---------------------------------------------------------------
Эдуард Лимонов. Mother's Day
© Copyright Лимонов Э.
Изд: "Константа", М., 1995
OCR: Михаил Юхновский
Spellcheck: Михаил Юхновский, 18 Dec 2003
---------------------------------------------------------------
MOTHER'S DAY
Крайняя усталость делает человека мирным. Я брел, замиренный, в
чернильных сумерках с лестницей на плече по Бродвею. В руках у меня были
ведра. Вопреки усталости мне приходилось совершать вдруг неожиданные шаги в
сторону, останавливаться, отшатываться и отстраняться. Вечерний народ,
прущий в Линкольн-центр, в кино и в театры, совершенно не заботился о
собственной безопасности. Народ пер глупый и безглазый, мистэры, миссис,
белые, черные и цветные, прямо на мою лестницу.
На кой и куда я ее нес? Я закончил ремонт квартиры, получил от хозяйки
оставшиеся money и потому обязан был полностью очистить помещение. Лестница
принадлежала не мне, но тот, кому она принадлежала, не смог заехать за ней.
Посему я страдал в десять вечера под чернильным небом Бродвея: лестница
разрезала плечо, орудия труда в пластиковых ведрах оттягивали руки. Длинные
волосы, это был последний год, когда я носил длинные волосы, заметало
бродвейским ветром мне на глаза, под кепочку. Я шел и грустно думал, что
грек из меня не получится. Никогда. В Нью-Йорке мелким ремонтом и окраской
квартир занимаются обыкновенно греки. Я имел работу только потому, что брал
вдвое меньше, чем грек. Они уже обещали оставить меня живым, но
малоповоротливым, если я не оставлю мое вредительство их бизнеса. Я хотел бы
оставить. Я бы оставил неделю назад. Но мне нужны были money. Я хотел жрать,
я хотел покупать водку "Вольшмидт" и желал приглашать американских девушек с
большими белыми задами по меньшей мере в кино.
В холле "Эмбасси" было необычно тихо. Наши черные временно покинули
гнездо, дабы вкусить коллективно неотельные удовольствия? Бесплатный
рок-концерт в Централ-парке? Фейерверк над Хадсон-ривер? Я был, однако,
уверен, что холл оживится после полуночи. В баре (синяя дверь вела из холла
прямо в этот бар) зазвучит живое пьяно. Рассядутся на подоконниках
драг-пушеры. Спустятся вниз отоспавшиеся за день пимпы... Будет весело.
Почему-то считается, что быть бедным - значит непременно страдать. Черные
обитатели "Эмбасси" были бедными, но страдали хохоча и вопя. Они пылко
желали money, кто же не желает их, но money на всех в этом мире постоянно и
хронически не хватает. Определенная часть населения вынуждена выкручиваться
как может...
От телефона отделилась и подошла к лифту мощная черная дама по кличке
"Базука". Профессия - проститутка. Возраст: от 25 до 35 лет.
How you doing?"- сказала она.
"Well. And you?" только и успел произнести я (отвечая одновременно на
поднятие руки мэнеджера от конторки своим поднятием руки1)" как дверцы
больно ударившегося обо что-то элевейтора, разошлись Мы вступили, Базука
впереди, распространяя кокосово-одеколонные ароматы, я с лестницей, сзади, в
грязный сарай.
"Почему так пусто в холле?, - сказал я. - Как в праздник. Можно
подумать вечер Кристмаса..."
"Так и есть праздник, young man, Базука вынула из сумочки сигарету.
"Mother"s day. Ты уже поздравил свою мазэр?" Щекастое лицо ее надо мной
изобразило удовольствие.
"Нет, не поздравил. Я работал весь день. И моя мазэр живет очень
далеко."
"Моя тоже, - сказала Базука, - на юге. Но я свою уже поздравила! 25
минут по телефону со штатом Джоржия обойдутся мне в жирную сумму, но для
моей мамы мне ничего не жалко."
"Моя живет на противоположном боку глобуса, в Европе, и у нее нет
телефона."
"Ааа-х... - Базука вздохнула, -poor young man'". Но ты не огорчайся: Ты
привезешь ей подарок, когда в следующий раз поедешь ее навестить."
Элевейтор остановился на нашем десятом этаже и мы вышли. Лестница
первая, за нею я, и наконец Базука.
"Я не смогу ее навестить, - сказал я, вешая лестницу на плечо. - Я не
могу поехать в мою страну."
"Ой-йой-йой..., - воскликнула Базука и подождала пока я возьму ведра. -
Пур янг мэн, который не может навестить свою мазэр... Они посадят тебя, если
поедешь?" - спросила она, вдруг резко сменив тон на деловой.
"Да. Посадят." - согласился я. Было бесполезно пытаться объяснить
Базуке, что никаких "нападений со смертоносным оружием" я в своей стране не
совершал. Объяснение, почему я не могу поехать в СССР, заняло бы несколько
часов.
"Ox, poor mother, которая не может иметь подарка от сына в mother's
day... И даже телефонного звонка..." - Базука остановилась у своей двери, а
я понес лестницу дальше.
"Хэй, янг мэн, - крикнула она мне в спину, - если тебе некуда пойти,
приходи в мою комнату. Я ожидаю нескольких девочек, они тоже из Джорджии,
как и я. Мы собираемся скромно отметить мазэрс дэй."
"Тсэнкс," - сказал я, и хотел было добавить "Базука", подумал что ей
будет обидно, и не вспомнив ее настоящего имени свернул в поворот коридора к
своей двери. Оставив фразу незаконченной.
Обыкновенно мы здоровались с "Базукой" - "Hi! How are you?" - как
полагается соседям. И только. Разговорились мы в первый раз. На "и!оем"
десятом этаже жили несколько проституток. Базука отличалась от других
мощнейшим ростом, красноватым оттенком черной кожи и тем, что никогда не
принимала клиентов у себя в комнате. Другие делали это, она - нет. Очевидно
"Базука" считала, что дом и рабочее место следует разделять.
Отделавшись наконец от лестницы и от ведер я сделался вдвое легче.
Отвернув оба крана на всю мощь, я разделся и лег в потрескавшуюся всеми
капиллярами и венами, как лицо алкоголика, ванну. Ванна (old-fachion большой
американский tub предназначенный, просторный, для могучих американских
телес) и кусок открытого свежего неба вплоть до Централ-парка и соблазнили
меня, поселиться в "Эмбасси",- очень запущенном single Room occupation hotel
.
Шевеля палцами ног я лежал, разогреваясь и разбухая и размышлял о
"мазэрс дэй". Праздник этот ничего не говорил ни уму, ни сердцу моему.
Казался мне неуместно-сентиментальным... Какие могут быть слюни о мамах в
моем положении... В Советском Союзе праздновали Международный женский день
Восьмое Марта. В этот день предполагалось дарить матерям, женам, сестрам и
подружкам, подарки. Цветы, духи, всякие штуки... Рано покинувший
родительский дом, проведший большую часть сознательной жизни среди богемы, я
не успел приобрести приличных привычек. Я мало что кому-либо дарил,
насколько я помню. Я дарил на дни рождения самосделанные сборники своих
стихов, нескольким типам подарил сшитые мной на глаз брюки. И мне дарили на
дни рождения стихи и картинки, и колажи. Все эти церемонии и хорошие манеры
были у меня в прошлом и остались там же. Картины и колажи висят очевидно у
незнакомых мне типов в Харькове и Москве. Попав в Нью-Йорк я утерял даже
респектабельное советское уважение к дням рождения. Умерев для прошлой
жизни, и родившись вновь, я столько раз мутировал, что стал радостно плавать
в растворе жизни отказавшись от координат. Прошлое-будущее, верх-низ,
север-юг, - координаты должны атрофироваться как буржуазные. В результате,
отвыкнув от советских знаменательных дат и не привыкнув к новым, я оказался
человеком без праздников. Седьмое Ноября и Первое Мая были одинаково далеки
мне и чужды как и Четвертое Июля или Thanksgiving Day"... Mother's Day.
Сквозь ванные пары и Дымку времени предо мной предстало лицо моей матери,
такое, каким А; видел его, когда еще был послушным близоруким мальчиком.
Красивое мамино лицо. Моя полутатарская мама в беретике... Day. g ярко
помню один дэй, вернее конец его. Солнечный день, еще зимы но уже весны. Я
что-то натворил и убежал "за дом", так называли "наши" затылочную сторону
двенадцатиквартирного дома, и бродил там по трескающимся под ботинками
лужам, нарочно желая промочить ноги, заболеть и этим отомстить родителям...
И пришла моя мама в пальто с каким-то жалким искусственным мехом, в
чулках-капроне и в резиновых, невысоких, по щиколотку ботиках на кнопках.
Мама подошла ко мне и сказала: "Пошли домой, Эдик!" и протянула мне руку в
перчатке. Кажется меня обидел отец, или я обидел отца, или все мы - атомного
века семья, разобиделись взаимно. И там вот "за домом", разреженный
недостаточный воздух весны, льдинки, эти остроносые ботики и капрон, и
дешевое это пальтишко со слепившимся от попавшей на него капели "мехом" -
почему то собравшись, плюс протянутая ко мне, разорвавшаяся по шву перчатка,
дали мне впервые идею хрупкости, смертности моей мамы. Маленький, я видел
мою маму из положения снизу вверх...
Я обнаружил, что плачу и слезы капают в мою испаряющуюся на десятом
этаже над уровнем Бродвея ванную. "Fucking life! Fucking life!", закричал я,
и ударил кулаком по воде. Не знаю, что я хотел выразить этим восклицанием.
Абсурдность Ли жизни, стремящейся неуклонно к смерти? Абсурдность ли жизни,
лишившей меня близких? Мамочка, никогда я не был маминым сынком, и в
пятнадцать лет, пьяным подростком, обзывал тебя "дурой" и "проституткой"...
Как я смел, остолоп! Вылезая из ванной, я вспомнил, как один тип увидел меня
с мамой на московской улице. Мама приезжала ко мне в Москву, так вот он
видел меня с нею, сукин сын, чванливый профессорский сын, и сказал нашей
общей подруге: "Видел Лимонова с какой-то некрасивой пожилой женщиной." "Моя
мама красивая, пидар гнойный!" - вскричал я, и войдя в комнату, хлестанул
его мокрым полотенцем по воображаемому лицу. И взяв его за воображаемую
шевелюру, врезал ему коленом в подбородок, дробя его челюсти. "Ну я тебя
встречу! (я вспомнил, что тип живет теперь в Лос-Анжелесе), я располосую
тебе глотку за мою маму. На мою маму даже я не имею права тянуть!"
Mother's day может быть нужен для того, чтобы вспоминали мы о наших
мамах? Возвращались к началам наших жизней? Нехорошие, как мы есть, грешные
так, что грешнее быть невозможно, те кто испоганил души свои и те кто
испоганил тела, чтоб мы имели один день покаяния... Не потому, что мамы наши
святые и чистые, а потому, что лежали мы у них в руках когда-то, беспомощные
и голые, плаксивые куски плоти, еще ничего не умевшие натворить ни злого ни
доброго, выражавшие себя лишь в пипи и кака. Стокилограмовая проститутка
Базука нежно беседовала со своей мамой в штате Джорджия. Базука,
пропускающая за день через все отверстия, какие у нее имеются, члены всех
рас и цветов... Нужен Базуке мазэрс дэй, чтобы почувствовать себя черной
девочкой в желтом от солнца штате Джорджия, еще не Базукой?
Улегшись в постель, я вспомнил, как слопал однажды, прожорливый,
купленные отцом для больной мамы какие-то особые, редкие булочки. И как в
жару температуры, больная мать улыбалась с постели, останавливая пытавшегося
выговорить мне отца, "Вениамин, он еще маленький, он не понимает..." Теперь,
тридцать лет спустя, когда я столько заплатил муками одиночества и продолжаю
платить за отсутствие близких людей рядом со мной, я бы сумел жить с
близкими в гармонии? Я бы берег их, я не предъявлял бы к ним строгих
требований..?
Сделав меня сентиментальным, усталость однако не позаботилась о том,
чтобы выключить мою нервную систему. После получаса переворачиваний и
разворачиваний, я встал, включил свет и оделся. Решил пойти к соседке.
Приличным джентльменом в джинсах и фиолетовом бархатном пиджаке я
спустился вначале в ликер-стоп. Купил бутылку розового газированного вина,
объявленного на этикетке как "Калифорнийское шампанское". Вернулся в отель.
Постучал в дверь Базуки... Мама моя пришла бы в ужас и не одобрила бы моего
поведения. Не одобрила бы моей манеры празднования "маминого дня". Сынок,
отправляющийся в гости к проститутке, где очевидно будет еще несколько
"падших", как их называли в дореволюционных романах, девочек. Было бы
странным, если бы оказалось, что Базука дружит с профессоршами Колумбийского
университета.
"Кто там?", - спросила Базука из-за двери, строго и сильно.
"Янг мэн с лестницей", - отрекомендовался я. Ложная информация. Ибо
лестницы со мною не было. А "янг мэн" уже проводил в небытие свои 34 года, и
жил в тридцать пятом.
Несколько замков прощелкали, двери приоткрылись.
"Get in" Базука, уменьшившаяся в росте, стояла в шелковом красном
платье, босиком, вся огонь и жир, потому что лицо, шея и обнаженные руки ее
лоснились. За нею комната озарялась пламенем свечей.
"Ох, у вас candle-light".
"Мы имеем очень хорошее время!", - гордо сказала Базука. "Шам-пэйн!",
счастливо взвизгнула она, взяв из моих рук бутылку. Она без сомнения хорошо
знала, что "шампанское Андрэ" стоит всего несколько долларов. Я решил, что
мазэр Базуки хорошо воспитала свою дочь.
"Янг мэн из Европы. Его мама живет в Европе", - представила ме ня
Базука. Указала мне на пуф. Пуф оказался очень горячим. Я догадался, что до
моего прихода хозяйка согревала его необъятным задом
Две подружки, такие же задастые, могучие и сильные как хозяйка
пошевеливались на постели Базуки, утопая во многочисленны^ подушках. Рядом с
постелью стоял низкий длинный стол, на нем я разглядел кэйк, тарелки и
бутылки... Когда вы входите в полутемное помещение, то вначале вам видны
общие элементы и недоступны детали. Но вам тотчас доступен запах. Черные
девушки пахли крепко и пахли свечи. И пахло масло на коже Базуки. И все их
духи или одеколоны.
Один, человек жить не может. Даже самому нелюдимому, нужны ему люди.
Какие-нибудь. Какие есть в наличии. "Янг мэн из Европы", это звучит как
лимерик Эдварда Лира, английского экцентричного поэта.
"Жил в Нью-Йорке янг мэн из Европы,
Были скудны его гардеропы..."
Их звали, двух подружек: Офели, то - есть Офелия, и Глэдис,
происхождения второго имени я не знал, но произвольно вывел его из имени
цветка: Гладиолус. Все трое приехали из одного и того же города в штате
Джорджия, из Афин. Когда я спросил, почему Афины, не был ли основатель
города греком, они сказали что не знают.
Я выпил за их цветочно-шекспировские имена. Они похвалили мое имя. Они
сказали, что это "черное" имя, черные родители после войны довольно часто
давали своим сыновьям имя Эдвард. Я сказал, что если проживу еще год в
"Эмбасси", то почернею. Они захохотали. Базука сказала, что видела однажды в
элевейторе еще одного белого парня. Я предположил, что может быть это я и
был.
"А почему ты не живешь с белыми?", - спросила Гладиолус, самая мрачная.
Точнее, самая молчаливая.
. "Когда я переселялся, мэнэджер Кэмпбэлл меня не предупредил: "Мистер,
у нас живут только черные!" "Мне все равно с кем жить, - сказал я, - но
только в Эмбасси я могу снимать большую комнату с ванной за 160 долларов в
месяц."
"Thaf's right!, - сказала Базука, - я бы не жила здесь, но цена очень
атрактив."
"Я бы никогда не смогла жить в отеле с белыми, - сказала Гладиолус. -
Чтоб только белые! Мне было бы страшно."
"Ox, honey', кто бы тебя взял, - захохотала Базука. - С нашей
профессией..."
Воцарилось вдруг краткое, но многозначительное молчание. "Ты должен
попробовать кэйк, Эдди...", - сказала Базука. И стала накладывать на
бумажную тарелку кэйк... Неумело, словно никогда в жизни этого не делала.
Может быть в свободное от бизнеса проституции время между дими
непринято говорить о профессии?.И случайно оговорившись, Базука чувствует
себя неловко? Я обращался к проституткам по назначению, то - есть за сексом,
считанное количество раз. Я давно выяснил, что никакого возбуждения от
сексуального акта с проституткой не чувствую. На мой взгляд следует быть
школьником в прыщах или примитивом, дабы чувствовать вкус этого "запретного"
плода. На мой взгляд он как раз совсем незапретен и слишком регламентирован.
Множество общих деталей сближает визит к проститутке с визитом к доктору. Те
же манипуляции с много раз стиранными полотенцами, раздевание, складывание
вещей, одевание. В обеих случаях, плата за сервис находится в прямой
зависимости от сложности консультации. "Я вам надавлю на живот, а вы скажите
мне, что вы чувствуете..." "Да, доктор, нет, доктор..." "Меня зовут Джон..."
"Если ты хочешь влезть на меня, это будет стоить тебе еще 25 долларов...
Если ты хочешь, чтобы я влезла на тебя..."
Май мазэр приготовила отцу бобы со свининой, - сказала Офелия. - Я
уверена, потому что уже лет тридцать она делает ему на мазэрс дэй бобы со
свининой. Если бобов не будет, он обидится. А он всегда дарит ей одно и то
же: несколько, паундов чистой шерсти. Моя мать вяжет отличные вещи для
семьи. А шерсть дорога..."
"Да, чистая шерсть затягивает на много", - сказал я солидно и Покашлял
в ладонь.
Понятия не имея, впрочем, о ценах на шерсть. Янг мэн из Европы, у
которого скудны гардеропы, я никогда ничего не купил себе из чистой шерсти.
Но если ты сидишь в компании, где говорят на тему шерсти, ты должен прилично
сделать вид, что ты не идиот, пусть и из Европы. Среди троцкистов еще вчера
вечером в Бруклине я говорил о необходимости кровавой революции. На их
собрании прилично было говорить о революции...
"А мой отец всегда дарил матери на день рождения одни и те же духи:
"Красная Москва"". Самые дорогие духи в моей стране. Бутылочка матового
стекла в форме кремлевских башен".
"Кремлевских башен... - повторила Офелия. - Что это за башни? Как башни
Ворлд Трэйд-центра, в даунтауне?"
"Кремль - это...", я замялся. И погрешил против истины. "Так называется
Сити Холл в Москве..."
Так мы беседовали себе в полутьме.
Жизнь поворачивалась ко мне различными сторонами: светлыми редко, часто
- трагическими и темными. По всей вероятности такой я желал ее - мою жизнь.
Моя мама не одобрила бы моей жизни даже в адаптированном для мам и детей
варианте. Если бы она знала как, где, и с кем я живу и общаюсь, она получила
бы разрыв сердца давным-давно. Я не то что попадал в плохие компании, от
которых она меня предостерегала на заре моей жизни, я просто-напросто ни
разу не попал в хорошую компанию! Но, мама, сидя с черными, тяжелыми, крепко
пахнущими бабищами, в очень плохой с твоей точки зрения компании, "плохой"
мальчик с "падшими" женщинами, в теплом свете свечей, усталый и
умиротворенный и вымытый, рядом с большими коленями Базуки, я был ближе к
тебе, мама, нежели когда-либо. Это они, сосательницы членов, равнодушно
подставляющие любое отверстие в теле безымянному пришельцу, если у него есть
в кармане двадцатка, они, циничные, как равнодушно горячий Ад, виновны в
том, что подтолкнули меня к тебе, мама! Из моего озлобленного одиночества...
Очеловечили Супермэна, пусть сорок минут продолжался посвященный мамам
вечер. Сорок минут уделили мы в нашей нечистой жизни мамам.
"Эй, сестрички, - сказал я, - выпьем за наших мам!"
И мы выпили. Крепкого кукурузного бурбона, потому что шампанского уже
не было. За маму Бэтси, за маму Лидию, за маму Белинду и за маму Раю.
Когда мы прикончили бурбон, девушки стали собираться на работу. А я,
поблагодарив их за чудесный вечер, пошел спать. И спал крепко, мама, и
спокойно.
Популярность: 14, Last-modified: Tue, 23 Dec 2003 18:42:25 GmT