---------------------------------------------------------------
Д.Лондон. Собрание сочинений в 13 томах.
Библиотека "Огонек". Из-во "Правда", М.1976г.
Отсканировал и проверил В.Лоер (loer@mail.ru)
---------------------------------------------------------------
Кошелек пропал у него где-то на Театральной. Он вспомнил, как на мосту
через один из каналов, пересекавших эту оживленную улицу, его совсем
затолкали в толпе. Возможно, какой-нибудь ловкий воришка именно тогда и
выудил у него из кармана пятьдесят с лишним иен вместе с кошельком. А может
быть, он сам потерял его, просто обронил по неосторожности.
Напрасно уже в который раз обшаривал он карманы в поисках пропажи.
Кошелька не было. Рука его задержалась в пустом кармане брюк, и он горестно
посмотрел на горластого хозяина ресторана, который кричал, как сумасшедший:
-- Двадцать пять сен! Давай плати! Двадцать пять сен!
-- Да ведь кошелька-то нет! -- сказал парнишка.-- Говорят вам, я его
где-то потерял.
В ответ на это хозяин ресторана воздел руки к небесам и завопил:
-- Двадцать пять сен! Двадцать пять сен! Плати давай!
Вокруг них уже толпились любопытные, и Элфу Дэвису становилось не по
себе.
"До чего все это нелепо и мелочно,-- думал Элф.-- Поднять такой шум
из-за пустяка! Нет, надо что-то делать".
Он уже собрался было удрать как-нибудь -- прошмыгнуть сквозь этот лес
ног или пробиться силой, но, словно разгадав его намерения, один из
официантов, коренастый малый, единственный глаз которого горел злобой,
схватил его за руку.
-- Плати давай! Плати! Двадцать пять сен! -- орал охрипший от злости
хозяин.
Элф даже побагровел от унижения, однако упорно продолжал поиски. Он уже
не думал о кошельке: не завалялось ли у него где-нибудь хоть немного денег
-- вот на что он надеялся. В кармане блузы он обнаружил монету в десять сен
и пять сен медяшками; потом, вспомнив, что недавно у него куда-то затерялись
десять сен, он распорол карман и нашел их в самой глубине подкладки. Теперь
у него было двадцать пять сен -- ровно столько, сколько требовалось
заплатить за съеденный ужин Он протянул деньги хозяину, тот пересчитал их,
сразу же успокоился и низко поклонился, и все собравшиеся вокруг тоже
подобострастно поклонились и разошлись,
Элфу Дэвису едва исполнилось шестнадцать, он служил матросом на
американской парусной шхуне "Энни Майн", которая пришла в Иокогаму за
очередной партией кож для Лондона. На берегу он был уже второй раз, и тут
ему впервые мимолетно приоткрылись и озадачили его некоторые черты
восточного характера. Когда поклоны и приседания кончились, он рассмеялся и
вышел; ему предстояло решить еще одну задачу. Как теперь попасть на шхуну?
Уже одиннадцать часов вечера, и судовых шлюпок, конечно, у берега нет, а
нанимать местного лодочника, не имея в кармане ни гроша, совсем не весело.
Внимательно глядя по сторонам в поисках товарищей по плаванию, он
зашагал к пристани. В Иокогаме нет сплошной линии причалов. Суда отдают
якорь на рейде, благодаря чему сотни малорослых, коротконогих японцев имеют
возможность заработать на хлеб, перевозя пассажиров на берег и обратно.
Десятка полтора лодочников, мужчин и подростков, окликнули Элфа и
предложили свои услуги. Он выбрал наиболее подходящего с виду --
благообразного старика с сухой ногой. Элф шагнул в сампан и сел. В темноте
он не мог видеть, чем занят старик, ясно было только, что тот не торопится в
путь. Наконец лодочник подковылял ближе и заглянул Элфу в лицо. -- Десять
сен,--сказал он.
-- Да, я знаю, десять сен,-- небрежно подтвердил Элф.-- Однако
поторопись. На американскую шхуну. -- Десять сен. Давай плати,-- настаивал
старик. Элфа бросило в жар от этого ненавистного "давай плати".
-- Свези меня на американскую шхуну, тогда и заплачу,-- сказал он.
Но лодочник терпеливо стоял перед ним с протянутой рукой и твердил
свое: -- Десять сен. Давай плати.
Элф попробовал объясниться. У него нет денег. Он потерял кошелек. Но он
обязательно заплатит. Как только попадет на шхуну, сразу же и заплатит. Нет,
он даже не станет подниматься на борт. Он крикнет товарищам, и они сначала
отдадут лодочнику эти десять сен. А уж потом он поднимется на корабль. Так
что все будет в порядке, пусть лодочник не беспокоится.
Однако благообразный старец в ответ только повторил:
-- Давай плати. Десять сен.
Хуже всего, что остальные лодочники сидели на ступенях причала и
слушали.
Раздосадованный и сердитый Элф поднялся и уже хотел выйти из лодки, но
старик ухватил его за рукав.
-- Давай блузу. Я везу тебя американская шхуна,-- предложил он.
И тут все, что было в Элфе от американской независимости, вспыхнуло в
его груди. Англосакс вообще терпеть не может, когда его обманывают, здесь
же, как показалось Элфу, был явный грабеж. Десять сен -- это шесть
американских центов, а ведь блуза, очень хорошая и совсем еще новая,
обошлась ему в два доллара.
Ни слова не говоря, он повернулся спиной к старику и пошел в конец
пристани, а по пятам за ним двигалась смачно хохотавшая толпа лодочников.
Большинство -- плотные, мускулистые парни, почти совсем голые, так как
июльская ночь была изнуряюще жаркой. Прибрежные жители в любой стране--народ
буйный, грубый, и Элф подумал, что оказаться глухой порой на краю пристани с
целой оравой таких людей, да еще в большом японском городе, небезопасно.
К нему подошел рослый малый с копной черных волос на голове и свирепым
взглядом. Остальные сгрудились за ним, готовые принять участие в
переговорах.
-- Давай башмаки,--сказал парень.--Давай, ну! Я свезу тебя на
мериканскую шхуну.
Элф покачал головой, а толпа загалдела, требуя, чтобы он соглашался. Но
англосакс так уж устроен: на испуг его не возьмешь. Он скорее пойдет на
риск, чем позволит командовать собой. И попытка лодочников нажать на Элфа
лишь пробудила в нем все неистребимое упрямство его расы. Им двигало то же
чувство, какое бывает у солдат, обреченных почти на верную гибель и все же
не теряющих мужества; и там, под звездами, на пустынном причале, взятый в
кольцо этой бандой, он решил лучше умереть, чем унизиться и отдать им хоть
единую тряпку. Дело не в цене -- на карту поставлена его честь.
Кто-то грубо толкнул его в спину. Сверкнув глазами, он быстро
обернулся, и круг невольно раздался. Но галдеж все усиливался. Каждому
хотелось урвать что-либо из его одежды, и они, перебивая друг друга, во всю
силу здоровенных глоток выкрикивали свои требования.
Элф уже давно не произносил ни слова, однако видел, что положение
становится опасным -- нужно уходить. Челюсти его были упрямо сжаты, в
глазах-- стальной блеск, тело -- как пружина, готовая развернуться. В нем
чувствовалась такая решимость, что когда он двинулся к берегу, лодочники
расступились и пропустили его. Крича и смеясь громче прежнего, они пошли за
ним, одни сзади, другие сбоку. Какой-то нахальный парнишка ростом с Элфа
сорвал с него кепи и хотел было напялить на себя, но не успел: Элф сильным
ударом сбил его с ног, и тот растянулся на камнях.
Падая, парнишка выронил кепи, и оно исчезло под ногами лодочников. Элф
торопливо соображал -- матросская гордость не позволяла ему оставить им
кепи. Он бросился вслед и вскоре нашел кепи -- здоровенный босой верзила
стоял на нем столбом и явно не желал сдвинуться с места. Элф попытался
выдернуть кепи, но безуспешно. Он попробовал спихнуть ногу в сторону, но
верзила только мычал в ответ. Это был прямой вызов, и Элф принял его. С
быстротой молнии он подставил парню сзади подножку, а плечом сильно толкнул
его в грудь. Тот не ожидал такого жестокого приема и грохнулся навзничь.
Миг -- и кепи уже у Элфа на голове, а кулаки его готовы к бою. Затем он
резко обернулся, чтобы предупредить нападение сзади, и все бросились
врассыпную. Этого он и хотел. Между ним и берегом никого не осталось.
Пристань была узкая. Повернувшись лицом к противнику и угрожая кулаками тем,
кто пытался обойти его с тыла, он продолжал отступление. Пятиться так,
сдерживая наседавшую ораву, было делом не легким. Но люди с темной кожей во
всем мире хорошо знают кулак белого человека, и своей победой Элф был обязан
не столько собственной воинственности, сколько бесчисленным потасовкам, в
которых когда-либо участвовали матросы.
На берегу, у самой пристани, находился полицейский участок, и Элф,
пятясь, ввалился в ярко освещенную комнату на потеху щегольски одетому
лейтенанту. Лодочники сразу умолкли, присмирели и, как мухи, облепили
открытую дверь, сквозь которую им было видно и слышно все, что делается
внутри.
В нескольких словах Элф рассказал о своих злоключениях и потребовал,
чтобы из уважения к правам иностранца его доставили на шхуну в полицейской
шлюпке. В ответ лейтенант, знавший назубок все "правила и предписания",
разъяснил ему, что портовые полицейские не перевозчики, а полицейские шлюпки
предназначены вовсе не для того, чтобы развозить на суда запоздавших и
безденежных матросов.
-- Конечно,-- прибавил он, --- здешние лодочники -- прирожденные
грабители, но пока они грабят в рамках закона, я бессилен. Требовать плату
вперед--их право, и не в моей власти заставить их брать плату за проезд в
конце пути.
Элф согласился с его доводами, однако намекнул, что если уж он не может
приказать, то мог бы уговорить. Что ж, лейтенант готов сделать одолжение: он
подошел к двери и произнес перед лодочниками речь. Но они тоже знали свои
права, и не успел лейтенант закрыть рот, как они хором завели свое
отвратительное: "Десять сея! Давай плати!"
-- Как видите, я ничего не могу сделать,-- сказал лейтенант, кстати,
безупречно говоривший по-английски.-- Но я предупредил, чтобы они не
причиняли вам вреда и не приставали, так что вы, по крайней мере, будете в
безопасности. Ночь теплая, да и до утра уже недалеко. Ложитесь где-нибудь и
спите. Я бы позволил вам спать здесь, в участке, но это против правил и
предписаний.
Элф поблагодарил полицейского за доброту и учтивость, но лодочники
разбудили в нем всю его национальную гордость и упрямство, и такое решение
вопроса его не устраивало. Провести ночь на камнях пристани значило признать
себя побежденным.
-- Лодочники отказываются переправить меня на шхуну? Лейтенант кивнул.
-- Вы тоже отказываетесь? Последовал еще один кивок.
-- Ну, а как там, по вашим правилам и предписаниям, вы будете против,
если я переправлюсь сам?. Лейтенант был озадачен. -- Лодки-то у вас нету,--
сказал он. -- Дело не в лодке,-- горячился Элф.-- Если я сам переправлюсь,
никто ведь от этого не пострадает?
-- Так-то оно так,--упорствовал в недоумении лейтенант,-- но вы же не
сможете переправиться. -- А вот увидим.
Элф швырнул на пол кепи. Следом в разные стороны полетели туфли. За
ними блуза и брюки.
-- Запомните,-- сказал он зазвеневшим голосом,-- я, гражданин
Соединенных Штатов, возлагаю на вас ответственность за эту одежду. На вас,
на город Иокогаму и "а японское правительство. Спокойной ночи!
Он бросился к двери, растолкал изумленных лодочников и выскочил на
пристань. Но они тотчас опомнились и кинулись за ним, восторженными воплями
приветствуя этот новый поворот событий. Лодочники и рыбаки Иокогамы долго
еще вспоминали эту ночь. Элф добежал до причала и с ходу ловко нырнул. Он
поплыл размашистыми саженками, потом любопытство взяло верх, и он на минуту
задержался. Из темноты, с пристани, ему что-то кричали.
Он перевернулся на спину, замер и прислушался. -- Ладно! Твоя взяла! --
разобрал он отдельные голоса.--Заплатишь после! Вернись! Плыви сюда! Плата
потом!
-- Нет уж, спасибо,-- откликнулся он.-- Обойдется без платы. Спокойной
ночи.
Он огляделся кругом, высматривая "Энни Майн". Она стояла в доброй миле
от берега, и отыскать ее в темноте оказалось не просто. Сначала в глаза ему
бросилась целая россыпь огней -- так сверкать мог только военный корабль.
Очевидно, это был американский крейсер "Ланкастер". Где-то левее и дальше
должна быть "Энни Майн". Но левее горели три близко стоящих друг к другу
огня. Это не могла быть шхуна. На секунду Элф растерялся. Он лег на спину,
закрыл глаза и попытался представить себе гавань, какою он видел ее днем.
Потом удовлетворенно фыркнул и снова перевернулся. Три огня, видимо,
принадлежат большому английскому грузовому пароходу. Значит, шхуна находится
где-то между этими тремя огнями и "Ланкастером". Он долго и пристально
вглядывался, и вот, совсем низко над водой, но как раз там, где он и ожидал,
тускло засветился одинокий фонарь -- якорный огонь "Энни Майн".
А плыть ночью под звездами было одно удовольствие. Воздух был теплый,
как вода, а вода -- как парное молоко. На губах чувствовался приятный вкус
соли, руки и ноги слегка покалывало, а сильные и ровные удары сердца
наполняли его ощущением радости жизни.
Да, это было чудесно, и доплыл он без всяких приключений. Справа
остался ярко освещенный "Ланкастер", слева -- английский грузовой пароход, а
вскоре над головой выросла громада "Энни Майн". Элф схватился за шторм-трап
и бесшумно поднялся на палубу. Здесь не было ни души. В камбузе он заметил
свет и понял, что это сын капитана варит кофе, коротая скучную стояночную
вахту. Элф проскользнул дальше, на полубак. Матросы храпели на своих койках,
и духота тесного помещения показалась ему невыносимой. Он надел тонкую
бумажную рубаху, парусиновые брюки, сгреб в охапку одеяло с подушкой и,
поднявшись наверх, забрался на палубу полубака.
Едва он успел задремать, как его разбудил плеск подходившей к борту
лодки и оклик вахтенного. Лодка оказалась полицейской, а подслушанный Элфом
взволнованный разговор доставил ему немалое удовольствие. Да, конечно, сын
капитана узнает эту одежду. Она принадлежит Элфу Дэвису, их матросу. А что
случилось? Нет. Элф Дэвис не возвращался на шхуну. Он на берегу. Его нет на
берегу? Ну, тогда, значит, он утонул. Тут лейтенант и сын капитана
заговорили оба разом, и Элф ничего не мог больше разобрать. Потом он
услышал, как они пошли и подняли на ноги команду. Матросы разворчались
спросонок и сказали, что Элфа Дэвиса среди них нет, после чего сын капитана
с яростью обрушился на иокогамскую полицию и ее порядки, а лейтенант
оправдывался, ссылаясь на правила и предписания, и его английский язык на
этот раз оставлял желать лучшего.
Элф подошел к ним и протянул руку. -- Одежду я, пожалуй, заберу,--
сказал он.-- Спасибо, что быстро доставили.
-- Не понимаю, почему он не мог тебя самого доставить,--отозвался сын
капитана.
Полицейский лейтенант промолчал и не без смуше-ния передал одежду ее
законному владельцу.
На другой день, когда Элф собрался в город, его окружила толпа
лодочников, они кричали и размахивали руками, но были вполне почтительны,
каждый хотел непременно сам перевезти его на берег. Он выбрал одного и,
войдя в лодку, на сей раз не услышал: "Давай плати". Перед тем как шагнуть
на причал, Элф протянул лодочнику обычные десять сен. Но тот выпрямился и
затряс головой.
-- Ты молодец,-- сказал он.-- Не надо платить. Никогда не надо. Ты
смелый, хороший парень.
И все время, пока "Энни Майн" оставалась в порту, лодочники
отказывались брать деньги с Элфа Дэвиса. Восхищенные его отвагой и
независимостью, они перевозили его даром.
Популярность: 47, Last-modified: Fri, 16 Jul 1999 12:41:19 GmT