--------------------
Arthur Conan Doyle. The Adventure of the Bruce-Pardington Plans
("His Last Bow" #4)
Перевод Н. Дехтеревой
("Его прощальный поклон" #4)
Из библиотеки Олега Аристова
--------------------
В предпоследнюю неделю ноября 1895 года на Лондон спустился такой
густой желтый туман, что с понедельника до четверга из окон нашей квартиры
на Бейкер-стрит невозможно было различить силуэты зданий на
противоположной стороне. В первый день Холмс приводил в порядок свой
толстенный справочник, снабжая его перекрестными ссылками и указателем.
Второй и третий день были им посвящены музыке средневековья - предмету, в
недавнее время ставшему его коньком. Но когда на четвертый день мы после
завтрака, отодвинув стулья, встали из-за стола и увидели, что за окном
плывет все та же непроглядная, бурая мгла, маслянистыми каплями оседающая
на стеклах, нетерпеливая и деятельная натура моего друга решительно
отказалась влачить дольше столь унылое существование. Досадуя на
бездействие, с трудом подавляя свою энергию, он расхаживал по комнате,
кусал ногти и постукивал пальцами по мебели, попадавшейся на пути.
- Есть в газетах что-либо достойное внимания? - спросил он меня.
Я знал, что под "достойным внимания" Холмс имеет в виду происшествия
в мире преступлений. В газетах были сообщения о революции, о возможности
войны, о предстоящей смене правительства, но все это находилось вне сферы
интересов моего компаньона. Никаких сенсаций уголовного характера я не
обнаружил - ничего, кроме обычных, незначительных нарушений законности.
Холмс издал стон и возобновил свои беспокойные блуждания.
- Лондонский преступник - бездарный тупица, - сказал он ворчливо,
словно охотник, упустивший добычу. - Гляньте-ка в окно, Уотсон. Видите,
как вдруг возникают и снова тонут в клубах тумана смутные фигуры? В такой
день вор или убийца может невидимкой рыскать по городу, как тигр в
джунглях, готовясь к прыжку. И только тогда... И даже тогда его увидит
лишь сама жертва.
- Зарегистрировано множество мелких краж, - заметил я.
Холмс презрительно фыркнул.
- На такой величественной, мрачной сцене надлежит разыгрываться более
глубоким драмам, - сказал он. - Счастье для лондонцев, что я не
преступник.
- Еще бы! - сказал я с чувством.
- Вообразите, что я - любой из полусотни тех, что имеют достаточно
оснований покушаться на мою жизнь. Как вы думаете, долго бы я оставался в
живых, ускользая от собственного преследования? Неожиданный звонок,
приглашение встретиться - и все кончено. Хорошо, что не бывает туманных
дней в южных странах, где убивают, не задумываясь... Ого! Наконец-то нечто
такое, что, быть может, нарушит нестерпимое однообразие нашей жизни.
Это вошла горничная с телеграммой. Холмс вскрыл телеграфный бланк и
расхохотался.
- Нет, вы только послушайте. К нам жалует Майкрофт, мой брат!
- И что же тут особенного?
- Что особенного? Это все равно, как если бы трамвай вдруг свернул с
рельсов и покатил по проселочной дороге. Майкрофт движется по замкнутому
кругу: квартира на Пэл-Мэл, клуб "Диоген", Уайтхолл - вот его неизменный
маршрут. Сюда он заходил всей один раз. Какая катастрофа заставила его
сойти с рельсов?
- Он не дает объяснений?
Холмс протянул мне телеграмму. Я прочел:
"Необходимо повидаться поводу Кадогена Уэста. Прибуду немедленно.
Майкрофт".
- Кадоген Уэст? Я где-то слышал это имя.
- Мне оно ничего не говорит. Но чтобы Майкрофт вдруг выкинул такой
номер... Непостижимо! Легче планете покинуть свою орбиту. Между прочим,
вам известно, кто такой Майкрофт?
Мне смутно помнилось, что Холмс рассказывал что-то о своем брате в ту
пору, когда мы расследовали "Случай с переводчиком".
- Вы, кажется, говорили, что он занимает какой-то небольшой
правительственный пост.
Холмс коротко рассмеялся.
- В то время я знал вас недостаточно близко. Приходится держать язык
за зубами, когда речь заходит о делах государственного масштаба. Да,
верно. Он состоит на службе у британского правительства. И так же верно
то, что подчас он и есть само британское правительство.
- Но, Холмс, помилуйте...
- Я ожидал, что вы удивитесь. Майкрофт получает четыреста пятьдесят
фунтов в год, занимает подчиненное положение, не обладает ни малейшим
честолюбием, отказывается от титулов и званий, и, однако, это самый
незаменимый человек во всей Англии.
- Но каким образом?
- Видите ли, у него совершенно особое амплуа, и создал его себе он
сам. Никогда доселе не было и никогда не будет подобной должности. У него
великолепный, как нельзя более четко работающий мозг, наделенный
величайшей, неслыханной способностью хранить в себе несметное количество
фактов. Ту колоссальную энергию, какую я направил на раскрытие
преступлений, он поставил на службу государству. Ему вручают заключения
всех департаментов, он тот центр, та расчетная палата, где подводится
общий баланс. Остальные являются специалистами в той или иной области, его
специальность - знать все. Предположим, какому-то министру требуются
некоторые сведения касательно военного флота, Индии, Канады и проблемы
биметаллизма. Запрашивая поочередно соответствующие департаменты, он может
получить все необходимые факты, но только Майкрофт способен тут же дать им
правильное освещение и установить их взаимосвязь. Сперва его расценивали
как определенного рода удобство, кратчайший путь к цели. Постепенно он
сделал себя центральной фигурой. В его мощном мозгу все разложено по
полочкам и может быть предъявлено в любой момент. Не раз одно его слово
решало вопрос государственной политики - он живет в ней, все его мысли тем
только и поглощены. И лишь когда я иной раз обращаюсь к нему за советом,
он снисходит до того, чтобы помочь мне разобраться в какой-либо из моих
проблем, почитая это для себя гимнастикой ума. Но что заставило сегодня
Юпитера спуститься с Олимпа? Кто такой Кадоген Уэст, и какое отношение
имеет он к Майкрофту?
- Вспомнил! - воскликнул я и принялся рыться в ворохе газет,
валявшихся на диване. - Ну да, конечно, вот он! Кадоген Уэст - это тот
молодой человек, которого во вторник утром нашли мертвым на линии
метрополитена.
Холмс выпрямился в кресле, весь обратившись в слух: рука его,
державшая трубку, так и застыла в воздухе, не добравшись до рта.
- Тут, должно быть, произошло что-то очень серьезное, Уотсон. Смерть
человека, заставившая моего брата изменить своим привычкам, не может быть
заурядной. Но какое отношение имеет к ней Майкрофт, черт возьми? Случай,
насколько мне помнится, совершенно банальный. Молодой человек, очевидно,
выпал из вагона и разбился насмерть. Ни признаков ограбления, ни особых
оснований подозревать насилие - так ведь, кажется?
- Дознание обнаружило много новых фактов, - ответил я. - Случай, если
присмотреться к нему ближе, напротив, чрезвычайно странный.
- Судя по действию, какое он оказал на моего брата, это, вероятно, и
в самом деле что-то из ряда вон выходящее. - Он поудобнее уселся в кресле.
- Ну-ка, Уотсон, выкладывайте факты.
- Полное имя молодого человека - Артур Кадоген Уэст. Двадцати семи
лет от роду, холост, младший клерк в конторе Арсенала в Вулидже.
- На государственной службе? Вот и звено, связывающее его с
Майкрофтом!
- В понедельник вечером он неожиданно уехал из Вулиджа. Последней его
видела мисс Вайолет Уэстбери, его невеста: в тот вечер в половине восьмого
он внезапно оставил ее прямо на улице, в тумане. Ссоры между ними не было,
и девушка ничем не может объяснить его поведение. Следующее известие о нем
принес дорожный рабочий Мэйсон, обнаруживший его труп неподалеку от
станций метрополитена Олдгет.
- Когда?
- Во вторник в шесть часов утра. Тело лежало почти у самой остановки,
как раз там, где рельсы выходят из тоннеля, слева от них, если смотреть с
запада на восток, и несколько в стороне. Череп оказался расколотым,
вероятно, во время падения из вагона. Собственно, ничего другого и нельзя
предположить, ведь труп мог попасть в тоннель только таким образом. Его не
могли притащить с какой-либо из соседних улиц: было бы совершенно
невозможно пронести его мимо контролеров. Следовательно, эта сторона дела
не вызывает сомнений.
- Превосходно. Да, случай отменно прост. Человек, живой или мертвый,
упал или был сброшен с поезда. Пока все ясно. Продолжайте.
- На линии, где нашли Кадогена Уэста, идет движение с запада на
восток. Здесь ходят и поезда метро и загородные поезда, выходящие из
Уилсдена и других пунктов. Можно с уверенностью утверждать, что молодой
человек ехал ночным поездом, но где именно он сел, выяснить не удалось.
- Разве нельзя было узнать по его билету?
- Билета у него не нашли.
- Вот как! Позвольте, но это очень странно! Я по собственному опыту
знаю, что пройти на платформу метро, не предъявив билета, невозможно.
Значит, надо предположить, что билет у молодого человека имелся, но кто-то
его взял, быть может, для того, чтобы скрыть место посадки. А не обронил
ли он билет в вагоне? Тоже вполне вероятно. Но самый факт отсутствия
билета чрезвычайно любопытен. Убийство с целью ограбления исключается?
- По-видимому. В газетах дана опись всего, что обнаружили в карманах
Кадогена Уэста. В кошельке у него было два фунта и пятнадцать шиллингов. А
также чековая книжка Вулиджского отделения одного крупного банка - по ней
и установили личность погибшего. Еще при нем нашли два билета в бенуар
театра в Вулидже на тот самый понедельник. И небольшую пачку каких-то
документов технического характера.
Холмс воскликнул удовлетворенно:
- Ну, наконец-то! Теперь все понятно. Британское правительство -
Вулидж - технические документы - брат Майкрофт. Все звенья цепи налицо. Но
вот, если не ошибаюсь, и сам Майкрофт, он нам пояснит остальное.
Через минуту мы увидели рослую, представительную фигуру Майкрофта
Холмса. Дородный, даже грузный, он казался воплощением огромной
потенциальной физической силы, но над этим массивным телом возвышалась
голова с таким великолепным лбом мыслителя, с такими проницательными,
глубоко посаженными глазами цвета стали, с таким твердо очерченным ртом и
такой тонкой игрой выражения лица, что вы тут же забывали о неуклюжем теле
и отчетливо ощущали только доминирующий над ним мощный интеллект.
Следом за Майкрофтом Холмсом показалась сухопарая, аскетическая
фигура нашего старого приятеля Лестрейда, сыщика из Скотленд-Ярда.
Озабоченное выражение их лиц ясно говорило, что разговор предстоит
серьезный. Сыщик молча пожал нам руки. Майкрофт Холмс стянул с себя пальто
и опустился в кресло.
- Очень неприятная история, Шерлок, - сказал он. - Терпеть не могу
ломать свои привычки, но власти предержащие и слышать не пожелали о моем
отказе. При том конфликте, какой в настоящее время наблюдается в Сиаме,
мое отсутствие в министерстве крайне нежелательно. Но положение
напряженное, прямо-таки критическое. Никогда еще не видел премьер-министра
до такой степени расстроенным. А в адмиралтействе все гудит, как в
опрокинутом улье. Ты ознакомился с делом?
- Именно этим мы сейчас и занимались. Какие у Кадогена Уэста нашли
документы?
- А, в них-то все и дело. По счастью, главное не вышло наружу, не то
пресса подняла бы шум на весь мир. Бумаги, которые этот несчастный молодой
человек держал у себя в кармане, - чертежи подводной лодки конструкции
Брюса-Партингтона.
Произнесено это было столь торжественно, что мы сразу поняли, какое
значение придавал Майкрофт случившемуся. Мы с моим другом ждали, что он
скажет дальше.
- Вы, конечно, знаете о лодке Брюса-Партингтона? Я думал, всем о ней
известно.
- Только понаслышке.
- Трудно переоценить ее военное значение. Из всех государственных
тайн эта охранялась особенно ревностно. Можете поверить мне на слово: в
радиусе действия лодки Брюса-Партингтона невозможно никакое нападение с
моря. За право монополии на это изобретение два года тому назад была
выплачена громадная сумма. Делалось все, чтобы сохранить его в тайне.
Чертежи чрезвычайно сложны, включают в себя около тридцати отдельных
патентов, из которых каждый является существенно необходимым для
конструкции в целом. Хранятся они в надежном сейфе секретного отдела - в
помещении, смежном с Арсеналом. На дверях и окнах запоры, гарантирующие от
грабителей. Выносить документы не разрешалось ни под каким видом. Пожелай
главный конструктор флота свериться по ним, даже ему пришлось бы самому
ехать в Вулидж. И вдруг мы находим их в кармане мертвого мелкого
чиновника, в центре города! С политической точки зрения это просто ужасно.
- Но ведь вы получили чертежи обратно!
- Да нет же! В том-то и дело, что нет. Из сейфа похищены все десять
чертежей, а в кармане у Кадогена Уэста их оказалось только семь. Три
остальных, самые важные, исчезли - украдены, пропали. Шерлок, брось все,
забудь на время свои пустяковые полицейские ребусы. Ты должен разрешить
проблему, имеющую колоссальное международное, значение. С какой целью Уэст
взял документы? При каких обстоятельствах он умер? Как попал труп туда,
где он был найден? Где три недостающих чертежа? Как исправить содеянное
зло? Найди ответы на эти вопросы, и ты окажешь родине немаловажную услугу.
- Почему бы тебе самому не заняться расследованием? Твои способности
к анализу не хуже моих.
- Возможно, Шерлок, но ведь тут понадобится выяснять множество
подробностей. Дай мне эти подробности, и я, не вставая с кресла, вручу
тебе точное заключение эксперта. Но бегать туда и сюда, допрашивать
железнодорожных служащих, лежать на животе, глядя в лупу, - нет, уволь,
это не по мне. Ты и только ты в состоянии раскрыть это преступление. И
если у тебя есть желание увидеть свое имя в очередном списке
награжденных...
Мой друг улыбнулся и покачал головой.
- Я веду игру ради удовольствия, - сказал он. - Но дело действительно
не лишено интереса, я не прочь за него взяться. Дай мне, пожалуйста, еще
факты.
- Я записал вкратце все основное. И добавил несколько адресов - могут
тебе пригодиться. Официально ответственным за документы является известный
правительственный эксперт сэр Джеймс Уолтер, его награды, титулы и звания
занимают в справочном словаре две строки. Он поседел на государственной
службе, это настоящий английский дворянин, почетный гость в самых
высокопоставленных домах, и, главное, патриотизм его не вызывает сомнений.
Он один из двоих, имеющих ключ от сейфа. Могу еще сообщить, что в
понедельник в течение всего служебного дня документы, безусловно, были на
месте, и сэр Джеймс Уолтер уехал в Лондон около трех часов, взяв ключ от
сейфа с собой. Весь тот вечер он провел в доме адмирала Синклера на
Баркли-сквер.
- Это проверено?
- Да. Его брат, полковник Валентайн Уолтер, показал, что сэр Джеймс
действительно уехал из Вулиджа, и адмирал Синклер подтвердил, что вечер
понедельника он пробыл у него. Таким образом, сэр Джеймс Уолтер в
случившемся непосредственной роли не играет.
- У кого хранится второй ключ?
- У старшего клерка конторы техника Сиднея Джонсона. Ему сорок лет,
женат, пятеро детей. Человек молчаливый, суровый. Отзывы по службе
отличные. Коллеги не слишком его жалуют, но работник он превосходный.
Согласно показаниям Джонсона, засвидетельствованным только его женой, в
понедельник после службы он весь вечер был дома, и ключ все время
оставался у него на обычном месте, на цепочке от часов.
- Расскажи нам о Кадогене Уэсте.
- Служил у нас десять лет, работал безупречно. У него репутация
горячей головы, человека несдержанного, но прямого и честного. Ничего
плохого мы о нем сказать не можем. Он числился младшим клерком, был под
началом у Сиднея Джонсона. По долгу службы он ежедневно имел дело с этими
чертежами. Кроме него, никто не имел права брать их в руки.
- Кто в последний раз запирал сейф?
- Сидней Джонсон.
- Ну, а кто взял документы, известно. Они найдены в кармане у
младшего клерка Кадогена Уэста. Относительно этого и раздумывать больше
нечего, все ясно.
- Только на первый взгляд, Шерлок. На самом деле многое остается
непонятным. Прежде всего зачем он их взял?
- Я полагаю, они представляют собой немалую ценность?
- Он мог легко получить за них несколько тысяч.
- Ты можешь предположить иной мотив, кроме намерения продать эти
бумаги?
- Нет.
- В таком случае примем это в качестве рабочей гипотезы. Итак,
чертежи взял молодой Кадоген Уэст. Проделать это он мог только с помощью
поддельного ключа.
- Нескольких поддельных ключей. Ведь ему надо было сперва войти в
здание, затем в комнату.
- Следовательно, у него имелось несколько поддельных ключей. Он повез
документы в Лондон, чтобы продать военную тайну, и, несомненно,
рассчитывал вернуть оригиналы до того, как их хватятся. Приехав в Лондон с
этой целью, изменник нашел там свой конец.
- Но как это случилось?
- На обратном пути в Вулидж был убит и выброшен из вагона.
- Олдгет, где было найдено тело, намного дальше станции Лондонский
мост, где он должен был бы сойти, если бы действительно ехал в Вулидж.
- Можно представить себе сколько угодно обстоятельств, заставивших
его проехать мимо своей станции. Ну, например, он вел с кем-то разговор,
закончившийся бурной ссорой и убийством изменника. Может быть, и так:
Кадоген Уэст хотел выйти из вагона, упал на рельсы и разбился, а тот,
другой, закрыл за ним дверь. В таком густом тумане никто ничего не мог
увидеть.
- За неимением лучших будем пока довольствоваться этими гипотезами.
Но, обрати внимание, Шерлок, сколько остается неясного. Допустим, Кадоген
Уэст задумал переправить бумаги в Лондон. Естественно далее предположить,
что у него там была назначена встреча с иностранным агентом, а для этого
ему было бы необходимо высвободить себе вечер. Вместо этого он берет два
билета в театр, отправляется туда с невестой и на полдороге внезапно
исчезает.
- Для отвода глаз, - сказал Лестрейд, уже давно выказывавший признаки
нетерпения.
- Прием весьма оригинальный. Это возражение первое. Теперь второе
возражение. Предположим, Уэст прибыл в Лондон и встретился с агентом. До
наступления утра ему надо было во что бы то ни стало успеть положить
документы на место. Взял он десять чертежей. При нем нашли только семь.
Что случилось с остальными тремя? Вряд ли он расстался бы с ними
добровольно. И, далее, где деньги, полученные за раскрытие военной тайны?
Логично было бы ожидать, что в кармане у него найдут крупную сумму.
- По-моему, тут все абсолютно ясно, - сказал Лестрейд. - Я отлично
понимаю, как все произошло. Уэст выкрал чертежи, чтобы продать их.
Встретился в Лондоне с агентом. Не сошлись в цене. Уэст отправляется
домой, агент за ним. В вагоне агент его приканчивает, забирает самые
ценные из документов, выталкивает труп из вагона. Все сходится, как,
по-вашему?
- Почему при нем не оказалось билета?
- По билету можно было бы догадаться, какая из станций ближе всего к
местонахождению агента. Поэтому он и вытащил билет из кармана убитого.
- Браво, Лестрейд, браво, - сказал Холмс. - В ваших рассуждениях есть
логика. Но если так, розыски можно прекратить. С одной стороны, изменник
мертв, с другой стороны, чертежи подводной лодки Брюса-Партингтона,
вероятно, уже на континенте. Что же нам остается?
- Действовать, Шерлок, действовать! - воскликнул Майкрофт, вскакивая
с кресла. - Интуиция подсказывает мне, что тут кроется нечто другое.
Напряги свои мыслительные способности, Шерлок. Посети место преступления,
повидай людей, замешанных в деле, - все переверни вверх дном! Еще никогда
не выпадало тебе случая оказать родине столь большую услугу.
- Ну что же, - сказал Холмс, пожав плечами. - Пойдемте, Уотсон. И вы,
Лестрейд, не откажите в любезности на часок-другой разделить наше
общество. Мы начнем со станции Олдгет. Всего хорошего, Майкрофт. Думаю, к
вечеру ты уже получишь от нас сообщение о ходе дела, но, предупреждаю
заранее, многого не жди.
Час спустя мы втроем - Холмс, Лестрейд и я - стояли с метро как раз
там, где поезд, приближаясь к остановке, выходит из тоннеля.
Сопровождавший нас краснолицый и весьма услужливый старый джентльмен
представлял в своем лице железнодорожную компанию.
- Тело молодого человека лежало вот здесь, - сказал он нам, указывая
на место футах в трех от рельсов. - Сверху он ниоткуда упасть не мог -
видите, всюду глухие стены. Значит, свалился с поезда, и, по всем данным,
именно с того, который проходил здесь в понедельник около полуночи.
- В вагонах не обнаружено никаких следов борьбы; насилия?
- Никаких. И билета тоже не нашли.
- И никто не заметил ни в одном из вагонов открытой двери?
- Нет.
- Сегодня утром мы получили кое-какие новые данные, - сказал
Лестрейд. - Пассажир поезда метро, проезжавший мимо станции Олдгет в
понедельник ночью, приблизительно в 11.40, показал, что перед самой
остановкой ему почудилось, будто на пути упало что-то тяжелое. Но из-за
густого тумана он ничего не разглядел. Тогда он об этом не заявил. Но что
это с мистером Холмсом?
Глаза моего друга были прикованы к тому месту, где рельсы, изгибаясь,
выползают из тоннеля. Станция Олдгет - узловая, и потому здесь много
стрелок. На них-то и был устремлен острый, ищущий взгляд Холмса, и на его
вдумчивом, подвижном лице я заметил так хорошо знакомое мне выражение:
плотно сжатые губы, трепещущие ноздри, сведенные в одну линию тяжелые
густые брови.
- Стрелки... - бормотал он. - Стрелки...
- Стрелки? Что вы хотите сказать?
- На этой дороге стрелок, я полагаю, не так уж много?
- Совсем мало.
- Стрелки и поворот... Нет, клянусь... Если бы это действительно было
так...
- Да что такое, мистер. Холмс? Вам пришла в голову какая-то идея?
- Пока только догадки, намеки, не более. Но дело, безусловно,
приобретает все больший интерес. Поразительно, поразительно... А впрочем,
почему бы и нет?.. Я нигде не заметил следов крови.
- Их почти и не было.
- Но ведь, кажется, рана на голове была очень большая?
- Череп раскроен, но внешние повреждения незначительны.
- Все-таки странно - не могло же вовсе обойтись без кровотечения!
Скажите, нельзя ли мне обследовать поезд, в котором ехал пассажир,
слышавший падение чего-то тяжелого?
- Боюсь, что нет, мистер Холмс. Тот поезд давно расформирован, вагоны
попали в новые составы.
- Могу заверить вас, мистер Холмс, что все до единого вагоны были
тщательно осмотрены, - вставил Лестрейд. - Я проследил за этим самолично.
К явным недостаткам моего друга следует отнести его нетерпимость в
отношении людей, не обладающих интеллектом столь же подвижным и гибким,
как его собственный.
- Надо полагать, - сказал он и отвернулся. - Но я, между прочим,
собирался осматривать не вагоны. Уотсон, дольше нам здесь оставаться
незачем, все, что было нужно, уже сделано. Мы не будем вас более
задерживать, мистер Лестрейд. Теперь наш путь лежит в Вулидж.
На станции Лондонский мост Холмс составил телеграмму и, прежде чем
отправить, показал ее мне. Текст гласил:
"В темноте забрезжил свет, но он может померкнуть. Прошу к нашему
возвращению прислать с нарочным на Бейкер-стрит полный список иностранных
шпионов и международных агентов, в настоящее время находящихся в Англии, с
подробными их адресами.
Шерлок"
- Это может нам пригодиться, - заметил Холмс, когда мы сели в поезд,
направляющийся в Вулидж. - Мы должны быть признательны Майкрофту - он
привлек нас к расследованию дела, которое обещает быть на редкость
интересным.
Его живое, умное лицо все еще хранило выражение сосредоточенного
внимания и напряженной энергии, и я понял, что какой-то новый
красноречивый факт заставил его мозг работать особенно интенсивно.
Представьте себе гончую, когда она лежит на псарне, развалясь, опустив уши
и хвост, и затем ее же, бегущую по горячему следу, - точно такая перемена
произошла с Холмсом. Теперь я видел перед собой совсем другого человека.
Как не похож он был на ту вялую, развинченную фигуру в халате мышиного
цвета, всего несколько часов назад бесцельно шагавшую по комнате, в плену
у тумана!
- Увлекательный материал, широкое поле действия, - сказал он. - Я
проявил тупость, не сообразив сразу, какие тут открываются возможности.
- А мне и теперь еще ничего не ясно.
- Конец не ясен и мне, но у меня есть одна догадка, она может
продвинуть нас далеко вперед. Я уверен, что Кадоген Уэст был убит где-то в
другом месте, и тело его находилось не внутри, а на крыше вагона.
- На крыше?!
- Невероятно, правда? Но давайте проанализируем факты. Можно ли
считать простой случайностью то обстоятельство, что труп найден именно
там, где поезд подбрасывает и раскачивает, когда он проходит через
стрелку? Не тут ли должен упасть предмет, лежащий на крыше вагона? На
предметы, находящиеся внутри вагона, стрелка никакого действия не окажет.
Либо тело действительно упало сверху, либо это какое-то необыкновенное
совпадение. Теперь обратите внимание на отсутствие следов крови. Конечно,
их и не могло оказаться на путях, если убийство совершено в ином месте.
Каждый из этих фактов подтверждает мою догадку, а взятые вместе, они уже
являются совокупностью улик.
- А еще билет-то! - воскликнул я.
- Совершенно верно. Мы не могли это объяснить. Моя гипотеза дает
объяснение. Все сходится.
- Допустим, так. И все же мы по-прежнему далеки от раскрытия
таинственных обстоятельств смерти Уэста. Я бы сказал, дело не стало проще,
оно еще более запутывается.
- Возможно, - проговорил Холмс задумчиво, - возможно...
Он умолк и сидел, погруженный в свои мысли, до момента, когда поезд
подполз наконец к станции Вулидж. Мы сели в кэб, и Холмс извлек из кармана
оставленный ему Майкрофтом листок.
- Нам предстоит нанести ряд визитов, - сказал он. - Первым нашего
внимания требует, я полагаю, сэр Джеймс Уолтер.
Дом этого известного государственного деятеля оказался роскошной
виллой - зеленые газоны перед ним тянулись до самой Темзы. Туман начал
рассеиваться, сквозь него пробивался слабый, жидкий свет. На наш звонок
вышел дворецкий.
- Сэр Джеймс? - переспросил он, и лицо его приняло строго
торжественное выражение. - Сэр Джеймс скончался сегодня утром, сэр.
- Боже ты мой! - воскликнул Холмс в изумлении. - Как, отчего он умер?
- Быть может, сэр, вы соблаговолите войти в дом и повидаете его
брата, полковника Валентайна?
- Да, вы правы, так мы и сделаем.
Нас провели в слабо освещенную гостиную, и минуту спустя туда вошел
очень высокий, красивый мужчина лет пятидесяти, с белокурой бородой -
младший брат покойного сэра Джеймса. Смятение в глазах, щеки, мокрые от
слез, волосы в беспорядке - все говорило о том, какой удар обрушился на
семью. Рассказывая, как это случилось, полковник с трудом выговаривал
слова.
- Все из-за этого ужасного скандала, - сказал он. - Мой брат был
человеком высокой чести, он не мог пережить такого позора. Это его
потрясло. Он всегда гордился безупречным порядком в своем департаменте, и
вдруг такой удар...
- Мы надеялись получить от него некоторые пояснения, которые могли бы
содействовать раскрытию дела.
- Уверяю вас, то, что произошло, для него было так же непостижимо,
как для вас и для всех прочих. Он уже заявил полиции обо всем, что было
ему известно. Разумеется, он не сомневался в виновности Кадогена Уэста. Но
все остальное - полная тайна.
- А лично вы не могли бы еще что-либо добавить?
- Я знаю только то, что слышал от других и прочел в газетах. Я бы не
хотел показаться нелюбезным, мистер Холмс, но вы должны понять, мы сейчас
в большом горе, и я вынужден просить вас поскорее закончить разговор.
- Вот действительно неожиданный поворот событий, - сказал мой друг,
когда мы снова сели в кэб. Бедный старик. Как же он умер - естественной
смертью или покончил с собой? Если это самоубийство, не вызвано ли оно
терзаниями совести за невыполненный перед родиной долг? Но этот вопрос мы
отложим на будущее. А теперь займемся Кадогеном Уэстом.
Осиротелая мать жила на окраине в маленьком доме, где царил
образцовый порядок. Старушка была совершенно убита горем и не могла ничем
нам помочь, но рядом с ней оказалась молодая девушка с очень бледным лицом
- она представилась нам как мисс Вайолет Уэстбери, невеста покойного и
последняя, кто видел его в тот роковой вечер.
- Я ничего не понимаю, мистер Холмс, - сказала она. - С тех пор, как
стало известно о несчастье, я не сомкнула глаз, день и ночь я думаю,
думаю, доискиваюсь правды. Артур был человеком благородным, прямодушным,
преданным своему делу, истинным патриотом. Он скорее отрубил бы себе
правую руку, чем продал доверенную ему государственную тайну. Для всех,
кто его знал, сама эта мысль недопустима, нелепа.
- Но, факты, мисс Уэстбери...
- Да, да. Я не могу их объяснить, признаюсь.
- Не было ли у него денежных затруднений?
- Нет. Потребности у него были очень скромные, а жалованье он получал
большое. У него имелись сбережения, несколько сотен фунтов, и на Новый год
мы собирались обвенчаться.
- Вы не замечали, чтоб он был взволнован, нервничал? Прошу вас, мисс
Уэстбери, будьте с нами абсолютно откровенны.
Быстрый глаз моего друга уловил какую-то перемену в девушке - она
колебалась, покраснела.
- Да, мне казалось, его что-то тревожит.
- И давно это началось?
- С неделю назад. Он иногда задумывался, вид у него становился
озабоченным. Однажды я стала допытываться, спросила, не случилось ли чего.
Он признался, что обеспокоен и что это касается служебных дел. "Создалось
такое положение, что даже тебе не могу о том рассказать", - ответил он
мне. Больше я ничего не могла добиться.
Лицо Холмса приняло очень серьезное выражение.
- Продолжайте, мисс Уэстбери. Даже если на первый взгляд ваши
показания не в его пользу, говорите только правду, - никогда не знаешь
наперед, куда это может привести.
- Поверьте, мне больше нечего сказать. Раза два я думала, что он уже
готов поделиться ею мной своими заботами. Как-то вечером разговор зашел о
том, какое необычайно важное значение имеют хранящиеся в сейфе документы,
и, помню, он добавил, что, конечно, иностранные шпионы дорого дали бы за
эту военную тайну.
Выражение лица Холмса стало еще серьезнее.
- И больше он ничего не сказал?
- Заметил только, что мы несколько небрежны с хранением военных
документов, что изменнику не составило бы труда до них добраться.
- Он начал заговаривать на такие темы только недавно?
- Да, лишь в последние дни.
- Расскажите, что произошло в тот вечер.
- Мы собрались идти в театр. Стоял такой густой туман, что нанимать
кэб было бессмысленно. Мы пошли пешком. Дорога наша проходила недалеко от
Арсенала. Вдруг Артур бросился от меня в сторону и скрылся в тумане.
- Не сказав ни слова?
- Только крикнул что-то, и все. Я стояла, ждала, но он не появился.
Тогда я вернулась домой. На следующее утро из департамента пришли сюда
справляться о нем. Около двенадцати часов до нас дошли ужасные вести.
Мистер Холмс, заклинаю вас: если это в ваших силах, спасите его честное
имя. Он им так дорожил!
Холмс печально покачал головой.
- Ну, Уотсон, нам пора двигаться дальше, - сказал он. - Теперь
отправимся к месту, откуда были похищены документы.
- С самого начала против молодого человека было много улик. После
допросов их стало еще больше, - заметил он, когда кэб тронулся. -
Предстоящая женитьба - достаточный мотив для преступления. Кадогену Уэсту,
естественно, требовались деньги. Мысль о похищении чертежей в голову ему
приходила, раз он заводил о том разговор с невестой. И чуть не сделал ее
сообщницей, уже хотел было поделиться с ней своим планом. Скверная
история.
- Но послушайте, Холмс, неужели репутация человека вовсе не идет в
счет? И потом, зачем было оставлять невесту одну на улице и сломя голову
кидаться воровать документы?
- Вы рассуждаете здраво, Уотсон. Возражение весьма существенное. Но
опровергнуть обвинение будет очень трудно.
Мистер Сидней Джонсон встретил нас с тем почтением, какое у всех
неизменно вызывала визитная карточка моего компаньона. Старший клерк
оказался худощавым, хмурым мужчиной среднего возраста, в очках; от
пережитого потрясения он осунулся, руки у него дрожали.
- Неприятная история, мистер Холмс, очень неприятная. Вы слышали о
смерти шефа?
- Мы только что из его дома.
- У нас тут такая неразбериха. Глава департамента умер, Кадоген Уэст
умер, бумаги похищены. А ведь в понедельник вечером, когда мы запирали
помещение, все было в порядке - департамент как департамент. Боже мой,
Боже мой!.. Подумать страшно. Чтобы именно Уэст совершил такой поступок!
- Вы, значит, убеждены в его виновности?
- Больше подозревать некого. А я доверял ему, как самому себе!
- В котором часу в понедельник заперли помещение?
- В пять часов.
- Где хранились документы?
- Вон в том сейфе. Я их сам туда положил.
- Сторожа при здании не имеется?
- Сторож есть, но он охраняет не только наш отдел. Это старый солдат,
человек абсолютно надежный. Он ничего не видел. В тот вечер, правда, был
ужасный туман, невероятно густой.
- Предположим, Кадоген Уэст вздумал бы пройти в помещение не в
служебное время; ему понадобилось бы три ключа, чтобы добраться до бумаг,
не так ли?
- Именно так. Ключ от входной двери, ключ от конторы и ключ от сейфа.
- Ключи имелись только у вас и у сэра Джеймса Уолтера?
- От помещений у меня ключей нет, только от сейфа.
- Сэр Джеймс отличался аккуратностью?
- Полагаю, что да. Знаю только, что все три ключа он носил на одном
кольце. Я их часто у него видел.
- И это кольцо с ключами он брал с собой, когда уезжал в Лондон?
- Он говорил, что они всегда при нем.
- И вы тоже никогда не расстаетесь со своим ключом?
- Никогда.
- Значит, Уэст, если преступник действительно он, сделал вторые
ключи. Но у него никаких ключей не обнаружили. Еще один вопрос: если бы
кто из сотрудников, работающих в этом помещении, задумал продать военную
тайну, не проще ли было бы для него скопировать чертежи, чем похищать
оригиналы, как это было проделано?
- Чтобы скопировать их как следует, нужны большие технические
познания.
- Они, очевидно, имелись и у сэра Джеймса и у Кадогена Уэста. Они
есть и у вас.
- Разумеется, но я прошу не впутывать меня в эту историю, мистер
Холмс. И что попусту гадать, как оно могло быть, когда известно, что
чертежи нашлись в кармане Уэста?
- Но, право, все же очень странно, что он пошел на такой риск и
захватил с собой оригиналы, когда мог преспокойно их скопировать и продать
копии.
- Конечно, странно, однако взяты именно оригиналы.
- Чем больше ищешь, тем больше вскрывается в этом деле загадочного.
Недостающие три документа все еще не найдены. Насколько я понимаю, они-то
и являются основными?
- Да.
- Значит ли это, что тот, к кому эти три чертежа попали, получил
возможность построить подводную лодку Брюса-Партингтона, обойдясь без
остальных семи чертежей?
- Я как раз об этом и докладывал в адмиралтействе. Но сегодня я опять
просмотрел чертежи и усомнился. На одном из вернувшихся документов имеются
чертежи клапанов и автоматических затворов. Пока они там, за границей,
сами их не изобретут, они не смогут построить лодку Брюса-Партингтона.
Впрочем, обойти такое препятствие не составит особого труда.
- Итак, три отсутствующие чертежа - самые главные?
- Несомненно.
- Если не возражаете, я произведу небольшой осмотр помещения. Больше
у меня вопросов к вам нет.
Холмс обследовал замок сейфа, обошел всю комнату и, наконец, проверил
железные ставни на окнах. Только когда мы уже очутились на газоне перед
домом, интерес его снова ожил. Под окном росло лавровое дерево, -
некоторые из его веток оказались согнуты, другие сломаны. Холмс тщательно
исследовал их с помощью лупы, осмотрел также еле приметные следы на земле.
И, наконец, попросив старшего клерка закрыть железные ставни, обратил мое
внимание на то, что створки посредине чуть-чуть не сходятся и с улицы
можно разглядеть, что делается внутри.
- Следы, конечно, почти исчезли, утратили свою ценность из-за трех
дней промедления. Они могут что-то означать, могут и не иметь никакого
значения. Ну, Уотсон, я думаю, с Вулиджем пока все. Улов наш здесь
невелик. Посмотрим, не добьемся ли мы большего в Лондоне.
И, однако, мы поймали еще кое-что в наши сети, прежде чем покинули
Вулидж. Кассир на станции, не колеблясь, заявил, что в понедельник вечером
видел Кадогена Уэста, которого хорошо знал в лицо. Молодой человек взял
билет третьего класса на поезд 8.15 до станции Лондонский мост. Уэст был
один, и кассира поразило его крайне нервное, встревоженное состояние. Он
был до такой степени взволнован, что никак не мог собрать сдачу, кассиру
пришлось ему помочь. Справившись по расписанию, мы убедились, что поезд,
отходивший в 8.15, был фактически первым поездом, каким Уэст мог уехать в
Лондон, после того как в половине восьмого оставил невесту на улице.
- Попробуем восстановить события, - сказал мне Холмс, помолчав минут
тридцать. - Нет, честное слово, мы с вами еще не сталкивались с делом до
такой степени трудным. С каждым шагом натыкаешься на новый подводный
камень. И все же мы заметно продвинулись вперед.
Результаты допроса в Вулидже в основном говорят против Уэста, но
кое-что, замеченное нами под окном конторы, позволяет строить более
благоприятную для него гипотезу. Допустим, что к нему обратился
иностранный агент. Он мог связать Уэста такими клятвами, что тот был
вынужден молчать. Но эта мысль его занимала, на что указывают те
отрывочные замечания и намеки, о которых рассказала нам его невеста.
Отлично. Предположим далее, что в то время, как они шли в театр, он
различил в тумане этого самого агента, направляющегося к зданию Арсенала.
Уэст был импульсивным молодым человеком, действовал не задумываясь. Когда
дело касалось его гражданского долга, все остальное для него уже теряло
значение. Он пошел за агентом, встал под окном, видел, как вор похищает
документы, и бросился за ним в погоню. Таким образом, снимается вопрос,
почему взяты оригиналы, а не сняты копии, для постороннего лица сделать
это было невозможно. Видите, как будто логично.
- Ну, а дальше?
- Тут сразу возникает затруднение. Казалось бы, первое, что следовало
сделать молодому человеку, это схватить негодяя и поднять тревогу. Почему
он поступил иначе? Быть может, похититель - лицо выше его стоящее, его
начальник? Тогда поведение Уэста понятно. Или же так: вору удалось
ускользнуть в тумане, и Уэст тут же кинулся к нему домой, в Лондон, чтобы
как-то помешать, если предположить, что адрес Уэсту был известен. Во
всяком случае, только что-то чрезвычайно важное, требующее
безотлагательного решения, могло заставить его бросить девушку одну на
улице. И не дать позже знать о себе. Дальше след теряется, и до момента,
когда тело Уэста с семью чертежами в кармане оказалось на крыше вагона,
получается провал, неизвестность. Начнем теперь поиски с другого конца.
Если Майкрофт уже прислал список имен и адресов, быть может, среди них
найдется тот, кто нам нужен, и мы пустимся сразу по двум следам.
На Бейкер-стрит нас и в самом деле ожидал список, доставленный
специальным курьером. Холмс пробежал его глазами, перекинул мне. Я стал
читать:
"Известно множество мелких мошенников, но мало таких, кто рискнул бы
пойти на столь крупную авантюру. Достойны внимания трое: Адольф Мейер -
Грейт-Джордж-стрит, 13, Вестминстер; Луи ла Ротьер - Кэмден-Мэншенз,
Ноттингг Хилл; Гуго Оберштейн - Колфилд-Гарденс, 13, Кенсингтон.
Относительно последнего известно, что в понедельник он был в Лондоне, по
новому донесению - выбыл. Рад слышать, что "в темноте забрезжил свет".
Кабинет министров с величайшим волнением ожидает твоего заключительного
доклада. Получены указания из самых высоких сфер. Если понадобится, вся
полиция Англии к твоим услугам.
Майкрофт".
- Боюсь, что "вся королевская конница и вся королевская рать"[1] не
смогут помочь мне в этом деле, - сказал Холмс, улыбаясь. Он раскрыл свой
большой план Лондона и склонился над ним с живейшим интересом. - Ого! -
немного спустя воскликнул он удовлетворенно. - Кажется, нам начинает
сопутствовать удача. Знаете, Уотсон, я уже думаю, что в конце концов мы с
вами это дело осилим. - В неожиданном порыве веселья он хлопнул меня по
плечу. - Сейчас я отправляюсь всего-навсего в разведку, ничего серьезного
я предпринимать не стану, пока рядом со мной нет моего верного компаньона
и биографа. Вы оставайтесь здесь, и, весьма вероятно, через час-другой мы
увидимся снова. Если соскучитесь, вот вам стопа бумаги и перо:
принимайтесь писать о том, как мы выручили государство.
Меня в какой-то степени заразило его приподнятое настроение, я знал,
что без достаточных на то оснований Холмс не скинет с себя маски
сдержанности. Весь долгий ноябрьский вечер я провел в нетерпеливом
ожидании моего друга. Наконец в самом начале десятого посыльный принес мне
от него такую записку:
"Обедаю в ресторане Гольдини на Глостер-роуд, Кенсингтон. Прошу вас
немедленно прийти туда. Захватите с собой ломик, закрытый фонарь, стамеску
и револьвер.
Ш. X.".
Нечего сказать, подходящее снаряжение предлагалось почтенному
гражданину таскать особой по темным, окутанным туманом улицам! Все
указанные предметы я старательно рассовал по карманам пальто и направился
поданному Холмсом адресу. Мой друг сидел в этом крикливо нарядном
итальянском ресторане за круглым столиком неподалеку от входа.
- Хотите перекусить? Нет? Тогда выпейте за компанию со мной кофе с
кюрасо. И попробуйте одну из сигар владельца заведения, они не так гнусны,
как можно было ожидать. Все с собой захватили?
- Все. Спрятано у меня в пальто.
- Отлично. Давайте в двух словах изложу вам, что я за это время
проделал и что нам предстоит делать дальше. Я думаю, Уотсон, для вас
совершенно очевидно, что труп молодого человека был положен на крышу. Мне
это стало ясно, едва я убедился, что он упал не из вагона.
- А не могли его бросить на крышу с какого-нибудь моста?
- По-моему, это невозможно. Крыши вагонов покаты, и никаких поручней
или перил нет, - он бы не удержался. Значит, можно с уверенностью сказать,
что его туда положили.
- Но каким образом?
- Это вопрос, на который нам надлежит ответить. Есть только одна
правдоподобная версия. Вам известно, что поезда метро в некоторых пунктах
Вест-Энда выходят из тоннеля наружу. Мне смутно помнится, что, проезжая
там, я иногда видел окна домов как раз у себя над головой. Теперь
представьте себе, что поезд остановился под одним из таких окон. Разве так
уж трудно положить из окна труп на крышу вагона?
- По-моему, это совершенно неправдоподобно.
- Следует вспомнить старую аксиому: когда исключаются все
возможности, кроме одной, эта последняя, сколь ни кажется она невероятной,
и есть неоспоримый факт. Все другие возможности нами исключены. Когда я
выяснил, что крупный международный шпион, только что выбывший из Лондона,
проживал в одном из домов, выходящих прямо на линию метро, я до того
обрадовался, что даже удивил вас некоторой фамильярностью поведения.
- А, так вот, оказывается, в чем дело!
- Ну да! Гуго Оберштейн, занимавший квартиру на Колфилд-Гарденс в
доме тринадцать, стал моей мишенью. Я начал со станции Глостер-роуд. Там
очень, любезный железнодорожный служащий прошелся со мной по путям, и я не
только удостоверился, что на черном ходу окна лестниц в домах по
Колфилд-Гарденс выходят прямо на линию, но и узнал еще кое-что поважнее:
именно там пути пересекаются с другой, более крупной железнодорожной
веткой, и поезда метро часто по нескольку минут стоят как раз на этом
самом месте.
- Браво, Холмс! Вы все-таки докопались до сути!
- Не совсем, Уотсон, не совсем. Мы продвигаемся вперед, но цель еще
далека. Итак, проверив заднюю стену дома номер тринадцать на
Колфилд-Гарденс, я обследовал затем его фасад и убедился в том, что птичка
действительно упорхнула. Дом большой, на верхнем этаже отдельные квартиры.
Оберштейн проживал именно там, и с ним всего лишь один лакей, очевидно,
его сообщник, которому он полностью доверял. Итак, Оберштейн отправился на
континент, чтобы сбыть с рук добычу, но это отнюдь не бегство, - у него не
было причин бояться ареста. А то, что ему могут нанести частный визит,
этому джентльмену и в голову не приходило. Но мы с вами как раз это и
проделаем.
- А нельзя ли получить официальный ордер на обыск, чтобы все было по
закону?
- На основании имеющихся у нас данных - едва ли.
- Но что может дать нам обыск?
- Например, какую-нибудь корреспонденцию.
- Холмс, мне это не нравится.
- Дорогой мой, вам надо будет постоять на улице, посторожить, только
и всего. Всю противозаконную деятельность беру на себя. Сейчас не время
отступать из-за пустяков. Вспомните, что писал Майкрофт, вспомните
встревоженное адмиралтейство и кабинет министров, высокую особу, ожидающую
от нас новостей. Мы обязаны это сделать.
Вместо ответа я встал из-за стола.
- Вы правы, Холмс. Это наш долг.
Он тоже вскочил и пожал мне руку.
- Я знал, что вы не подведете в последнюю минуту, - сказал Холмс, и в
глазах его я прочел что-то очень похожее на нежность. В следующее
мгновение он был снова самим собой - уверенный, трезвый, властный. - Туда
с полмили, но спешить нам незачем, пойдемте пешком, - продолжал он. - Не
растеряйте ваше снаряжение, прошу вас. Если вас арестуют как
подозрительную личность, это весьма осложнит дело.
Колфилд-Гарденс - это ряд домов с ровными фасадами, с колоннами и
портиками, весьма типичный продукт середины викторианской эпохи в
лондонском Вест-Энде. В соседней квартире звенели веселые молодые голоса и
бренчало в ночной тишине пианино. По-видимому, там был в разгаре детский
праздник. Туман еще держался и укрывал нас своей завесой. Холмс зажег
фонарик и направил его луч на массивную входную дверь.
- Да, солидно, - сказал он. - Тут, видимо, не только замок, но и
засовы. Попробуем черный ход - через дверь в подвал. В случае, если
появится какой-нибудь слишком рьяный блюститель порядка, вон там внизу к
нашим услугам великолепный темный уголок. Дайте мне руку, Уотсон, придется
лезть через ограду, а потом я помогу вам.
Через минуту мы были внизу у входа в подвал. Едва мы укрылись в
спасительной тени, как где-то над нами в тумане послышались шаги
полицейского. Когда их негромкий, размеренный стук затих вдали, Холмс
принялся за работу. Я видел, как он нагнулся, поднатужился, и дверь с
треском распахнулась. Мы проскользнули в темный коридор, прикрыв за собой
дверь. Холмс шел впереди по голым ступеням изогнутой лестницы. Желтый
веерок света от его фонарика упал на низкое лестничное окно.
- Вот оно. Должно быть, то самое.
Холмс распахнул раму, и в ту же минуту послышался негромкий, тягучий
гул, все нараставший и, наконец, перешедший в рев, - мимо дома в темноте
промчался поезд. Холмс провел лучом фонарика по подоконнику - он был
покрыт густым слоем сажи, выпавшей из паровозных труб. В некоторых местах
она оказалась слегка смазана.
- Потому что здесь лежало тело. Эге! Смотрите-ка, Уотсон, что это?
Ну, конечно, следы крови. - Он указал на темные, мутные пятна по низу
рамы. - Я их заметил и на ступенях лестницы. Картина ясна. Подождем, пока
тут остановится поезд.
Ждать пришлось недолго. Следующий состав, с таким же ревом
вынырнувший из тоннеля, постепенно замедлил ход и, скрежеща тормозами,
стал под самым окном. От подоконника до крыши вагона было не больше
четырех футов. Холмс тихо притворил раму.
- Пока все подтверждается, - проговорил он. - Ну, что скажете,
Уотсон?
- Гениально! Вы превзошли самого себя.
- Тут я с вами не согласен. Требовалось только сообразить, что тело
находилось на крыше вагона, и это было не Бог весть какой гениальной
догадкой, а все остальное неизбежно вытекало из того факта. Если бы на
карту не были поставлены серьезные государственные интересы, вся эта
история, насколько она нам пока известна, ничего особенно значительного
собой не представляла бы. Трудности у нас, Уотсон, все еще впереди. Но,
как знать, быть может, здесь мы найдем какие-нибудь новые указания.
Мы поднялись по черной лестнице и очутились в квартире второго этажа.
Скупо обставленная столовая не заключала в себе ничего для нас
интересного. В спальне мы тоже ничего не обнаружили. Третья комната сулила
больше, и мой друг принялся за систематический обыск. Комната, очевидно,
служила кабинетом - повсюду валялись книги и бумаги. Быстро и ловко Холмс
выворачивал одно за другим содержимое ящиков письменного стола, полок
шкафа, но его суровое лицо не озарилось радостью успеха. Прошел час, и все
никакого результата.
- Хитрая лисица, замел все следы, - сказал Холмс. - Никаких улик.
Компрометирующая переписка либо увезена, либо уничтожена. Вот наш
последний шанс.
Он взял стоявшую на письменном столе небольшую металлическую шкатулку
и вскрыл ее с помощью стамески. В ней лежало несколько свернутых в трубку
бумажных листков, покрытых цифрами и расчетами, но угадать их смысл и
значение было невозможно. Лишь повторяющиеся слова "давление воды" и
"давление на квадратный дюйм" позволяли предполагать, что все это имеет
какое-то отношение к подводной лодке. Холмс нетерпеливо отшвырнул листки в
сторону. Оставался еще конверт с какими-то газетными вырезками. Холмс
разложил их на столе, и по его загоревшимся глазам я понял, что появилась
надежда.
- Что это такое, Уотсон, а? Газетные объявления и, судя по шрифту и
бумаге, из "Дейли телеграф" - из верхнего угла правой полосы. Даты не
указаны, но вот это, по-видимому, первое:
"Надеялся услышать раньше. Условия приняты. Пишите подробно по
адресу, указанному на карточке.
Пьерро".
А вот второе:
"Слишком сложно для описания. Должен иметь полный отчет. Оплата по
вручении товара.
Пьерро".
И третье:
"Поторопитесь. Предложение снимается, если не будут выполнены условия
договора. В письме укажите дату встречи. Подтвердим через объявление.
Пьерро"
И, наконец, последнее:
"В понедельник вечером после девяти. Стучать два раза. Будем одни.
Оставьте подозрительность. Оплата наличными по вручении товара.
Пьерро".
Собрано все - вполне исчерпывающий отчет о ходе переговоров! Теперь
добраться бы до того, кому это адресовано.
Холмс сидел, крепко задумавшись, постукивая пальцем по столу. И вдруг
вскочил на ноги.
- А, пожалуй, это не так уж трудно. Здесь, Уотсон, нам делать больше
нечего. Отправимся в редакцию "Дейли телеграф" и тем завершим наш
плодотворный день.
Майкрофт Холмс и Лестрейд, как то было условленно, явились на
следующий день после завтрака, и Холмс поведал им о наших похождениях
накануне вечером. Полицейский сыщик покачал головой, услышав исповедь о
краже со взломом.
- У нас в Скотленд-Ярде такие вещи делать не полагается, мистер
Холмс, - сказал он. - Не удивительно, что вы достигаете того, что нам не
под силу. Но в один прекрасный день вы с вашим приятелем хватите через
край, и тогда вам не миновать неприятностей.
- Погибнем "за Англию, за дом родной и за красу"[2]. А, Уотсон?
Мученики, сложившие головы на алтарь отечества. Но что скажешь ты,
Майкрофт? - Превосходно, Шерлок! Великолепно! Но что это нам дает? Холмс
взял лежавший на столе свежий номер "Дейли телеграф". - Ты видел
сегодняшнее сообщение "Пьерро"? - Как? Еще? - Да. Вот оно: "Сегодня
вечером. То же место, тот же час. Стучать два раза. Дело чрезвычайно
важное. На карте ваша собственная безопасность. Пьерро".
- Ах, шут возьми! - воскликнул Лестрейд. - Ведь если он откликнется,
мы его схватим!
- С этой целью я и поместил это послание. Если вас обоих не затруднит
часов в восемь отправиться с нами на Колфилд-Гарденс, мы приблизимся к
разрешению нашей проблемы.
Одной из замечательных черт Шерлока Холмса была его способность
давать отдых голове и переключаться на более легковесные темы, когда он
полагал, что не может продолжать работу с пользой для дела: И весь тот
памятный день он целиком посвятил задуманной им монографии "Полифонические
мотеты Лассуса"'. Я не обладал этой счастливой способностью отрешаться, и
день тянулся для меня бесконечно. Огромное государственное значение итогов
нашего расследования, напряженное ожидание в высших правительственных
сферах, предстоящий опасный эксперимент - все способствовало моей
нервозности. Поэтому я почувствовал облегчение, когда после легкого обеда
мы, наконец, отправились на Колфилд-Гарденс, Лестрейд и Майкрофт, как мы
договорились, встретили нас возле станции Глостер-роуд. Подвальная дверь
дома, где жил Оберштейн оставалась открытой с прошлой ночи, но так как
Майкрофт Холмс наотрез отказался лезть через ограду, мне пришлось пройти
вперед и открыть парадную дверь. К девяти часам мы все четверо уже сидели
в кабинете, терпеливо дожидаясь нужного нам лица.
Прошел час, другой. Когда пробило одиннадцать, бой часов н церковной
башне прозвучал для нас как погребальный звон но нашим надеждам. Лестрейд
и Майкрофт ерзали на стульях и поминутно смотрели на часы. Шерлок Холмс
сидел спокойно, полузакрыв веки, но внутренне настороженный. Вдруг он
вскинул голову.
- Идет, - проговорил он.
Кто-то осторожно прошел мимо двери. Шаги удалились и снова
приблизились. Послышалось шарканье ног, и дважды стукнул дверной молоток.
Холмс встал, сделав нам знак оставаться на месте. Газовый рожок в холле
почти не давал света. Холмс открыл входную дверь и, когда темная фигура
скользнула мимо, запер дверь на ключ.
- Прошу сюда, - услышали мы его голос, и в следующее мгновение тот,
кого мы поджидали, стоял перед нами.
Холмс шел за ним по пятам, и, когда вошедший с возгласом удивления и
тревоги отпрянул было назад, мой друг схватил его за шиворот и втолкнул
обратно в комнату. Пока наш пленник вновь обрел равновесие, дверь в
комнату была уже заперта, и Холмс стоял к ней спиной. Пойманный испуганно
обвел глазами комнату, пошатнулся и упал замертво. При падении широкополая
шляпа свалилась у него с головы, шарф, закрывавший лицо, сполз, и мы
увидели длинную белокурую бороду и мягкие, изящные черты лица полковника
Валентайна Уолтера.
Холмс от удивления свистнул.
- Уотсон, - сказал он, - на этот раз можете написать в своем
рассказе, что я полный осел. Попалась совсем не та птица, для которой я
расставлял силки.
- Кто это? - спросил Майкрофт с живостью.
- Младший брат покойного сэра Джеймса Уолтера, главы департамента
субмарин. Да-да, теперь я вижу, как легли карты. Полковник приходит в
себя. Допрос этого джентльмена прошу предоставить мне.
Мы положили неподвижное тело на диван. Но вот наш пленник привстал,
огляделся - лицо его выразило ужас. Он провел рукой по лбу, словно не веря
своим глазам.
- Что это значит? - проговорил он. - Я пришел к мистеру Оберштейну.
- Все раскрыто, полковник Уолтер, - сказал Холмс. - Как мог
английский дворянин поступить подобным образом, это решительно не
укладывается в моем сознании. Но нам известно все о вашей переписке и
отношениях с Оберштейном. А также и об обстоятельствах, связанных с
убийством Кадогена Уэста. Однако некоторые подробности мы сможем узнать
только от вас. Советую вам чистосердечным признанием хоть немного
облегчить свою вину.
Полковник со стоном уронил голову на грудь и закрыл лицо руками. Мы
ждали, но он молчал.
- Могу вас уверить, что основные факты для нас ясны, - сказал Холмс.
- Мы знаем, что у вас были серьезные денежные затруднения, что вы
изготовили слепки с ключей, находившихся у вашего брата, и вступили в
переписку с Оберштейном, который отвечал на ваши письма в разделе
объявлений в "Дейли телеграф". Мы знаем также, что в тот туманный вечер в
понедельник вы проникли в помещение, где стоял сейф, и Кадоген Уэст вас
выследил, - очевидно, у него уже были основания подозревать вас. Он был
свидетелем похищения чертежей, но не решился поднять тревогу, быть может,
предполагая, что вы достаете документы по поручению брата. Забыв про
личные дела, Кадоген Уэст, как истинный патриот, преследовал вас, скрытый
туманом, до самого этого дома. Тут он к вам подошел, и вы, полковник
Уолтер, к государственной измене прибавили еще одно, более ужасное
преступление - убийство.
- Нет! Нет! Клянусь Богом, я не убивал! - закричал несчастный
пленник.
- В таком случае, объясните, каким образом он погиб, что произошло до
того, как вы положили его труп на крышу вагона.
- Я расскажу. Клянусь, я вам все расскажу. Все остальное
действительно было именно так, как вы сказали. Я признаюсь. На мне висел
долг - я запутался, играя на бирже. Деньги нужны были позарез. Оберштейн
предложил мне пять тысяч. Я хотел спастись от разорения. Но я не убивал, в
этом я не повинен.
- Что же в таком случае произошло?
- Уэст меня подозревал и выследил - все так, как вы сказали. Я
обнаружил его только у входа в дом. Туман был такой, что в трех шагах
ничего не было видно. Я постучал дважды, и Оберштейн открыл мне дверь.
Молодой человек ворвался в квартиру, бросился к нам, стал требовать, чтобы
мы ему объяснили, зачем нам понадобились чертежи. Оберштейн всегда имеет
при себе свинцовый кистень - он ударил им Кадогена Уэста по голове. Удар
оказался смертельным, Уэст умер через пять минут. Он лежал на полу в
холле, и мы совершенно растерялись, не знали, что делать. И тут Оберштейну
пришла в голову мысль относительно поездов, которые останавливаются под
окном на черном ходу. Но сперва он просмотрел чертежи, отобрал три самых
важных и сказал, что возьмет их.
"Я не могу отдать чертежи, - сказал я, - если к утру их не окажется
на месте, в Вулидже поднимется страшный переполох".
"Нет, я должен их забрать, - настаивал Оберштейн, - они настолько
сложны, что я не успею до утра снять с них копии". "В таком случае, я
немедленно увезу чертежи обратно", - сказал я. Он немного подумал, потом
ответил: "Три я оставлю у себя, остальные семь засунем в карман этому
молодому человеку. Когда его обнаружат, похищение, конечно, припишут ему".
Я не видел другого выхода и согласился. С полчаса мы ждали, пока под окном
не остановился поезд. Туман скрывал нас, и мы без труда опустили тело
Уэста на крышу вагона. И это все, что произошло и что мне известно.
- А ваш брат?
- Он не говорил ни слова, но однажды застал меня с ключами, и я
думаю, он меня стал подозревать. Я читал это в его взгляде. Он не мог
больше смотреть людям в глаза и...
Воцарилось молчание. Его нарушил Майкрофт Холмс.
- Хотите в какой-то мере искупить свою вину? Чтобы облегать совесть
и, возможно, кару.
- Чем могу я ее искупить?..
- Где сейчас Оберштейн, куда он повез похищенные чертежи?
- Не знаю.
- Он не оставил адреса?
- Сказал лишь, что письма, отправленные на его имя в Париж, отель
"Лувр", в конце концов дойдут до него.
- Значит, для вас есть еще возможность исправить содеянное, - сказал
Шерлок Холмс.
- Я готов сделать все, что вы сочтете нужным. Мне этого субъекта
щадить нечего. Он причина моего падения и гибели.
- Вот перо и бумага. Садитесь за стол - будете писать под мою
диктовку. На конверте поставьте данный вам парижский адрес. Так. Теперь
пишите:
"Дорогой сэр!
Пишу Вам по поводу нашей сделки.
Вы, несомненно, заметили, что недостает одной существенной детали. Я
добыл необходимую копию. Это потребовало много лишних хлопот и усилий, и я
рассчитываю на дополнительное вознаграждение в пятьсот фунтов. Почте
доверять опасно. И я не приму ничего, кроме золота или ассигнаций. Я мог
бы приехать к Вам за границу, но боюсь навлечь на себя подозрение, если
именно теперь выеду из Англии. Поэтому надеюсь встретиться с Вами в
курительной комнате отеля "Чаринг-Кросс" в субботу в двенадцать часов дня.
Повторяю, я согласен только на английские ассигнации или золото".
- Вот и отлично, - сказал Холмс. - Буду очень удивлен, если он не
отзовется на такое письмо.
И он отозвался! Но все дальнейшее относится уже к области истории, к
тем тайным ее анналам, которые часто оказываются значительно интереснее
официальной хроники. Оберштейн, жаждавший завершить так блестяще начатую и
самую крупную свою аферу, попался в ловушку и был на пятнадцать лет
надежно упрятан за решетку английской тюрьмы. В его чемодане были найдены
бесценные чертежи Брюса-Партингтона, которые он уже предлагал продать с
аукциона во всех военно-морских центрах Европы.
Полковник Уолтер умер в тюрьме к концу второго года заключения. А что
касается Холмса, он со свежими силами принялся за свою монографию
"Полифонические мотеты Лассуса"; впоследствии она была напечатана для
узкого круга читателей, и специалисты расценили ее как последнее слово
науки по данному вопросу. Несколько недель спустя после описанных событий
я случайно узнал, что мой друг провел день в Виндзорском дворце и вернулся
оттуда с великолепной изумрудной булавкой для галстука. Когда я спросил,
где он ее купил, Холмс ответил, что это подарок одной очень любезной
высокопоставленной особы, которой ему посчастливилось оказать небольшую
услугу. Он ничего к этому не добавил, но, мне кажется, я угадал
августейшее имя и почти не сомневаюсь в том, что изумрудная булавка всегда
будет напоминать моему другу историю с похищенными чертежами подводной
лодки Брюса-Партингтона.
Перевод Н. Дехтеревой
1. Строка из английской детской песенки. Перевод С. Маршака.
2. Вошедший в поговорку отрывок из песни "Смерть Нельсона",
сочиненной и исполнявшейся знаменитым английским тенором Джоном Брамом
(1774 - 1836).
__________________________________________________________________________
Отсканировано с книги: Артур Конан Дойл. Собрание сочинений
в 8 томах. Том 3. Москва, издательство
Правда, 1966 (Библиотека "Огонек").
Дата последней редакции: 24.06.1998
Популярность: 66, Last-modified: Tue, 20 Jul 2004 17:47:46 GmT