своего  комбинезона
последний подарок Ладры. Крохотную белую таблетку блокиратора. И  как только
ощутил  его  действие,  собрав все  силы, я  вновь  прошел сквозь молчавшего
Бартоломея  и  продолжил спуск. Теперь меня отделяло  от гребня  достаточное
расстояние, и я надеялся, что взрывная волна пройдет поверху.
     Когда до  дна  долины  оставалось  не более десятка  метров, Бартоломей
снова  возник передо  мной. На этот раз  он  ничего не сказал, лишь  покачал
головой и изобразил отвратительный жест, одинаковый для всех народов мира.
     Я сделал вид, что ничего не  заметил, и в третий  раз прошел сквозь его
мерцающее изображение.
     Вскоре я  был  уже на дне долины, ведущей  к  узкому  ущелью.  Знакомые
очертания скал напомнили мне о том, что в конце этого ущелья находится скала
"Прощаний". Память не подвела меня.
     Мучительное   желание  вернуться  и  изменить  свою  судьбу  неожиданно
покинуло меня. Обратного пути уже не было.
     Мне оставалось пройти  до  скалы  "Прощаний" всего пару  километров  по
ровной местности, когда наверху грянул взрыв.
     Я не  видел самого  взрыва. Лишь белое  пламя взметнулось над скалами и
покатилось вниз,  как волна цунами.  Наверно, в этот момент в  последний раз
включился мой внутренний ускоритель,  и я смог  разглядеть  этот  гигантский
взрыв во всей его грандиозности.
     Бомба сыграла лишь роль запала. В ядерную реакцию немедленно включилась
вся насыщенная энергией атмосфера планеты.  На это они и рассчитывали, этого
от меня и добивались, все просчитав заранее и убравшись восвояси.
     А затем пламя атомного взрыва накрыло меня, и невыносимая боль пронзила
каждую  клеточку.  Но это  продолжалось лишь  секунду. Превратив мое тело  в
облако пара, волна огня покатилась дальше, сжигая на своем пути все живое  и
расплавляя коренные породы до базальтового основания.
     Я не понимал, что происходит. Огненная волна прошла сквозь меня и ушла.
Боль  исчезла,  и вместе с  ней должно было исчезнуть сознание.  Но этого не
случилось. Я продолжал видеть  окружавшую меня  клокочущую лаву,  в  которую
превратилась почва планеты.  Лава  постепенно остывала, пар  рассеивался.  И
теперь, наконец, я смог рассмотреть свое обнаженное тело.
     Собственно,  тела  в привычном для меня  понимании больше не  было. Оно
стало  совершенно  прозрачным.  Сквозь  свои  ноги  я  мог  беспрепятственно
рассматривать  поверхность  планеты,  но  это  странное обстоятельство  меня
совершенно не  волновало.  Все  чувства  исчезли,  осталось лишь  абсолютное
спокойствие и тишина.
     Через какое-то время я понял, что могу двигаться, и обнаружил за своими
плечами два огромных крыла.
     Я не сразу осознал, что эти крылья разительно отличаются друг от друга.
Одно было  серебристо-белым  и  состояло  из  длинных  двухметровых  перьев,
похожих на перья птиц. Второе крыло было черным,  как  ночь, и своей широкой
кожистой перепонкой напоминало крыло летучей мыши. Я  по-прежнему ничего  не
понимал.
     -- Видишь, что ты  наделал, не послушавшись меня... -- Шепот Бартоломея
едва долетал снизу. Сейчас он казался мне крохотным карликом, не достигающим
даже моего колена.
     --  И  что  должно  было  произойти,  если  бы  я  поступил  иначе?  --
Собственно, мне  было  все равно, что он  ответит.  Никакие чувства  еще  не
возникли в моей опаленной душе. Даже любопытство едва теплилось.
     --  Взрыв  нельзя  было   предотвратить.   Нажатие  кнопки   немедленно
активировало бы взрыватель.  Имел значение только твой поступок.  Если бы ты
послушался меня, у тебя были бы одинаковые крылья.
     -- Черные крылья? -- уточнил я. Не ответив, Бартоломей исчез.
     И никто в этот момент  не  мог  предсказать,  в какую  сторону  понесут
нового властелина Багровой планеты два его разных крыла.
     Но это уже совершенно другая история.


Популярность: 1, Last-modified: Thu, 21 Apr 2005 19:14:38 GmT