-----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Химия и жизнь".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 28 July 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Каждому из нас рано или поздно приходит в голову заняться  телекинезом.
Некоторым успехи в телекинезе даются легко и быстро, другим медленно  и  с
трудом. Третьи не имеют о  телекинезе  ни  малейшего  понятия  и  начинают
заниматься им независимо от вторых.
   История отечественного и зарубежного  телекинеза  богата  поучительными
фактами.  Чрезмерно  развитые  надбровные  дуги   древних   позволяли   им
пользоваться телекинезом  в  такой  степени,  в  какой  мы  даже  себе  не
представляем. Достаточно сказать, что теперь найдется очень мало  людей  с
такими надбровными дугами.
   О том, что телекинез  представляет  собой  громадную  силу  невероятных
размеров, свидетельствует хотя бы изобретение Можайским  самолета.  Однако
изобретение  Можайским  мотора  и  винта  для  самолета  с  точки   зрения
телекинеза считается большой ошибкой, так как мотор и винт увеличивают вес
и ухудшают летные качества летательных аппаратов.


   На пересечении улицы Каменной с переулком  Благонравова  можно  увидеть
серый дом. Он стоит здесь много лет,  возле  него  оборудована  трамвайная
остановка. Каждый день в половине шестого из трамвая выходят два  человека
примерно одинакового роста и направляются к дому. Эти люди -  братья,  они
занимаются телекинезом.
   Этим вечером, соединив свои усилия, братья подняли в воздух шесть книг,
уложенных одна на другую, когда кто-то, не постучавшись,  открыл  дверь  и
вошел в комнату. Братья обернулись, книги посыпались на пол.
   На пороге стоял их старый приятель Федя. Ему было не больше сорока лет,
он был одет в пиджак.
   - Я никогда бы не подумал, что вы так небрежно обращаетесь  с  книгами,
которые я даю вам читать. Вы, наверное, забыли, что эти книги я с  большим
трудом выписываю в библиотеке завода, где работаю крупным специалистом,  -
заявил Федя.
   - Извини нас,  мы  так  увлечены  телекинезом,  что  даже  не  обратили
внимания на то, что это твои книги.
   - Вы поднимали все эти книги вместе? - спросил Федя, указав на пол.
   - Да, - ответил  старший  брат.  -  Подъем  тяжестей  для  нас  уже  не
проблема. Нас волнует другое. Мы не знаем, что делать дальше. Предположим,
мы поднимем кресло или шкаф - что это даст?
   - У нас с братом есть подозрение, - заговорил быстро младший, -  что  с
помощью  телекинеза  можно  добиться  чего-то  такого,  ради  чего   стоит
потратить всю жизнь.
   - Это сложный вопрос, - сказал Федя. - Я не  в  состоянии  ответить  на
него сразу, мне нужно подумать. Приходите ко мне в пятницу, потолкуем.  Не
забудьте принести книги.
   Федя ушел, а мысли о телекинезе не давали братьям покоя. Всю  ночь  они
не могли уснуть и ворочались на своих кроватях. В комнатах  царил  мрак  и
полумрак. Обливаясь холодным воском, в подсвечниках горели свечи.
   В пятницу, как было условлено, они захватили книги и направились  домой
к Феде. Его жена приготовила им суп.
   Федина  комната  служила  одновременно  спальней  и  мастерской.   Федя
увлекался детекторными приемниками, но также в  книжном  шкафу  его  стоял
томик Пушкина. Федя знал толк в искусстве  и  сознавал  это.  Особенно  он
любил познавать дедукцию и анализ. Федя  умышленно  не  отдавал  в  печать
своих произведений, потому что собирал их в большом фанерном ящике  из-под
фруктовой посылки яблок друзьям.
   - Я думал над вашим вопросом, - начал Федя, - но выхода так и не нашел.
Принесли книги?
   - Вот они. Как же так, Федя, неужели нет никакого выхода?
   - Вариантов было много, но я их все отбросил.
   - И не оставил ни одного? - спросила заглянувшая из кухни Клава.
   - Ни одного.
   - И теперь вы не знаете, что делать  дальше?  -  с  большим  огорчением
спросила Клава у братьев.
   Братья кивнули головой.
   - Кто-то, мне помнится, говорил о рабочем, который занимался опытами по
телекинезу, - сказала Клава.
   - Постойте, - вспомнил Федя, - он работал у нас во втором  механическом
цехе. Его начальник Глузов  пришел  как-то  ко  мне  и  стал  сокрушаться.
Уходит, говорит, хороший работник, замечательный технолог, мастер  на  все
руки. В чем же дело, спрашиваю,  почему  не  удержали  хорошего  человека.
Создайте условия, черт побери. И тут мне Глузов говорит: "Не  могу  я  ему
создать условий. Климата не могу создать. Ему, видите ли,  сам  климат  не
подходит". - "При чем тут климат. Он что, больной?" - "Он здоровый.  Но  в
нашей местности нету болот. А они ему необходимы". -  "Зачем  ему  болота?
Болота осушать надо". - "Привычка у него есть". -  "Что  за  привычка?"  -
"Бить в гонг на заболоченных местностях". -  "Что?"  -  "Бить  в  гонг  на
заболоченных  местностях".  -  "Послушайте,  а  он  нормальный,  этот  ваш
технолог?" - "Да вроде нормальный. Занимается телекинезом,  женат.  Детей,
правда, у них нету". - Вот я и думаю, -  продолжал  Федя,  -  может,  этот
технолог вам как раз и нужен.
   - А где он теперь? - спросили братья.
   - Уволился и уехал.
   - Куда?
   - Откуда я знаю? Туда, где болота.
   - А как его фамилия?
   - Вот фамилии я не помню. Кажется, Цельнотапов - или нет  -  Полумамов.
Нет, полу, полу... Повиланов! Повиланов его фамилия.
   Поскольку местонахождение Повиланова было неопределенно, братья  решили
ехать в первый попавшийся город в болотистой местности. Этим городом  была
Калуга.


   Хмуро было в Калуге, тревожно, неясно. По улицам  едва  слышно  крались
велосипеды, а двери  магазинов,  подвалов  и  домов  отдыха  были  заперты
ключами на замки.
   Братья прибыли на северный вокзал. Освещения не  было,  хотя  было  уже
темно. Администратор гостиницы сообщил, что  в  окрестностях  уже  восьмую
неделю рыщут волки, которые стремятся уничтожить побольше местных жителей.
Они гнездятся в болотах и преграждают  путь  обозам  со  стройматериалами.
Каждую ночь Калуга выходит в дозор. Охотники дежурят на крышах  домов,  на
телеграфных столбах, под полами киосков.
   Братья обратились к администратору:
   - Послушайте, Льюис, у вас нет номера?
   Льюис протянул им ключи от номера 2.
   Братья прошли по коридору, вошли в номер  и  включили  свет.  На  столе
стояла пепельница. Они закурили.
   - Где начнем искать?
   - Поищем в пригороде.
   - Пешком?
   - Я думаю, возьмем такси.
   - Глупо. Такси не знает, куда нам ехать.
   - Тогда надо придумать другой способ.
   - Позвоним администратору.
   - У нас к вам просьба, Льюис. Вы хорошо знаете город?
   - Я старожил.
   - Что вы сторожили?
   - Я говорю, что давно живу в этом городе.
   - В таком  случае  не  могли  бы  вы  припомнить  человека  по  фамилии
Повиланов?
   - Нет. Произошло нечто гораздо более важное. Волки подгрызли деревья  и
завалили ими шоссе, связывающее Калугу с аэропортом Мучное, куда прибывают
самолеты  с  продуктами.  Администрация  гостиницы  просит   вас   оказать
содействие по очистке  завала.  Огнестрельное  оружие  для  самозащиты  вы
получите у горничной.
   Возле входа в гостиницу их ожидал проводник. Набралось  около  тридцати
человек. Почти все были приезжими, и никто не знал, с  какой  стороны  ему
грозит опасность. Люди смотрели в придорожные кусты, которые вполне  могли
кишеть многими волками.
   Вскоре  дорога  кончилась.   Начался   завал.   Группа   из   гостиницы
присоединилась к бригаде, которая распиливала лежащие деревья циркулярными
пилами и оттаскивала их на опушку леса.
   Вернувшись в гостиницу, братья проспали до самого вечера. Льюис ни разу
их не потревожил.


   Крупнер жарил большого сокола на догорающем огне  примуса.  В  соседней
комнате тетя Люда переодевалась из оранжевого белья в  зеленое.  На  улице
пел соловей. Сладким повидлом разливался его голос  по  стенам  домов,  по
тротуарам, по судоверфям  древнего  Коктейля.  Там,  сгибаясь  впроголодь,
рабочие, смочив ручки молотков, старательно клепали войлок.
   Тетя Люда вышла из соседней комнаты, вильнула хвостом  и  поплыла,  как
русалка. На берегу стоял художник и работал. Русалка жужжала  по  полотну,
вздымая мокрый мусор и пену.
   С протезного завода доносились песни. Константинов решил их послушать и
стал  прогуливаться   вдоль   набережной.   Обращая   на   себя   внимание
Константинова, в конторе Повиланова загорелся свет.  Сквозь  окно  конторы
видна была ее середина. Константинов подошел поближе и заглянул туда. Свет
продолжал гореть.
   - У вас не найдется закурить? - послышался голос.
   Он обернулся. Возле водосточной трубы лежал пьяный моряк и  смотрел  на
Константинова в бинокль.
   - У вас не найдется закурить? - повторил голос.
   Константинов обернулся в другую  сторону  и  упал,  поскользнувшись  на
корке от банана, которую выплюнул ему под ноги пьяный моряк. Приподнявшись
с земли, Константинов увидел две фигуры в длинных пальто, которые не имели
что курить.
   - Извините, я не курю.
   - Мы тоже не курим. Это только наш повод с вами  заговорить.  Как  ваша
фамилия?
   - Константинов, а в чем дело?
   - Мы ищем одного человека, но он находится под другой фамилией.
   - Под какой фамилией?
   - Говорить правду нам бы не хотелось,  а  обманывать  вас  нет  смысла.
Поэтому мы вам ничего не скажем, а просто поблагодарим вас за то,  что  вы
согласились дать нам консультацию.
   - Мне кажется, я бы оказался полезным в ваших поисках. Меня зовут  Петр
Григорьевич.
   -  Увы,  Петр  Григорьевич,  ваша  помощь  для  нас  неуместна  в  этом
малознакомом городе, где  человека  и  так  на  каждом  шагу  подстерегает
опасность.
   - Постойте! - воскликнул Петр Григорьевич,  когда  братья  скрылись  за
углом. - Постойте! Я ваш сердечный друг.
   На самом деле Константинову было просто нечего делать.  Каждый  из  нас
наверняка испытал на себе назойливость человека, подобного  Константинову.
Не всегда бывает просто отделаться от такого  человека.  На  этот  раз  не
человек, подобный Константинову, а сам Константинов пристал к братьям.
   - Если вы уж так сильно хотите нам помочь,  мы  можем  назвать  фамилию
человека, который нам необходим. Повиланов.
   - Ах, Повиланов, - засмеялся Константинов. - Да я же его отлично  знаю.
Как, вы сказали, его фамилия?
   - Повиланов.
   - Да-да, я его отлично помню.  Седовласый,  с  выразительными  цветными
глазами, лет на пять старше меня. Кстати,  словесный  портрет  Повиланова,
только что воспроизведенный мной, я уже однажды кому-то дал. Кому же я его
дал? Не помню. Ну да ладно, черт с ним. Вот его контора. Еще год назад  он
работал в ней.
   Братья взволнованно переглянулись.
   - А где он работает в настоящее время?
   - Он умер.
   Все трое посмотрели на окна конторы Повиланова, сквозь  ставни  которых
пробивался свет. За конторой  видна  была  пасека  с  ульями;  За  пасекой
начинались бескрайни непроходимые болота, где покойный Повиланов частенько
любил стучать в гонг.
   - Откуда вы знали Повиланова? - спросил Аким.
   - Повиланов, Крупнер и я обычно ужинали втроем, - ответил Константинов.


   Прихлебывая горячее какао, братья сидели в  гостиничном  номере,  когда
раздался стук в дверь.
   - Вам письмо.
   - Спасибо, - оживился Аким.
   Письмо было от Феди. Федя спрашивал, как обстоят  дела,  увенчались  ли
успехом розыски Повиланова, достаточно ли у братьев денег. В конце  письма
он справлялся о здоровье братьев, писал, что ходит  еще  в  теплом  белье,
потому что холодно и улицы запорошены снегом. В последних  строках  письма
Федя передавал привет старшему брату от Наташи.
   Старший брат прочел письмо и передал его младшему, а сам сел на диван и
глубоко задумался. Немного погодя он взял карандаш и  незаметно  для  себя
написал:

   Почесав себе колени,
   Мечет икры перед сном
   Белозубая Наташа,
   Еле влазящая в плащ.
   Просыпаясь, моет шею,
   Наливает в таз воды,
   Подметает пол, нагнувшись,
   Носит мусор на доске.
   Дайте мне Наташу эту
   С запыленною доской,
   С до колена волосами
   И с ложбинкой на спине.


   Утром братья отправились в институт,  к  профессору,  под  руководством
которого работал Повиланов после ухода из конторы.
   Прикрыв глаза, профессор тихо жевал яблоко  и  раскачивался  на  стуле.
Рядом с ним на  полу  стоял  ассистент  с  большим  блокнотом  в  руках  и
записывал результаты.
   - Здравствуйте, уважаемый профессор, - поздоровались братья.
   Профессор вздрогнул. Последнее время он опасался посетителей,  так  как
разводил легально вакцин, а нелегально бацилл.
   - Профессор, вам никогда не приходило в голову, что  рыбу,  после  того
как ее выловят, можно забивать, как это до  сих  пор  делалось  только  со
свиньями и КРС? [КРС - крупный рогатый скот]
   - Видите ли, уважаемые коллеги,  последнее  время  я  занят  проблемами
вакуума гипертонических норсульфазолов в среде супесчаных седин [1 седин =
4,2910^-28 эрб] и стараюсь не отвлекаться.
   - Сущность нашего предложения, - развивал свою мысль Аким, - состоит  в
том, что пойманную рыбу  можно  забить  электрическим  током.  Для  лучшей
проводимости ее предварительно поливают растворами солей  фтора,  а  затем
забивают слабыми биотоками коры головного мозга капитана траулера.
   - Ну, соли фтора, это мне ясно, биотоки тоже, но зачем вам понадобилась
рыба?
   -  Мы  решили  спасти   мировые   запасы   рыбы   от   уничтожения   ее
гидромуравьями.
   - То есть как? - спросил профессор  и  начал  думать.  Ассистент  нашел
чистый лист и стал записывать результаты.
   - Послушайте  меня,  дорогие  мои  друзья,  -  выйдя  из  задумчивости,
произнес профессор. - Ваши идеи  довольно  интересны.  Но,  если  говорить
откровенно, ум мой занят сейчас другим.
   Профессор откинулся на спинку кресла и продолжал:
   - В минуты беспредельного одиночества, когда в окна хлещут  беспощадные
струи непрекращающегося дождя, когда хочется сесть за  письменный  стол  и
горько заплакать, - я часто думаю в эти минуты о том, как было бы  хорошо,
если бы было сделано такое изобретение, как телефон.  Тогда  бы  в  сырой,
грязный и отдающий мертвечиной осенний вечер не пришлось бы, сгорбившись и
подняв воротник плаща, садиться в  троллейбус  и  ехать  на  другой  конец
города к другу. Тогда бы, затворив поплотнее окна и заварив  крепкий  чай,
можно было бы набрать номер телефона и  вести  долгую  задушевную  беседу,
которая бы текла. Тогда бы все лучше стало. Тогда бы все  стали  ближе.  И
тогда бы, возможно...
   В этот момент стук в дверь прервал голос профессора.
   - Прошу вас, войдите, - откликнулся профессор.
   Дверь отворилась, и вошел секретарь.
   - Извините, профессор, но вы просили меня дать знать, как только явится
корилла.
   - Я немедленно ее приму. - Профессор обернулся к  братьям.  -  Я  прошу
простить меня, но вы слышали сами, ко мне пришла корилла.  Поэтому  я  еще
раз прошу меня извинить и пройти к секретарю, который даст все необходимые
сведения.
   - Да, Повиланов работал у нас, - сказал  секретарь,  предложив  братьям
сесть. - Но с чего вы взяли, что он  умер?  Он  жив,  здоров  и,  если  не
ошибаюсь, работает на небольшой железнодорожной станции близ Тобольска.
   - А Константинов сказал, что он умер.
   - Тогда мне все понятно. Здесь вот какая история. Крупнер с Повилановым
имели обыкновение ужинать вместе, Константинов набивался к ним в приятели,
если вы заметили, он чрезвычайно назойлив. Повиланову и Крупнеру это  было
не по душе, и, насколько мне известно, Константинов  ни  разу  с  ними  не
ужинал. После того как в личной жизни Повиланова возникли  неприятности  и
он вынужден был покинуть наш  город,  Константинов  непонятно  зачем  стал
распространять слухи о том, что Повиланов умер.
   - Вы уверены в том, что он жив?
   - Вполне. Институт ручается за достоверность выдаваемой информации.


   Не снимая сапог, братья сидели в купе второго класса и играли в  домино
и лото с двумя пожилыми японками. За дверью купе  стояло  несколько  немых
свидетелей происходящего.
   Был апрель. Лучи солнца нагревали землю.  После  того  как  установится
необходимая  температура,  усилится  дыхание,  увеличится  тургор  клеток,
начнут  действовать  ферменты,  ускоряющие  обмен   веществ.   Питательные
вещества, поступая к точкам роста, вызовут энергичное деление клеток.  Эти
явления  будут  сопровождаться   набуханием   глазка.   Затем   произойдет
энергичный рост верхушки и междоузлии эмбрионального побега, что  приведет
к разрыву покрова глазка и появлению частей побега  с  зачатками  листьев,
усиков и соцветий.


   На узловой станции железной дороги,  указанной  секретарем  профессора,
братья вышли из поезда. Поблизости от них прошел железнодорожный работник.
Это и был Повиланов. Повиланов работал  стрелочником.  Стрелочник  сел  на
пенек и выругался:
   - Контору я бросил еще в 1959 году. Если вы думаете, что в конторе  мне
плохо жилось, вы ошибаетесь. Сотрудники  работали  неплоха,  старались.  В
углу стояла бочка с газированной водой. Кондиционер  обеспечивал  условия.
Дважды в год мы своими силами оклеивали окна конторы  обоями  из-за  того,
что крыша немного протекала и обои отставали. Обои мы старались  подбирать
желтого цвета, потому что желтый цвет очень гармонирует.
   Раздался протяжный гудок паровоза.
   - У вас, должно быть, жуткий почерк, - заметил Аким.
   - Как вы это узнали?
   - Неважно. Не пройти ли нам в дом?
   В бревенчатом доме был накрыт стол на три персоны.
   - Как вы здесь проводите время? - спросили братья.
   - Неподалеку есть одно овощное болото. Я часто хожу туда с этим.  -  Он
показал в  угол.  Там  на  куче  сигнальных  флажков,  рядом  с  болотными
тапочками, лежал маленький серебряный молоток.
   - Знаете что, Повиланов, давайте поговорим начистоту, - сказал Аким.  -
Мы  с  братом  в  течение  длительного  времени  занимались   практической
разработкой телекинеза. Добившись некоторых результатов, мы зашли в тупик.
Недавно нам стало известно, что и вы небезучастны  к  судьбам  телекинеза.
После долгих поисков мы вас нашли. Чем бы вы могли нам помочь?
   - Ничем.
   - Почему, Толя?
   - Все свои наблюдения и выводы, сделанные за время занятий телекинезом,
я  изложил  на  шестнадцати  страницах  рукописного  текста.  Эти   записи
сохранялись в герметически  закрывающемся  баллончике,  который  я  обычно
носил с собой. Этого баллончика у меня нет. Я его потерял.
   - Как это могло случиться?
   - В тот день у меня было плохое настроение, так как я навсегда  покидал
Калугу по семейным обстоятельствам. Взяв баллончик  с  записями,  складной
стул и гонг с  молотком,  я  решил  в  последний  раз  побывать  на  своем
излюбленном болоте. Я установил стул и полез в мешок за молотком. Вместе с
молотком из мешка выпал баллончик. Он скользнул  в  болото  и  скрылся.  Я
потерял все...
   Повиланов умолк, уронив  мужскую  слезу  в  разрезанный  арбуз.  Братья
переглянулись и сменили арбуз на дыню.  Вторая  слеза  упала  на  дыню  и,
скатившись, оставила на газете мокрое пятно.
   Повиланов вытер глаза кулаком, взглянул на часы, вышел из дома, перевел
стрелку, возвратился и сел на свой табурет.
   - Вы не могли бы указать нам точное место, куда упал баллончик?
   - Могу, но какой в этом смысл? Я потерял его у куста камыша, в  котором
свил гнездо сизый дрозд.
   Братья взглянули друг на  друга.  Они  всегда  очень  любили  клен,  но
беспощадно ненавидели ольху, ясень и в первую очередь камыш.
   - Сегодня же  выезжаем  в  Калугу.  Начертите  нам,  пожалуйста,  схему
болота.
   Повиланов наточил карандаш, стряхнул стружки в ведро и набросал план.
   - Счастливого пути. Вы думаете, есть какая-нибудь надежда?
   Дойдя почти до  самого  полотна  железной  дороги,  братья  оглянулись.
Повиланов вытряхивал стружки из ведра  и,  нагнувшись,  полоскал  ведро  в
проруби.


   - А знаешь, нам, пожалуй, нет смысла ехать в Калугу, -  сказал  младший
брат.
   - Как это нет смысла? Где же мы найдем баллончик?
   - Не наивен ли ты,  полагая,  что  баллончик  лежит  на  дне  болота  в
ожидании нас? Напротив, я уверен, что болотное течение успело  унести  его
на многие километры от Калуги. - С этими словами младший  брат  порылся  в
планшете  и  вынул  оттуда  карту   подземных   болотных   течений   мира,
разрисованную стрелками.
   От Калуги шли три  разветвления:  северо-финское,  восточно-японское  и
южно-итальянское. Северо-финское направление было отброшено сразу, так как
Аким вспомнил случай с Орловым, облетевший все газеты Коми АССР.
   Орлов работал инженером по технике безопасности на  заводе-изготовителе
автопоилок.  В  третьем  квартале  завод  принялся  разрабатывать   партию
незамерзающих  образцов  своей  продукции.  Для  проверки   работы   вновь
созданного аппарата  в  условиях  Заполярья  завод  командировал  главного
конструктора в  город  Воркуту  сроком  на  три  недели.  Необходимо  было
выяснить к.п.д. заполярных автопоилок с точностью до третьего знака  после
запятой. Орлов сел в автомобиль и выехал в  открытую  тундру.  Шел  легкий
снег. Автомобиль продвигался в глубь тундры довольно легко. Орлов  проехал
несколько сотен километров, пока не наткнулся  на  оленью  автопоилку.  Он
вышел, проверил ее исправность и возвратился к машине.  Дверца  автомобиля
не открывалась. Орлов попробовал открыть другую дверцу, но и это оказалось
невозможным. Обмотав руку платком, он пытался разбить  стекло,  но  только
разбил руку. Орлов решил  подтащить  к  автомобилю  автопоилку  и  разбить
стекло ею, но автопоилку невозможно было сдвинуть  с  места,  так  как  ее
основание было забетонировано. Таков примерный ход событий, происшедших  в
тундре, в трехстах километрах  от  Воркуты.  Дальше  произошло  следующее.
Чтобы согреться, Орлов открыл капот  автомобиля  и  прижал  голову  к  еще
теплому мотору. Вскоре мотор совсем остыл, а Орлов замерз.
   После воспоминания о случае, происшедшем с  Орловым,  о  северо-финском
направлении  не  могло  быть   и   речи.   Оставалось   два   направления:
восточно-японское и южно-итальянское.
   Восточно-японское  направление   пролегало   через   Рязань,   Арзамас,
сворачивало  к  Владивостоку  и  впадало  в  японский   вулкан   Фудзияма.
Восточно-японское направление  казалось  заманчивым.  В  префектуре  Осака
братья  имели  знакомых.  Это   были   красильщица   циновок   Вакаяма   и
водопроводчица Маэбаси - те самые две японки, с которыми братья  играли  в
домино и лото в поезде.
   - Остановимся у Вакаямы?
   -  Нет,  лучше  у  Маэбаси.  Она  живет  ближе  к  порту  Иокогама,   в
окрестностях которого находится нужный нам вулкан.
   -  Подожди,  мы  же  еще  не  решили,  что  делать  с  южно-итальянским
направлением. Нужно посмотреть, куда оно ведет.
   - Вот смотри, - младший брат повел пальцем по карте, - сперва оно резко
направляется к Вильнюсу, потом так же резко поворачивает на Варшаву,  вниз
по склону через всю Чехословакию течет в Югославию, а оттуда - прямиком  в
Неаполь, где приостанавливается на два дня и мчит затем к Везувию.
   - А он действующий?
   - Кто?
   - Везувий.
   - Не знаю, надо посмотреть в справочник.
   Братья раскрыли вулканический атлас. На первой странице атласа красными
буквами было напечатано:
   "Многие читатели,  которым  придется  пользоваться  настоящим  атласом,
делают ошибку, полагая, будто каждый вулкан  действует  сам  от  себя.  На
самом деле все вулканы мира под землей соединены лавой, которая  связывает
их между собой и  стекает  в  направлении  вулкана  Везувий.  Там,  раз  в
десятилетие, наводит она страх на города и села современной Италии."
   На  следующей  странице  приводилась  фотография  действующего  вулкана
Везувий, наводящего страх на итальянцев.
   Младший брат долго смотрел на фотографию. Ему вспомнилась картина Карла
Брюллова "Последний день Помпеи". Он помотал страницей в разные стороны  и
сказал:
   - Что-то не хочется мне ехать в Италию. Лучше бы мы поехали в Японию.
   - Как ты не понимаешь, ведь лава  Фудзиямы  тоже  течет  к  Везувию.  В
Японии нам делать нечего, нужно ехать в Италию. Если ты не хочешь, я поеду
один. - И старший брат ушел, а младший остался стоять на небольшом участке
щебня между двух шпал и двух рельсов.


   В реальной задаче все факты никогда не могут быть известны.  Когда  все
факты известны, задача решена. Через два часа младший  брат  снова  увидел
своего брата. Он шел по направлению к нему и говорил:
   - Произошла ошибка, мы не должны ехать в  Италию,  мы  должны  ехать  в
Пловдив. Ты поедешь со мной в Пловдив?
   - При чем тут Пловдив?
   Старший брат включил  транзисторный  приемник  и  приложил  его  к  уху
младшего. Приемник вещал приятным  женским  голосом  диктора:  "...Уместно
вспомнить и о болотных течениях. В последнее время болотные  вулканические
течения соединились в один мощный поток и, приобретя  красноватый  оттенок
вследствие смешивания с лавой..." - тут приемник умолк.
   Старший брат постучал  в  приемник,  и  тот  снова  завещал:  "...И  на
территории болгарского города Пловдив  исчезает,  впадая,  по-видимому,  в
городской водопровод".
   - Хорошенькие в Болгарии водопроводы, если туда могут попадать болотные
течения из Калуги.
   - Старые, вероятно, со времен царя Калояна.
   - И что, водопровод ни разу не ремонтировали?
   - Ни разу.
   - А где мы возьмем деньги на билеты в Болгарию?
   - Постой, где мы брали деньги на поездку в Калугу?
   - Нам тогда прислал их Модест Павлович.
   - Кто этот Модест Павлович такой?
   - Я точно не знаю, но он нам всегда помогает, если что-то не так.
   Братья продолжали идти быстрее, направив головы  вперед.  Редкие  пчелы
доносили запах меда с далеких крымских пасек.


   На  рынке  в   Пловдиве   братья   продали   рваный   тулуп   Акима   и
электроглянцеватель. На вырученные деньги были куплены кирка,  две  лопаты
(одна штыковая, другая совковая) и кожаный чехол, в котором лежало  ручное
бурило.
   На улице Васила Коларова братьям повстречался Ярошевский,  их  неплохой
знакомый,  который  имел  способность  сочинять  стихи.  Можно   было   не
спрашивать, почему он оказался  именно  здесь,  потому  что  с  Ярошевским
случалось и не такое. Ярошевский поинтересовался, как у них  с  жильем,  и
предложил им сходить по адресу к одной старушке, у которой одно время  сам
Ярошевский снимал квартиру до тех пор, пока у старушки была корова, парное
молоко которой он так любил. В марте старушка убила корову,  и  Ярошевский
ушел от нее. Старушка купила другую корову, но Ярошевский к ней больше  не
придет. Ярошевский беззлобно ругался, называя  старушку  старой,  выжившей
его из дома женщиной.
   Когда Ярошевский ушел, старший брат сказал:
   -   Я   считаю,   что   нам    следует    обратиться    в    управление
водоканализационного хозяйства города Пловдив и заявить, что мы  археологи
и  хотим  выяснить,  где  проходят  водопроводные  магистрали,  чтобы   не
наткнуться на них  при  производстве  работ,  запланированных  на  октябрь
месяц.
   - А если они ответят, чтобы им  послали  официальный  запрос  или,  еще
лучше, прислали двух знающих дело человек, - что мы на это скажем?
   - Мы скажем, что мы и есть эти два человека.
   - Ты смотри, как получается. Ладно, идем в управление.
   И братья пошли к  старушке  устраиваться  на  ночлег,  потому  что  уже
наступила ночь.


   На следующий день, выходя из управления, братья знали,  что  водопровод
Пловдива  функционирует  прекрасно,  за  исключением   пятнадцатиметрового
отрезка трубы, питающего городской фонтан. Сомнений не  оставалось.  Труба
была забита баллончиком.
   Городской  электротранспорт  благополучно  домчал  их  к  фонтану.  Меж
тополей, на тонких  аллеях,  стояли  перекрашенные  в  другой  цвет  синие
скамейки.
   - Вот и фонтан. Как ты думаешь, это тот фонтан, который нам нужен?
   - Конечно, тот. В управлении сказали, что в городе не  работает  только
один фонтан, а этот, судя по  всему,  давно  не  работает.  Посмотри,  дно
фонтана усеяно скелетами декоративных рыбок и монетами.
   - Ты прав. Нам следует сходить в  камеру  хранения  за  инструментом  и
немедленно приступить к работам.
   Почва была мягкой, и лопата легко входила в грунт. К концу  дня  братья
почти добрались до трубы.
   Всю следующую ночь младший брат не давал покоя старшему. Он требовал  у
него денег на покупку розового масла. Старший брат сжалился над ним и  дал
ему несколько левов. Утром в коридоре послышался шум. Старший  брат  надел
шаровары  и  по  холодному  цементному  полу  прошел  в   коридор.   Возле
рукомойника, наклонившись над алюминиевым тазиком, стоял  младший  брат  и
лил розовое масло из небольшого ковшика себе на голову. Масло  стекало  по
обеим сторонам его лица и  падало  в  тазик,  издавая  те  звуки,  которые
привели старшего брата в коридор.
   - Что ты делаешь?
   - Понимаешь, у меня сегодня свидание с Лили Конандойчевой.
   - Кто это такая?
   - Гимнастка цирка. Мы договорились встретиться у церкви св.Марины.
   - Ты что, забыл зачем мы сюда приехали?
   - Знаешь, сегодня утром я никак не мог вспомнить, что мы здесь делаем.
   - Неужели ты мог забыть? Телекинез. Повиланов. Баллончик с рукописью  -
мы ищем его.
   - Да-да, теперь припоминаю. Он застрял в трубе  у  фонтана.  Но  ты  не
беспокойся. Свидание с Лили у меня вечером. Если тебе не трудно, дай  мне,
пожалуйста, полотенце.
   Не успел старший брат снять со стены полотенце, как оно упало на пол  и
старший брат не успел его снять. Это сильным порывом ветра полотенце  было
сорвано с крюка и брошено вниз. Старший брат вышел на балкон. Шел  сильный
дождь.
   Ввиду непогоды работа была отложена на следующий день.


   Вечером младший брат поднял зонтик и ушел  на  свидание.  Старший  брат
стоял у окна и смотрел на улицу. На улице не  было  ни  одного  прохожего.
Старший брат подумал, что вода, должно быть, залила выкопанную ими траншею
и теперь придется ведром вычерпывать воду.
   Отворилась дверь, и в комнату вошла Наташа. Она  сняла  плащ,  повесила
его на гвоздь,  окинула  голубым  взглядом  стены,  взяла  веник  и  стала
подметать пол. Потом она собрала мусор  на  совок,  выпрямилась,  одернула
платье, откинула косу за спину  и  вышла.  Старший  брат  хотел  крикнуть:
"Наташа, вы забыли плащ, вернитесь!" Но плаща на гвозде уже не было.
   Старший брат вышел в коридор. Коридор был пуст.  На  подоконнике  стоял
ковшик. Из него пахло цветами. Старшему брату вдруг очень захотелось пить.
Он схватил ковшик и осушил его. Потом  вернулся  в  комнату,  сел  в  угол
дивана и долго так сидел.
   Вошел младший брат.
   - Не пришла эта Конандойчева. Напрасно я прождал ее целый час у  церкви
св.Марины. А говорила, что придет.
   Он сел на диван рядом с братом, и  на  колени  его  легла  безжизненная
рука.
   - Брат, что с тобой?
   Желтая кожа старшего брата была покрыта глубокими морщинами. Он  открыл
глаза и, заметив брата, произнес из Ярошевского:

   Тихо взвешивая ноги,
   Появился слабый Шульц.

   Пот выступал у  него  на  лбу  каплями  розового  масла  и,  испаряясь,
конденсировался на потолке.


   Дождь лил весь следующий день и перестал идти только в четверг.
   Полдня братья провозились, вытаскивая полусгнившую трубу из  земли  при
помощи ручной лебедки. Труба переломилась сразу в  нескольких  местах,  из
одного их них выпал баллончик. Когда братья вскрыли  его,  они  обнаружили
лишь горсть пепла, которая рассыпалась по земле. Младший брат  долго  тряс
баллончик, стучал молотком по донышку и, наконец, разрезал его кровельными
ножницами по всей длине. Подняв голову, он увидел, что старший брат, криво
улыбаясь, смотрит на его  занятие.  Когда  младший  брат  спросил,  в  чем
причина иронической усмешки над ним, старший  ответил,  что  все  старания
напрасны,  так  как  он  уже  догадался,  что  бумага,  на  которой  писал
Повиланов,  испепелилась  под  влиянием  высоких  температур  в  подземных
вулканических потоках. Стало ясно, что пора возвращаться домой.
   В самолете пахло пряниками, которые ел Ярошевский, случайно летевший  с
ними. Ярошевский их не узнал и ни разу с ними не забеседовал: по-видимому,
братья сильно видоизменились. Никакого желания подходить к  Ярошевскому  у
них не было, тем более что от него пахло дешевыми болгарскими пряниками.
   У братьев было непонятное состояние. То, что произошло,  выбило  их  из
колеи, однако до конца разобраться в случившемся они не  могли.  Ни  одной
мысли не  появлялось  в  головах  братьев.  В  оцепенении  они  безучастно
смотрели в окно самолета.
   Они не заметили, как стюардесса поставила им на колени подносы с  едой.
И только замечание: "Почему вы не едите?" - заставило их посмотреть влево,
на укрытого клетчатым пледом старика в очках, который, мерно  жуя,  глядел
на них.
   - Вы меня, конечно, простите, - продолжал  старик,  -  но  если  у  вас
случилось несчастье, не стоит так огорчаться. Вы еще очень молоды. Вы  еще
можете всего добиться. Я сейчас вам расскажу,  как  добился  своего  некий
Бреев, и вы увидите, насколько я прав.

   ЛЕГЕНДА О БРЕЕВЕ

   На берегу Каспия иногда находят черный янтарь. Древние греки  говорили,
что именно черный янтарь принес счастье Брееву. Вот как это было.
   Однажды Марк Цыше  прогуливался  с  Аврелием  Лукацким  вдоль  Колизея.
Молодые элладги, подобрав хитоны, переходили улицу.  Из  Колизея  виднелся
край Пантеона.  Бряцая  эфесами  мечей,  шли  на  тренировку  в  амфитеатр
гладиаторы.  Подбоченившись  и  потягивая  из  кубка   кумыс,   к   зданию
Паноптикума направлялся сенатор Анатолий Рецензий Мубр.
   Марк Цыше достал из подола сферическое зеркало и линзу,  навел  луч  на
пятку и чиркнул спичкой о подошву сандалии. Костер в мраморной чаше быстро
разгорался.
   Древние греки Марк и Аврелий пытались  выплавить  медную  трубу.  Труба
расплавлялась прежде, чем ее успевали вынуть из огня. Казалось, что  и  на
этот раз старания греков увенчаются неудачей. Но уже брал разгон от самого
Пантеона могучий Бреев. Подняв над головой огромную глыбу черного  янтаря,
он мчался подобно вихрю, сбивая на  своем  пути  плебеев.  Остановился,  в
изумлении уронив кубок, Анатолий Рецензий Мубр.
   На огромной скорости Бреев примчался к  костру  и  точным  ударом  ноги
выбил раскаленную медную трубу  из  пламени.  С  тех  незапамятных  времен
технология изготовления медных труб  значительно  изменилась.  Так  принес
счастье Брееву черный янтарь.

   - Ну как, молодые люди, вам нравится  эта  история?  -  сказал  старик,
вытирая после рассказа рот носовым платочком.
   Легенда о Брееве, по правде говоря, развеселила братьев, хотя они и  не
поняли почему.
   - Вот мы уже с вами давно беседуем, молодые люди, а я даже не знаю, как
вас зовут, а  вы  -  как  меня.  Давайте  познакомимся.  Меня  зовут  Айва
Бубенцов.


   Вскоре после приезда домой старший брат слег в больницу с  двусторонним
воспалением легких. Целыми днями он лежал в кровати и смотрел в потолок.
   Младший брат чувствовал себя плохо и  все  время  сидел  дома.  У  него
пропало желание идти в магазин за продуктами, он нашел  в  шкафчике  банку
засахарившегося меда и пил с ним чуть теплый чай. В  квартире  становилось
холодно. Младший брат топил  печку  одними  дровами.  Угля  ему  никто  не
привез.
   Два или три раза он навестил своего  брата,  причем  в  последний  раз,
возвращаясь из больницы, он заблудился и с большим трудом нашел свой  дом.
После этого случая он не решался больше  выходить  на  улицу.  С  утра  до
вечера младший брат сидел в кресле спиной к окну и дремал.
   Как-то, проходя возле шкафа, он провел пальцем по зеркалу и увидел слой
пыли. Тогда он нашел старую байковую рубашку  и  протер  зеркало,  стол  и
стулья. Он хотел еще протереть книжный шкаф, но уронил рубашку  за  диван.
Доставать ее было лень, и через неделю все опять покрылось пылью.
   В один из таких дней младший брат увидел в  окно,  что  идет  снег.  От
этого в комнате стало белей. И в этот день произошли два  события.  Пришел
дворник и сказал, что надо уплатить за квартиру за  восемь  месяцев  и  за
электричество. Дворник ушел, и  вслед  за  этим  позвонили.  Младший  брат
думал, что это вернулся дворник, но это был старший брат.  Он  был  вполне
здоров и, в отличие от младшего, хорошо выглядел.
   Братья поехали на склад и привезли хороший уголь.  Стали  жарко  топить
печку. В комнате становилось так тепло, что пришлось отодвинуть  от  печки
мебель, чтобы она не рассохлась.  Аким  ежедневно  готовил  горячую  пищу.
Братья часто выходили на улицу, гуляли по парку, дышали морозным воздухом.
   Как-то вечером старший брат ввинтил в патрон 150-ваттную лампу,  и  они
вдвоем с братом принялись перебирать книги.  Среди  книг  оказалось  много
непрочитанных. Младший брат просматривал их одну за  другой  и,  дойдя  до
брошюры Цуканова "Природа движущихся тел",  прочел  предисловие:  "В  этой
книге говорится о законах, которым подчиняется движение тел, и о  способах
перемещения тел в пространстве".
   - Посмотри оглавление. Что там есть?
   -  Оглавление.  Пространство  движущихся  тел,  летательные   аппараты,
гипотезы о неизвестных способах  передвижения,  транспортировка  предметов
путем телекинеза...
   - Подожди, что это за телекинез?
   - Не знаю. Первый раз слышу.
   - Интересный термин. Он мне чем-то нравится.
   - О телекинезе здесь всего одна  страница,  с  56-й  по  57-ю.  Я  могу
прочесть.
   - Это действительно  очень  интересно,  -  сказал  Аким.  -  Перемещать
предметы, используя в качестве двигателя энергию мозга, - до такого  я  бы
не додумался никогда.
   - А что если нам попробовать. Ведь мы с тобой не очень занятые люди.
   - Ты думаешь, у нас что-нибудь выйдет?
   - Почему бы и нет. Для этого не требуется никаких приборов.
   Через некоторое время братья убедились, что телекинез и  в  самом  деле
возможен. Им удавалось, хоть и со  значительными  трудностями,  перемещать
швейную иглу и вводить ее внутрь  бутылки.  Как  только  это  происходило,
нервы  Акима,  ослабленные  многочасовой  изнуряющей  работой  мозга,   не
выдерживали. Он срывался со стула, хватал пробку  и  вдавливал  ее  потным
указательным пальцем в горлышко бутылки с такой силой, что из-под  желтого
прокуренного ногтя выступала кровь.
   Время шло, и братья добились вот  какого  успеха:  Аким  мог  заставить
карандаш встать на острие и написать слово "аким" на бумаге,  в  то  время
как второй брат держал бумагу рукой,  чтобы  она  не  двигалась  вслед  за
карандашом. Эта работа была очень  филигранная.  После  нее  братья  стали
поднимать тяжести. Однажды в полной  тишине  им  удалось  поднять  стол  и
четыре стула. Тень от них занимала весь потолок. Когда стол и стулья  были
опущены на место, младший брат задумался и хрипло спросил:
   - Что теперь? Шкаф что ли двигать? А зачем?
   - Шкаф двигать нам ни к чему.
   - Значит, мы уже достигли всего?
   - Я подозреваю, что с помощью телекинеза можно добиться чего-то такого,
ради чего стоит потратить всю жизнь.
   - Что же это такое?
   - Я не знаю.
   - По-моему, нам есть смысл посоветоваться с Федей.
   На следующий день братья пошли к Феде, а еще через день они уже ехали в
Калугу. Модест Павлович шел домой по холодным весенним лужам,  пропитанным
снегом. Красная фланель внутри его калош намокла и стала  бурой.  Входя  в
подъезд своего дома, Модест  Павлович  задел  плечом  ворота,  выкрашенные
плохой черной  краской,  разбавленной  керосином,  которой  обычно  красят
ворота дворники и которая неделями не сохнет, но не заметил этого.
   Модест Павлович прошел на кухню, порылся в  шкафчике  и  не  нашел  там
ничего, кроме пакетика с сушеными абрикосами. Он открыл форточку,  сел  на
стул, бросил в рот горсть абрикосов  и  стал  их  медленно  жевать.  Затея
Модеста Павловича, которая стоила ему таких трудов, провалилась.
   После продолжительных дискуссий на ученом  совете  он  все-таки  убедил
присутствующих в необходимости построения самосовершенствующейся модели по
его, Модеста  Павловича,  способу  задания  исходной  информации.  И  это,
конечно, была  большая  победа,  потому  что  покойный  уже  автор  метода
"уподобления действительности",  которым  решалась  задача,  придерживался
совершенно иной точки зрения.
   Метод  "уподобления  действительности"  основывается  на  том,  что   в
практическом решении  научных  проблем,  как  правило,  принимает  участие
материал, ничего общего по содержанию с  предметом  проблемы  не  имеющий;
однако именно этот  посторонний  материал  зачастую  придает  необходимому
материалу тот способ организации, который и составляет решение задачи.
   Центральная идея метода  -  создать  "машинный  индивидуум",  поведение
которого  задано  как  необходимой,  так  и  дополнительной   информацией.
Индивидуум действует  в  ситуации,  представляющей  собой  особым  образом
сформированную дополнительную информацию. Ситуация и индивидуум  оказывают
друг на друга воздействие, в результате которого  непрерывно  изменяющийся
индивидуум проходит  последовательно  ряд  ситуаций,  вытекающих  одна  из
другой. Создание новых, еще не существовавших ситуаций ведет участвующих в
программе индивидуумов  к  нетривиальному  решению  проблем,  поставленных
перед машиной.
   Споры разгорелись относительно  способа  задания  исходной  информации.
Большинство полагало необходимым ввести жесткие граничные условия  -  это,
по их мнению, гарантировало, что полученный ответ будет ответом на вопрос,
поставленный в задаче. Модест Павлович высмеял это суждение, заметив,  что
такой ответ мог бы получить  бухгалтер  на  своих  конторских  счетах.  Он
сказал:  "Без  неопределенности  в  условии   задачи   никакой   речи   об
оригинальности решения быть не может. К тому же я оставляю за собой  право
в любой момент ввести в уже действующую программу поправочный  коэффициент
на происходящее событие, чтобы увеличить вероятность  развертывания  этого
события в нужном направлении".
   Модеста Павловича назначили руководителем эксперимента. Две  недели  он
пропадал в институте и, никому ничего не доверяя, следил за ходом событий.
Сегодня, около девяти часов утра, выйдя из буфета,  где  он  поел  вареных
сосисок с огурцами и выпил  бутылку  фруктовой  воды,  Модест  Павлович  в
хорошем настроении подошел к машине и обнаружил, что  случилось  то,  чего
никто не предвидел: цепь событий возвратилась к исходной точке.
   Пришли математики и стали размышлять вслух. Конечно, сказали они, этого
следовало  ожидать.  Информация  с  высоким  уровнем  неопределенности   в
процессе бесконтрольных преобразований одного и  того  же  рода  неминуемо
приведет  к  информации  с  первоначальным  уровнем  неопределенности.   И
абсолютно ясно,  продолжали  они,  что  ситуация,  возникшая  после  таких
преобразований, в частном случае может повторить исходную.
   Модест Павлович жевал абрикосы и никак не мог понять, где была допущена
ошибка. Может  быть,  не  следовало  вводить  в  искусственный  базис  уже
фигурировавших индивидуумов? Может, подумал вдруг Модест Павлович,  зря  я
послал деньги на поездку в Пловдив?
   Так или иначе, все было потеряно. И раньше никто не  понимал  до  конца
его  замыслов,  а  сейчас,  когда  программа  зациклилась  и   эксперимент
провалился смехотворным образом, ни на чью поддержку он  рассчитывать  уже
не мог.


   Модесту Павловичу полагался отпуск за два года. Он приобрел  соломенную
шляпу и в белом чесучовом костюме разгуливал по аллеям  парка  культуры  и
отдыха, останавливаясь иногда возле биллиардной и  прислушиваясь  к  стуку
шаров.
   На третий день отпуска Модест Павлович проснулся среди ночи  мокрый  от
пота, накрутив на себя одеяло. Ему приснился Повиланов, который  сидел  на
корточках посреди болота и бил в гонг.  От  звука  гонга  Модест  Павлович
проснулся и не смог заснуть до утра. На следующую ночь он  увидел  во  сне
своего школьного товарища Игоря Карлова. Игорь  Карлов  продирался  сквозь
заросли чеснока, лысый, как чисто вытертая тарелка. В  маленькой  конторе,
стоящей на самом краю земли, росли  пальмы  и  горел  свет.  Под  пальмами
сидели беспомощные африканские охотники за помидорами и  курили  березовые
трубки, изготовленные из черного дерева. Один из них вынул трубку изо  рта
и сказал: "Лучшее средство против облысения - это  москиты".  В  углу  его
комнаты кто-то, глядя на него неподвижными глазами, бурчал:  "Да-да-да-да,
только москиты". Модест Павлович взял со стула  очки,  надел  их  и  долго
разглядывал издали стоящий в углу шкаф.


   Прошло еще несколько дней, и Модест  Павлович  отправился  на  рыбалку.
Река недавно освободилась  ото  льда,  в  темно-синей  ее  воде  отчетливо
виднелось гусиное перо с нанизанным на него куском пробки.
   Послышались слабые удары гонга. Модест Павлович привстал и прислушался.
Звуки неслись из-за лесополосы. Стараясь  не  наступать  на  сухие  ветки,
Модест  Павлович  осторожно  стал  пробираться  на  звук,   пока,   пройдя
лесополосу,  не  вышел  на  железнодорожное   полотно.   Там,   равномерно
размахивая тяжелыми молотками, трое  рабочих  загоняли  костыли  в  шпалы.
Модест Павлович стоял и смотрел. Рабочие забили последний костыль, сели на
дрезину и уехали. Модест Павлович собрал снасти и пошел домой. Удары гонга
лезли ему в уши.
   Вечером Модест Павлович зачем-то полез на антресоли. Там было  темно  и
душно. Он зажег спичку, но спичка сразу погасла. И тут за  спиной  Модеста
Павловича грянул туш. Он оглянулся. Внизу, освещенная лучами  прожекторов,
сверкала желтым песком цирковая арена. В полной тишине появилась гимнастка
Лили Конандойчева и полезла вверх  по  серебряной  с  узелками  проволоке.
Поднявшись до уровня Модеста  Павловича,  она  протянула  к  нему  руку  и
раскрыла кулак. На ладони лежал обломок черного янтаря.  Модест  Павлович,
осторожно пятясь, спустился по лестнице, постелил, разделся и  лег  спать.
Спал он спокойно, тихо. Ни одного сна не приснилось ему в эту ночь.
   А утром к нему пришли пионеры. Их было много,  и  на  всех  не  хватило
стульев. Некоторым пришлось сесть на ковер.
   - Уважаемый Модест Павлович, - сказали  пионеры,  -  мы  ученики  103-й
школы. Мы много читали о кибернетике и знаем,  что  вы  работаете  научным
сотрудником в институте. Мы очень просим вас, Модест Павлович, выступить в
нашей школе и рассказать всем ученикам о роботах. Нам бы  хотелось  знать,
где делают роботов и зачем они  нужны  людям.  Скажите,  когда  вы  будете
свободны и сможете к нам придти.
   - Знаете что, ребята, - произнес Модест Павлович, сняв очки  и  потерев
переносицу. -  В  минуты  беспредельного  одиночества,  когда  в  квартире
холодно и в стекла окон хлещут беспощадные струи непрекращающегося  дождя,
я часто думаю в эти минуты о том, как было бы хорошо, если бы было сделано
такое изобретение, как телефон...
   Модест Павлович встал с кресла, сел на диван и опустил голову.
   - Тогда бы в сырой, грязный и отдающий  мертвечиной  осенний  вечер  не
пришлось бы, съежившись и подняв воротник плаща, садиться в  троллейбус  и
ехать на другой конец города к другу. Тогда бы, затворив поплотнее окна  и
заварив крепкий чай, можно было бы лечь на диван и набрать номер телефона.
Сквозь мокрый холодный город, сквозь нагромождение грусти и  неуюта  можно
было бы вести тогда долгую задушевную беседу. Это все, ребята, что я  могу
вам сказать.


   -----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Химия и жизнь"
   OCR & spellcheck by HarryFan, 28 July 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Когда-то мы, лазики, селились на обширных территориях. Больше всего нас
было в детской. Из лоджии,  помнится,  нас  выдувало  ветром.  Митинги  мы
обычно устраивали в ванной - шум воды хорошо заглушает прения.
   Старики помнят, как распухали головы от  чудовищного  числа  заседаний.
Каждый лазик должен был переговорить с каждым и рассказать ему, о  чем  он
разговаривал с остальными.  Это  было  трудно.  Садился  голос.  Мы  ждали
прихода жарких дней, чтобы как следует прогреть связки. Ожидание  отнимало
время, и большинству из нас не удавалось состариться. Смертность  исчезла.
Нам грозило перенаселение.
   Самые состоятельные - те, которые изобрели тачки для перевозки  пылинок
и спирали для пересушивания обуви в сундуках,  -  на  вырученные  средства
обзаводились двухполюсными переключателями бытия. В  медовые  дни  бабьего
лета  они  уходили  из  жизни,  оставив  после  себя   сладковатый   дымок
недомогания. Что оставалось делать остальным - неимущим и бессмертным?
   Упомяну о трагической истории, которая произошла с моим старшим братом.
Пытаясь накопить деньги на покупку переключателя, он  перешел  из  бригады
осыпателей  штукатурки  на  трудную,   но   высокооплачиваемую   должность
наносчика царапин на хрусталь. Брат рассчитывал на  крупную  премию  после
завершения работ по оцарапыванию антикварных бокалов. Когда дело близилось
к концу, хозяин квартиры неожиданно отнес посуду в  комиссионный  магазин.
Для брата это было сильнейшим ударом, оправиться от  которого  он  уже  не
смог. Брат покатился по наклонной  плоскости.  Был  зазывалой  сверчков  в
дымоходы. Долгое время работал поджигателем паутины.  Если  вам  случалось
видеть, как искрит электрическая розетка при включении  утюга,  -  знайте,
это постарался мой  брат.  Он  управляет  силой  искрения.  Работа  вредно
отразилась на его здоровье. Брат практически полностью потерял зрение.
   Судьбы других лазников оказались  немногим  лучше.  Но  каждый  работал
сколько мог.
   Из года в год мы  добивались  изысканной  потертости,  совершенствовали
гармонию  вещей.  Невероятными  усилиями  создавали  мы  то,  что  принято
называть  домашним  уютом.  Из  внесенных  в  людское  жилище  сверкающих,
безликих, пахнущих производством предметов мы  в  сжатые  сроки  мастерили
обстановку  так  называемого  домашнего  очага.  Не  позволяя  распадаться
семьям, делали человека добрее и благоразумнее.
   Если не считать чрезмерной продолжительности жизни, такое существование
следовало признать сносным. Что мы и делали на каждом новом заседании.
   Так бы нам, лазикам, жить и  жить,  но  тут  нагрянула  беда.  Кто  мог
предположить, что мы, всепроникающие и вездесущие,  окажемся  беззащитными
перед... перед... Я не хочу произносить это слово.
   У людей появились средства на всякий случай и даже такие, для которых в
природе случаев  не  предусмотрено.  О  эти  чистящие  порошки!  О  моющие
средства, политуры и мастики! А чего стоят  эти  высокопарные  названия  -
"Лоск", "Эра", "Аэлита"... Плюнуть хочется.
   Кое у кого складывается превратное  мнение,  будто  мы  стали  жертвами
новомодных соединений. Как бы не так. Лазиков голыми руками  не  возьмешь.
Мы  вязнет  в  пастах,  продираемся  сквозь  слои  эмульсий,  то  и   дело
спотыкаемся на антистатиках и выходим  сухими  из  дезодорантов.  Все  это
пустяки. Произошло нечто гораздо худшее: людям удалось лишить нас  доступа
к рабочему месту.
   А без работы мы вырождаемся.
   У каждого народа своя судьба. Наш звездный час позади.  Гибнет  некогда
великая цивилизация.
   Без  нас  все  труднее  жить  людям.  Они  разгуливают  по   вылизанным
квартирам,  затевают  перестановки,  измышляют  невиданные   расцветки   и
неслыханные конструкции. Но ни один из них  не  в  состоянии  понять,  что
растущий душевный дискомфорт - дело его собственных рук. Блага цивилизации
меньше всего способны восстановить нарушенную гармонию.
   Мы еще существуем. Нас можно повстречать у внутреннего порожка  дверей,
откуда трудно вымести мусор. Там мы находим себе  кое-какое  пропитание  и
развиваем скудную деятельность. Приводим  в  порядок  кладовки  и  чуланы,
возимся в сараях и на антресолях, совершенствуем  внешний  вид  предметов,
которые выпали  из  поля  зрения  хозяев.  По  правде  говоря,  это  почти
безработица. Дни лазиков сочтены. Смешно  подумать:  когда-то  мы  мечтали
уйти из жизни!
   Нас остается все меньше.  Еще  десяток-другой  лет  -  и  люди  поймут,
наконец, чего лишились, и вспомнят  с  печалью  о  незаметных  тружениках,
терпеливых создателях домашнего уюта.
   Вот увидите, так оно и случится.

Популярность: 1, Last-modified: Thu, 10 Aug 2000 12:45:17 GmT