-----------------------------------------------------------------------
В кн. "Сергей Диковский. Патриоты. Рассказы". М., "Правда", 1987.
OCR & spellcheck by HarryFan, 19 December 2000
-----------------------------------------------------------------------
Васса и Люба вымачивали в охре сеть, когда к котлу подошел Давыдка
Безуглый. Нахальный и красивый парень был пьян. Новая куртка его висела на
одном плече. Смола и грязь отпечатались на желтой шелковой рубахе,
разодранной от горла до пояса.
- Га, вдовья рота! - закричал Давыдка, обрадовавшись. - А на что вам,
бабам, волокуша? Своих подолов не хватает?
- Уйди, Давыдка, - сказала Васса, не оборачиваясь.
Но парень уже присел на бревно и, подтягивая голенища, подмигивал
Любке.
- Молчи, бригадир, - сказал он посмеиваясь. - Я не к тебе, я к Любовь
Михайловне... Глядите, девки, какие сапоги.
Он вытянул ноги, любуясь свежей, чистой кожей болотных сапог и ремнями,
туго перехлестывающими ногу. В самом деле, обнова была на редкость удачна.
Васса, не удержавшись, взглянула на сапоги и вздохнула.
- Сколько?
- Пятьсот, - соврал Давыдка привычно. - А что?
- Ничто... Откуда у людей деньги только берутся?
- Меня рыба любит, - сказал Давыдка, важничая. - Особенно сула [судак].
Так любит, аж душит... Придешь. Люба, сегодня к парому? - закончил он
неожиданно.
Семнадцатилетняя, не по летам рослая Любка испуганно подобрала ноги.
Парень давно и нравился ей и пугал несусветным пьяным нахальством.
- Не знаю, - ответила она нерешительно.
Но Васса быстро вскочила на ноги.
Худое и темное лицо ее, точно вычеканенное мелкими оспинками,
побледнело от злости.
- Уйди, бога ради! - закричала она, размахивая обрывком рыжей сети. -
Уйди, баран курчавый!
Две женщины долго смотрели вслед рыбаку, нарочно выписывающему вензеля.
Любка - раскрыв рот, с пугливой восторженностью, Васса - вызывающе вскинув
голову, точно готовясь вступить в перепалку.
- Вор твой Давыдка, - сказала Васса сердито.
Сегодня она чувствовала особую злость к нахальному и удачливому парню.
У женской бригады были с Давыдкой особые счеты. Трудно было забыть ругань
и хохот, плеснувшие "вдовьей бригаде" в лицо, когда две байды с
новоиспеченными рыбачками в холодный февральский денек отходили от берега.
У всех женщин в памяти свежи были распоротые хулиганами сети, подпиленные
топчаны и площадные надписи, вырезанные Давыдкой на веслах и байдах
женской бригады.
Шесть вдов, отстоявших право быть рыбаками, вынесли все: зимние выезды
в легких ботинках и рваной резине, насмешливую воркотню двух стариков,
прикрепленных к бригаде, мелкие бабьи дрязги из-за пропавшего рушника или
варежки. Теперь двадцать пять женщин жили в глиняных домах возле устья
глубокой мутной реки. Двадцать пять рыбачек караулили косяки судака и
тарани, чинили сети и ездили в город разыскивать-сапоги и плащи.
Жилистая, упрямая, острая на язык Васса была признанным командиром
"бабьей бригады". Сорокалетнюю засольщицу, объездившую все промыслы
Азовского моря, уважали и побаивались, особенно после отчаянного
путешествия на байдах, перегруженных рыбой. Только Давыдка, отсидевший
недавно полгода за браконьерство, продолжал изобретательно пакостить
женской бригаде.
Провожая взглядом легкую, ладную фигуру Давыдки, Васса с тревогой
подумала о сыне - единственном балованном сыне Алешке. И здесь схулиганил
Давыдка: подпоил пятнадцатилетнего хлопчика водкой, научил украсть из
школы волшебный фонарь и вывинтить лампы... Съездить бы в город, попросить
директора за выгнанного из школы сына-вора. Да нельзя: с часу на час
хлынет красная рыба.
Но рыбы не было. Шесть раз сыпали рыбачки плав и шесть раз выбирали
чистую сеть. Последний раз сыпали плав под утро недалеко от
государственного заповедника. По звездам и свежести воздуха угадывался
свежий денек. Прозрачная предутренняя тишина еще накрывала берег. Гулко и
отрывисто вскрикивала выпь, набирая в клюв воду, бормотала под корневищами
явора вода, сухой чекан провожал лодку легким шепотом, и только сторожевой
катер, наперекор сонному дыханию реки, вскрикивал отчетливо и упрямо:
"Таб-бак, таб-бак".
Сгрудившись на корме, бабы молчали. Наконец, недалеко от заповедника
подняли пудового сома. Решили вернуться обратно. И тут Васса, молчавшая
всю дорогу, вдруг негромко сказала:
- Айда, бабочки, в заповедник!
- По рыбу? - спросила Любка, от удивления бросив грести.
Васса засмеялась. Ровные зубы ее сверкнули в темноте.
- По щуку, - сказала она тихо, - по щуку, что в сапогах.
Они Тихонько вошли в протоку, соединяющую заповедник с рыболовным
устьем реки. Любка подвела байду к берегу, положила весла на банку и стала
дремать. Бабы ежились от утреннего холода и перешептывались. Васса
откинула мешающий слушать платок.
Небо стало линять. Большой колесный пароход вошел в реку и принялся,
задыхаясь, взбираться к далекому городу. Подмигнул и потух маяк.
Прогремела по дороге к базару телега. А они все ждали, все прислушивались
к многозначительному молчанию притихшей реки.
Наконец, проснулась Любка. Толстые щеки ее, руки, плащ, даже ресницы
были мокры от росы.
- Ой, мамо, спать хочется, - зевнула она и рассмешила своим застуженным
баском всю компанию. - Ой, хочу до дому!
Несколькими взмахами она вынесла байду на середину протоки и вдруг
круто затабанила обоими веслами. Бабы вскрикнули. Прячась в камышах, тихо
шла вдоль берега тяжелая байда. Смутно блестела в сумерках рыба, кто-то,
накрытый полушубком, спал на корме, и мерно раскачивался одинокий гребец.
Услышав за спиной женский голос, он опустил весла и не спеша обернулся.
Лодки сблизились, и торжествующая Васса поклонилась в пояс Давыдке.
- Ох, и любит тебя рыба! - сказала она певуче.
Бабы захохотали. Давыдка молча вынул кисет и поднялся на ноги над
грудой тарани.
- Ни премию, тетка, работаешь? - спросил он с ленивым нахальством.
- На совесть, - ответила Васса с поклоном.
Противники помолчали. Стало видно, как за полосой ивняка взлетают в
светлеющее небо кольца дыма. Сторожевой катер бодро покрикивал за
поворотом.
Давыдка прислушался и с наигранной ленью взялся за весла.
- Заболтаешься с вами, бабы, - сказал он с усмешкой. - Будьте здоровы,
Любовь Михайловна!
Лодки стали расходиться, но с неожиданной быстротой Васса нагнулась и
схватила байду за борт.
- Да ты что? - закричал Давыдка, теряя терпение. - Ах ты!..
- Поговорил бы, рыбак, с нами, - предложила Васса, бледнея, - поговорил
бы с бабами-дурами.
Парень рванул веслами, но вдруг усмехнулся. Сняв шапку, он оглядел
рыбачек и остановился взглядом на Любке, уставившейся на него с заметным
сожалением.
- Эх, бабы, бабы! - сказал он неторопливо. - Скучное вы дело затеяли -
рыбаков топить. А из-за чего, спрашивается, между нами ревность легла?
Катер затих, поперхнувшись где-то за поворотом. Давыдка вынул из-под
лавки ведро и окатил начинавшую засыпать тарань.
- Отцепились бы вы от меня, бабочки, - сказал он беззлобно. - Не одна
моя ложка к меду прилипла.
- Васса, а Васса? - шепнула Любка соседке. - А нехай вин тикае.
- Шут с ним, - вздохнула рыбачка, сидевшая на корме. - Одна станица -
один грех.
Васса молча подтянула байду ближе и замотала носовые концы.
- Нехай буде, як вышло, - сказала Васса упрямо.
Давыдка встал и скинул кожух, покрывавший его молчаливого спутника.
- А ну, Алеша, поздоровкайся с мамой.
Сонный веснушчатый мальчик поднялся, засовывая руки в карманы.
- Пустить нас, мамо, - сказал он петушиным басом.
Васса молчала.
Повеселевший Давыдка развязал концы.
- Эй, береги руки! - сказал он, пытаясь развернуть байду.
Васса не двигалась.
- Ударю, ей-богу, ударю!
Разозлясь не на шутку, он толкнул Вассу веслом.
- Я тебе ударю, - сказала Васса тлеющим голосом. - Я тебе, красавец,
ударю! А ну, бабы, ратуйте!
Ноздри ее побелели. Злой летучий румянец обжег щеки. С неожиданной
силой она схватила багор и замахнулась на Давыдку.
- Тю, скаженная! - закричал Давыдка, увертываясь.
Загалдев, бабы вцепились в борта. Давыдка отвернулся и плюнул в светлую
воду. Из-за поворота, разметав пенистые усы, выходил катерок.
Давно скрылся в протоке зеленый катер рыбной охраны, утащивший
браконьерскую байду, а бабы все еще не брались за весла.
Вода вокруг лодки стала холодной и гладкой. Светлые от росы берега
раздвинулись, брызги зелени обозначились на карликовых черных ветлах,
обступивших реку. Осетр высоким плавником распорол желтый шелк, растянутый
между берегов, и веселое небо апреля распахнулось над Доном.
И вдруг, точно сговорившись, Васса и Любка заплакали. Васса -
беззвучно, закрывая лицо жестким рукавом плаща, Любка - захлебываясь и
причитая в полный голос.
Проезжий почтарь, остановив лошадь, с тревогой глянул с высокого воза
на двух рослых плачущих баб.
- Утонул кто? - закричал он участливо.
Не отвечая, Васса села за весла.
- А що им буде? - спросила Любка сквозь слезы.
- Що буде, то и буде, - сказала Васса жестоко.
Глаза ее высохли и горели. Она гребла сердитыми, короткими рывками,
по-матросски сбрасывая воду с весла.
1935
Популярность: 6, Last-modified: Tue, 19 Dec 2000 22:12:33 GmT