-----------------------------------------------------------------------
Сборник "Смерть Вселенной" (КЛФ). Пер. - В.Реликтов.
OCR & spellcheck by HarryFan, 30 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Люди с такими интересами, как у меня, всегда оторваны от жизни. Именно
так. Если, конечно, у них достаточно интеллекта понять это. Моя мама
всегда утверждала, что у меня есть интеллект. Она наверняка будет
волноваться, когда узнает, что я арестован за... ну, не стоит пугаться
этого слова - за убийство.
Вот мы с нею посмеемся, когда меня выпустят отсюда. Да, при своем
интеллекте я не теряю чувства юмора и про себя горжусь этим свойством
характера.
Одеваюсь я со вкусом. Не совсем по моде: чтобы выделяться среди тех,
кто младше, я ношу весьма дорогие костюмы и всегда - шляпу. Потому что
работаю в "Грант Робинсоне", понимаете? У них это требуется. Я один из
самых представительных в фирме, и, стоит добавить, очень популярен, но с
сослуживцами не общаюсь. И никогда - ну, никогда не сделаю _этого_ ни с
одним из них, и вообще с теми, кого я знаю, или с теми, кто имеет ко мне
хоть какое-то отношение.
Вот что я называю интеллектом. Некоторые из этих... ну, убийц, если так
уж необходимо употребить это слово, - ни о чем не думают. Они делают это
со всеми. Я - только с чужими.
Честно говоря, - со всей честностью, мне присущей, - я никогда бы не
подумал сделать это с тем, кого я знаю, даже если он - случайный знакомый.
Мой метод более надежен, и, думаю, не ошибусь, если осмелюсь утверждать,
что он более нравственный. На войне, как вам должно быть известно, обучают
убивать чужих, платят за это и медали дают. Думаю, что, если бы я явился с
повинной и откровенно объяснил бы _мою_ точку зрения - я имею в виду
правдиво и от всего сердца, - они не стали бы... ну, они взамен даже
наградили бы меня медалью. Я так думаю. Я не шучу.
Первый человек, с которым я сделал это... Я будто заново родился. Это
случилось на войне. С тех пор я делал это примерно раз в два года, но как
изменилась моя жизнь! Они говорят много разной ерунды, - ну эти, которых
называют криминалистами. Но они ничего не понимают. От скольких дурных
привычек это меня избавило! Раньше меня мучила бессонница, нервы никуда не
годились, да и пил я много, не говоря уж о таких вещах, которые не принято
упоминать. Я где-то прочел, что от них даже портится зрение. А самое
смешное - в том, что, когда я прикончил своего первого парня, у меня
прошла астма, а она доставляла мне немало страданий. Мама до сих пор
говорит: "Помнишь, как ты сопел всю ночь, когда был маленький?" Она очень
ласкова со мной, моя мама. Вместе мы составляем хорошую пару.
Что касается того, Первого... Это случилось на Восточном побережье, в
порту, забыл, как он называется, впрочем, неважно, хотя иногда мне
кажется, что неплохо было бы съездить туда, понимаете? Сентиментальность и
все такое. Конечно, я считаю, что первая... ну, ваша первая _жертва_
(знаете, есть такое дурацкое слово!) - как первая любовь, если вы
понимаете, о чем идет речь. Все остальные, как бы их ни было много,
никогда не сравнятся с первым. Больше такого чувства я не испытывал. Я
имею в виду, что потом тоже получалось здорово и, на мой взгляд, стоило
затраченного труда, но не шло ни в какое сравнение с тем первым.
Он был моряк, пьяный моряк, и это сыграло мне на руку. Ужасная ночь! На
набережной бушевал дождь, а я стоял под навесом, когда он подошел, еле
держась на ногах. Я был в форме и вооружен: винтовка, штык и все
остальное, а он уронил мою винтовку в грязь.
На самом деле я скорей испугался, чем разозлился. Понимаете, он был
очень высок - шесть футов с гаком, и очень мощный на вид. Он спросил, есть
ли у меня девчонка, и я, конечно, сказал, что нет. Тогда он двинулся на
меня, а под навесом было не развернуться, понимаете? Я решил, что он
собирается сделать со мной что-то нехорошее, но потом, когда хорошенько
подумал, пришел к выводу, что он просто хотел драться. Вы, наверное,
знаете таких дураков: они любят пускать в ход кулаки, по поводу и без
повода, и, думаю, он напал, решив, что я стою не просто так, а с нехорошей
целью. Конечно, это не так. К счастью, я абсолютно нормален.
Надеюсь, ясно, что я тоже не трус: не испугался, когда он двинулся на
меня, хотя сначала было страшновато. Неожиданно на меня снизошло
просветление, и я сказал себе: "Верн, ты можешь убить этого пьяницу своим
штыком!"
От этой мысли сильная дрожь пробежала по телу. Когда я втыкал в него
штык, мной будто бы руководило Небо: я не дрогнул, и не промахнулся, и
ударил не слабо - другой на моем месте так бы не смог. Тогда-то я на самом
деле думал, что мною руководит Небо, я много молился в то время; сейчас
Господь и я, похоже, разошлись во мнениях. Времена ведь меняются, и нужно
принимать эти перемены как должное.
Он издал громкий звук, будто чихнул. Его руки взметнулись, и он рухнул
на меня, прижимая к двери, будто обнимая. Снова сильнейшая дрожь - уже от
радости - всколыхнула меня. Больше такой силы чувства я не испытывал.
Я повис на нем, а он толкался и дергался, пока совсем не умер. Это
оказалось слегка волнительно: я не был уверен, что прикончил его, но когда
он, наконец, затих, я, стоя с ним в обнимку, мысленно просил, чтобы он еще
разок меня толкнул.
Потом передо мной встала проблема: как избавиться от тела. Когда я
собрал всю свою волю и подумал, она разрешилась быстро. Все, что мне
необходимо было сделать - перетащить его под дождем к парапету. Я спихнул
тело вниз, и оно упало прямо в море. Дождь продолжал лить как из ведра.
Забавный случай. Я заметил, что за ним тянулся кровавый след до самого
парапета, но мне не хотелось останавливаться и делать что-нибудь -
ненавижу мокнуть под дождем. Как тогда, так и сейчас.
Возможно, кому-то это покажется неосторожностью с моей стороны. Может,
я доверился Провидению. Дождь продолжал лить и смыл все пятна, и никто
никогда больше не напоминал мне о том, что произошло.
На время я сам забыл об этом. Потом кончилась война, и я вернулся
домой. Отец уже умер - невелика потеря. Мы с мамой стали жить вместе. Мы
всегда были добрыми друзьями. Она привыкла покупать мне жилеты, брюки. И
сейчас покупает.
Меня начало терзать беспокойство. В памяти всплывал тот моряк. Так или
иначе, но хотелось сделать это снова. И было интересно, кто он такой -
забавно, ведь я даже не знаю его имени. В какой-то книге, которую я как-то
прочел, говорилось о людях с "пытливым интеллектом". Полагаю, у меня
развит именно "пытливый интеллект". Хотя я слышал от некоторых, что с
первого взгляда кажусь не особо умным. С первого взгляда, понимаете? Это,
конечно, комплимент с их стороны.
Чтобы испытать еще раз ту дрожь, я купил в лавке старьевщика небольшой
штык и принялся за поиски подходящей "зоны". Мне никогда не хотелось
делать это там, где шумно, и людно, и светло. Мне нравились дома времен
королевы Виктории, сонные, грязновато-коричневого цвета, где нет ни
магазинов, ни покупателей. Я весьма поднаторел в архитектуре. Такие дома
мне дороги как память. Можете считать меня сентиментальным, ничего не имею
против. Они будят во мне чувства. Каждый человек имеет право на
самовыражение. Они рождают во мне склонность к творчеству, да.
Мне удалось отыскать "зону" в Сэвн Диалз. Настоящая удача. В округе
снесли много старых домов, но здесь удобное местечко осталось и ждало
своего часа в боковом проулке. Оно до сих пор освещается газовым фонарем,
и фонарщик приходит туда каждый вечер, чтобы зажечь его. Это место я
выбрал, чтобы... ну, проще говоря, чтобы повторить свой успех.
Но я руководствовался не только своим вкусом, нет. В таком деле надо
быть еще и расчетливым. Я выяснил, что канализационный люк там легко
открывается. Лестница ведет вниз, к другому люку, который ниже первого
футов на восемь. Там еще всякие трубы и вентили. Если поднять второй люк,
то попадешь прямо в канализацию.
Ничуть не хуже, чем море!
Для моих целей лучшего, чем такое негигиеничное место, и придумать
нельзя. Я имею в виду - понимаете? - когда вы все сделали... ну, вам надо
избавиться от тела. Насовсем, я имею в виду. Иначе они погонятся за вами,
понимаете? Как обычно в кино про гестапо: будут стучать ночью к вам в
дверь. Сами знаете. Забавно здесь сидеть, в камере: мне совсем не страшно.
Я ведь ничего не сделал, совсем ничего.
У меня такое хобби. Неразделенное. Если вы чуткий человек, вам ведь
иногда бывает плохо. Нет, я не хочу вас разжалобить. Я просто подумал, что
многим из _них_... ну, большей частью - им не с кем было разделить свои
беды.
И вот я опять сделал это. На сей раз попался маленький крепыш; сказал,
что работает кем-то вроде рассыльного у театрального агента. Разговаривал
тихо, и не очень-то волновался по поводу того, что я собираюсь делать.
Большинство-то еще как волнуется! А рассыльный только пустил слезу, когда
я угостил его штыком, и даже не дернулся.
Некоторые хобби начинаются забавным образом - случайно, понимаете? Ну,
и когда я дотащил его до нижнего люка - потом, конечно, сбросил вниз -
все, что было у него во внутреннем кармане, рассыпалось. Я собрал это,
засунул в свой карман и спихнул его в трубу, где быстрое и зловонное
течение должно было унести его далеко-далеко.
Если честно, то я сделал это зря. Того, что было раньше, теперь уже не
было. Я не испытывал ни вдохновения, ни облегчения. Ничего не получилось.
Тогда я решил больше никогда не повторять этого, во всяком случае...
Никогда нельзя быть уверенным, что тебя не найдут.
Как только я пришел домой к маме, то под каким-то предлогом
проскользнул к себе в спальню - мы уже, естественно, спим в разных
комнатах - и рассмотрел то, что оказалось в моем кармане.
Довольно интересно: письмо от его сестры, два счета его фирмы и вырезка
из газеты (двухлетней давности и очень потрепанная) с заметкой о каком-то
генерале, посетившем Россию, открытка с текстом о голубях, небольшая папка
с образцами всех оттенков светящейся краски, которую можно купить,
карточка члена профсоюза и фотография маленькой девочки с трехколесным
велосипедом, и еще одна, где то же девочка просто стоит и смеется. Я много
раз смотрел на фотографию, пытаясь угадать, почему она смеется.
Однажды я забыл ее убрать, и ее нашла мама и стала внимательно
разглядывать.
- Берн, а это кто?
- Сын одного парня с моей работы. Дочь, то есть. Дочь парня, с которым
я работаю.
- Миленькая, правда? Как ее зовут?
- Я не знаю. Мама, отдайте мне фотографию.
- А кто он? Кто ее отец?
- Я же сказал: я с ним работаю.
- Это Уолтер? - Она никогда не встречалась с Уолтером, но, наверное, я
когда-то говорил о нем.
- Нет, не Уолтер. Его зовут Берт, если вам так уж нужно знать. Я видел
его дочку, когда был у него в гостях, и он заметил, что она мне
понравилась, и решил, что я не прочь взять себе фотографию.
- Понятно. И ты не знаешь, как ее зовут?
- Я же сказал, мама. Я забыл. Нельзя же помнить по именам всех. Отдайте
мне, наконец, фотографию.
Время от времени она бывает очень надоедливой. Когда я был маленьким,
они с моим отцом частенько устраивали скандалы.
Ну, как я уже и говорил, я веду очень замкнутый образ жизни. И я стал
думать о всяких потайных карманах, теплых, уютных потайных карманчиках,
скрывающих в себе маленькие тайны чьих-то жизней. Что бы я ни делал, меня
преследовала мысль о карманах. Как я жалел, что не вытащил из карманов
рассыльного все! Очень жалел. Вы, наверное, слышали, как люди говорят:
"Ах, если бы вернуть то время!" Вот и я чувствовал себя так, и это чувство
захватило все мои мысли.
Другой на моем месте превратился бы в жалкого воришку, но мне подобное
претило. Я ни разу в жизни ничего не украл.
Третий тип меня разочаровал. В карманах у него было почти пусто, разве
что выигранные на ипподроме деньги, благодаря которым я смог купить
кое-какие украшения для мамы.
А потом удача мне опять улыбнулась: следующие трое принесли мне то же
чувство облегчения, которое я испытал с первым... ну, скажем, _партнером_.
Звучит вполне культурно.
Эти трое были рослые парни, и то, что я нашел у них в кармане,
оказалось весьма интересным. Поверите ли, один из них носил с собой
аккуратно сложенный детский журнал двадцатилетней давности - тех времен,
когда он сам был мальчишкой. Интересно, зачем это ему было надо? А у
другого я нашел морской календарь, каталог всяких вещиц, продающихся в
каком-то берлинском магазине, и тоскливое письмо от женщины, которую звали
Жанет.
Все вещи я хранил запертыми в столе. Частенько я мысленно перебирал их
и размышлял. Когда становилось известным, что человек исчез, я кое-что мог
узнать о нем из газет. Это доставляло мне удовольствие. Один из них имел
отношение к кино. Думаю, что, если бы жизнь повернулась как-нибудь иначе,
я мог бы стать... ну, скажем, сыщиком. А почему бы и нет? Хотя, конечно, я
предпочел бы остаться самим собой.
Итак, шло время. Я стал очень осторожным, с каждым разом все осторожнее
и осторожнее. Никогда нельзя знать наверняка, понимаете? Кто-нибудь всегда
может следить за вами. Помню, как отец частенько подглядывал за мной через
щелку в дверях, когда я был маленьким, и я вздрагивал, даже если знал, что
не делаю ничего плохого.
К тому же любопытство мучило меня. Работал интеллект, понимаете?
А теперь расскажу вам о том, что случилось недавно, совсем недавно.
Сегодня!
Так вот, понимаете, прошло уже восемнадцать месяцев... ну, с тех пор,
когда у меня был мой последний... ну, партнер (так я их частенько про себя
называю). Опять появилось чувство одиночества. И я снова отправился в Сэвн
Диалз, и сказал себе: "Верн, дитя мое, ты долго терпел, и теперь я хочу
угостить тебя вот этим человеком".
О, я выбирал очень внимательно, смотрел во все глаза, чтобы наверняка
не ошибиться, найти того, кто явно был не местным, а случайным прохожим,
который не имел бы никакого отношения к Сэвн Диалз.
Он меня вполне устраивал, тот бизнесмен, одетый по моде и не очень
крепкий на вид. Как только он появился в "зоне", я пошел за ним, делая
вид, что гуляю и никуда не тороплюсь.
Он вышел из одной-единственной парадной, дверь которой была открыта, и
тяжело дышал. Что-то показалось мне подозрительным, но я никогда не меняю
своих решений, если все на мази.
Я подошел прямо к нему и приставил мой маленький штык к его горлу,
чуть-чуть уколов. Я знал, что сцен он мне устраивать не будет: ростом не
вышел - гораздо меньше меня. Я-то чересчур разборчивый, можно сказать,
даже привередливый. Терпеть не могу сцен.
Я сказал ему:
- Я хочу узнать о самой страшной тайне в твоей жизни - о том, чего
никто, кроме тебя не знает. Быстрей говори, а не то я тебя прикончу сразу!
Цвет его лица показался мне отвратительным, и, похоже, говорить он был
не в состоянии, хотя, если судить по его костюму, человек он достойный,
почти как я, можно сказать. Я так уколол его горло, что потекла кровь, и
сказал, чтобы он поторопился со своим рассказом.
Наконец он сказал:
- Ради Бога, оставьте меня! Я только что убил человека!
Да, именно так он и сказал. Я будто с ума сошел, хотя и стоял как
вкопанный. Потом решил, что он шутит, но сделать ничего не успел, а он
что-то почувствовал в моем взгляде: схватил меня за запястья и начал
невнятно шептать.
А потом сказал мне:
- Вы, должно быть, друг Фаулера! Вы следили за мной, когда я сюда шел!
Почему я не додумался, что он может предусмотреть это? О Господи! Вы -
друг Фаулера, да?
- Я понятия не имею, кто такой Фаулер. И не впутывайте меня в ваши
грязные дела!
- Но вы же знали, что он меня шантажировал? А если не знали, тогда
почему вы здесь?
Мы стояли, уставившись друг на друга. Понимаете, я был так же, как и
он, ошеломлен поворотом событий. Я думал, что происходящее будет для
меня... ну, чем-то вроде развлечения, понимаете, это действительно мне
необходимо, иначе меня скрючит астма или Бог знает что еще и я не смогу
вести нормальную жизнь, и уж меньше всего я желал быть замешанным в
убийстве, шантаже и тому подобном.
Как только я пришел к мысли, что надо отпустить этого типа, он
попытался вытащить пистолет. Его рука мгновенно нырнула в карман: я сразу
понял зачем - знаете, как в тех ужасных фильмах, которые действительно
надо запретить показывать - там даже оружие не выхватывают, а убивают
здоровых людей - кх!-кх!-кх! - прямо из кармана.
И я сделал ему одолжение: мой удар был хладнокровным, быстрым и
красивым - такому не сразу научишься.
На сей раз я не мог заниматься всякой сентиментальной чепухой. Я поднял
крышку люка и сбросил его вниз, потом спустился сам. Зрелище не из
приятных: он все еще дергался. Я взял у него пистолет - мне хотелось
хорошенько рассмотреть эту мерзкую вещицу, прежде чем от нее избавиться. И
еще залез рукой к нему в нагрудный внутренний карман. Там я обнаружил
открытый конверт с негативами и фотографиями, отпечатанными с них.
Непристойные снимки, понимаете, совсем непристойные: девушка там была,
взрослая девушка и совсем без одежды - все видно. Не нужно и говорить, как
эти снимки связаны с грязным шантажистом Фаулером. Стоит только взглянуть
и становится ясно, что за мысли у него в голове. Очень даже хорошо, что
мир теперь избавился от него и от этого красавчика, пытавшегося меня
застрелить.
Терзаясь смущением, я опустил эту гадость к себе в карман, чтобы
рассмотреть позже, открыл следующий люк и столкнул этого типа в быстрый
поток. Потом я все закрыл, вытер лицо носовым платком и поднялся наверх.
Двое в штатском ждали меня снаружи.
От изумления я потерял дар речи. Они сказали, что хотят узнать, как я
застрелил Эдмонда Фаулера. Я не успел даже понять, что происходит, не
успел позвонить маме, а они уже везли меня куда-то в полицейской машине.
Полиция теперь не та, что раньше. Это многие говорят. На сей раз они
действительно сделали большую ошибку! Но у меня теперь есть адвокат,
который улаживает мои дела, и наконец удалось послать записку маме, что со
мною все хорошо и завтрак оставлять не надо.
Я все время начеку и не сказал им ничего лишнего, понимаете? Говорю все
время одно: я никогда не слышал об Эдмонде Фаулере. И все. Конечно,
трудновато будет объяснить, как у меня оказались эти отвратительные снимки
и пистолет. Но я невиновен! Совершенно невиновен! Пусть мне докажут
обратное.
Популярность: 2, Last-modified: Sun, 04 Mar 2001 20:41:34 GmT