Пять веков картине



   Am /C H7  E7      Am    /C   H7
В небо       улетают искры,
 E7     Am    /C  Gm6
Золотые искры -
 A7        Dm
Некуда сложить.
   Dm  /F E7             Am
В жизни    все проходит быстро,
  F           Dm    /F
Все проходит быстро,
 E7         Am
Незачем спешить.

Снова сохраняя душу,
Охраняя душу -
Сядем у костра.
С нами те, кто хочет слушать,
Те, кто может слушать
Песни до утра.

Помнишь, как над Нарой мглистой,
Над Пахрой, Над Истрой
Мы не смели лгать.
В жизни все проходит быстро,
Все проходит быстро -
Некогда считать.

Жить, петь - это дело чести.
Совести и чести,
Только век не тот.
Что же будет с нашей песней,
Что же будет с песней -
Ветер допоет...



Танцует женщина, а бог
В лесу играет на свирели.
И в речке плещутся форели,
Как сорванцы у ваших ног.
Какой блистательный пролог,
Танцует женщина беспечно,
И мир зеленый, юный, вечный
Наполнен, будто винный рог.

И дух курится у лица
Оливы, цитруса, аниса.
Восславим бога Диониса
Как благодатного творца.
Ах, идиллический апрель,
Бог восседает над водою,
Трясет козлиной бородою
И дует вежливо в свирель.

Туман, цветочная пыльца
И обнаженная натура.
Как будто белая скульптура
В грядущих парках и дворцах.
А меж дерев - и свет, и тень,
Сатиры, нимфы и амуры,
И хоровод в овечьих шкурах
Спешит с окрестных деревень.

Им дни иные не видны,
Им не узреть средь буйных танцев,
Что на ахейцев и троянцев
Давным-давно поделены.
И бог глядит со стороны
Как все уходит безвозвратно,
Как мир становится театром -
Театром будущей войны.



У нас тут ходит слух, что лето будет жарким,
И, значит, отдыхать не стоит ехать к морю.
Что август, что июль, - убытки, не подарки.
Хотя, наверняка, они войдут в историю.

А ты пиши стихи, а я безвестно кану.
Но ни одна судьба не стоит сожаленья.
Куда мудрее жить подальше от вулкана,
Который каждый миг способен к изверженью.

Конечно, вечный Рим и не такое помнит,
И только чудаки жалеют день вчерашний.
А ты, конечно, прав, я тоже это понял:
Мирская суета не утоляет жажды.

К отечеству любовь становится болезнью,
Она терзает нас и явно, и незримо.
Но думаю, что здесь я все-таки полезней,
И, значит, никогда я не уйду из Рима.

Что завтра - не узнать, а прошлого не жалко,
Не люди, так волна следы навеки смоет.
И август, как июль, конечно, будет жарким.
А, значит, отдыхать не стоит ехать к морю.

Конечно, вечный Рим стоит себе, как прежде.
Конечно, вечный Рим как прежде миром вертит,
А римляне молчат, и в страхе, и в надежде
Уже который год ждут цезаревой смерти.





* * *

Я стану именем на инее в окне,
Который был твоим дыханьем раньше.
И будет белая звезда гореть во мне,
Хотя, конечно, не во мне, гораздо дальше.

А кто-то станет упрекать тебя: "Сотри,
Побереги себя от посторонних взглядов."
Но ветви клена у меня внутри,
Хотя, конечно, не внутри, а где-то рядом.

Потом холодная и долгая зима
Построит мне узоров окруженье,
И будешь ты входить в меня сама,
Хотя, конечно, не сама, а отраженье.

Ты подойдешь к окну легко, не торопясь,
Чтоб, заперев, увидеть дом, сугробы, след,
Ступени, комнату и в комнате - себя...
Хотя, конечно, только имя на стекле.




           * * *

Ну что же, друг сердечный, Водолей,
Забыты позапрошлые страданья.
Куда важней на праздничном столе
Подливки да карасики в сметане.

И маслицем намазывая хлеб
Задуматься приятно на мгновенье,
Что всякое скрещение судеб
Кончается таким успокоеньем.

И кажется что воля и покой
Безволие и скуку одолели,
Кода бы только не вода рекой,
Что льется из кувшина Водолея.

И некогда тревожная молва
Злых языков дразнить уже не будет,
Навек растаяв, как во рту халва
Смакующих поклонников и судей.

Представь себя античным божеством,
Гостей располагая поудобней.
В конце концов сегодня торжество
И воздух пахнет зеленью и сдобой.

Какого бы не стоило труда,
А все-таки душа переболеет.
Вот только не задуматься б, куда
Течет вода по воле Водолея.

На новую ступенечку взойди,
Еще полшага, и взлетишь как-будто.
Взлетели мы, но после тридцати
Уж не полета жаждешь, а уюта.

И легкий хмель, и вкусная еда,
И все-таки какая-то тревога.
Вот гость сказал: "Откуда здесь вода?",
Другой добавил: "Да, и очень много".

Там высоко над нами Водолей,
Глаза подняв и разглядеть смогли бы,
Все льет и льет, воды не пожалев,
В аквариум с единственною Рыбой...



              * * *

И аквариум растет даль за далью,
Где-то Рыбка там живет золотая.
Тает время на часах, плачет скрипка,
Отраженье в небесах - золотая Рыбка.

Я судьбу вам предскажу без ошибки,
Не спугните лишь, прошу, золотую Рыбку.
Из окна я чуть дыша наблюдаю -
Это чья-нибудь душа золотая.

Наша жизнь за годом год пролетает,
Рыбка по небу плывет золотая.
Я люблю ее, люблю, в этом мире зыбком,
Оттого и не ловлю золотую Рыбку.


           * * *

Кто там, кто над горной кладью,
Не дождавшись света дня
Жертвенник из камня ладит
Ради дыма и огня.

Пляшут отсверки и тени
В небесах и по волне,
Меж диковинных растений
Отражаются на дне.

Я постичь напрасно силюсь,
Я безмолвием томлюсь.
Из Египта - бог Озирис,
Из Акката - бог Тамус.

Овен, Овен, агнец божий,
Ангел божий, изреки,
Отчего ты платишь все же
За людские, за грехи.

И вытягивая пряхи
В золотую нить руна,
Мы из праха, мы во прахе,
Ярко светится луна,

И летит в пространство, ширясь,
И восходит, как пожар,
Над страной Египет - Сириус,
Над страной Аккат - Иштар.

Овен, Овен, ave Овен,
Дай мне пояс золотой.
О какой еще любови
Изрекает дух святой.

Овен, Овен, грозным зраком,
Кровью огненной гори.
Как из знака зодиака
Смотрят цифры - тридцать три.


         * * *

Сделай нам бога, старец.
Мы на колени встанем.
Плачем в пустыне, плачем.
Сделай, и мы попляшем.

Спляшем весенний танец,
Сделай нам бога, старец.
Как ты его назвал ?
Апис, Телец, Ваал ?

Бог стоит на пьедестале,
Голова, как буква алеф,
Грудь - стена, и ноги - башни,
Бог Телец идет по пашне.

Там где он уронит семя
И в пустыне можно сеять.
Обернется буквой ибнул -
Благородным нильским илом.

И взойдут сады и злаки
Там, где бог оставит знаки.
Пусть летит в земное чрево
Божье семя - праздник сева.

Пусть дарует плодородье
Бог Телец живой природе.
Нам на радость и на счастье
Праздник сева - час зачатья.

Бог Телец пройди по пашне,
Мы вокруг тебя попляшем,
Будем петь и веселиться,
Чтоб всему живому слиться

Ради продолженья рода,
Повторяясь год от года,
Плоть земную увлажая -
Будет осень с урожаем.

Сделай нам бога, старец.
Мы на колени встанем.
Плачем в пустыне, плачем.
Сделай, и мы попляшем.


                       * * *

Спаси меня, Кастор, верни меня, Кастор, из царства теней.
Ты слов не находишь за душу мою заступиться,
Вкушая нектар у счастливых богов олимпийских,
Где ночью светло тебе так, что не нужно огней,
А с этим лекарством как вспомнить тебе обо мне.

Прости меня, Поллукс, храни меня, Поллукс, от этих щедрот,
Мы в жизни иной, на земле не об этом мечтали,
Полгода пройдет, нас с тобой поменяют местами,
Твой будет черед на Олимпе прожить целый год,
Где небо как полость, а царство Аида как грот.

       Беда с Близнецами, вскормленным одной пуповиной.
       Как яблока душу разъяли на две половины
       Смеясь и ликуя плоды обрывали с ветвей
       И светом делились. Померк новый день, не светлей.

Спаси меня, Поллукс, верни меня, Поллукс, из царства теней.
А впрочем, мертвы мы, и некуда нам торопиться.
Я счастлив, что ты пьешь нектар у богов олимпийских,
И ночью светло тебе так, что не нужно огней,
Я северный полюс, ты - южный, забудь обо мне.

Прости меня, Кастор, храни меня, Кастор, от этих щедрот,
Не к чаше с нектаром, к тебе б дотянуться устами,
Полгода пройдет, нас с тобой поменяют местами,
Твой будет черед на Олимпе прожить целый год,
И верить напрасно, что вечность когда-то пройдет.

       Беда с Близнецами, утрата, досада, обида.
       Всегда пребывать на Олимпе и в царстве Аида.
       И тянутся в космос с земных полюсов два следа,
       И Кастор и Поллукс, два брата, двойная звезда.

Спаси меня, Кастор, прости меня, Поллукс...
Спаси меня, Поллукс, прости меня, Кастор...


                  * * *

Я прощаю тебя, потому что созвездие Рак
Пребывает на дне и лишиться опоры боится,
А в стихии воды надо прятаться, чтоб не двоиться
Не таинственность в этих глазах, а скрываемый страх.

Обитателям воздуха, суши, огня окунуться легко,
Потому что они в этих играх находят забаву,
Но когда пацаны на реке затевают облаву,
Только водные знаки скорбят и жалеют его.

Вот созвездие Рак, что на землю глядит с высоты,
И теряются все от его сегментарного взгляда,
И гадают века, что же в норах небесных он спрятал,
Потому что нет вещи таинственнее пустоты.

Там, где нет ничего, там легко возникает любое,
Станут явью виденья, что жили в душ и уме,
И не видно предела, пока пребываешь на дне,
Без ответа любовь представляешь взаимной любовью.

Я прощаю тебя, потому что созвездие Рак
Никогда и ни в чем не позволит тебе усомниться,
А Вселенная - тоже в каком-то значеньи темница,
И глаза привыкают, и светлым становится мрак.

Обитателям разных миров, всем нам свыше стихия дана.
Извиваются тайны в июльскую ночь повсеместно
От созвездия Рак. Но поскольку у неба нет дна,
То на дне глубина остается ему неизвестна.


             * * *

Есть то, что для меня недостижимо,
Непостижимо моему уму.
К примеру Лев, какыбудто нет режима,
Живущий так, как хочется ему.

Как можно избежать, не понимаю,
Самокопательства в потоке бытия.
А он едва родившись принимает
Вселенную за собственное Я.

То расширяться ей, то искривляться,
Но только Льву доступно отчего ?
Мы можем бунтовать, сопротивляться,
Но пребываем в подданных его.

Я в этом мире с очень многим свыкся,
На плоскость - вечность пирамиды раскатать.
Созвездие египетского сфинкса,
Твоих загадок нам не разгадать.

И львиный рык, и многомерное молчанье,
И там6 где ночь, там должен быть и день.
Тьму или свет Вселенной означает,
Кто на земле зовется божий день.

Я знаю, у кого вымаливать прощенье,
Но гонится непостижимое за мной.
Нам сто сорок четыре воплощенья
Отпущено, чтоб путь пройти земной.


                 * * *

А мне не быть с тобой, и без тебя не быть.
Так поле от земли восходит к небу.
Любить мне не тебя, тебя мне не любить,
Рыбарь-пророк сегодня сушит невод.

       Все прожитые дни, ответьте, где вы ?
       Но сколько днище лодки не смоли,
       Желанный берег мой в созвездьи Девы,
       А это на другом краю земли.

К тебе земная твердь, и глина, и гранит,
Стекает вниз вода с небесной тверди.
Где нечего терять, там нечего хранить,
Нет жизни рыбарю - пророку смерти.

       Все прожитые дни, ответьте, где вы ?
       Но сколько днище лодки не смоли,
       Желанный берег мой в созвездьи Девы,
       А это на другом краю земли.

Вода стоит стеной. Не высушить сетей,
И никуда не деться от злосчастья.
Не нам , рабам земли, растить чужих детей,
Детей от непорочного зачатья.

       Все прожитые дни, ответьте, где вы ?
       Но сколько днище лодки не смоли,
       Желанный берег мой в созвездьи Девы,
       Далеком и невидимом с земли.


                    * * *

Умножая скорость мысли на двусмысленность косы,
Отыскать на коромысле место точки постоянства.
Через дух вина и хлеба небо нам дает Весы,
Чтоб измерить время и пространство.

       А в миру иные меры, граммы, метры и секунды,
       Отражают все неверно, прожигают только смуту.
       Не твои дела земные, невесомая душа,
       Минут небеса иные, незабудки помянут нас,
       Ни креста, ни шалаша.

Из какой ты выпьешь чаши ? Там окно, а здесь часы.
Надо видеть дно почаще, чтобы не было осадка.
Наши небыли и были лягут пылью на Весы,
Время улетит в пространство без остатка.

       А в миру иные меры, деньги, слава, власть и сила
       Ради отрицанья веры, от рожденья до могилы.
       Но покажется Весами невесомая душа.
       И один под небесами крикнешь, Господи, помилуй,
       Ни креста, ни шалаша.



             * * *

 Нам испокон дарован дуализм
 Для подтвержденья цельности натуры,
 А мы  до  сей  поры не подались
 Для задних лапок получать котуры.

 Как обрести уверенность Стрельца,
 Чтоб равнодушием Весы уравновесить,
 И , оторвав ладони от лица,
 Увидеть то, что недостойно мести.

 И вновь постичь вселенский праязык,
 Кровь бытия течет в его основе.
 Но только он способен прояснить,
 Кто перед кем в конце концов виновен.

 Брат Скорпион, ты больше, чем двойник,
 Но не Близнец, увы, не половина.
 Нам на двоих один предсмертный крик,
 Одна душа и даже пуповина.

 Что мы с тобой среди иных планет,
 Как не пример безумия сраженья,
 Мгновенно провождающий предмет,
 Как только разобъется отраженье.

 Кто раньше крикнет, эхо или ты,
 Давно вопрос не логики, а веры.
 И этот шар, пока мы в нем внутри,
 Не важно как делить на полусферы.

 Брат Скорпион, все краски бытия
 В глазах друг друга мы перемешали.
 И для того, чтобы убить тебя,
 Я отвернусь и сам себя ужалю.



        * * *

 Звездное небо в реке,
 Искры летят от литавр.
 С маленьким луком в руке
 На берег выйдет Кентавр.

 Из под прищуренных век
 Рвется наружу огонь.
 Выстрелит в ночь человек
 И на дыбы встанет конь.

 Вскрикнет и с места в галоп
 Вслед за стрелою взлетит.
 Сколько неведомых троп
 Будет на Млечном пути.

 Сколько невидимых звезд,
 Сколько непризванных душ,
 Тех, что Харон перевез
 После положенных служб.

 Это такая игра
 Тем, кто себя не щадит.
 В небе стрела как игла,
 Ну-ка попробуй, найди.

 Ну-ка стрелу догони
 Ту, что пустил наугад,
 Словно грядущие дни
 Ты захотел напугать.

 И не привык отступать,
 Если в руке держишь лук.
 И не заметишь опять,
 Как перегонишь стрелу

 Там, у невидимых звезд.
 Дальше как будто стена.
 Там, где проникнет насквозь
 В сердце твоя же стрела.

 "Видишь " - твой конь говорит -
 "Не научились прощать",
 И превращенья свои
 Снова прийдется начать.

 Словно душа обрела
 Путь, что неведом другим.
 Чертит в пространстве стрела
 Лишь зодиака круги.


                * * *

 Наступит Новый Год, насыпет снегу впрок,
 А над землей взойдет созвездье Козерог.
 И нет ночи длинней, нет трепетней свечи.
 Дыханием теней колышутся лучи.

 И снизойдет покой на землю с высоты,
 И золотой огонь рождественской звезды.
 Пошлет любовь и хлеб созвездье Козерог,
 Сплетение судеб, скрещение дорог.

 И ты к моей руке лишь руку протяни,
 Вблизи и вдалеке колышутся огни.
 И да свершится то, что посулит нам рок.
 Взойдет на рождество созвездье Козерог.

 Приходит Новый Год, как будто наугад,
 Дороги не найдет во времени назад.
 И нет ночи длинней, а в полуночный час
 От множества огней никто не видит нас.





     Бог сотворил Адама, или Дух,
     Непостижимый Дух, себе подобный.
     И робко, словно в зеркало впервые
     Наедине с собою Он взглянул,
     И вздрогнул, в нем увидев отраженье,
     И оттолкнул его,
     И зеркало разбилось на множество осколков,
     И в каждом мгновенно отразился Бог.
     Но отраженья стали искривляться,
     Тем самым искажая суть Создателя Вселенной.
     И, оскорбленный, отвернулся Бог и прочь пошел.
     Тогда в осколках отразился мир,
     Что создан был Всевышним.
     Но части, отраженные в частицах,
     Суть мира искажали так,
     Что невозможно было их соединить.
     А Дух, что создан был Всевышним,
     Расколотый на части,
     То молится, то проклинает Бога,
     То бьет осколки об осколки,
     И странный звон их превращается в слова,
     Не создающие другого мира,
     Но смыслом наполняющие вечность.



     Шел день шестой, в последнем звуке гаммы
     Из глины, воздуха, воды, огня,
     По прихоти своей господь лепил Адама,
     А в нем тогда уже творил меня.

     Все то, что в праотце болело и кипело
     Извечной болью, грешной и земной,
     Печальным долгим звуком гаммы пело,
     Уже тогда все это было мной.

     Шел день шестой, но длани простирая,
     Грядущее навеки прокляня,
     Господь Адама изгонял из рая,
     А вместе с ним Он выгнал и меня.

     Рай обернулся кровью, потом, хлебом.
     Поверил я, что мне не нужен храм,
     Но до сих пор ладони тянет к небу
     Во мне живущий праотец Адам.

     И в день шестой, склонившись над строкою,
     Который век я жду седьмого дня.
     Душа болеет жаждою покоя,
     Воды и глины, воздуха, огня.



     Ой ты, друг-товарищ мой,
     Повезло ли нам с тобой?
     В наших жилах не водица,
     Значит крови мы одной.

     И уже шесть тысяч лет
     С этой кровью сладу нет.
     Нет бы ей угомониться,
     Да не может. В чем секрет ?

     И уже две тыщи лет
     На земле нам места нет.
     Ни прижиться, ни ужиться.
     Чем мы хуже, в чем секрет ?

     Нас куда трудней понять,
     Чем судить и обвинять.
     В наших жилах не водица,
     Ну а кровь нельзя менять.

     Можно жечь ее и пить,
     Можно нас живьем зарыть.
     Как еще в такое время
     Умудряемся мы жить.

     Ой ты, друг-товарищ мой,
     Кровь одна у нас с тобой.
     Не поймет чужое племя,
     Как довольны мы судьбой.





     На торжище вчерашнее явился не ко времени,
     А им бы только спрашивать, какого роду-племени.
     Какого роду-племени, какого чину-звания,
     Родился не ко времени, а надобно заранее.

     А надобно заранее, дела твои негодные,
     Напрасные страдания, все куплено, все продано.
     Все куплено, все продано, все сыты, все с обновочкой,
     И даже мама родная пошла за поллитровочку.

     И даже мама родная , и к ней платочек клетчатый.
     Все куплено, все продано, здесь больше делать нечего.
     Здесь больше делать нечего, и нищему, убогому.
     И племя твое мечено, ступай своей дорогою.

     И снова не ко времени на торжище вчерашнее...
     Спроси, какого племени. А что продам, не спрашивай.



     Поверить ли, что Бог подаст
     И манна будет падать.
     Я не прошу у Господа,
     Мне ничего не надо.

     Пускай Он проклянет меня,
     Нет дела до Всевышнего.
     Пока я не люблю себя,
     За что любить мне ближнего.

     Ведь я же не просил Его
     Мне эту жизнь навязывать.
     А потому Всесильному
     Ничем я не обязан.

     Другие пусть спасаются,
     Клянут себя и нянчат.
     Я не умею каяться
     И не желаю клянчить.

     Я не хулю и не хвалю
     Железных божьих правил.
     Я просто очень не люблю
     Тех, кто другими правит.

     Решает, у того отнять,
     А этому подбросить,
     И никогда мне не понять
     Тех, кто у сильных просит.

     Молитесь же, и  Бог подаст,
     И манна будет падать.
     Не для меня, от Господа
     Мне ничего не надо.




     Вниз тянет тело, вверх - душа.
     Тела с годами все недужней.
     Зато возвышеннее души,
     Размах души и тела шаг.

     Лишь для того, чтоб их скрепить,
     Мы половину жизни тратим.
     Вторую половину платим,
     Чтоб их опять разъединить.




     А живу я, огромную цену за жизнь заломив,
     И всегда недоволен собою.
     Потому я оставлю тебя, Шуламифь,
     Чтоб почувствовать власть над судьбою.

     Я как будто бы царь в этой древней стране,
     Слишком щедро я Богом одарен.
     Пол-земли повелителя ищет во мне,
     Чтобы вдоволь настроил пекарен.

     Посмотри, вот для храма везут даламит,
     И в бессмертный народ превращается племя,
     Потому я оставлю тебя, Шуламифь,
     Что с тобой я не слышу, как движется время.

     Да, конечно, я знаю, что будет полынь
     Пробиваться сквозь стены, которые рухнут.
     Зов горячего ветра Синайских пустынь
     Будут переводить, как томление духа.

     Но не каждая жизнь сквозь шуршанье олив
     В изначальное слово вливается словом.
     Потому я оставлю тебя, Шуламифь,
     Чтобы вынести все, что даровано Богом.

     И страна превращается в пепел и хлам,
     Если сеятель думает только о хлебе.
     Но десницей моей воздвигаемый храм,
     Троекратно сожжен, отражается в небе.

     И известный пророк, сочинитель молитв,
     Все от ветра берет и бросает на ветер.
     Потому я оставлю тебя, Шуламифь,
     Что увидел в любви воплощение смерти.



     Терпи Иов, Иов терпи,
     Все пусто, сиро и убого.
     И смерть свою не торопи.
     Терпи Иов, ты выбрал Бога.

     Терпи Иов, Иов терпи,
     И, причитая еле слышно,
     В пустыне к Богу не вопи,
     Не нарушай покоя ближних.

     Терпи Иов, Иов терпи,
     На небо не ропщи в обиде,
     Слезами горя не топи.
     Ты слеп Иов. Никто не видит.

     Давно уж ни души окрест.
     Нет ни молитв, ни песнопенья.
     А Бог еще взойдет на крест,
     Чтобы постичь твое терпенье.





     А если эти волосы распустить



     Как же в сети свои вы меня заманили.
     Я четвертую ночь пью во славу Марии.
     Пряный запах плывет бузины и сандала,
     И танцует, и пьет, веселится Магдала.

     Все калитки и двери за мной затворили,
     Пью во славу четвертую ночь без Марии.
     Все случилось точь-в-точь, как она нагадала,
     И смеется всю ночь надо мною Магдала.

     Мне давно наплевать, что о ней говорили,
     Все равно буду пить я во славу Марии.
     Пусть пророчат нам бездну и проклятьем придавят,
     Слишком много известно о Марии в Магдале.

     Хоть на пятую ночь возвращайся, Мария,
     Мы б с тобой перед Богом грехи замололи.
     И пустились бы в пляс сквозь смешки и скандалы,
     Иегова за нас, наплевать на Магдалу.

     Только к смерти меня нынче приговорили,
     перед градом камней пью во славу Марии.
     И хитон разорву я, и сброшу сандали,
     Только б не промахнулся обыватель Магдалы.

     Если б руки твои мое тело зарыли,
     Но сейчас обо мне ты не вспомнишь, Мария.
     Он тщедушен и плох, и невзрачен, пожалуй,
     Но прославит твой Бог и тебя, и Магдалу.




     Останется всего одна монета
     В кармане, зацелованном дождем,
     Которой как медалью награжден.
     Монета цвета спелого ранета.

     Последняя, наверное грешна,
     Хранимая про черный день, скупая.
     А этот день сегодня наступает,
     И кажется, монета не нужна.

     Оставь ее себе, как подаянье,
     Как должную оплату ремесла,
     Как вечное проклятие числа.
     Оставь ее себе как оправданье.

     Не все ль равно, проси или плати,
     Прикройся строчкой Ветхого завета.
     Оставь себе последнюю монету...
     Последнюю...одну...из тридцати.



     Сегодня день такой, один на целый век,
     Ведь в жизни только раз встречается такое.
     Сегодня умер Бог и выпал первый снег,
     И это не сулит ни воли, ни покоя.

     Я подношу ко рту снег, тающий в горсти.
     Сегодня умер Бог, хоть это невозможно.
     И стало быть, грехов никто нам не простит,
     И стало быть, в беде никто нам не поможет.

     Отныне без надежд в грядущее гляжу,
     Отныне больше нет ни ада и ни рая.
     Я пьяненький оркестр сегодня приглашу,
     Пускай себе гремит, пускай себе играет.

     О Боже, это все творится наяву,
     Нетронутый бокал и музыка истошна.
     Сегодня умер Бог, а я еще живу,
     Гляжу на этот мир, бесстрастный и безбожный.

     Запутавшись в конец в добре его и зле,
     Отчаянно ломлюсь в распахнутые двери.
     Сегодня умер Бог и больше на земле
     Мне некого любить и не в кого поверить.

     И только белый снег летит в порочный круг,
     А Бог ушел туда, куда уходят боги.
     Лишь выпала строка, как яблоко из рук,
     И покатилась прочь, прохожему под ноги.



     От вознесения Христа
     Промчались дни, недели, годы.
     Река все так же катит воды.
     И в них купается звезда.

     А по долинам и холмам
     Бредут апостолы, пророки.
     У каждого своя дорога
     И возведенный в сердце храм.

     Лишь на святое рождество
     Сошлись апостолы однажды,
     Затем, чтоб мог поведать каждый,
     Как чтит он Бога своего.

     Кувшин прокисшего вина,
     Свеча и блюдо с черствым хлебом.
     Они возводят очи к небу,
     Где всем им истина видна.

     И пьют вино, и хлеб жуют,
     И славят Господа по кругу.
     Они не слушают друг друга,
     Поскольку только Бога чтут.

     И каждый лишь затем пришел,
     Чтоб с затаенным ждать испугом
     Сошествия Святого Духа...
     Но Дух Святой не снизошел.



     Тридцать дней пути выпало душе,
     В книгу бытия внесены слова.
     Из земли Харам до горы Вефирь
     Между двух камней - мертвая трава.

              То ли ветер, то ли эхо,
              Что пустыня, что дорога.
              Трудно встретить человека,
              Можно встретить Бога.

     Сорок лет пути выпало душе,
     А не хватит сил - не поможет Бог.
     В землю Ханаан из земли Гашен
     Бывшему рабу нет других дорог.

              От могилы до могилы
              Лишь песок, сухой и серый.
              Разве не хватает силы ?
              Не хватает веры.

     Выпал путь душе в две тысячи лет.
     Сколько есть земли у тебя, Господь,
     Столько раз душа износила плоть,
     Из какой страны новая щепоть.

              Где начнется путь обратный,
              Самый долгий, самый длинный,
              Чтоб в земле обетованной
              Стать господней глиной.


 
From: Alex 

 На этом с Лоресом завязываю. Остались вещи, которые мне
 кажутся нестоящими всеобщего обозрения либо с купюрами.
 Полное собрание - удел других.
 



В ночном лесу звучит орган.
Прислушайтесь, звучит орган.
Что это - сон или обман?
Прислушайтесь - звучит орган,
Прислушайтесь - звучит орган!
  Скажите, кто посмел коснуться клавиш
  Так, чтобы лес под пальцами дрожал,
  Кто в этих листьях ноты прочитал,
  И все кривое музыкой исправил?

Как часто не хватает нам
Услышать, как звучит орган,
Понять, что жизнь - самообман.
Мы есть, пока звучит орган,
Живем, пока звучит орган!
  Звучит от колыбели и до гроба
  Все то, что в жизни смог и что не смог.
  И если даже музыка - от бога,
  Она еще всесильнее, чем бог.

В ночном лесу звучит орган.
Прислушайтесь, звучит орган.
Что это - сон или обман?
Прислушайтесь - звучит орган,
Прислушайтесь - звучит орган!
  Прислушайтесь, пока еще есть время
  И этот лес не начали рубить.
  Пока еще мы, кажется, умеем
  Надеяться, и верить, и любить.




Уходит из-под ног не почва, а Земля,
Качается, как старый табурет.
Мне б лампочку ввернуть - нам нужен свет!
Под потолком болтается петля.
   Живем впотьмах, и ничего не сделать,
   Испортилась проводка в небесах.
   Побелка с потолка, и головы седеют,
   Седеют на глазах.

И только полумрак полуоплывших свеч.
Гостиная похожа на погост.
Бутылки - как кресты, и нам осталось лечь.
Здесь нет хозяев, каждый только гость.
   На сте нах полумрак рисует наши тени,
   У них сегодня тоже пир горой.
   И не понять впотьмах, чьи голдовы седеют -
   У наших ли теней или у нас с тобой.

И черт меня понес залезть на табурет!
Уходит из-под ног не почва, а Земля.
Успеть бы мне сказать, успеть бы мне допеть...
Под потолком болтается петля.
   Мы только собрались, ряды уже редеют.
   Вращения Земли не повернуть.
   Мы только родились, а головы седеют.
   И всех делов-то - лампочку ввернуть.




Мокрый снег, мокрый снег, и бараки, бараки.
А тропинка ведет и вперед и назад.
И печальны глаза у бездомной собаки,
Боже мой, до чего же печальны глаза.

Там опять перекличка голосов фортепьянных
И расплавленный воск снова капает с люстр.
И с бокалом вина я, до чертиков пьяный,
С непонятной усмешкой в окошко смотрю.

Мокрый снег, мокрый снег, клочья рваной бумаги.
Кто-то выбросил то, что он сам написал.
И печальны глаза у бездомной собаки,
Боже мой, до чего же печальны глаза.

По тропинке бредут шестигранные тени,
От столба и к столбу обхватили кольцо.
Отворите мне дверь! Что за гнусная темень!
Но - чужое крыльцо и чужое лицо.

Мокрый снег, мокрый снег, взвились белые флаги
Тишина, но в сугробе живут голоса.
И печальны глаза у бездомной собаки,
Боже мой, до чего же печальны глаза.

И с бокалом вина я, до чертиков пьяный,
Из окошка гляжу на соседний барак.
Там сломали и бросили в снег фортепьяно...
Ах, спасите, спасите бездомных собак!



  Am   E7    AmE7
- Ты откуда, гость?
  Am   E7    AmE7
  Ты откуда, дрозд?
      C      E7    CE7
    - Из темнЫх лесов,
      C    E7    CE7
      ШирокИх полей.

- Что ты делал, дрозд,
  В широких полях?
    - Заплетал я косыньки
      Любой мне березоньке.

- Отчего ж ты, гость,
  Прилетел к нам , дрозд?
    - Заплетает косыньки
      Ворон той березоньке...




Am
На старом муле между скал
E7
(Дорога так длинна)
Am
Я еду в город на базар,
C
Чтобы продать вина.
Dm       G     C
Дорога вьется, как змея,
Dm       G    C
И солнышко печет.
Dm       G    C
Вот отвяжу бочонок я
Dm     G     C   (E7)
И сделаю глоток.

Опять хороший урожай
Помог собрать мне бог.
И за него никак нельзя
Не сделать мне глоток.
А если мужа дома нет,
То не ворчит жена
И не мешает выпить мне
Еще глоток вина.

Эй ты, на рыжем скакуне,
Попридержи коня!
Куда спешишь? Коль дела нет,
Не выпьешь ли вина?
Эй вы, прохожие, сюда!
Я - щедрый человек.
Ступайте, выпейте вина,
Я угощаю всех.

Я мула повернул назад -
Товар весь выпит мой.
Я не поеду на базар,
Поеду спать домой.
Ору я песни неспроста -
Ведь так прекрасно жить.
В бочонке есть глоток вина,
Пора его допить.




Dm   Gm        A7          Dm
Как безнадежно Ваше "До свиданья"...
    Gm          A7         D7
И стало быть, надеяться не буду.
    Gm        A7          B
Ах, если бы я мог жить ожиданьем
   Gm        A7        Dm
Нелепого, беспомощного чуда.

И если б мог любить не так печально,
И загодя в грехах не обвинялся,
И Бог, сошедший к людям изначально,
С течением веков не изменялся.

И остается круг воспоминаний,
Который по желанью дорисую,
В котором мы простимся... До свиданья!
И нас никто за это не осудит.





Черноброва, синеока,
И полжизни одинока,
Ходит женщина по дому.
За окошком - листопад.
И ручьи меняют русла.
В доме тесно, в доме пусто,
Скучно-скучно, грустно-грустно...
Хоть бы ножичек упал.

И она идет на кухню.
Между стекол дремлет муха.
Нож берет, картошку чистит,
Напевая нвпопад.
За окошком дождик шумный,
И она сидит угрюмо
Все с одной и той же думой -
Хоть бы ножичек упал.

Тусклый свет в проем оконный...
Что-то падает со звоном.
Так и знала, это вилка.
Что поделать - бог не дал.
За окном чернеют ветки...
Жизнь проходит незаметно.
В дверь стучат - идет соседка,
Просит ножик одолжить.




        на слова Аполлинера.

Под мостом Мирабо вечно новая Сена -
Это наша любовь.
Для меня навсегда неизменно
Это горе сменяется счастьем мгновенно.

    Ref. Снова пробило время ночное.
         Мое прошлое снова со мною.

И глазами в глаза, и сплетаются руки...
А внизу под мостом
Волны рук, обреченные муке,
И гдаза, обреченные долгой разлуке.

Ref.

А любовь - это волны, бегущие мимо.
Так проходит она,
Словно жизнь, ненадежно хранима,
Иль надежда, скользящая необратимо.

Ref.

Дни безумно мгновенны, недели мгновенны,
Да и прошлого нет.
Все любви невозвратно забвенны...
Под мостом круговерть убегающей Сены...





Летит по аллеям листва,
Никак не найдет себе места.
Вот так же, наверно, и мы
По этим аллеям шуршим.
И только в саду городском
Звучат духовые оркестры.
К чему выдувать из себя
Сквозь трубы остатки души?

И я прижимаюсь к стволу -
Кленовый листочек к березе.
Ты - дерево тоже, а я -
Такой же, как дети твои.
А эти оркестры в саду -
Дрожащий от холода воздух,
Которым легко нас распять,
Но так тяжело раздвоить.

Наверное, наша любовь
Была не любовью, а позой.
К деревьям любовь и к листве,
Которая рядом шуршит.
И только кленовых листов
Все больше растет на березе...
В саду выдувают оркестры
Сквозь трубы остатки души.




Вот человек, он строит дом     Am
Своим трудом, своим горбом,    E7
Он все колотит молотком        E7
С утра до поздней ночи.        Am
И только думает о том,         Am
Какой хороший будет дом,       E7
Какой прекрасый будет дом,     E7
Когда он кончит.               Am

Как будет жить в своем дому,   Dm G
Как приведет сюда семью        C A7
И скажет сыну своему:          Dm
"Я дом построил.               E7
Своим трудом, своим горбом
Хороший я построил дом,
И заживем мы в доме том
Свободно и достойно."

И десять лет, и двадцать дет,
И тридцать лет, и сорок лет
Он строит дом от разных бед
С утра до поздней ночи.
Теперь он сед, теперь он дед,
Он строит дом так мног лет,
Он строит дом так много лет,
Никак не кончит.

И на исходе своих сил
Он говорит: "Послушай, сын!
Огонь погас, закат остыл,
Глаза закрою,
Я строил дом своим трудом,
Увы, не жить мне в доме том.
Какой хороший будет дом,
Коль ты достроишь."




А зима была бела,-           Am
То сиянье, то поземка,       E7
Отраженье звезд в сугробах   E7
И метели чехарда.            Am
Что сумела, оплела           C
Сетью белой, нитью звонкой.  Dm
В окнах снежная орда.        Dm F
На столе - пучок укропа.     E7 Am

Ветер в трубах завывал -
Беспокойный проповедник
Бесполезных снежных истин,
Отголосок злых сирен.
Сколько душ завоевал
В окнах танец голых веток?
На столе - в воде - сирень
В огоньках зеленых листьев.

И мело, мело, мело,
Становились снегом звезды,
И кружили, и кружили,
И звенели о стекло.
Лето на столе цвело,
Ярко вспыхивали розы.
Было в комнате тепло,
Потому что мы в ней жили.




Опять пьянит меня ненастная погода.
Деревья кажутся зажженными свечами.
По вечерам меня зовет далекий кто-то,
Зовет и плачет, ничего не обещая.

В толпе столкнуться с чьим-то взглядом мимоходом...
Из всех любовей вспоминаются начала.
И по ночам стучат в окно, - о боже, кто там?
Но почему-то мне никто не отвечает.

И начинается напрасная охота.
Билет - вокзал - и поезд бешеный случайный.
И жизнь пройдет, я не увижу, кто ты.
И ты напрасно ходишь к поезду, встречаешь.




А за этой окраиной - поле,
Поле, но сначала погост.
А за полем, наверое, воля...
Побывать там не довелось.

И гудит над окраиной ветер,
И клубятся дымы.
И гуляют печальные дети -
Это мы, это мы.

И дома не снимают здесь ставень,
И никто не встает в полный рост.
Как хотелось бежать нам с окраины,-
Не пускает погост.

По погосту черта городская
И колючки - кресты.
И не сделать нам с этой окраины
И ни единой версты.

Занимать чердаки и подвалы,
Затворять на засов.
Дайте новое имя кварталам,
Назовите квартирою кров!

И ломайте ненужные церкви...
Верьте, верьте, глотая дымы,
В то, что будет окраина центром,
А окраиной будем не мы.



Я видел сон, каких не видел отроду.
Возможно, неудобен был ночлег.
Я видел сон, как будто шел по городу,
А город этот полон был калек.
Я помню все, но понимаю туго,
Кто издеваться мог над ними так,
Чтоб в людях сочетались три недуга -
И слепота, и глухота, и немота.

И, несмотря на все эти недуги,
Хотели жить и вкусно есть  и пить,
Иметь приличный дом, а не лачугу,
Чтобы никто им не мешал любить.
И лишь одно им удавалось дело:
Рожать детей таких же как они.
Но ни один за искалеченное тело
Тех, кто повинен в том, не обвинил.

Хотя порою попадались зрячие,
Но каждый глух был, оттого и нем.
А тот, кто слышал, ничего не значил:
Коль немы все, то слух тогда зачем?
А горсточка здоровых, опечаленных
Тем, что за это ненавидят их,
Объединилась, дав обет молчания,
Чтобы ничем не отличаться от немых.

Я шел по городу и думал: "Что же будет?"
Хоть чем-нибудь помочь хотелось им.
И я собрался громко крикнуть: "Люди!",
Подумал... и представился немым.




Белый ветер поземкой крутит -
Может, ветер по свету нас гонит?
Не уйти, не уйти, не уйти,
Никому не уйти от погони.
Вечно кто-то находит твой след,
Вечно в спину тебе кто-то метит...
Если жизни прекраснее нет,
То всегда что-то есть хуже смерти.

Ну лети, ну скорее лети!
Ты виновен, конечно виновен
Только в том, что не смог ты уйти,
Что не смог ты уйти от погони.
Назовет тебя кто-то глупцом:
Ведь словами ты мог откупиться.
Только в снег ты уткнешься лицом,
Потому что твой конь оступился.

Ты умрешь, но не смогут они
Твое имя оставить в покое.
Не уйти, не уйти, не уйти,
И ему не уйти от погони.
Вечно будут искать его след,
Вечно в спину ему будут метить.
Если жизни прекраснее нет,
То всегда что-то есть хуже смерти.

Ну а те, что ходили с тобой,
Неужели тебя позабудут?
Поднимись за походной трубой -
Завтра бой будет долгий и трудный.
Если честность живет не в чести
В том краю за посмертной рекою,
Не уйти, не уйти, не уйти,
Никому не уйти от погони.




Ах ты флюгер-флюгерок,
Ты, дружок, почти пророк.
Знать, откуда ветер дует,
Знать, что ветер принесет...
По утрам тебе простую
Ветер песенку поет    -2р

Пр. Направо - тень, налево - день,
    Да ветер вправо дует.
    И влево лень, и вправо лень,
    И ветер влево дует.
    А справа - враг, а слева - друг
    И все, что есть в округе
    Лишь солнца круг, да жизнь вокруг,
    А посредине - флюгер.

Ах ты флюгер-флюгерок,
Не герой и не игрок,
Подставляешь ветру спину,
Не даешь себе труда,
И по ветру руку вскинув,
Указуешь - дуй туда.      -2р

       Припев

Ах ты флюгер-флюгерок,
Как ты крутишься, дружок!
Круг налево, круг направо,
Все на месте - вот и славно.



Dm             E7
Корзины да чемоданы
Gm                  A7
И расписанье на стене.
Gm                 Dm
Мы входим в зал ожиданья,
B
А он во сне, а он во сне,
B                 A7       Dm
А он во сне. (вас нет, вас нет).
       Gm       C                 F     (D7)
Пр. Ну что же, споем, покуда не устанем.
      Gm      C                   F      (D7)
    Споем мы, всех пассажиров разбудив.
      Gm      C                   F      (D7)
    Поскольку сидим мы в зале ожиданья,
      Gm     A7             Dm
    А значит, уже в пути, уже в пути.

Наверно наш поезд дальний
Взять не сумел крутой подъем.
Попали в зал ожиданья
Гдеспят, жуют, считают, пьют,
А мы живем, пока поем.

Припев

Корзины да чемоданы,                 \
Вконец измученный народ.             }
Как тесен зал ожиданья -             }  на тон выше
Движенье вверх, движеньье вниз,      }
Но нет движения вперед.              }
                                     /
Припев




Вновь начинается война,
Непопулярная в народе.
Вины не хватит, так вина
Пока на всех хватает вроде.
И первый поезд на восток
Едва в тумане растворился.
Еще без рук, еще без ног
Назад никто не возвратился.

Да искалеченный солдат
Еще не пел с гармошкой русской
О том, как воины не спят
На сопках чертовых манчжурских.
Пока все верят болтовне,
Что царь да бог - победа с нами.
Еще в трактирах о войне
Не плачут пьяными слезами.

Еще великий русский флот
Не вспоминает о Цусиме.
И чья-то мать все писем ждет
От сына, и не ждет о сыне.
Еще в почете бравый вид,
Еще не терпят возражений,
Не верят тем, кто говорит:
"Победа наша - в пораженьи."

Еще рискуют остряки
Сказать при всем честном народе:
"Мол, помирают мужики,
Да бабы есть - еще народят."



     исполняется без аккомпанемента

Рыло мерзкое в пуху...
От ворот ли поворот...
Говорю как на духу:
Время смутное грядет.

Ты скачи во весь опор
Да в зубах держи злобУ.
На престоле будет вор,
А царевич во гробу.

Как наружу потрохи,
Все сбирается народ.
Проорали петухи:
Время смутное грядет.

Ты почто меня связал
Да на дыбу, как кожух?
Я не все еще сказал,
Я не то еще скажу.

Как прослышишь шепоток,
Так прознаешь свой черед.
Будет близок локоток...
Время смутное грядет.

Ворог ходит у ворот.
Наши тяжкие грехи...
Аль с души еще не прет
С человечьей требухи?

Ты казни хоть всех вокруг,
Сам Господь не разберет,
То ли недруг, то ли друг...
Время смутное грядет.

Что ж ты делаешь, злодей,
На виду да на слуху?
В душу плюнул, в дых не бей,
Говорю как на духу,

Говорю как на духу,
Аль смолой зальешь мне рот?
Ветер носит шелуху...
Время смутное грядет.




Если в сумерках жить - то не корысти ради:
Убегать, уходить от идущего сзади.
Не уйти далеко. По закону охоты
Каждый миг от него можно ждать что угодно.

Я как будто не трус, ум с душой не в разладе,
Но смертельно боюсь я идущего сзади.
А вокруг оглянусь - люди мечутся, мчатся...
Не один я боюсь, все безумно боятся.

И отчаянно лгут, будто рвутся к награде,
Не поверю - бегут от идущего сзади
Незнакомой тропой словно стадо оленей,
А у них за спиной - по охотничьей тени.

Вот закон бытия - не отступишь ни пяди:
Для кого-то и я - тень, идущая сзади.
Не уйдет далеко, потому как известно,
Что я целюсь в него, чтоб занять его место.

Не уйти никому! Обрываются нервы.
Каково же тому, кто становится первым?
Никого на пути - ни людей, ни оленей.
...Только там, впереди, ковыляет последний.




Утро стоит на распутье.
Быть может, вернется обратно.
А кто-то играет побудку:
Пора нам, пора нам, пора нам!

Дыхание спящей казармы
На миг остановлено звуком,
И станет разбуженой псарней
И запахом пота и лука.

Банкиры, держатели судеб
И скупщики душ за бесценок!
Прикрыта служением людям
Измена, измена, измена!

Позвольте, какая измена?
Единая вера была ли?
Мы так же стоим на коленях
И здравья желаем, желаем.

Дыхание спящей казармы...
И утро пришло по уставу.
И стало разбуженной псарней,
Которой пора на облаву.

На черта приперлись Вы, утро?
Вам хочется что-то исправить?
Но тот, кто играет побудку,
Сонаты уже не сыграет.




Мы живем в страшном мире, живем в страшном мире.
Мы живем в ожиданьи солдатского топота.
Нас застанут в постели, ночью, сонными, теплыми,
И отправят за город, и зароют живыми.

По ночам перед сном проверяйте запоры
Ваших замков и комнат, шалашей и берлог.
Но , искрясь как гроза, будут щелкать затворы.
Мы живем в ожиданьи - нас застанут врасплох.

Поведут, поведут мимо бань, и аптек, и базаров,
Мимо спящих домов, чей наступит черед через час,
По известной дороге к известному Бабьему Яру,
Где отчетливы стоны людей, проходивших до нас.

Наше место не здесь, наше место не в этих квартирах,
Где вернутся другие, вернутся другие к утру.
Наше место не здесь, оно там - оно в Бабьем Яру.
Мы живем в страшном мире, живем в страшном мире.




                      Слова Т.Элиота

Маккавити - волшебный кот у нас его зовут,
Незримолапый, потому что он великий плут.
В тупик он ставит Скотланд-Ярд, любой патруль, пикет.
Где был он миг тому назад, его и духу нет.
      Маккавити, Маккавити, таинственный Маккавити,
      Законы наши соблюдать его вы не заставите.
      Маккавити, Маккавити, единственный Маккавити,
      Он дьявол в образе кота, его вы не исправите.

Презрел он тяготения всемирного закон -
На месте преступления ни разу не был он.
Его преследуй по пятам, беги наперерез,
Ищи по крышам, чердакам - Маккавити исчез.

Он ярко-рыж, высок и худ, угрюмый кот-бандит.
Глаза ввалились у него, но в оба он глядит.
Морщины мыслей и забот на лбу его легли,
Усы нечесаны давно и воротник в пыли.
Он так и вьется на ходу змеей среди кустов.
Всем кажется, что он уснул, а он к прыжку готов.

      Маккавити, Маккавити, таинственный Маккавити,
      Законы наши соблюдать его вы не заставите.
      У вас на крыше, во дворе встречает он рассвет.
      Но на месте преступленья никогда злодея нет.

По виду он - почтенный кот от лап до бакенбард,
И оттиска его когтей не сделал Скотланд-Ярд.
Но если ночью совершен на окорок налет,
Стекло разбито в парнике, цыплят недостает,
Ограблен сейф и певчий дрозд погиб во цвете лет -
Там без него не обошлось, но там злодея нет.

      Маккавити, Маккавити, таинственный Маккавити,
      Законы наши соблюдать его вы не заставите.
      Маккавити, Маккавити, единственный Маккавити,
      Он дьявол в образе кота, его вы не исправите.

А если в министерстве исчезнет договор
Или в адмиралтействе чертеж похитит вор
И вы найдете чей-то след у входа в кабинет -
Искать его - напрасный труд, злодея нет как нет.

В секретном департаменте, наверно, скажут вам:
"Да, здесь не без Маккавити!" - но где теперь он сам?
Он отдыхает в тишине и лижет рыжий хвост
И смертности мышей и крыс учитывает рост.

      Маккавити, Маккавити, таинственный Маккавити,
      Его вы не отравите, его вы не удавите.
      Он двадцать алиби подряд представит на суде
      Как доказательство того, что не был он нигде.

Я знаю множество других разбойников-котов,
Но я уверен, убежден и присягнуть готов,
Что все коты, которых ждет и ловит Скотланд-Ярд,
На побегушках у него, и он - их Бонапарт.

      Маккавити, Маккавити, таинственный Маккавити,
      Законы наши соблюдать его вы не заставите.
      Маккавити, Маккавити, единственный Маккавити,
      Он дьявол в образе кота, его вы не исправите.




       из кантаты "Веселые нищие"



В эту ночь сердца и кружки до краев у нас полны.
Здесь, на дружеской пирушке, все пьяны и все равны.
К черту тех, кого законы от народа берегут!
Тюрьмы - трусам оборона, церкви - ханжества приют.

Что в деньгах и прочем вздоре! Кто стремится к ним - дурак!
Жить в любви, не зная горя, безразлично, где и как.
Песней гоним мы печали, шуткой красим свой досуг.
И в пути на сеновале обнимаем мы подруг.

Вам, милорд, в своей коляске нас, бродяг, не обогнать.
И такой не знает ласки Ваша брачная кровать.
Жизнь - в движеньи бесконечном, радость, горе , тьма и свет.
Репутации беречь нам не приходится - их нет.

Напоследок с песней громкой эту кружку подниму
За дорожную котомку, за походную суму.
Ты, огонь в сердцах и чашах, никогда нас не покинь!
Пьем за вас, подружек наших, будьте счастливы! Аминь.





За тех, кто далеко, мы пьем.
За тех, кого нет за столом.
А кто не желает свободе добра,
Того не помянем добром.
За тех, кто далеко, мы пьем.

   Добро быть веселым и мудрым, друзья,
   Хранить красоту и отвагу.
   Добро за шотландскую волю стоять,
   Быть верным шотландскому флагу.

За тех, кто далеко, мы пьем.
За тех, кого нет за столом.
За Чарли, что ныне живет на чужбине,
И горсточку верных при нем.
За тех, кто далеко, мы пьем.

   Свободе -привет и почет,
   Пускай бережет ее разум.
   А все тирании пусть дьявол возьмет
   Со всеми тиранами разом.


За тех, кто далеко, мы пьем.
За тех, кого нет за столом.
За славного Тэмми, любимого всеми,
Который сидит под замком.
За тех, кто далеко, мы пьем.

    Да здравствует право читать!
    Да здравствует право писать!
    Правдивой страницы лишь тот и боится,
    Кто вынужден правду скрывать.

За тех, кто далеко, мы пьем.
За тех, кого нет за столом.
Привет тебе, воин, что вскормлен и вспоен
В снегах на утасе крутом.
За тех, кто далеко, мы пьем.




Ты меня оставил, Джемми, ты меня оставил.
Навсегда оставил, Джемми, навсегда оставил.
Ты шутил со мною, милый, ты со мной лукавил,
Клялся помнить до могилы, а потом оставил, Джемми, а потом оставил.

Нам не быть с тобою вместе, нам не быть с тобою.
Никогда на свете, Джемми, нам не быть с тобою.
Пусть скорей настанет время вечного покоя -
Я глаза свои закрою, навсегда закрою, Джемми, навсегда закрою.




Как я люблю твое умение предать
Не думая, не назначая цену.
Как я ценю твое умение рыдать
Над каждою твоей изменой.

О, как сильно раскаянье твое,
Какие слезы искренние льются,
Но для чего? Чтоб снова обмануться
И ощутить падение свое.

Проходит даром для тебя урок,
Встаешь затем, чтоб снова сбили с ног.
Опять тебя осудят за изменчивость
И не поймут, что это их порок.

Таков наш век. И да поможет бог
Навеки сохранить тебе доверчивость.



Популярность: 91, Last-modified: Wed, 21 Sep 2022 10:04:18 GmT